А. Теннисон. iv, v и xxvii

(из поэмы 'In Memoriam A.H.H.')
               
                IV

Но вот я отхожу ко Сну,
     И воля теменью объята;
     Подобен без руля фрегату,
Я с сердцем разговор начну:

"О сердце, как живёшь сейчас?
     Мечты себя не оправдали;
     Теперь задашь вопрос едва ли:
"ЧтО замедляет ритм у нас?"

Когда-то был в тебе полёт:
     Лишился ты его с годами.
     Разбейся, чаша со слезами,
Что горе обратило в лёд!".

А тучи мрачные теперь
     Всю ночь пред взором, полным боли,
     Но утром слышен окрик воли:
"Не будь безумным от потерь!".

                ***
               
    To Sleep I give my powers away;
         My will is bondsman to the dark;
         I sit within a helmless bark,
    And with my heart I muse and say:
   
    O heart, how fares it with thee now,
        That thou should'st fail from thy desire,
        Who scarcely darest to inquire,
    "What is it makes me beat so low?"
 
    Something it is which thou hast lost,
        Some pleasure from thine early years.
        Break, thou deep vase of chilling tears,
    That grief hath shaken into frost!
 
    Such clouds of nameless trouble cross
        All night below the darken'd eyes;
        With morning wakes the will, and cries,
   "Thou shalt not be the fool of loss."

          
                V

А не грешно ли – выражать
     Cловами, как мне больно, сложно?
     Наполовину лишь возможно
Словами Душу обнажать.

Но чтоб умерить этот ад,
     Язык полезен, несомненно:
     Простые грустные катрены,
Как опий, боль мне приглушат.

Как в траурный наряд, в слова
     Оденусь, иль как в плащ от хлада,
     Но горя этого громада
В моих словах полумертва.

                ***

    I sometimes hold it half a sin
        To put in words the grief I feel;
        For words, like Nature, half reveal
     And half conceal the Soul within.
 
    But, for the unquiet heart and brain,
        A use in measured language lies;
        The sad mechanic exercise,
     Like dull narcotics, numbing pain.
 
    In words, like weeds, I'll wrap me o'er,
        Like coarsest clothes against the cold:
        But that large grief which these enfold
   Is given in outline and no more.


                XXVII

Нет, не завидую я тем,
    Кто боязлив и бессловесен,
    Пичуге комнатной, чьих песен
В лесах не слышно: голос нем.

Я не завидую зверью,
    Что к слабым применяет силу,
    О совести навек забыло,
Не чувствует вину свою.

И зависти нет никакой
    К тем, кто ничуть не связан долгом,
    И кто живёт в безделье долгом,
Пусть и заслужен тот покой.

Всегда мне в твёрдой вере быть,
    Порой в скорбях неодолимых,
    Что лучше потерять любимых,
Чем вовсе в жизни не любить.

                ***
               
I envy not in any moods
    The captive void of noble rage,
    The linnet born within the cage,
That never knew the summer wood:

I envy not the beast that takes
    His license in the field of time,
    Unfetter’d by the sense of crime,
To whom a conscience never wakes;

Nor, what may count itself as blest,
    The heart that never plighted troth
    But stagnates in the weeds of sloth;
Nor any want-begotten rest.

I hold it true, whate’er befall;
    I feel it, when I sorrow most;
    ’Tis better to have loved and lost
Than never to have loved at all.