Не сказка о детстве полностью 5 глава

                Глава пятая  Моя двойная жизнь.

      Вика подросла, но не изменилась. Однажды она обделалась в материно любимое кресло. Увидев дерьмоисточник, с дебильным смехом упоенно размазывающий субстанцию по розовой обивке, мать просто зашипела. Глаза у нее стали совершенно черными.
Не долго думая, она схватила кресло с Викой в нем, отнесла на кухню, и включила газ. Затем она закрыла дверь, щель внизу заложила тряпкой и пошла спать.
     Через некоторое время запах газа просочился сквозь тряпку, потащился по квартире и заполз в комнату бабушки. Я не знала, что это пахнет газом, просто чем-то завоняло, не сильно, но вот по коридору послышались быстрые и одновременно тяжелые шаги. Я приоткрыла дверь:»ба, что такое»?
-«Ничего, ничего, спи».
Только на другой день я услышала громкий разговор по телефону, из которого все и узнала. Мать пустила газ, Вика надышалась, позеленела лицом и сползла с кресла на пол. Бабушка ее взяла на руки и отнесла в свою комнату. По дороге Вика спросила: «а мама не заругает, что я не на кухне, а у тебя».

         Спальня бабушка и деда была единственным безопасным местом в нашей большой квартире. Но нас туда уносили с поля боя, коим являлось все остальное пространство. Самостоятельно попадать туда нам запрещалось, потому, что нельзя было даже приближаться к дедушке и бабушке. Запрещено было с ними разговаривать и тем более заходить в их комнату.
            

Придется вернуться на несколько лет назад.
Дело в том, что однажды дед избил мать ногами. Поводом было ее поведение, возмущавшее его до глубины души. Она водила в дом мужиков, почему-то все время разных. Я понятия не имела, что она там с ними делает, потому что вообще обходила ее десятой дорогой, а подходила, обливаясь холодным потом, только на фразу:»так, Анечка, а ну-ка поди-ка сюда»!
Помню только одного мужика, высоченного белобрысого парня, он всегда давал мне мелочь в копилку.
     В общем, мне была безразлична ее половая жизнь, я и не знала, что это такое. Но одним весенним утром я проснулась от криков «Убийца, убийца!» , за сим последовали глухие удары и звук, будто мешок волокут. Я не поняла, кто такая эта «убица», но мне стало очень страшно. Я залезла с головой под одеяло и впала в остолбенение.
      Наконец избиение прекратилось, и мать вошла в комнату. Лицо у нее было в крови, колготки спущены, наверное, они сползли, когда дед волок ее за шкирку. Она уставилась на меня сплошь черными  в зрачке  глазами и прорычала:» будь ты проклята! Ты должна была меня защитить»!
После этого случая последовали санкции:»я тебе запрещаю разговаривать с дедушкой»! А заодно и с бабушкой. Так что комната была запретной.
         Кроме того, что это было политическое убежище и заодно медсанбат, там еще был телевизор. Как-то раз дверь была неплотно закрыта, я заглянула да так и осталась. Шел фильм «Ошибка резидента». Переминаясь с ноги на ногу и воровато оглядываясь, я  досмотрела его до конца, из коридора.
            Запрет на общение держался несколько лет. В это лето мы не поехали в Валентиновку. Я помню  какое-то большое здание, где было много людей в белом. Мужчина-врач, лет пятидесяти, глядел на материно лицо пестро-фиолетовых оттенков, с тяжелым омерзением.
- « Я – мать-одиночка»! – Кричало разноцветное лицо и брызгало слюной.
Врач дал заключение и брезгливо отвернулся. Это был опытный врач. Он хорошо разбирался в людях.
         Потом было отделение милиции, где за решеткой сидел мой дедушка и  увлеченно читал газету, иногда поправляя очки.
        А мне снова приснился страшный сон. Будто я сижу на полу в милиции, над моей головой в нише стоит скелет, а милиционеры в кабинете, распахнув кители на упитанных животах, едят, пьют и смотрят на девок. Девки голые танцуют на столе, давя каблуками закуску.  И вот скелет наклоняется, стучит мне в голову костяшками, будто в дверь и произносит : «смотри! Это шлюхи!»
             Конечно, запрет на общение с дедом не соблюдался. Когда мать уходила, мы разговаривали, читали вместе книжки, смеялись. И надо же мне было сделать такую глупость – завести разговор с дедом прямо в коридоре. Тут и раздался  звонок в дверь. Пришла мать. Я убежала в свою комнату и  впала в коровий ужас.
        Я где-то читала, что корова на рельсах бежит не в сторону, а от поезда. Обычно паровоз ее догоняет. Вот и я от ужаса отупела как та корова. Мне повезло – через толстую дверную обивку мать, видимо, не услышала, что общаюсь с дедом.
           Другой случай был намного страшнее. Дело в том, что, несмотря на Запрет, дедушка, выходя в кухню гладил по голове меня и сестру.  Так и в этот раз, только в кухне была мать. Меня обдало волной холодного ужаса! Я выскочила из-за стола, из-под дедушкиной руки, сестра за мной. Дед шел следом и что-то гудел :»ду-ду-ду, дети, вы что, вы куда, бу-бу-бу, завтрак же стынет»?!
Самое ужасное, что он шел следом за нами, и все это видела мать. Страшно подумать даже, чем это могло нам грозить! Если он решил, что может идти за нами, значит, я  виновата, что плохо отгоняла его! Мать может догадаться, что на самом деле я по-прежнему с ним общаюсь!
   Мы с сестрой ворвались в комнату, и я закрылась от деда на замок. Пусть мать видит, какие мы послушные, какие верноподданные и не позволим всяким тут…В нашем доме инакомыслия нет!
Замок защелкнулся.
- «Да выходите, каша остывает»! – Мать смеялась. – «Пошел вон, кретин»! –это она деду.
Я попыталась открыть замок, но его заело.
- «Я не могу выйти»!
- «Нажми на  кнопку снизу»!
Я так и сделала. Результата никакого. Тут вышла бабушка : «Что у вас там происходит»?
- «Да девки заперлись от твоего супруга, и выйти не могут»!
- «Надо ломать дверь, у нас есть топор»?
- «Топор на даче, ты что»! – Это дед. Поправил очки, мне не видно через дверь, но я знаю. Я начинаю плакать. Взрослые вызывают кого-то, чтоб пришел и сломал дверь. Я рыдаю в голос, с икотой и подвыванием. Сестра заливисто хохочет. Я ее ненавижу!
      
                В это лето мы все же поехали на дачу. Несмотря на то, что мать запрещала говорить с дедушкой и бабушкой, мы были отпущены с ними на природу.
                Там, в Валентиновке, были дачи ЦК ( потом там появилась вывеска «Летний Лагерь Газпрома», теперь я и не знаю, что там) и у них был небольшой кинозал. Помню маленького мальчика с головой льняного цвета. Он, видимо, пришел из ближайшей деревни Бурково со своими сбережениями, которые и уронил в щели пола на веранде. Никто не мог ему помочь, как же он рыдал! Наши киношные копейки были в мамашином кармане, и мы прошли в зал.
                Показывали фильм «Друг». Там один пьяница завел собаку, а она оказалась говорящей и притом некстати. Под речи говорящего пса он раз уронил сумку с бутылками портвейна, другой и третий..и связался со своим знакомым, который работал на живодерне. Отвел Друга на смерть и вернулся домой. И вот не пьется ему и не радуется. Сидит он один-одинешенек на стуле и катает в руке игрушку для собаки. А за кадром идет песня Розенбаума : «холодно, холодно, холодно»:

«…Холодно, холодно, холодно,
Не замерзнуть бы, отворите,
Пологом, ласковым пологом
Даль морозную затяните
Молодость, молодость, молодость
Мне верните, не губите,
Холодно, холодно…

А когда наконец мне на стук
Дверь открыли в тяжелом раздумье,
Собрались все родные вокруг,
И пришел самый преданный друг
И в кольце его солнечных рук
Понял вдруг, что я умер…»
   Я тогда запомнила эту песню, как запоминается неожиданный порез.
Она ужалила меня будто залетный взбесившийся шершень. Я еще не ведала о силе знаков и о гаданиях на первой попавшейся строчке  любой книги.
              И потому понятия не имела, насколько это про меня.


Продолжение http://www.proza.ru/2012/02/09/1399