обреченная на жизнь Я буду жить 10 глава

     Заканчивался апрель. Я прижилась в больнице, и до сих пор считаю Онкологический центр одним из лучших мест, из тех, где мне довелось побывать.
Приближался день моего рождения -двадцать один год. Мне хотелось устроить масштабное празднество, чтоб всем жарко стало. Но всех моих больничных друзей выписали одного за другим - день моего рождения приходился почти на майские праздники.
     Я разочарованно ходила по опустевшим коридорам, и отсутствие народных гуляний считала своей самой большой проблемой. Мне не хотелось думать, что когда-нибудь и меня выпишут, и все это закончится, изгонят из рая под проливной дождь, в грязь, в жизнь. Я боялась жизни, а не смерти.
    Не нужно бояться смерти, ведь она- избавление. Я радовалась, что теперь, если умру, моя мать не получит мою квартиру, из-за которой она рвала и метала :"как посмели
 этой дармоедке квартиру подарить"?! Я успела заключить брак, хотя можно было просто составить завещание, но на кого? К тому же я боялась, что меня, двадцатилетнюю, нотариус со смехом выгонит.
    Может быть, мне помогло выжить именно это отсутствие страха перед смертью. Я была спокойна и весела, даже когда мое лицо окривело после операции, а затем распухло от облучения. Юношеские прыщи размером с виноград были намного хуже, вулканические чирьи и фурункулы, из-за которых мой нос был похож на диковинный овощ и жил, казалось, своей отдельной жизнью -это было много хуже. Я это пережила, отвращение и ненависть к самой себе, а кривой рот и распухшая щека -такая ерунда. Я обнаружила, что нравлюсь мужчинам.
    Я боялась жизни, в которой снова нужно будет что-то доказывать, толкаться локтями и вгрызаться зубами, чтоб не затоптали и не отшвырнули. Обратно в жизнь, которую я ненавидела - как неохота! Но в конце апреля я об этом и не думала.
    На день рождения пришел мой тогдашний муж и бывший наследник, принес коньячку, недолго посидел и ушел. Через пару дней он уедет в Крым до поздней осени. За год до того для меня его отъезд был трагедией. Как это сейчас забавно и даже не верится, я выходила замуж по любви, и когда он уехал, я выла в пустой квартире. Но прошел год, мы расписались, я уже два месяца находилась в Онкологическом центре, и теперь его отъезд не вызвал у меня особых эмоций. Оказалось, есть много других мужчин, а я умру и не успею...не успею. Об этом тоже думать не хотелось, но думалось упрямо и настойчиво.
   Супруг уехал, на следующий год он выскажет мне претензии, что я ему в дорогу даже пирог не испекла, чем вызовет у меня таращенье наивных глаз и опускание растерянных рук.
Спешу поведать со смаком, что готовить я не умела, как говорится, "ваще".
    Суп из курицы с рисом в моем исполнении можно было резать ложкой. Муж так и сказал -говно. Салат плавал в масле и был похож больше на суп. Муж просто смеялся. А сырники и котлеты прямо в сковороде распадались на куски при попытке их перевернуть. Я плакала, тряслась и впадала в отчаяние.
    И нельзя сказать, что когда я росла, рядом не было женщин. Были, и готовили неплохо. Но я боялась жутким багровым страхом. Однажды, лет за десять до операции, мать оставила на меня готовку. Я должна была жарить телячьи мозги. Но зачиталась, а со своим хороническим насморком и не почуяла, что они тихо сгорели дотла.
    Мать заставила меня съесть угольки. Я с прямо-таки революционным задором сказала, что угольки -очень вкусные, на что мне было отвечено так:"по законам военного времени тебя следовало бы расстрелять, но раз у нас не военное время, имей в виду, что горелая пища канцерогенна". Слово "канцероген" я тогда уже знала. Не думаю, что ее внушение про горелую пищу действительно вызвало у меня рак, я не испугалась, а значит, фокус не удался. Но готовить так и не научилась лет до двадцати пяти. Но потом ничего, справилась. потратив кучу нервов, естественно.
     Если бы моя бабушка видела мое тогдашнее отчаяние и уныние в бессилии перед кухней, завела бы свою обычную проповедь:"деточка, уныние и отчаяние -два величайших греха. Прекрати свои "суисидные" мысли"! Я тогда спросила, что, мол, такое "суисидные"? ( Бабушка почему-то выразилась именно так).
-Это мысли о самоубийстве.
-А что в этом плохого. Я не хочу жить, это моя жизнь и она мне не нужна.
-А это, деточка, самый страшный из смертных грехов. Господь дал тебе жизнь -величайший дар, а ты хочешь этот дар бросить ему в лицо!
-Да, хочу, именно так! Кто сказал, что жизнь -дар, а особенно моя жизнь?! Это господь тебе сказал?! А почему тогда я не в курсе, ведь жить и мучиться с его клятым даром пришлось мне!
Ну и так далее. Мне думается, что помог мне тогда, в больнице, нужный настрой. Я не привыкла, с детства не привыкла цепляться за жизнь, поэтому не расстроилась из-за возможной потери этого "дара".
     Рак не был для меня стрессом, он был закономерен. Наверное, в глубине души я его ждала и звала. И когда оказалось, что именно поэтому у меня падала температура и давление, и не ходили ноги, то я почувствовала только облегчение, как пассажир в поезде, когда уже скоро выходить. Может быть, если бы я расстроилась, психанула и начала точить себя тяжкими думками вроде "за что мне это" и "ну почему именно я", отняла бы этими нервами последние силы у самой себя. 
      

Продолжение следует