Тысяча и одна ночь

--Стой! Пусть мужик пройдет.                – Теперь можно?                – Давай!                Я подскочил к невысокому, плотному Семенову и подсадил его. В темном проёме окна обозначился   силуэт и сразу пропал…
   На третьем курсе Института культуры меня послали на практику. Наcтавники хотели окунуть нас  в гущу культработы подальше от Москвы  .  Место для практики  искали сами. Не долго думая, я попросил свою тётю  договориться о ней в Калинине*:там я  закончил школу.
   Зеленела свежая июньская листва. Знакомые названия станций мелькали за окном электрички. Нахлынули  воспоминания недавнего детства. Я был молод, здоров, свободен – каждый новый день сулил что - то удивительное.
    Назавтра  отправился в Дом культуры и  быстро сообразил:в следующий раз приду через месяц. За подписью об окончании практики. Я никому не был нужен в этом очаге культуры, еще меньше был необходим  он  мне.
    Койку дали в общаге культпросветучилища , но остановиться  пришлось у тёти.  Честно говоря, я никогда еще не жил один, без присмотра родителей, и вот, наконец,  в девятнадцать лет пришла свобода: тётке было недо меня.
--Пойдём в кафе, -- предложил я через пару дней однокласснику  Вовке Семенову. Он  учился в местном  Политехе. Мы увлеченно травили друг другу  байки из студенческой жизни, пока перед закрытием нас не выгнали. Потом  еще  час болтались  по центру города: глазели на проходивших мимо девиц. Многие нам нравились, мы им, кажется, нет.
   После выпитых коктейлей  мозолить  глаза родственникам не хотелось, и  я предложил переночевать в общаге. Минут через пятнадцать  были на месте. За это время созрел план, как Семёнову попасть внутрь: я прошу девчонок с первого этажа впустить его через  окно.
   По  правде говоря, я и сам не знал там никого, но в юности люди сходятся быстро. Пройдя мимо вахтерши, направился в ближайшую комнату и постучал в дверь…
--Садитесь, мальчики, -- Лена с Машей не отказались продолжить знакомство.  Мы с Вовкой быстренько  скинулись на бутылку сухого и  разместились за столом, накрытым потёртой клеёнкой. Кроме него, старого  фанерного шкафа, четырёх кроватей с никелированными спинками и  хлипких стульев мебели  не было. Одинокая лампочка, свисавшая с потолка, безуспешно старалась осветить комнату.
   Немного поболтали вчетвером, потом Семенов увлекся светской беседой со светленькой  высокой Машей. Его приглушённый басок изредка заглушали её смешки и легкое щебетанье.
   Маленькая смуглая Лена стала рассказывать мне о восточном танце, его репетировали в училище. Всем, кроме меня, утром надо было рано вставать. 
   Провести ночь с Семёновым на своей койке  хотелось не слишком, да и идти ко мне на третий этаж надо было мимо вахтёрши. Главное же --  Лена нравилась всё сильней.  Девчонки вошли в положение и оставили у себя.
   Через  час  легли спать. В темноте ярко обозначилась полоска света под дверью. Мимо неё кто - то грузно, как бегемот,  топал по коридору.Тень гигантского быка  -- запоздалого троллейбуса – пугала нас длинными рогами. Семёнов и Оля вскоре заснули. Мы с Леной лежали на соседних кроватях, прислушиваясь к  дыханию друг друга. 
   И вдруг она тихо -тихо произнесла:  -- …Младшая сестра сказала Шахразаде--Заклинаю тебя Аллахом, сестрица, расскажи нам что - нибудь, чтобы сократить бессонные часы ночи.  -- С любовью и охотой, если разрешит мне достойнейший царь, -- ответила Шахразада. Обращаясь ко мне, Лена продолжала   -- И услышав эти слова, царь, мучившийся бессонницей, обрадовался, что послушает рассказ и позволил.** – Конечно, расскажи, -- приняв из её рук  «корону» вдвойне обрадовался и я .
-- Дошло до меня, -- начала  Лена, -- что халиф Харун - ар - Рашид любил Ситт-Зубейду великой любовью. Ситт-Зубейда однажды пришла к пруду и стала смотреть на его красоту.***В полутьме я увидел лукавые глаза Лены, глядевшей на меня.  Я был парнем влюбчивым, Ленин рассказ  и  чувство полной свободы  ошеломили  меня, и я готов был слушать её всю ночь.
  -- А было это в очень жаркий день, и Ситт-Зубейда сняла одежду и вошла в пруд. И халиф узнал об этом…и увидел её голую, и было видно у неё то, что бывает закрыто.**** В этот момент я почувствовал себя халифом и представил Лену, летящую в восточном танце по берегу пруда. Монеты на её талии и груди блестят на солнце и чуть слышно  позвякивают.  Потом она сбрасывает свой наряд…
   А Лена продолжала:  -- И когда Ситт-Зубейда услышала повелителя правоверных, который был за листьями деревьев, и поняла, что он видел её голой, она повернулась и увидела его и, застыдившись, закрылась рукою, но не совсем, и её тело виднелось из- под руки. *****На этих словах меня бросило в жар. Как лунатик, подошел я к Лениной кровати, присел на край и взял её за руку. И она её не отняла!
   В ту же минуту кто - то в коридоре громко сказал: --Шевцова! Кто там у тебя?  Открывай дверь! – Комендант, --прошептала трагическим голосом Лена и одним прыжком преодолела пространство, отделявшее кровать  от выключателя. Загорелась лампочка, и она метнула   ком одежды Семёнову, вскочившему на ноги.
   Запоздалые прохожие видели: из окна выпрыгнули, как обезьяны со связками бананов, два неодетых парня с вещами в руках. К счастью, они не приняли нас за воров и не пытались задержать. Вовка приземлился неудачно и бежал, припадая на ногу.
   На следующее утро я уже не был уверен, произошло ли всё это на самом деле. Правда, коленка Семенова  распухла и целую неделю болела.
 До конца практики трижды приходил я в общагу в надежде увидеть Лену, но сначала она была на экзаменах, а потом уехала домой на каникулы.
   Я, закончил институт, повзрослел, но Лена, летящая в восточном танце, снилась мне ещё много лет.

1 – Тысяча и одна ночь, М., «Художественная литература», 1975 г., с.28
2,3,4 – там же, с.136