Александр Блок

Голос “трагического тенора эпохи” в годы мировых потрясений замолкал. Так было и в Первую мировую, и в 1917 году. За год - ни строчки! Представьте: Блок - потомственный интеллигент, эстет, воспитанный на лучших образцах мировой культуры, - и фронт - “узенькая тысячеверстная полоска “,  на которой смрад, боль,  смерть. Вспоминая дни, проведенные в окопах,  он писал: ”...жил бессмысленной жизнью, без всяких мыслей, почти растительной”. Но погружение в неведомую жизнь заставило пристально оглядеться вокруг. К. Чуковский очень точно подметил мироощущение Блока той поры: “...серафим из своего беспредметного мира упал прямо в петербургскую ночь. С ним случилось чудо: он увидел людей. Не только увидел, но понял, что им больно, они страдают”. Разве не об этом страдании, пропущенном через собственное сердце, кричат все его стихи? Лирика Блока - уникальна. При всем многообразии тем и мотивов, растянутости во времени это одно произведение, в котором отражается весь путь, пройденный поэтом. Ему хотелось, чтобы его лирику рассматривали как “трилогию вочеловечения”. Никогда, наверное, в литературе не сливались так тесно лирический герой и автор. О чем бы Блок ни писал, где бы ни был его герой - на поле Куликовом ли, в ресторане ли, в снежном вихре революции - всякий раз это монолог одной души, разделяющей время, в которое ей выпало жить, и страдающей от него, ощущающей, что правда не в серости будней, а в мечтах о возвышенном. Не отсюда ли параллельно существующий мир, в котором на тебя смотрят “очи синие бездонные”, а  шелка “веют древними повериями” и “очарованная даль” напоена “духами и туманами”…
Стихи Блока - образы, символы, психологическое переживание автора и интуитивное прозрение. Лирический герой способен одновременно испытывать блаженство от пения девушки в церковном хоре, веря, что “радость будет”, и в плаче никем не замеченного ребенка чувствовать прощание вечное, потому что “никто не придет назад”. Но, витая в иных мирах, он не отказывался от жизни реальной, потому что цель творчества видит в том, чтобы
Все сущее - увековечить,
Безличное - вочеловечить,
Несбывшееся - воплотить!
Особые у Блока и отношения с Родиной, от судьбы которой он и не мыслит себя отделять - “как жить и плакать без тебя!”. Он понимает, что путь ее трагичен:
Я не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна,
но бережно несет свой крест и верит, даже если Россия позволит себя заманить и обмануть, как это ни раз бывало, все равно - “не пропадет, не сгинет”.
В жизни, как и в стихах, Блок, не по своей воле вовлеченный в водоворот событий, увлекался ими и пытался найти свое место, чтоб принести пользу людям и родине, потому что “звание человека “ для него было важнее звания поэта. Если В. Скотт и А. Пушкин погружали своих героев в вихрь исторических событий в поисках ответа на вопрос, как история влияет на судьбы людей, то Блок, как и все его поколение, вынужден был сам пройти сквозь этот исторический эксперимент. Он старался, как мог. То начинал самозабвенно трудиться  отнюдь не на поэтической ниве, как после Февральской революции, составляя отчеты Чрезвычайной следственной комиссии, проводившей допросы бывших деятелей царского правительства, то включался в практическую деятельность по культурному строительству, сотрудничал в горьковской “Всемирной литературе”, возглавлял петроградское отделение Всероссийского союза поэтов... То обращается к интеллигенции с призывом “всем сердцем, всем сознанием” “слушать музыку революции”, к которой у Бока тоже было отношение особое. Он принял Октябрь, потому что поверил в очистительную силу революции. “Ходил молодой, веселый, бодрый, с сияющим лицом”. По его собственному свидетельству шум от падения старого мира непрерывно раздавался в его ушах. Он воспринимал революцию как возмездие бывшему господствующему классу, как осознание грехов отцов, как ужас, покаяние, надежду. Он понимал, что в вихре революции могут быть уничтожены материальные ценности, но верил, что духовные - никогда.
Он никогда не стыдился прошлого: ”Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было писано в согласии со стихией”... В то время главным для него было увидеть “октябрьское величие” за “октябрьскими гримасами”.
Блок размышлял о возможности перерождения человека в огне революции,
и рождении гармонии из хаоса. 12 красноармейцев идут из старого мира через революцию в новую жизнь, из прошлого - в будущее через настоящее.
Подчеркивая святость революции, ее очистительную силу, он, как символист и мистик, ставит перед этими двенадцатью незримо идущего Христа, вокруг образа которого было больше всего споров и недоумения. Еще бы, он появляется в поэме, написанной через два месяца после революции и передававшей не события даже, а ощущение и, может быть, предсказание будущего.
После появления “Двенадцати” даже многие друзья отвернулись от Блока. Его обвиняли в кощунстве, называли “певцом современного сатанизма”, упрекали в измене. Н. Гумилев считал, что Христос - чисто литературный эффект, да и сам автор “удивился”, когда Спаситель оказался впереди апостолов новой жизни и новой веры, но, приглядевшись, констатировал: “К сожалению, Христос”.
М. Волошин склонен был думать, что ...Христос не столько возглавляет шествие, сколько именно преследуется героями, “кинутыми в темный лабиринт страстей и заблуждений”. П. Флоренский считал, что “в поэме отчетливо и не обинуясь говорят черти:
Эх, эх, поблуди,
Сердце екнуло в груди,
Эх, эх, согреши,
Легче будет для души.
Версия Волошина неожиданно для меня находит подтверждение в тексте поэмы. Не просто же символисту Блоку привиделся Христос в “белом венчике” не лилий, а роз, которые, как известно, без шипов не бывают. Завеса поднялась - и Блок увидел грядущие через несколько лет гонения на церковь, когда снова распинали Христа. Если продолжать расшифровывать и другие символы поэмы, то и смерть Катьки, идущей рядом с 12-ю, - тоже  находит воплощение в недалеком будущем, когда сажали и убивали тех, кто делал революцию... Как умел он предаваться своим ощущениям, предчувствиям, идти на поводу едва очерченных образов! И в этом поэт неподражаем.
Чем Блок больше трудится на благо революции, тем больше с отвращением обнаруживает в окружающей жизни торжество бюрократизма, пошлости, мещанства, обновленных революционной риторикой. “Все будет меняться только в другую сторону, а не в ту, которой жили мы, которую любили мы”.
Блок считал, что поэта убивает не пуля, а отсутствие воздуха. И для него жизнь потеряла смысл. 1918-й - прощание, наверное, неосознанное, Блока с тем, что ему было дорого - с надеждой, с верой, с поэзией. “Двенадцать” и “Скифы” - лебединая песня “человека-эпохи, самого характерного представителя своего времени”. “...Работать по-настоящему уже не могу, - пишет он 4 мая 1919 в дневнике, - пока на шее болтается новая петля полицейского государства”.
“Теперь твой час настал”, - писал Блок. Настал и его час для последней молитвы, когда разуверившаяся душа и изнемогший ум уже не могли больше противостоять ни окружающему миру, ни времени.