Анна Сигизмундовна. Часть 2

Вернувшись домой, Анна вновь погрузилась в атмосферу праздника: подарки сына, початая бутылка вина… Недолго думая, она плеснула в бокал немного «царского» вина и, распечатав коробку конфет, подошла к зеркалу, улыбнулась сама себе и, держась за тонкую ножку бокала, произнесла:

- За новую жизнь!

Уже приняв душ и удобно устроившись в любимой постели, она, окончательно расслабившись после такого насыщенного событиями дня, взяла в руки письмо. Дважды перечитав его, Анна Сигизмундовна преисполнилась тихой радости - от искренних и тёплых слов, от наставлений и пожеланий сына, в которых так ощутимы были забота и любовь к ней, - а что более может согреть сердце матери?

Ещё она вспомнила последние мгновения перед отправлением поезда и её уже не пугала юбилейная цифра «55», и уже не было чувства одиночества, и только какие-то неясные надежды совсем нечаянно зародились в её душе.
Насыщенный приятными событиями день подходил к концу, и Анна Сигизмундовна, желая подольше сохранить этот настрой, подумала про себя точь-в точь, как Скарлетт из романа «Унесённые ветром»:

- Я подумаю об этом завтра.

Между тем приближался День Победы, один из самых любимых её праздников. Анна помнила о том, что пообещала в мае навестить Ляльку в её деревенской обители и начала готовиться к поездке.

Сначала, не откладывая дело в долгий ящик, она записалась на компьютерный курс для «чайников», купила соответствующую литературу и, посчитав подготовку завершённой, приступила к более приятному занятию – шопингу: хотелось купить такие подарки Ляльке и её родным, чтобы у них душа возрадовалась.

И вот она уже трясётся в пригородном автобусе по родным российским дорогам со всеми их ухабами и колдобинами. Почему-то вспомнилась строчка из песни военных лет:

-«Эх, дороги, пыль да туман...».

А пыль заклубилась вокруг автобуса, как только закончилось добротное шоссе. Пришлось закрыть окна и отказаться от созерцания красот природы.

Лялька уже ждала закадычную подружку, стоя на остановке и притоптывая от нетерпения ногами.

- Лялечка, родная, ну наконец-то встретились! Как же я соскучилась по тебе!
- А уж как я, Нют, соскучилась, - и не передать!

Они стояли, крепко обнявшись, - две давние закадычные подружки, и не могли оторваться друг от друга, и не заметили, как отъехал автобус, как стал накрапывать лёгкий весенний дождик, как куда-то делись Анютины сумки с гостинцами… Они стояли до тех пор, пока Никита, муж Ляльки, грозным голосом, пряча улыбку в рыжие усы, не произнёс:

- До каких пор, гражданки, будем мешать дорожному движению?

На самом деле никакого движения, тем более, дорожного, в это время на улице не наблюдалось, если не считать утиного семейства – заботливой мамаши-утки с целым выводком утят, которое рядком-рядком, не спеша, двигались в направлении деревенского пруда.
Только теперь «гражданки» разомкнули объятья и пошли, взявшись за руки, домой, а чуть поодаль шествовал Лялькин муженёк с Анютиной поклажей.

Дождик перестал капать, выглянуло по-весеннему ласковое солнышко. Фруктовые деревья Лялькиного сада встретили гостью бело- и розовопенным цветением и даже Петька, властелин куриного гарема, в честь дорогой гостьи прокукарекал в неурочное время.
На порог высыпали детки – Сидоркины-младшие, и бабушка – мать Никиты.

- Тётя Аня приехала!
- Ой, тётя Нюта наша приехала! – раздались разноголосые приветствия.

- Аннушка, дорогая, ну слава тебе, Господи, уж не чаяла и повидаться! – запричитала Лялькина свекровь – баба Фрося. – Милости просим в дом. Нечего порог протирать!
- Вот, - не дожидаясь, когда Анна начнёт распаковывать вещи, сказала Ляля, протягивая подруге новый сарафан из набивного ситца. – Сама сшила! Уже утром пуговички попришивала. Носи, милая, на здоровье! Да, Анютка, комнату твою я уже приготовила – иди, располагайся. Переоденешься и – бегом – ужинать! – привыкшим командовать голосом, приказала она.
- Слушаю и повинуюсь! – в тон хозяйке откликнулась Анна.

Сарафан оказался впору и сидел, как влитой. Вытачки, строчечки, карманчики – всё на месте. В зеркале отразилась яркая, симпатичная моложавая женщина в цветастом сарафанчике – женщина, открытая для новой жизни и, возможно... - кто знает? – для
новой любви.

«Новую» Аннушку все сидящие за столом одобрили.
Угощение было щедрым и по-деревенски – обильным. Чего там только не было – всё своё, выращенное-выпестованное собственными руками, ну и, конечно, - заветная наливочка. Поели-попили, поговорили-посудачили, да и запели.
Ну и голоса зазвучали за столом – сильные, сочные, напоённые воздухом российского приволья!
Малышня тоже не отставала – их звонкие голоса, как колокольчики, звенели в общем хоре. И бабушка Фрося тоже не осталась в стороне – она была запевалой в сельском хоре, - как же дома-то не попеть?

А потом наступил вечер, все разбрелись по своим комнатам и только две подружки, две женщины вполне зрелого возраста, как две девчонки, как два попугая-неразлучника, щебетали и щебетали, и не могли остановиться: так много за долгие годы дружбы было у них общих тем, интересов, радостей и горестей.
Они сидели, накрывшись одеялами, и только звёзды были свидетелями их откровений…
А утром, как и мечталось Анне, она проснулась под резкий крик петуха Петьки. Он сделал своё дело: возвестил начало нового дня и замолк, что дало городской гостье возможность поспать ещё пару часов.

Работодатели Ляльки, зная о приезде закадычной подружки, на все праздничные дни освободили её от работы. И после завтрака – с бабушкиными оладушками, с молочком да сливками, да с домашним творожком – две подружки и младшие Сидоркины отправились гулять.
У Никиты полно было дел по хозяйству, да и на стройку надо было наведаться – без его, прорабского ока пришлые рабочие, да ещё в канун праздника, могли натворить всякое, а ему, Никите, - расхлёбывать.
А баба Фрося решила и гостью, и семейство порадовать своим фирменным блюдом – пельменями, и потому осталась дома.

Начало сбываться то, что давно Аннушка лелеяла в мечтах – прогулка по окрестным лугам, утопающим в весенних первоцветах. Ей даже ночью приснилось, как в новом сарафане, в широкополой шляпе она не идёт – плывёт над разноцветным лугом, а бабочки – так и шастают, и задевают крылышками лицо, и жужжат шмели, и ласковое солнце, не обжигая, а просто лаская кожу, улыбается ей, и белоснежные облака медленно проплывают по намеченному курсу в яркой синеве неба.

Так всё и было: стоило шумной женской компании выйти за околицу, как сон обратился в явь. Цветов было так много, что девчонки, не удержавшись, мигом набрали большие охапки и, когда объявили привал, так же быстро своими ловкими ручонками сплели всем по венку.
По счастью, Никита ещё вечером обучил Анну нехитрым приёмам обращения с новеньким
Фотоаппаратом, который радовал и современным дизайном, и новыми, доселе недоступными, возможностями, а посему она то и дело командовала «Стоп!» своим попутчицам и снимала, снимала: цветы, небо, синеющий вдали лес, весёлые детские мордашки в рыженьких весенних отметинах. Она даже старшей девочке, Алёнке, доверила один раз сфотографировать её, Анну, в обнимку с мамой Лялей.

А девчонки резвились: они носились друг за дружкой, как стрекозы, и только разноцветные маечки мелькали в высокой траве, только звонкие девчоночьи голоса звучали колокольчиками в абсолютной, казалось бы, тишине.
Вдруг во всю силу своих лёгких запела Лялька давнишнюю песню, которую певали, наверное, в сороковых или пятидесятых годах:

Вижу чудное приволье, вижу нивы и поля:
Это русское раздолье, это – русская земля!

Мелодия и сама была – широкая и привольная, как Лялькин голос.

- Господи, хорошо-то как! – подумалось Анюте. А вслух вырвалось: - Как же я давно не отдыхала!
- Конечно, в вашем городском смоге и задохнуться недолго! – с явным сочувствием отреагировала Лялька. – Я даже не представляю, как можно там жить: ни воздуха, ни еды настоящей – сплошь химия! Или не так?
- Так, так, Лялечка. А что, разве у меня есть выбор?
- Выбор есть всегда! – сказала, как отрезала, собеседница.
- Например?
- Например, выйти замуж за нашего односельчанина. Люди хорошие везде есть!
- Да где же его взять-то, жениха такого - хорошего да пригожего, да ещё жильём обеспеченного?
– Да ещё образованного? – подзадорила Лялька.
- Вот-вот, - и образованного! – Анюта усмехнулась, на минуточку представив себе идеального деревенского жениха – в расшитой сорочке, в кепке набекрень и почему-то на велосипеде.
- И не усмехайся! Ишь, задавака городская! Да у нас инженер есть – Алексей Дубровин – так он любого городского за пояс заткнёт: и образованный, и умный, и красивый… - Чего заливаешься-то? И чего я такого смешного сказала? – недоумевала Лялька.
- Ой, прости, подружка, это я так, о своём…
- Да-да, не смейся! Он ещё и мастер спорта по борьбе – вот! – добавила на чашу весов самый, как ей казалось, сильный аргумент, Лялька.
- Ну что ж ты молчала, а? Теперь совсем другой разговор… - уже откровенно расхохоталась Анна.
- Хорошо смеётся тот, кто ... - продолжала наседать Лялька.
- Ладно, Ляль, уже не смеюсь, но о женихах больше – ни слова!
- Воля ваша – смиренно ответила завзятая спорщица, но стало очевидно, что это – не последнее её слово.

За разговором незаметно дошли до лесной опушки. Все с наслаждением, с ощущением приятной усталости опустились на расстеленную холстинку, и только Анна, сбросив надоевшие тапки, с явным удовольствием стала прохаживаться по свежей изумрудной траве, которая в тени нависающих деревьев была ещё влажной от сохранившихся капель росы. Она приятно охлаждала ноги, снимая напряжение и усталость.

- Хорошо-то как! – опять подумалось Анюте. – Хотелось крикнуть на весь свет:
- Хо-ро-шо-то как!!!

И правда – все юбилейные заботы остались позади; приезд Стасова друга привнёс в её жизнь много приятных эмоций (у сына - всё нормально!) и неясных надежд.
А тут ещё – первозданная природа: луга, поля, лес, оживший после зимней спячки, эта изумрудная молодая травка, эти венки – одним словом, - весна во всех её проявлениях.
Потом перекусили тем, что хозяйственная Лялька напихала в узелок. Запили кисло-сладким кваском, да и разлеглись в расслабленных позах. Маленькие щебетуньи, разморенные неблизким переходом, задремали, а мама их с тётей Аней, устроившись поудобнее, заговорили о своём, о женском.

- Знаешь, Нюта, не терпится мне поскорее кассету твою посмотреть и фотокарточки. Каким стал Стас? Небось, совсем возмужал, - мужик!? А Янка-то, Янка, леди наша заграничная, хоть чуток в теле прибавила? – Совсем ведь худышка была. Да и на детвору хочется хоть одним глазком глянуть!
- Глянешь, глянешь – да не одним – двумя глазами, не спеши!

И Анна, до того лишь в двух словах упомянувшая, что один человек привёз ей гостинцы из Израиля, теперь, сама того не ожидая, принялась по минутам описывать благодарной слушательнице всё произошедшее несколько дней назад: неожиданный визит гостя, день, проведённый вместе с ним, и - вечерний отъезд.

Дотошная Лялька заставила подругу повторить всё снова с мельчайшими подробностями и, помолчав долго, - минуты три, выложила:

- Всё, Нютка, потеряю я тебя! Соблазнит тебя голубь залётный, как пить дать, соблазнит! Улетишь за ним и – поминай, как звали!

Этот горячий всплеск эмоций заставил Анну вскочить на ноги в искреннем негодовании:

- Лялька! Ты в своём уме? Никак уже всё решила? И в мыслях такого ни у меня, ни у него не было. Да мы практически едва знакомы! Опомнись!
- А что? Я-то в своём уме. Вот как бы у тебя крышу не снесло – как же: джентльмен, иностранец! Ишь, что удумала! Да твой «засланец» мизинца нашего Алексея, который инженер, не стоит!
- Да откуда, Лялька, ты этого Олега знаешь, чтобы так судить? Всё - закрываем тему! Не хватало ещё нам рассориться из-за этого!
- Воля ваша – снова "покорно" согласилась Лялька. - Молчу-молчу.

И, отвернувшись друг от дружки, они попытались немножко подремать. Ляльке это удалось почти сразу, а Анне не спалось: почему-то вспомнился поезд, перрон, неожиданное объятие и нежный, лёгкий, как касание крыльев бабочки, поцелуй. Как только поезд в её воспоминаниях тронулся, Анна внезапно провалилась в сон – сказались свежий воздух и непривычная усталость после долгой прогулки.

На обратном пути песни пели уже квартетом – все проголодались, хотелось домой и пением они как бы подгоняли себя, а с горки - уже почти бежали.
Вечером, собравшись все вместе, смотрели видео – про семейство Стаса, про Израиль, пили то самое, привезённое Олегом, вино. Анна чувствовала себя настолько свободно и непринуждённо среди этих открытых, бесхитростных людей, что даже мысль невольно мелькнула: а что, если остаться здесь навсегда – среди этой роскошной природы, где так вольно дышится?

- А что? Жених, по словам Ляльки, на примете имеется, жильё – будет, природа вокруг – загляденье, даже речка есть! А вдруг?

А назавтра они пошли на речку. Погода была, как на заказ: то же ласковое солнце, те же белопенные облака. Берег из золотистого речного песка явно «похорошел», преобразился по сравнению с предыдущим приездом Анны: установили навесы, деревянные столы со скамьями – таким образом и в эту деревню пришла цивилизация.

Приятно удивлённые, подружки подставили свои тела в разноцветных купальниках нежаркому весеннему солнышку. Жаль, вода прохладная – рано ещё, не покупаешься.
Девочки-шалуньи бегали, прыгали, строили песчаные замки и играли ракушками.
Народу на пляже было мало, что радовало Аннушку – после городского столпотворения ей было приятно деревенское малолюдье.

- Нют, а Нют, гляди – лодка! – действительно, у самой кромки воды на лёгких волнах покачивалась чья-то вёсельная лодка. – Побежали?
- А можно? Она же – чужая… - возразила Анна.
- Не боись! Здесь всё общее. Айда! – И они, недолго думая, забравшись в лодку, улеглись на поперечные, иссушенные солнцем и ветром, скамьи и доверили себя ласковым лучам дневного светила.

Говорить не хотелось. Женщины прикрыли глаза. Каждая думала о своём. Лёгкий бриз раскачивал лодку.

- Как тогда, на лимане... - подумалось Анне и почему-то запершило в горле.

Наверно, Анна всё-таки придремала, потому что незнакомые голоса возле «их» лодки застали её врасплох. Она едва не поддалась естественному желанию вскочить или хотя бы посмотреть на людей,нарушивших их сладкий покой, но разлившаяся по телу истома не дала ей такой возможности.
Так и лежала Анна с закрытыми глазами, невольно прислушиваясь к разговору.
Лялька спала, умаявшись поутру с хозяйством, и снились ей, как видно, розовые сны – она даже ухом не повела.

- А что, Алексей, - твоя идея на этой крохотной речушке курорт сотворить? Смотрю – сходни сделали, навесы поставили, даже воду питьевую подвели! Что, других дел не нашлось? – низкий голос говорившего выражал явное недоумение.
- Знаете, Борис Александрович, видно, настала пора деревню из разрухи вытаскивать. Это же Россия – матушка! Неужто дадим ей загнуться? Надо, надо что-то делать для людей – вон они как стараются - возрождают хозяйство! Я приехал сюда – практически на руины, а сейчас... да вы и сами всё уже видели. Вот и скажите там, в министерстве своём, - может, нам деньжат подбросят – настойчиво убеждал невидимого собеседника человек, которого звали Алексеем.
- Да не кипятись! Подумаем, обмозгуем – мягко охладил его пыл приезжий.
- Борис Александрович, я ведь что задумал, - продолжал, будто не слыша его, Алексей – тут же ключи бьют целебные. Водичка-то это – родниковая, волшебная: тут и правда со временем можно курорт организовать. Как Вы? – было видно, что новый проект всерьёз занимал мысли Алексея.
- Сказал же: обсудим. Ты только документацию всю подготовь: заключения специалистов и всё остальное.

- И кто это так за правое дело радеет? – усмехнулась про себя Анюта. – А голос приятный –отметила она между прочим.

Хотелось бы и дальше послушать, но тут Лялька, очнувшись от приятных сновидений, открыла глаза, вскочила:

- Нюта, который час? Где дети? – засыпала она подругу вопросами.

- Здравствуйте, Елена, – улыбаясь, поздоровался Алексей. – А мы, каюсь, увлеклись разговорами и разбудили вас. Простите великодушно.

Поскольку Анне ничего иного в этой ситуации не оставалось, она тоже присела на скамьюи смотрела из-под ладошки на стоявших на пригорке мужчин.

- Наш гость - Борис Александрович, - представил женщинам Алексей своего собеседника.
- Очень приятно – обменялась любезностями Лялька и, в свою очередь, кивнув в сторону Анны, сказала: - подружка моя закадычная Анна Сигизмундовна.
- Можно просто Анна – сочла нужным вставить словечко Анюта и улыбнулась своей очаровательной улыбкой.

А что эта улыбка – действительно, очаровательна, - не преминул отметить Алексей.

- Ну, простите за беспокойство – сказал он. - Нам пора. Отдыхайте.
- Всего хорошего! – помахали им вслед «отдыхающие».

- Ну, как он тебе? – глаза Ляльки загорелись от одолевающего её любопытства. Она чуть не выскочила из купальника.
- Кто? – недоумённо спросила Аня.
- Как кто? С ума сошла? Да, может, это – судьба твоя? Кто – кто... Алёшка это - Дубровин, инженер – я же тебе, дурёхе, ещё вчера о нём говорила: и образованный, и культурный... Тетёха! Надо было глазками, глазками пострелять, а ты... Так и останешься одна в обнимку со своей интеллигентностью! Ладно, вставай! Пойдём детвору искать.

Но долго искать не пришлось: люди подсказали, что девчонки уже домой ускакали – проголодались. Когда вернулись в дом, домашние, не дождавшись подружек, с аппетитом уплетали наваристый борщ, а на столе уже дымились пышные, как пирожки, пахучие котлеты и лоснились маслицем блинчики с творогом.

Сначала «курортницы» накинулись на еду: проголодались, не до разговоров. Потом Лялька поведала мужу и бабе Фросе о задуманном Алексеем проекте развития села, и о будущем курорте тоже.

- Повезло нам с инженером. - одобрительно кивнул Никита. – Толковый парень: без году неделя, а сколько дел наворочал! Лишь бы не соблазнился большими деньгами – не переманил бы кто!
- Не, по всему видно, - сурьёзный мужик! И за народ болеет – подперев голову рукой, заключила баба Фрося.

Анна сидела, напрягшись в ожидании того, что Лялька со всей своей непосредственностью и желанием во что бы то ни стало устроить её, Анютину, судьбу, сейчас начнёт развивать тему жениховства, но та быстро переключилась на домашние дела и у Анюты отлегло от сердца.

А вечером пошли в клуб: Никита, Анна и Лялька. Показывали фильм «про любовь». В этих современных фильмах почти всегда неясен финал: останется ли ОН с героиней или вернётся к той, первой. Хоть на ромашках гадай, честное слово! После фильма Никита и Анна убеждали Ляльку, что всё будет хорошо и это кинопарочка вот-вот поженится, а Лялька, расстроенная, твердила, что нет, Он не так посмотрел напоследок и значит – конец их любви!

Долго бы ещё обсуждали спорщики то, что не стоит серьёзного обсуждения, если бы их не догнал... Алексей, - тот самый инженер, о котором Лялька уши прожужжала своей гостье.

- Добрый вечер, - учтиво поклонившись, поздоровался он. – Извините, барышни, я могу увести от вас Никиту на пару минут? Есть разговор. – смущаясь, обратился он к обеим подружкам сразу.
- Пожалуйста! – хором ответили «барышни» и присели на ближайшую скамью.

Почувствовав приятный, до боли знакомый, запах, Анна стала оглядываться.

- Ты чего завертелась? – обеспокоенно спросила Лялька.
- Да жасмин где-то рядом цветёт, - узнаёшь запах?
- Да вот же он, просто темно, - вон цветочки беленькие проглядывают – показала Ляля пальцем куда-то в темноту.

Народ после кино не расходился: в ожидании танцев, молодые и не совсем, парочки прогуливались по парку. Наконец подошли мужчины, присели рядом и только тогда Анна смогла толком рассмотреть Алексея: одет хорошо, со вкусом подобранные галстук и сорочка, начищенная до блеска обувь. Аккуратен, вежлив, обаятелен, можно сказать.

Поговорили о том - о сём. Алексей предложил даже остаться на танцы и Никита, к изумлению Анны, поддержал его. Сам Никита не любил танцевать и только в ранней юности, чтобы добиться расположения девочки Ляли, через силу приходил в клуб пораньше, чтобы первым пригласить на танец эту ершистую девчонку, у которой была тьма других поклонников. Да и было это триста лет тому назад. И вдруг...

- Не иначе – сговор! Алексей, видно, попросил… К чему бы это? – подумалось Анне. – Та-а-ак, началась атака! - разозлилась она. - Пора включатьать оборону! Не пойду на танцы! Назло всем - не пойду! Ну и Сидоркины – нашли забаву! Я отдыхать приехала, а не за женихами гоняться! И – точка!

Пока весь этот гневный монолог прокручивался в Аниной голове, остальные тихо о чём-то шептались. Они уже по выражению её лица всё поняли и не спеша, направились по домам. Некоторое время им всем было по пути.

Алексей оказался довольно настойчивым. Он сделал Анне предложение, от которого она не смогла отказаться: назавтра ему предстояла длительная поездка по близлежащим хуторам и посёлкам, в рыболовецкую артель, в общем – по делам. А поскольку маршрут его пролегал через лес, а потом – по берегам местного рукотворного озера, - она согласилась на эту совместную «прогулку».

Что-то в глазах Алексея было такое, что подвигло Анюту на согласие. Что-то, ещё неосознанное, заинтересовало её: решимость и отчаянье, упорство и сомнение – видимо, всё сразу. Она, не желавшая и не планировавшая никакой встречи, и сама не ожидала, что согласится почти сразу.

Этот Петька, повелитель куриных душ и тел, как и было у него заведено, ровно в 5-30 утра поднимал всех на ноги – только детвора сладко посапывала в своих кроватках, а Анне на этот раз не довелось додремать положенные два часа – пришлось вставать. Алексей должен был заехать за ней ровно в 7 часов.
Прихватив шаль (утра ещё были прохладными), она, как пионер на посту номер один, в назначенное время ждала у калитки. Инженер вышел из машины, галантно поцеловал Анне руку, чем несказанно смутил её (в деревне – такие любезности?); открыл дверцу и помог забраться в «Ниву».

- Поехали! – подражая первому космонавту, воскликнул Алексей.
- Поехали! – весело улыбнувшись, подхватила Анна.

День задался: великолепная погода, будильник Петька, вездеход «Нива» и её попутчик, совсем не такой серьёзный и собранный – в простой футболке и в лёгкой безрукавке - он выглядел моложе своих, как по секрету сообщила ей Лялька, пятидесяти шести лет, – максимум на 40-45.

Анна засмотрелась на дорогу и... на него, своего попутчика: русые, развевающиеся на ветру, едва тронутые сединой, волосы; почти античный греческий профиль, волевой подбородок.
Анна, ранее интересовавшаяся физиогномикой, подумала, что перед ней – серьёзный человек, способный мыслить неординарно и, в случае необходимости - брать на себя всю ответственность за принятые решения.

Сначала разговор не клеился. Но потом, смирив волнение, они уже болтали, как старые добрые знакомые. Не сомневаясь, что ещё вчера Алексею удалось кое-что выведать о ней у Никиты, Анна рассказала о себе то, что считала нужным, в том числе и про развод, и про сына, и про недавний юбилей.

В свою очередь, Алексей поведал ей о себе, - о том, что долгие годы служил на флоте в порту Владивосток, но вышел на пенсию и подался на юга, как тогда говорили.
Здесь ему выделили дом с участком, поручили работу, которая его, трудоголика, вполне устраивала.
О жене он сказал вкратце:

- Я слишком долго плавал и она... - дальше было понятно: "развод и девичья фамилия". - У него, Алексея – тоже, как и у неё – взрослый сын, и тоже моряк, женат. Остался на Дальнем Востоке.
- Но что же Вас заставило покинуть такой прекрасный город - сопки, море, сын, к конце концов?
- Понимаете, Анна, ушёл в отставку и как-то муторно на душе стало: жить рядом с морем и наблюдать его только с берега... Тяжело. Такова власть этой стихии – захватывает без остатка. Да и доктора посоветовали сменить климат на более сухой – астма у меня. И присоветовал мне товарищ по службе: мол, есть такое место! – У него тесть в областном министерстве сельского хозяйства работает – списался, созвонился – вот таким образом я и оказался здесь.
- И пожалеть не пришлось? – поинтересовалась попутчица
- Ни разу! Судите сами: во-первых - астма прошла в течение месяца; во-вторых, работы - по горло. Это как раз по мне! Просторы – сами видите – неоглядные, почти как море! – сказал и сам улыбнулся невольному каламбуру. – И народ здесь замечательный – продолжал он размышлять вслух. – А знаете, почему мы раньше не встретились, прошлой осенью? Мне Никита сказал, что Вы в сентябре гостили здесь целую неделю. А я был в командировке в Москве – и неожиданно тихо, как бы про себя, произнёс: - столько времени зря потеряно...

За эту поездку Анюте довелось многое узнать из того, что приходится преодолевать сельчанам, чтобы выжить на этой прекрасной, доброй, хлебосольной земле после всего того, что обрушилось на неё в последние годы.
Ломать – не строить и воссоздание когда-то процветающего хозяйства стало делом жизни таких людей, как Алексей. Он говорил с жаром, яростно жестикулируя, - о том, сколько разворовано добра, сколько чиновников занималось очковтирательством, зная доподлинно реальную обстановку в деревнях. И Анна его понимала и сопереживала его озабоченности проблемами хозяйства. В общем, наслушалась.

Когда страсти поутихли, Аннушка в свою очередь поведала Алексею о своих увлечениях. Она строила планы относительно того, что теперь можно, не оглядываясь на работу, больше времени уделять походам в театр, в музеи, на концерты, и читать запоем новые и ранее полюбившиеся ей, книги.

Пообедали прямо на полевом стане.
Время за делами да за разговорами пролетело незаметно. Смеркалось. Усталость уже давала о себе знать, и Анюте вдруг мучительно захотелось домой, к Ляльке.

Вдруг из ближних кустов прямо на дорогу выскочило нечто плохо различимое.
Как потом оказалось, чей-то одуревший от прИвязного содержания, козёл с обрывком верёвки на шее, как видно, долго лелеявший мечту о свободе, рванул, наконец, из неволи - напролом, без оглядки и, на беду Анны и Алексея, – в ненужном месте и в ненужное время выскочил им прямо под колёса.

От резкого поворота руля машину занесло и она влетела в ту самую посадку, из которой выскочило на дорогу это дурацкое рогатое чудище.
На минуту всё замерло, но вскоре Анна поняла, что у неё - проблема с ногой. Во время неожиданного виража её так вывернуло, что резкая боль пронзила всё её существо.
У Алексея оказалась ушиблена грудная клетка – он буквально врос в руль.

- Анюта, милая, потерпи, - сам еле сдерживая стон и неожиданно перейдя на «ты», прошептал он ставшими вдруг непослушными губами - кто-нибудь обязательно поможет.

Анна лишь посмотрела на него глазами, полными боли и слёз, и кивнула.

-Потерпи – умоляюще повторил так же тихо Алексей. Видно было, что дышать ему – тяжело и слова даются с трудом.

И вдруг - спасительные фары осветили дорогу и впечатанный в ствол молодого тополя автомобиль. Козла вообще не было видно. Удрал-таки, подлец!

- Алексей Викторович, - Вы, что ли? Господи, что произошло-то? Да Вы никак ранены? – воскликнул подошедший водитель – этакий добрый молодец, только очень юный - с едва пробившимися усиками над верхней губой.
- Помоги, Костя! – едва шевеля губами, выговорил инженер. – Мы оба ранены.

Только сейчас водитель понял, что в кабине есть ещё кто-то. Всмотревшись, он узнал гостью семьи Сидоркиных.

- Вы только не волнуйтесь! Я – мигом – постарался он хоть как-то успокоить пострадавших.

Не став тревожить Анну, он медленно, с величайшими предосторожностями пересадил, нет – перенёс Алексея на заднее сиденье. И – о, радость! – машина, несмотря на повреждения оказалась "на ходу". Костик погнал её в районную больничку – благо, через сотню метров начинался асфальт.
Приехали быстро. Рентген показал: у Анны - перелом стопы, у Алексея - ушиб трёх рёбер и обострение астмы вследствие всех факторов – и ушиба, и стресса.
Вид у незадачливых путешественников был – хуже некуда: у Анны оказалась размытой вся косметика, у Алексея, - набирая цвет, на левой щеке расползался синяк.

Медики оказали им помощь, не преминув сказать, что всё могло быть гораздо хуже, и оставили их в стационаре.

- Хотя бы до утра – сказал, как приказал, дежурный врач – а там – видно будет и добавил, пряча улыбку в усы: - А козлов – берегитесь! Козёл - он и в Африке - Козёл!

Положили их в палаты по соседству. Их, этих палат, - всего-то пять, а больных и - того меньше – четыре человека. Алексея, как особо уважаемую персону, поместили в отдельную палату, а Анну - на подселение. Соседкой оказалась библиотекарша – она уже выздоравливала, ей хотелось поболтать, но до того ли было Анне, которая лежала на спине и боялась пошевелиться, чтобы не потревожить затянутую в корсет ногу, которая покоилась на возвышении?

- Ничего, милая, - не ты первая, не ты – последняя, ещё бегать будешь – утешила Анну соседка.

Когда Алексею ставили капельницу, чтобы нормализовать дыхание, он попросил медсестру позвонить Никите и сообщить о случившемся.
Утром, едва сумевший самостоятельно умыться, Алексей заглянул в соседнюю палату - проведать подругу по несчастью. Обезболивающий укол сделал своё дело и Анна, по-детски посапывая, спала в неудобной позе. От звука открывшейся двери, она проснулась и улыбнулась, увидев в дверях смущённое лицо Алексея, украшенного приличным «фонарём». Торс его был замотан простынёй, имитирующей корсет для рёбер. С большой осторожностью опустился он на стул у Анютиной койки.

- Простите меня, Аннушка, если сможете, снова переходя на «вы», попросил Алексей. – Это я во всём виноват! Прямо сердце рвётся: что я наделал? – проговорил он, сам то и дело кривясь от боли.
– Что Вы? Это я отвлекала Вас своими дурацкими разговорами, вот Вы и не увидели этого сумасшедшего козла – возразила Анна. – Простите меня.
- Та-а-к, всё понятно! Сейчас по очереди будем бить себя кулаками в грудь и виниться во всех грехах! Нет, так не годится: во всём виноват козёл и - точка! Если у него коза – такая же дура – я ему не завидую – сказал он и улыбнулся собственной шутке.

Неуверенно, с каким-то трепетом, Алексей взял в свои крупные мужские ладони изящную ладошку Анны, медленно поднёс её к губам и нежно поцеловал. От неожиданности щёки Анюты зарделись.
В этот самый момент между двумя пострадавшими в ДТП людьми возникло то, что специалисты называют словом «химия».

- Что это было? – подумалось Анне.
- Неужто влюбился? – мелькнуло в голове Алексея.

И тут в тишине провинциальной больнички раздались громкие голоса: это Никита с Лялькой рвались убедиться в том, что незадачливые путешественники если не совсем здоровы, то хотя бы - живы.

- Ну что же вы,- словно не заметив предыдущей сценки, обращаясь сразу к обоим, спросила острая на язычок подружка – корриду с козлом устроили? Говорят, он вас на рога поднял – потому и травмы?
- Да уж, - матадор из меня не получился! – согласился Алексей. – Ничего не скажешь, - прокатил я Анну.
- Не переживай! До свадьбы заживёт. Верно я говорю, Нюта? – вмешался Никита.
- Заживёт, заживёт – нехотя ответила та. – Ей было не до разговоров - хотелось поскорей остаться одной и подумать о крохотной искорке, которую кроме неё самой никто не видел, но она пробежала, точно – пробежала между нею и Алексеем!
- Нашли время: весна в разгаре, а вы, лежебоки, курорт себе здесь устроили. Сачкуете? – напустив для виду суровость, продолжала обличать «курортников» Лялька.
- Да будет вам издеваться – отмахнулся от шутников Алексей.
- Аннушка, а можно я позвоню Вам? – только и спросил на прощанье Алексей – его уже ждал Костя, который должен был доставить раненого домой.
- Звоните, конечно! И - поправляйтесь!
- А что? Поправимся оба и на озеро кататься поедем!

Все засмеялись, понимая, что в ближайшее время вряд ли состоится эта романтическая прогулка.

- Ой, бедная моя, бедная Нюточка! Ой, что же это с тобой сделалось?! – с порога запричитала припозднившаяся баба Фрося, увидев стоящие возле койки костыли.
- Мамаша! – осадил её Никита – вместо того, чтобы причитать, лучше бы покормили нашу пострадавшую.

Всё, что было в доме самым вкусным – всё это баба Фрося выметала на прикроватный столик в Анютиной палате.

- Спасибо – только и успела сказать Анна и – провалилась в сон, так как всю ночь она только время от времени придрёмывала.

Окружённая заботами друзей, Анна быстро поправлялась.
Лялька вышла на работу. Её хозяева, «новые русские», оставив городские хоромы, специально переехали жить в «усадьбу», - иначе этот загородный дом и не назовёшь. Работа Ляльке нравилась, относились к ней хорошо, платили исправно. Хозяйские дети быстро привязались к новой няне, да и остальная прислуга была нормальная – без зависти, без пересудов.

Каждый вечер Анне звонил Алексей. Говорили подолгу, отчитываясь за прошедший день, обменивались впечатлениями о прочитанном, благо – пока отлёживались, времени хватало и на книжки, и на телевизор. А ещё Алексей был великолепным рассказчиком, а уж «походить» этому бывалому моряку по миру пришлось немало, и беседовать с ним об увиденном можно было часами. Иногда он навещал Анюту. В таких случаях баба Фрося сначала угощала гостя чем-нибудь вкусненьким, да ещё с собой заворачивала(одинокий он, жалко), и больше не мешала «сладкой парочке».

О своих чувствах инженер даже не заикался, хотя постоянно оказывал Анюте знаки внимания: приносил то букетик полевых цветов, то книжки новые, то раннюю черешню. В общем, скучать Анне не приходилось, да и с ногой дела обстояли всё лучше, и всё чаще думалось о доме, о Стасе, вспоминался визит Олега. Давно стало ясно, что на обратном пути Олега в Израиль они из-за болезни Анны уже не свидятся, а оставленный им телефон российских родственников, естественно, остался у неё дома.

- И передать сыночку ничего не смогу, как хотела – с грустью думала она. – Но ведь выше обстоятельств не прыгнуть! – решила Анна про себя и больше не бередила душу.

И вот, наконец, - отъезд. Чтобы Анна не мучилась в малокомфортной электричке, Алексей поручил Косте в «Ниве», выглядящей после ремонта, как новая, доставить Анну домой, в город, в целости и сохранности.
Баба Фрося нагрузила ей в дорогу целый короб даров земли русской – и маслице домашнее, и сливки, и творожок, и соленья, и варенья, и медок, а в довершение всего – пахучий домашний каравай. И всё – от добрейшей крестьянской души!

Кушай, Нюточка, на здоровье, да нас не забывай - утирая передником глаза, провожала гостью баба Фрося. Девочки, прощаясь, зацеловали Анне щёки до мокроты, всё звали приезжать ещё.

- Ну нет, нагостилась я у вас, теперь очередь за вами. Приезжайте!

Объятия, поцелуи. Лялька, конечно же, прослезилась:

- Нют, а Нют, ты ещё здесь, а я уже скучаю! Когда теперь свидимся? Ой! – спохватилась она – а где же Алексей?
- А он уже в машине, проводить хочет – кивнула Анна в сторону стоящей неподалёку машины.
- Нюта, послушай, что скажу: пожалуйста, не упусти Алексея! Такой парень по тебе сохнет! Не отвергай его: влюблён – по уши. А что молчит о своей любви, - так это от скромности. Возьмёт в жёны- пылинки будет с тебя сдувать. Подумай, а, Нюта?
- Хорошо, Ляль, подумаю. Ну, пора.

В машине Алексей взял, как тогда, в больнице, в свои руки тёплую женскую ладошку и так же, как тогда, в больнице, поднёс к своим губам.

- Увидимся – коротко сказал он и спрыгнул с подножки.

Дома Анну Сигизмундовну ждали целых два письма от сына. Обеспокоенный Стас спрашивал; не случилось ли чего, - ведь и Олег, возвращаясь в Израиль не застал её дома…
Пришлось срочно звонить сыну, всё объяснять.

- Мама, - почти сразу заговорил Стас о наболевшем – я так соскучился по тебе, так хочу увидеться! Особенно я понял это после возвращения Олега. Он столько о тебе рассказывал!

Олег, оказывается, уже находясь в Израиле, отчитался Стасу о визите к его маме и, судя по всему, остался весьма доволен состоявшимся знакомством.

- Приезжай, дорогая! И дети все уши прожужжали. Ну хочешь, я тебе отсюда билет закажу? – И мне будет спокойнее, и тебе без хлопот.

- Во-первых, спасибо тебе, сынок, за подарки, за заботу. Вот отойду немного – и приеду. Скорее всего, - в конце августа. Ты же говорил, что в июле – слишком жарко, да и медузы в море хозяйничают. А у меня все мысли – о вас, родные мои! Видео посмотрела и, веришь, -до слёз растрогалась! Так что приеду – обещаю тебе.
- Слово?
- Слово!

Этими словами, напоминающими обмен паролями, они ещё в далёком Стасовом детстве скрепляли все свои шуточные или серьёзные договорённости.

- Да, сыночек, целую вас всех и - большой привет Олегу!
- Хорошо, мамуль, передам. Пока-пока!

Анна по приезде ещё некоторое время прихрамывала, но на компьютерные курсы пошла,
правда, с некоторым опозданием. Звонили бывшие коллеги, с которыми за долгие годы совместной работы сложились по-настоящему дружеские отношения.

Одна из них, Надежда Семёновна, даже помогла освоить азы компьютерной науки, да и на курсах всё сладилось. А вскоре Анна Сигизмундовна, до того совсем не уверенная в том, что будет в состоянии осилить этакого монстра, каким до сих пор ей представлялся компьютер, уже делала свои первые самостоятельные шаги – писала письма сыну, подруге из Киева и... Алексею.
Ещё она научилась скачивать понравившиеся ей стихи с интернетовских поэтических сайтов на свой компьютер.

А недавно пришло сообщение: Стас перестраховался и сам заказал матери билет на Тель-Авив – как и договаривались, на конец августа. И Анна начала потихоньку готовиться к отъезду: на кушетку поставила раскрытый чемодан и потихоньку - полегоньку заполняла его подарками, в первую очередь – для малышей.
В выборе подарков мама и бабушка следовала собственному принципу:

- если одежда - то только из натуральных тканей;
- если обувь – то только из натуральной кожи!

Стараясь во что бы то ни стало угодить невестке, долго искала и, наконец, заказала у знакомого дизайнера удивительно красивые, изящные серьги с каплями нефрита необычайно нежного оттенка.

- Под цвет глаз Яночке – подумала Анна, представив себе невестку в её любимом маленьком чёрном платье и тихонько порадовалась в душе.

А сыну Анна Сигизмундовна решила подарить серебряные запонки с вензелем: живя в России, он среди друзей слыл модником, этаким денди, и мать надеялась сделать ему приятный сюрприз.

Из деревни приходили вести: Лялька сообщала, что девочки её за лето подросли, загорели, на работе у неё и Никиты всё хорошо; баба Фрося приболела было, да, слава Богу, пошла на поправку. Об Алексее она написала только, что из женщин, коих полно в округе, он ни на кого и не глядит, переживает за Анюту.
А в последнем телефонном разговоре Лялька в приказном тоне заявила:

- Ты, подруга, не задерживайся там, в своём Израиле: повидаешься-понянькаешься – и назад!
Пропадёт ведь парень! От любви, Нют, тоже умирают. Не бери грех на душу!
Ну да ладно, это я так – для острастки. Уезжай себе на здоровье, да не забудь нам крестики привезти и свечки. Ой, а приветы забыла передать! Да-да, всем – привет! Ну, - с Богом!

Анна улетала утренним рейсом и Алексей, вызвавшийся проводить её в аэропорт, приехал накануне вечером. Лялька, как всегда, не удержалась и загрузила Алексея гостинцами для Анны – на этот раз это были продукты длительного хранения – зимние заготовки, чтобы, приехав, драгоценная подружка не умерла с голоду. Только банку мёда с трудом удалось вместить в Анютину поклажу – на этом настояла Лялька.

Поужинав и выпив по стопочке вина «Кинг Давид» из заветной бутылки – за удачную поездку и за будущую встречу, они решили лечь пораньше. Анна постелила Алексею в бывшей комнате Стаса, завела будильник и, уже готовясь ко сну, одела пижаму, сверху накинула халатик, но, выйдя в коридор - проверить, хорошо ли заперта входная дверь, очень удивилась тому, что в гостиной звучит негромкая приятная музыка. Анна прислушалась: это Олег Погудин, серебряный голос России, исполнял один из любимейших романсов Анны – «В лунном сияньи..».
Оказывается, диск с записями этого певца Алексей, успевший изучить пристрастия Анны, купил ей в подарок и, включив музыкальный центр, решил проверить его звучание.

Заслышав шаги хозяйки, недолго раздумывая, он, галантно склонив голову, пригласил Анну на танец. А она, смутившись, стало что-то возражать – мол, не одета и тому подобное, но вырваться из крепких мужских объятий Алексея нечего было и думать. Тогда она расслабилась, положила голову на плечо своему кавалеру и с удовольствием дотанцевала этот медленный танец до конца.

Музыка смолкла, а они продолжали стоять, прижавшись друг к другу и вдруг опять, как тогда, в больнице, что-то вроде искры пролетело между ними. И в ту же секунду, не раздумывая, Алексей подхватил изумлённую Анну на руки и осторожно, почти не дыша, отнёс её в спальню и, как драгоценную ношу, осторожно опустил на хрустящие простыни…

- Боже, как хорошо быть любимой! - думала она, проснувшись рано-рано, до звонка будильника.

Её голова покоилась на его плече, тело было полно неги и покоя. Хотелось продлить эти сладкие мгновения, хотелось слушать без конца все те ласковые слова, которые Алексей, сдерживаясь, так долго таил в себе и вот, наконец, произнёс. Анна открыла глаза и увидела тот же, почти античный греческий профиль, тот же волевой подбородок, которыми она любовалась, сидя рядом с Алексеем в «Ниве» в тот самый день, когда произошла злополучная авария.

Не успев до конца осознать, что же произошло этой ночью между нею и Алексеем и как это всё отразится на её дальнейшей судьбе, Анна услышала противное дребезжание будильника.
Мгновенно соскочив с кровати и торопливо прижав кнопку звонка, прошептала:

- Пусть поспит, пока я завтрак приготовлю.

Ей почему-то было приятно смотреть на спящего человека, который этой ночью выплеснул на неё столько ласки и нежности, которых в этой жизни она уже и не ждала. Увидев, из кухни, что будильник всё-таки пробудил гостя, Анна зашла в спальню, склонилась над Алексеем и осторожно коснулась своими губами его губ. Он крепко прижал её к себе, отвечая на поцелуй и тихо прошептал:

- Спасибо, Аннушка!

В аэропорту они больше молчали, чем говорили, вот только руку Анны Алексей не выпускал ни на минуту, а временами, склоняясь к её плечу, шептал на ушко:

- Ан-нуш-ка, не у-ез-жай! – и уже перед самой посадкой, прощаясь и глядя ей не в глаза, а казалось, - прямо в душу – отчётливо произнёс:
- Вспоминай меня!

«Боинг-737» плавно перенёс Анну за тысячи километров. Женщина, сидевшая в соседнем кресле и летавшая регулярно в гости к дочери в Тель-Авив, со знанием дела вводила Анну в курс израильских реалий. Уже при подлёте к месту назначения она подробно поясняла, над каким регионом в данный момент пролетает стальная птица, всё быстрее приближая Аннунке встречу с дорогими ей людьми.

Анна так разволновалась, что на лбу у неё появились капельки пота, хотя в салоне, естественно, работал кондиционер. Мягкая посадка, которую пожелал Анне перед расставанием Алексей, благополучно завершилась и после необходимых формальностей она оказалась в зале ожидания нового терминала аэропорта Бен-Гурион и сразу же погрузилась в прохладный воздух помещения, в яркий свет бессчётных светильников, в людской гомон толпы встречающих. Неожиданно в этот характерный шум ворвался звонкий двухголосый детский вскрик:

- Ба-бу-у-ля! – и ещё раз: - Ба-бу-у-ля!

Сомнений не осталось, когда две тоненькие фигурки оторвались от встречающей толпы и с радостными воплями ринулись навстречу бабушке, которую они так любили и так долго ждали! Забыв про тележку с багажом, Анна обнимала, обнимала и целовала эти замечательные и такие родные мордашки.

- Юрочка, Катюля, ну что ж вы так? Убежали от родителей, а они, поди, волнуются - начала было журить внучат Анна.
- Да вот же мама с папой, смотри! – почти что хором ответили дети.

И вот уже вся семья стоит шумной стайкой и обнимается по очереди и без очереди. Как говорится: «всё смешалось в доме Облонских».
Машина Стаса показалась Анне уютной и вместительной. По сторонам шоссе мелькали холмы, поросшие кружевными соснами и стройными кипарисами, кустарники с необычайно яркими цветами, аккуратные ряды апельсиновых деревьев, селения с непривычно плоскими крышами... Поражало обилие автомашин.

Кое-какие разъяснения Стаса Анне всё же удавалось расслышать, но детвора так галдела, стараясь расспросить сразу и обо всём, что рассказы решили оставить «на потом».
И город, в который они уже въехали, и дом, и квартира детей сразу же и безоговорочно понравились Анне.

Малыши едва дождались раздачи подарков и от волнительного ожидания чуть ли не на головах ходили. В результате все оказались довольны – и большие, и маленькие, а увидев счастливую улыбку Яны, стоящей перед зеркалом в новых серьгах и том самом чёрном платье, она с облегчением улыбнулась в зеркало её отражению.

А потом был обед.
Стол накрывали всей семьёй, только Анна Сигизмундовна, как на троне, сидела в кресле в ожидании, когда наконец все усядутся по своим местам. Перед гостьей предстало всё многообразие средиземноморской кухни с включением типично восточных блюд: кебаб и креветки, салмон и туна, долма и фалафель и ещё много чего, названия или перевод которых ей говорили, но она даже и не пыталась запомнить их с первого раза. Салаты, хумус и зелень в больших количествах дополняли богатое убранство стола.

Удивившись кулинарным изыскам, Анна вынуждена была попробовать по чуть-чуть из каждого блюда и одобрительно улыбнулась:

- Смотрите-ка, - вкусно! А я-то боялась, что незнакомую еду не смогу принять. Не-е-т! – Смогла!

Раздался дружный смех. Стас и Яна, договорившись между собой, уступили свою спальню матери, а сами расположились на балконе, который отделялся от салона раздвижной дверью. Все переоделись в домашнее и после чая свободно расселись: кто - в кресле, кто - на диване, и – посыпались вопросы со всех сторон. В этом гвалте раздалось единственно разумное предложение Яны:

- А давайте, сначала бабушка расскажет нам о том, как прошёл юбилей, как она съездила в деревню, как попала в аварию, потом в больницу – словом, всё.

И Анна Сигизмундовна послушно пересказала всё то, что с ней приключилось за последние месяцы. А потом дети расспрашивали про Сидоркиных – они, как и Анна, за долгие годы общения привыкли и полюбили это дружное семейство. Особенно их умиляла Лялька - с её добротой и просторечием, шутками да прибаутками. Долго смеялись над её попытками непременно сосватать Анну. В свою очередь дети долго говорили о том, как им живётся в Израиле, как работается – в общем, вводили её в курс «заморской» жизни. Уже перед самым сном, уходя в свою комнату, Юрочка попросил бабушку почитать им с сестрёнкой на ночь, что она с удовольствием и сделала. Катя пообещала рассказать бабушке утром какой-то большой секрет.

Часов в десять зазвонил телефон. Стас, сняв трубку, извинился и ушёл в другую комнату: как видно, разговор предстоял конфиденциальный.

- Алло! – оставшись один, произнёс в трубку Стас.
- Стас, это я. Добрый вечер! – голос приятеля Стас узнавал безошибочно.
- Привет, Олег! Да, слышу. Да конечно, понял: так и знал, что не выдержишь и позвонишь. Не волнуйся – всё в порядке! Чем занимаются? А то ты не знаешь, чем могут заниматься женщины? – Сплетничают! Да ладно: пошутил я. Просто общаются. А как же, привет передам. Спи спокойно.

Несмотря на то, что ещё в аэропорту Стас умудрился сделать несколько кадров на память о первых минутах пребывания Анны в Израиле, после ужина он продолжил «фотосессию», пообещав, что потом все снимки смогут храниться в её ноутбуке.
Поскольку назавтра у Стаса была важная встреча с заказчиком, а со следующего дня начинался заранее оговоренный с начальством отпуск, решили продумать программу первых дней отпуска.

Анна услышала самые разные предложения и обещала подумать – до завтра. Но, уже уединившись в отведённой ей комнате, решила: сначала – в Иерусалим. Сколько людей в мире таят в сердце мечту – хотя бы один раз в жизни побывать в этом святом городе! А ей выпал такой счастливый шанс – уже послезавтра она увидит этот легендарный, полный неразгаданных тайн, город!

Неожиданно в памяти всплыла фраза, которую обронил сын, положив телефонную трубку на рычаг:
- Олег звонил – интересовался, как наша мама долетела, привет передавал. – И тихо, почти шёпотом, добавил: - Волнуется! С чего бы это? – спросил он и заговорщически подмигнул супруге.
- Спасибо, сынок, ему – тоже передай привет, когда увидишь – ответила Анна, сделав вид, что ничего не заметила. – Я подумаю об этом завтра – решила она подобно героине романа.

Пожелав друг другу напоследок спокойной ночи, все разошлись по своим комнатам.
Анна с превеликим удовольствием распласталась на широком супружеском ложе, сладко вздохнула и мгновенный сон смежил её ресницы.

На следующий день Яна, работающая в детском саду на полставки, повела Анну Сигизмундовну знакомиться с окрестностями, то бишь с микрорайоном, где проживало её семейство. Во время этого «круиза» Анна увидела и место работы Яны (совсем близко от дома), и школу, где учатся внуки, и поликлинику, и аптеку ( Бог даст – не понадобятся!), и даже остановку общественного транспорта; а поскольку за ними увязалась малышня, - естественно, пришлось зайти и в тот самый парк с детской площадкой, где Стас снимал свой видеофильм. Экскурсия гостье понравилась, да и невестка всё подробно ей растолковала. На обратном пути зашли с супермаркет и купили пирожное к чаю.
Анна просто остолбенела, увидев в витрине небывалое разнообразие сортов сыра. Она принялась было считать, но на шестьдесят четвёртом сдалась, так как несчитанным осталось ещё примерно такое же количество.

- Яна! – всплеснув руками, вопросила свекровь – неужели вы всё это перепробовали?
- Нет, конечно, Анна Сигизмундовна – улыбнулась её наивности Яна. - Но когда-нибудь…
- Мама! Мама! – прервали их диалог Катя с Юрой. – А купи наше любимое мороженое – пусть бабушка узнает, какое оно вкусное!
-Хорошо, хорошо, возьмите сами то, которое на вас смотрит.

От этого шутливого предложения дети расхохотались, но поручение выполнили – притащили столько упаковок, сколько смогли вместить их руки.
Вечером, за чаем, женщины отчитались главе семейства о «турпоходе» и, получив одобрение, Анна со Стасом договорились о времени отъезда в тот город, о котором столько была наслышана гостья и который издавна звал и манил её.

Золотой, вечный город Иерусалим поразил воображение Анны Сигизмундовны, не говоря уже о паломниках всех конфессий, которые приезжали сюда по влечению собственного сердца. Являясь поистине городом трёх религий, он являл Анне строгие формы древних синагог, стройные, устремлённые ввысь, стрелы минаретов, золотые купола православных церквей.

Особенно поразил её Храм Гроба Господня: то, о чём раньше она только читала или видела по телевидению, а потом – в альбоме, присланном Стасом, предстало теперь перед ней не на глянцевой бумаге, а во всей своей достоверности. Анна, невольно ощущая волнение и какой-то душевный трепет, буквально раскрыв рот, слушала пояснения экскурсовода. Живые свидетельства и жизни, и мученической смерти, и воскресения Христа предстали перед ней.

По окончании экскурсии Анна зашла в один из приделов Храма, где освятила купленные по просьбе Ляльки серебряные крестики и свечи – 33 штуки в связке - по количеству прожитых Иисусом Христом лет.
Совершенно необыкновенное впечатление получила Анна и при посещении площади у Стены Плача. Её удивило обилие людей в чёрных одеждах - в допотопных лапсердаках, в укороченных штанах, и в шляпах, надетых поверх маленькой шапочки – кипы, отчего головы этих людей казались несколько вытянутыми вверх; а ещё более - удивили огромные меховые шапки – это в летнюю жару-то!

Особое внимание привлекли также и пейсы – длинные и короткие волосы по обеим сторонам лица, обязательно закрученные, как локоны у барышень после снятия папильоток. И детки (естественно, - мальчики), чинно вышагивающие вслед за папашей, - главой их многочисленного семейства – тоже носили эти самые пейсы. Девочки была одеты в праздничные платьица скромной чёрно-белой гаммы. У всех деток из этой семьи были совершенно очаровательные личики, от которых трудно было оторвать взгляд.

Пробившись через скопление многочисленных верующих, Анна подошла к стене, щели в которой была заполнены всевозможными записками - посланиями Всевышнему. Почти сразу уверовав, что здесь, и только здесь, она может, практически напрямую обратившись к Богу, доверить Ему самое сокровенное, самое потаённое в глубинах её души, Анна Сигизмундовна попросила Всевышнего, чтобы в семье у её сыночка всё было ладно, чтобы благополучно сложилась его карьера, чтобы мир да любовь царили в его доме. О том же самом она попросила и для Сидоркиных, самых близких своих друзей, а ещё, под конец, она, неожиданно для себя, открыла перед Господом самое своё заветное желание – обрести друга. Да не просто друга, а пО сердцу, - такого, с которым хотелось бы прожить отмеренные им свыше годы – в мире, в дружбе и в согласии.

Только оторвавшись от прохладных камней Стены, она заметила, что лицо её мокро от слёз. Она, пребывая в благоговейном молитвенном состоянии, можно сказать, выплакала свои мечты и надежды, покаявшись таким образом в своих вольных или невольных грехах, которые все мы, смертные, совершаем, пребывая на этой земле.
Вернувшись к Стасу, Анна вдруг почувствовала необыкновенную лёгкость в теле и в душе и поняла, что сегодня она - счастлива!

За семейным ужином по традиции делились впечатлениями от прошедшего дня. Неожиданно трапезу нарушил телефонный звонок.

- Ой, мама! – встрепенулся Стас – Это, наверное, Олег. Он просил передать тебе... А я - начисто забыл!
- Алло! – сказал он в снятую трубку – Олег, прости: замотался я сегодня и забыл передать маме, что ты… Да, знаю, - ещё вчера должен был это сделать. Ну прости, дружище. Уже простил? Спасибо, добрый ты человек... Уже даю! – и он с виноватым видом передал трубку матери.
- Алло! Здравствуйте, Олег. Да, спасибо. Да, как видите, всё-таки вырвалась – и не без Вашего влияния. Вы так «вкусно» рассказывали о своей новой родине, да и дети с видеоплёнки так сердечно приглашали, что внутренний голос мой приказал: надо ехать! Что-что? О, секунду! Я только перейду в другую комнату…

Дальнейший разговор, видимо, не должен был касаться посторонних ушей.

- Аннушка, милая, простите за вольное обращение, но я пережил столько беспокойных минут, когда Вы внезапно исчезли: не отвечал телефон, дома застать не удалось! Благо, догадался позвонить в соседскую дверь. Тамошняя хозяйка – очень славная женщина – сообщила, что Вы уехали к подруге. Как же я досадовал, что не удалось повидаться, представляете?
- Мне тоже, Олег, досадно, что всё так получилось.
- Анна, мне многое нужно Вам сказать. Столько за это время передумалось, а высказать – некому!

Анна Сигизмундовна растерянно молчала. Она явно не ожидала такого потока слов.

- Аннушка! У Вас всё в порядке? Почему молчите?
- Ох, извините, Олег, это я несколько отвлеклась.
- Анна, Анна, - торопливо заговорил Олег. – Мне обязательно нужно увидеться с Вами.
- Да я, в общем-то, и не против.
- Короче, приглашаю Вас всех в ём шиши… ох, простите, - в пятницу, - на шашлыки, на природу. Отказы не принимаю. Итак?
- Да кто же устоит против такого напора? Точно говорят: «смелость города берёт»! И я – сдаюсь!
- Спасибо, Анна. Я – счастлив! Как видно, сегодня – мой день! А детали я оговорю потом со Стасом. Всего Вам доброго, Аннушка! А пикник Вам понравится – уверяю!

И потекли дни, каждый из которых был, как праздник, - праздник, устроенный специально для неё, Анны, близкими ей людьми, в круг которых как-то незаметно вошёл и Олег.
Где только не побывала Анна Сигизмундовна – на озере Кинерет и на Мёртвом море, в древнем Цфате и на руинах Авдата! Кроме того, несколько раз она просто отдыхала на пляже – благо, город, где жили дети, находился на побережье Средиземного моря. Ухоженный пляж, чистейшая вода, звучащая повсюду родная русская речь, давали Анне ощущение безмятежности и покоя.

Нежась под ласковым сентябрьским солнышком или сидя в автобусе во время очередной экскурсии, она не однажды вспоминала Алексея: то - утро после аварии, когда он впервые осторожно взял её ладошку в свои руки, то - первую их встречу на речке, но особенно часто – последнюю их ночь перед отъездом.


За всё время пребывания Анны в Израиле Алексей, не желая прослыть назойливым, позвонил всего два раза: в начале – чтобы убедиться, что она благополучно прибыла на место и – в конце её пребывания в гостях, чтобы узнать дату её возвращения домой. В голосе его слышалась озабоченность долгой разлукой и та нежность, которую она ощутила в их первую и последнюю совместно проведённую, ночь. Алексей обещал в назначенный день приехать в аэропорт и встретить Аннушку. Ещё он, приглушив голос, произнёс слова, которые давались ему с видимым трудом:

- А-ню-та, я не мо-гу без тебя!

Анна, мгновенно покраснев, отвернулась, чтобы не выдать родным своё состояние радости и смущения от неожиданного признания.

- Скоро увидимся! – буквально прошептала она и опустила трубку на рычаг.

Время летело незаметно – поездки, знакомство с новыми местами, встречи с новыми людьми... Анна познакомилась и даже подружилась с одной женщиной из России, которая уже несколько лет жила в Израиле, полностью освоившись в новой когда-то для неё обстановке и полюбив эту необыкновенно красивую и благодатную землю.

Когда Олегу позволял рабочий график, он в своей машине возил её по тем красивейшим местам, где Анна ещё не бывала – ухоженные парки и заповедники, дикое морское побережье, девственный лес на белых скалах – ей всё было интересно, а несомненные экскурсоводческие способности, коими, как оказалось, в полной мере обладал Олег, его предупредительность и постоянная забота делали эти поездки желанными и весьма романтическими.
      
Всё чаще Олег брал руку Анны в свою руку, всё чаще бросал на неё особенные взгляды и вскоре не только для самой Анны, но и для друзей Олега, и даже для деток, стало очевидно, что этот зрелый, вполне состоявшийся мужчина, влюбился в их маму и бабушку, как мальчишка.
Между тем, ещё до того, как раскрылась сия «великая» тайна, в семье всё чаще стал муссироваться вопрос о возможном переезде Анны в Израиль, на что Анна никак не реагировала, так как в её родословной на несколько поколений назад не просматривались какие-либо еврейские корни, да и необходимости особой в этом переезде она пока что не видела.

Но Олег, зная всё это, тем не менее тоже исподволь пытался подтолкнуть Анну хотя бы чисто теоретически подумать на тему изменения местожительства.
А тут подоспело время ехать в Эйлат – курортный городок на самом юге страны – красивейшее, по словам Стаса, место. Но, поскольку путёвка была приобретена заранее, а Стас не смог из-за срочной работы отлучиться на целых три дня, Олег ужасно обрадовался неожиданно представившейся возможности провести эти дни вместе с Анной на курорте Красного моря. Мог ли он предвидеть для себя такую неслыханную удачу?

И вот они уже мчатся в комфортабельном автобусе на юг Израиля. Никогда ранее Анна даже представить себе не могла, что безлюдная пустыня может быть так прекрасна: сложенные из разных горных пород холмы и возвышенности представали во всей своей красе - поражали причудливостью форм и очертаний, разнообразием оттенков, извилистостью и крутизной склонов оврагов, по которым в сезон дождей с бешеной скоростью мчатся потоки воды, а вырвавшись на свободу, смывают и сметают всё на своём пути - машины, постройки, мосты.

Роскошная пятизвёздочная гостиница – сынок постарался! - прекрасное обслуживание, обилие отдыхающих со всех концов света; заботливое, какое-то трепетное отношение к ней Олега, но более всего – совершенно изумительное море цвета растворённых в воде синих чернил для авторучек (иного сравнения не отыскать!) – сделали своё дело: на всю оставшуюся жизнь эти три дня в Эйлате останутся для Анны воплощением праздника – с его фейерверками, музыкой и танцами. И почему это море - самое синее из всех морей - называется Красным?

Номер у них был, разумеется, один на двоих и после дня, насыщенного купанием в этом красивейшем их морей, прогулками по набережной, танцами на открытом воздухе и романтического ужина в ресторане – при свечах и с бутылочкой шампанского, как ни странно, - советского, - между Олегом и Анной произошло то, что непременно и должно было произойти – не в России - так в Израиле, не сейчас - так позже. Самой судьбой уготовано было этим двоим, немолодым уже людям, оказаться «в нужное время в нужном месте».

Им было хорошо вместе. Ощущение радости и полноты жизни не оставляло новоявленную парочку все эти быстротечные три дня. По возвращении им не пришлось рассказывать домашним о том, как прошёл отдых – всё было написано на цветущих лицах путешественников. Вечером, в присутствии всех домочадцев, Олег торжественно сделал Анне официальное предложение.
После давнего своего развода Олег до Анны так и не встретил свою судьбу, а неожиданное знакомство с Анютой решило его дальнейшую жизнь.

Вы не поверите, друзья, – я влюбился в вашу маму с самого первого взгляда – когда она, заплаканная, открыла мне дверь. Никакие старания её за пару минут привести себя в порядок, действия не возымели: я, увидев её расстроенное лицо, почувствовал тогда острую жалость, недоумевая, кто и почему мог бы обидеть эту необыкновенно красивую, как мне показалось (и правильно показалось!), женщину.

Неожиданно раздались аплодисменты, но взволнованный Олег даже не улыбнулся, а тихо произнёс:

- Пожалуйста, Анна, не торопись с ответом, обдумай всё как следует. А ждать я умею ...

Ошеломлённая Анна ещё несколько мгновений стояла с застывшей улыбкой на лице - даже когда дверь за Олегом уже закрылась.

- Я подумаю об этом завтра – сказала она сама себе, вернувшись к обычному состоянию.

В последние дни перед отъездом Анна постаралась максимум времени уделить внукам – ходила с ними в парк, играла в шашки, даже немного подтянула их по математике. Огорчало её только одно – всё больше теряли внуки родной язык - он вытеснялся уже более привычным для них ивритом, из которого Анна почерпнула только несколько слов.
Уезжать Анне и хотелось, и не хотелось. В России её ждал привычный, устоявшийся быт, друзья, свобода, наконец.
А ещё – она это знала наверняка – её, со всей присущей этому сильному человеку, верой, надеждой и любовью, ждал Алексей.

Олег, уже в аэропорту, провожая Анну в Россию, всё заглядывал в ожидании ответа в глаза любимой женщине, но видел в них лишь растерянность и ничего больше. Понимая всю напряжённость ситуации – расставание Анюты с праздником, царившим в её душе все эти стремительно пролетевшие дни, расставание с родными, - Олег, ожидавший получить ответ на своё выстраданное предложение хотя бы сейчас, перед самой разлукой, всё-таки удержался и не задал Анне тот единственный вопрос, который волновал его все последние дни. И Анна молчала.

Наконец Олег, обнимая её за плечи и не сумев совладать с эмоциями, негромко произнёс:

- Аннушка, любимая, я смогу, я умею ждать – но почти тотчас же, не сдержавшись, прошептал в самое ушко: - оставайся, милая! - И закончил взволнованно – А, может, мне самому приехать за тобой?

Её ответ потонул в звуках прощальных напутствий, щебетании малышей, голосе диктора, объявившего о посадке на ночной рейс, с которым возвращалась домой отдохнувшая и ещё более похорошевшая Анна Сигизмудовна.
Уже оказавшись в салоне самолёта и удобно расположившись в кресле у окна, она честно пыталась разобраться в чувствах двух хороших, порядочных мужчин и, главное, в собственном отношении к ним, но, покопавшись в своей душе, с ужасом поняла, что не в силах самостоятельно разобраться со всем, что свалилось на неё в последнее время. От предотъездной суеты ли, от невозможности ли разобраться в самой себе, она почувствовала непреодолимое желание отдохнуть, отключиться от всех проблем и просто - поспать.

- Я подумаю об этом завтра – уже сидя с закрытыми глазами, решила для себя Анна точно так же, как когда-то решала все трудные жизненные вопросы Скарлетт - героиня известного романа.
      
Самолёт ещё не взлетел, а Анна Сигизмундовна уже сладко спала в своём уютном кресле и мелькали перед ней во сне пейзажи России и Израиля, и два плохо различимых мужских лица то возникали, то исчезали из её поля зрения.

"Боинг-737" взял курс на Россию.