В Стране Дураков

                Ищущему и страждущему,
                гордому и несчастному,
                удивительному поколению 80-х
                посвящается…

(повесть времен развитого социализма)


                ОГЛАВЛЕНИЕ*
 
Пролог. БЕЖАТЬ ОТ ТЕНИ СВОЕЙ**
               
                І

1. “TO BE OR NOT TO BE”
2. РОЖДЕННЫЕ ПОЛЗАТЬ
3. АХ, ВЕРНИСАЖ, АХ ВЕРНИСАЖ
4. ДЕНЬ ШАКАЛА (СТУК)            
5. БЕРЕГИСЬ АВТОМОБИЛЯ!(ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ)
6. ДЕНЬ ШАКАЛА.Продолжение
7. НОСТАЛЬГИЯ
8. НА БЕГУ
9. ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ
10.MORE(ЕЩЕ)
11.НАД ПРОПАСТЬЮ ВО РЖИ
               
                ІІ
      
1. ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ
2. БОЛЬШАЯ СКУКА
3. НЕ УБИЙ. НЕ УКРАДИ… НЕ НАСТУПИ НА ГРАБЛИ!
4. ХОЛОДНАЯ ВОЙНА И МИР
5. ВОЗЬМУ ТВОЮ БОЛЬ
6. У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ
7. “Я НЕ ЛЮБЛЮ!”
8. НОВЫЕ ЦЕНТУРИОНЫ
9. СКВОЗЬ ПЕЛЕНУ(ВОЗВРАЩЕНИЕ БОЛИ)
10.ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
11.ЕГО ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОКЛОН

Вместо эпилога. СПАСИ И СОХРАНИ!   
____________________________
* Названия глав заимствованы из классической литературы, песен, кинофильмов и т.д.
**Все странствующие персонажи вымышлены; достоверность происходящего не установлена.   

Любое сходство с реальными людьми или совпадение с действительными событиями считать
досадным недоразумением.
 

...И ветра свежее дыханье                И мнится - ни лазури ясной,
Не взбороздит, не шелохнет                Ни бурь нет больше в той стране -
Немую ширь угрюмых вод.                Один лишь мёртвый штиль во мгле...

                (Эдгар А.По,"Город среди моря")      
               
Оставь надежду всяк сюда входящий...
            
                (Данте Алигьери,"Божественная комедия")
               

-Пойдем с нами, маленький богатенький Буратино.
Мы покажем тебе волшебную страну Дураков!            
               
                (А.Н.Толстой,"Золотой ключик или Приключения Буратино")



1982г.                Пролог. БЕЖАТЬ ОТ ТЕНИ СВОЕЙ
   
  Ничего романтического здесь не было. Ясное, безоблачное небо куда-то исчезло, и вместо мириад веселых звездных огней на дремлющий город опустились унылые октябрьские сумерки. Свежую, будоражащую чувственную плоть, вечернюю прохладу олицетворял мелкий, моросящий, но уже по-осеннему противный, холодный дождь. Воплощением предрассветного тумана над речкой являлись сизые дымы соседнего кожевенного завода. Душистый аромат свежескошенного сена как-то незаметно превратился в приторную вонь отработанного мазута и отсыревшей коровьей кожи. Заветную гитару, на которой могли бы исполняться желанные в любую погоду, при любом настроении, вытряхивающие наизнанку душу любого романтика, баллады Высоцкого или тронутые не то грустью, не то скорбью, но такие близкие любой нежной, сентиментальной натуре, романсы Окуджавы заменял колючий скрип злого ветра. А ритуальный костер и пахнущую дымком уху - две бутылки мутноватой, незрело виноградной “Лидии” и сто граммов жареной мойвы.

  ...Они стояли, прижавшись друг к другу от холода и любви, под кирпичным навесом у входа в центральный сектор футбольной арены городского стадиона. Они обманывали себя, будто внимательно вглядываются в похожее на заливной луг, пустующее нынче футбольное поле, и в почерневшие от времени буквочки, начертанные лет десять назад на примерно тогда же побеленых бортиках, отделяющих его от свежевыкрашенных трибун (почему-то спортзаправилы убеждены, что скамейки, крашеные по весне, будут тотчас же обидно обгажены рядовыми любителями спорта либо какими-нибудь иными представителями народа). Буквы на бортиках составляли когда-то лозунг:“Привет участникам соревнований!”, и с огромным трудом напрягая ослабшую память и мягко отстраняясь от своей спутницы, Странник болезненно вспоминает свое сегодняшнее недавнее соревнование с новыми приятелями - жестокое состязание в алкогольном спринте. Победа далась нелегко. Жуткие физические последствия бурной трапезы мучительно ощущаются в голове до сих пор. Состязаться на голодный желудок - страшная, безрассудная затея.
  Минуту назад неимоверным усилием почти обессиленной уже воли ему удалось протолкнуть в себя граммов триста мутно-бордовой эссенции из стоящей у ног бутылки. Теперь немного легче; он постепенно перестает испытывать действие колючего ветра, легко проникающего холодными щупальцами под видавший виды плащ. До оптимального, привычного состояния осталось еще два-три аналогичных усилия, но мысли его после недавнего провала в памяти, что стало случаться с ним в последнее время все чаще, начинают обретать некоторую стройность. Он почти готов к последующим духовным и даже некоторым физиологическим процессам.
  Мужчина даже пытается шутить. Он показывает пальцем на поле, бортики и буквы и обращает внимание своей подруги на нерадивость и вопиющую бесхозяйственность местного руководства, машет кулаком в адрес техслужб стадиона. Одновременно, не отрывая спины от нарисованных на кирпичной стене  Лисы Алисы на коньках и Кота Базилио в хоккейном шлеме и с клюшкой, туманного еще взора - от бортиков вокруг поля, а терзающих мыслей - от шаткости авторитета спортивных городских чиновников, нагибается и протягивает своей спутнице купленную по ее же капризу “Лидию”. Но, как-то лениво пригубив и отрешено взглянув на спутника, она тут же возвращает пузырек  назад. Интересно. Выходит, что ни предшествующие шутки, ни спиртное не возымели никакого психологического воздействия. “Тьфу,черт,- досадует Странник,- знал  бы раньше - купил какой-нибудь гадости покрепче! По воле дьявола, ассортимент подобных напитков в городе не оставляет желать лучшего”. Молодой человек достает из дамской сумочки сигарету “Ява-100”, прикуривает, протягивает, но, разок-другой затянувшись, дама отказывается от “благовонного фимиама”. Мужчине очень досадно: купленная по ее капризу дрянь недавно подорожала, а он ведь не является партийным или советским работником, могущим запросто выбросить два рубля на ветер. Да и в спецкормушки, как и в спецклиники и т.д., да и вообще в спецжизнь его не пущают. Там все для указанных спецлюдей.
  Странник глядит на свою спутницу долго и пристально. Отчего она так вяла и пассивна сегодня? Когда-то в детстве он вот точно так же исследовал пойманного кузнечика, сидящего в стеклянной банке. Он тогда никак не мог понять, почему же тот подыхает? Мальчик ведь набросал ему туда травы, мошкары и еще много-много всякой гадости… А, ну да, она - женщина! Как же он это упустил? Впрочем, еще в детском садике воспитательница отмечала при всех детишках флегматичный склад его характера, а значит, и темперамента и, следовательно, по ее мнению, недостаток ума…
  “Что ж, перейдем к процессу физиологическому”- решает герой. Сперва он пытается произвести поцелуй. Но нежные передние конечности пассии мягко отстраняют его. Странник широко раскрывает глаза. Он неприятно удивлен и взбудоражен. Отчего такие ужасные ощущения?
  И здесь впервые в его размягченных алкоголем мозгах появилось предчувствие чего-то неотвратимого, безнадежного... Внезапно девушка нежно прильнула черноволосой, коротко остриженной головкой к его плечу, подавшись вперед всей своей женской сущностью… Всем туловищем. Юноше отчего-то кажется, что левой рукой он ощупывает жесткую гриву. И почему туловище? Он все еще пытается себя успокоить. “Нет, это вовсе  не туловище. Это подалась к тебе, мужчине, ее одинокая душа... Но отчего так страшно? Зачем на спине, ребрах, кончиках пальцев, корнях волос эта неприятная дрожь?”            
  Вдруг она резко поднимает голову и смотрит парню в глаза. Она хочет сказать ему что-то важное. Она очень хочет что-то сказать! Странник отчетливо слышит непонятные, нечеловеческие звуки, доносящиеся из ее груди. Ему чудится, будто из груди этой исходит хриплое, затравленное ржание. И взгляд! Он не хочет этого дикого, но какого-то грустного, обреченного взгляда. Он всегда... против выстрела в упор! Почему ему кажется, что где-то он уже видел этот взгляд? Это ведь очень знакомый взгляд! Странник парализован страхом. Он машинально хватает женщину за кожаный плащ. Да ведь это… совсем не плащ. Это… Ужас! Перед ним... лошадь! Старая вороная лошадь. Юноше хочется бежать. “Почему я не бегу?! Что с моими ногами?- Он пытается кричать.- Куда исчез голос?!” Мысли путаются, смешиваются, исчезают в глубине мутнеющего сознания и являются вновь и вновь. “Кажется, я схожу с ума. Что со мной? Где я?!”
  ...Женщина отводит взгляд. Внезапно приходит успокоение. Он вспомнил. Да, он вспомнил…
                ---------                І

                “TO BE OR NOT TO BE“?
 
  -Андрюха, проснись!.. Да проснись же ты, наконец!
  Неимоверным усилием поднимаю со стола тяжелую, словно свинцом налитую голову, и пытаюсь открыть глаза. Ничего еще не понимающим взором стараюсь что-нибудь увидеть перед собой. Я, кажется, что-то вспомнил? Что?..
  ...Ночь, стадион, женщина… Какая-то ерунда.
  -Да посмотри на себя в зеркало, на кого ты похож?!
  Смутные очертания женской фигурки, возникшей рядом со мной, очень напоминают Валентину. Да, это Валя, наша школьная пионервожатая. Она, видимо, довольно долго трясла меня. Ищу зеркало, но проясняющийся взор моих мутных серых глаз уставился в приоткрытое окно. На улице чудесная погода. Ласково светит еще теплое солнце. Желтеющие деревья, чирикающие воробьи, легкая дымка, летящие паутинки. Ранняя осень...
  Но все же, на кого я, интересно, похож?
  -Умойся хорошенько, у тебя взгляд наркомана!
  Вот тебе на, а где это она видала наркоманов? Разве не слыхала по радио, что наркомании, секса, мафии и прочих капиталистических гадостей в нашей великой стране быть не может? А есть только вечная и святая борьба за Светлое Будущее?..
  Беру у пионерской богини маленькое дамское зеркальце и пропитанный духами ширпотреба белоснежный носовой платочек. Результат исследования ужасен. На меня нагло пялится тупая, спитая рожа.
  -Послушай, у тебя нездоровый румянец на лице. И что с твоими глазами?
  Берусь пальцами левой руки за левую щеку, а пальцами правой - за левую бровь и произвожу тщательный массаж левой части лица, затем - правой и, в конце концов,  массирую виски и шею.
  -Быстрее, через десять минут начнется,- сочувственно напоминает моя искренняя рыженькая благожелательница. Странно. Вчера, вроде бы, почти не пил, отчего же сегодня такие мучительные последствия?      
  -Скажи им, что я умер. Может, простят?
  Контрольный урок я закончил всего полчаса назад, и за несчастные двадцать минут успело присниться столько черно-белой гадости... Наверное, где-то все-таки существует Господь Бог, который все видит и некоторых карает за грехи, а я безнадежный грешник...
  Вот и вчера змий-искуситель привел меня на ночь к добропорядочной замужней женщине бальзаковского возраста. А ведь я не имел для визита даже мало-мальски обоснованного повода. Просто когда-то, в эпоху моего вагантизма, ее благоверный супруг, он же доцент кафедры научного коммунизма, кандидат наук, обещал поиметь меня на экзамене и почти исполнил свою угрозу. Нынче же он на научном симпозиуме где-то в Средней Азии, и я так рассудил, что пора бы уж, наконец, заплатить по старому счету. Хотя, надо признать, подобные ночные визиты не в моих правилах. Стало быть, непременно сущеcтвует определенная закономерность в нынешних духовных самоистязаниях.
  Едва успев промыть глаза и протереть их надушенным платочком, оборачиваюсь к двери: в кабинет входят мои старшие коллеги, завуч, директор школы, еще какие-то люди, присутствовавшие на контрольном уроке. Но почему “контролеры” так торжественны и при этом благодушны? Неужто в школьном буфете подают сегодня “Мартини” и черную икру? Впрочем, я весьма удовлетворен их внешним видом.      
  -Присаживайтесь, пожалуйста, Андрей Константинович, поговорим о Вашем уроке,- подчеркнуто вежливо, но вместе с тем как-то официально обращается ко мне завуч старших классов, женщина лет сорока пяти, уже седеющая, но не утратившая еще былой привлекательности.
  Мы знакомы лет десять, и я хорошо знаю ее веселый, заражающий смех и неукротимую жажду деятельности. Последнее качество присуще ей до сих пор. Она очень хочет сделать из меня, по ее выражению, “настоящего учителя”. С ее сыном, моим закадычным приятелем, прошло наше яркое детство и так много обещавшая юность. Сообща стреляли из рогаток в “соображающих” по подвалам граждан, вместе ушли получать знания в т.н. Храм науки, совместно организовывали там грандиозные “пивные путчи”, затем коротали в различных студенческих общежитиях бурные, периодически оборачивающиеся “варфоломеевскими” ночи. Вкупе производили “замочку” полученной за пять самых ярких лет жизни, долгожданной сатисфакции и даже женщин частенько любили совокупно.
  -Лично мне понравилась организация урока,- начинает она.- С самого начала дети были очень внимательны. Присущая многим молодым учителям атмосфера натянутости их контакта с классом в данном случае успешно снята. Скованности не чувствовалось. В объяснении нового материала прекрасно использовался метод постановки проблемной ситуации. Учитель поставил детей перед необходимостью мыслить логически, математически. Хочется надеяться, что подобный стиль мышления останется у них навсегда…
  Дальше я перестаю слушать. Это она зря: мыслить логически. Мыслить логически? Детей? Да, они еще дети. Но дети своего времени. И потому они должны всегда “мыслить логически”? Видимо, да. Мы все, здесь присутствующие, тоже дети своего времени. И мы также обречены “мыслить логически”. Наш век - это век логики, т.н. целесообразности и рациональности. Хотя какие мы, к дьяволу, рационалисты? Отдавая непомерную дань нашему времени, мы, скорее, “рационализаторы”. Ладно, как бы там ни было, это - правило. Но ведь любому правилу присущи исключения. Правила - первопричина исключений, исключения - неизбежные  следствия из правил.
  Но и тут получается, что, пытаясь найти альтернативу обязательному логческому мышлению, я не прав. Исключения в нашей жизни лишь подтверждают правила. Так, к примеру, стоя в огромной, как правило, очереди за ”любительской” колбасой, мы исключительно часто замечаем, что получим  полное удовлетворение, лишь простояв такую же очередь за водкой. А ежели в свободную от служебной и семейной суеты минутку мы встречаем старых, добрых друзей, закупаем, как правило, “беленькую” и мчимся в Страну Дураков, на Поле Чудес, где зароем свои “пять золотых” в собственных желудках, морально сбросив (кому сколько необходимо)груз бестолково прожитых лет, то опять же исключительно часто найдется среди нас ярко выраженное дитя своего времени, которое, поразмыслив ”логически” о желудке, отправится назад, к Цивилизации, за Колбасой, дабы мы, мечтающие хотя бы на время обрести душевный покой, получили эту якобы полную, столь алчно, но зачастую так тщетно искомую сатисфакцию. Вот налицо результат логического мышления ярко выраженного дитя нашего времени в проблемной ситуации.
  Что ж, пусть я не прав. Пусть подобный стиль мышления неизбежен. Но все равно я никогда бы не желал, чтоб мои ученики (наши дети!) всегда безоговорочно думали и жили только  лишь по законам математической логики.
  Тут взгляд мой падает на залитый солнцем подоконник, на котором гордо растет красивый алый цветок в жестяной банке.
  ...Так вот, дети ведь, как известно, цветы жизни. И я категорически против жестяных цветков нашей жизни! Оставим же букет из цветков рациональности железным роботам - детям пресловутого Светлого Будущего, к которому мы так рьяно стремимся. Я не хочу неизбежной ржавчины. Я всегда буду бороться против железных мозгов у детей Настоящего!..
  -К сожалению, заключительную часть урока Вы смазали. На последней стадии он стал походить на лекцию,- перебивая мои грустные мысли, подводит итог незнакомый мне, моложавый блондин представительного вида, оказавшийся инспектором гороно. Он критик и потому, видимо, близок к истине. Критики ведь, как известно, не ошибаются…
  -Едва заставив детей мыслить логически, учитель вдруг принялся буквально разжевывать решения задач, предложенных ученикам для самостоятельной работы. Впрочем, это недоработка старшего методиста… А Вы постарайтесь, пожалуйста, в будущем учесть и исправить Ваш  недостаток…
  Мой недостаток. Как он уверенно это утверждает: “недостаток”! Да, у меня есть много профессиональных недоработок, обидных ошибок. Они есть у любого трудящегося человека. У врачей и учителей, профессоров и студентов, рабочих и колхозников, авиаторов и ассенизаторов, герпетологов и гинекологов, и даже у каскадеров и саперов существует масса профессиональных изъянов. С писателями это бывает гораздо чаще, нежели с другими трудящимися. Да что там трудящиеся! Поговаривают, что даже крупные партийные и советские деятели - и те порой немножко ошибались. За десятки лет стремлений к Светлому Будущему миллионов эдак на пятьдесят советских людей кроваво подошиблись... Но вот у кого абсолютно не бывает ошибок, так это у критиков. Последние просто не имеют времени на допущение таковых. Они постоянно заняты поиском и анализом ошибок чужих. Но так или иначе, ответа на вечный вопрос “быть или не быть?” у меня нет. И великий Шекспир пока не отдыхает…
                ----------------
               
                РОЖДЕННЫЕ ПОЛЗАТЬ
   
  -Все свободны,- как-то неуверенно объявляет директор. И все ошибочно считают себя свободными. Я тоже ошибочно считаю себя свободным. Ведь всем нам просто кажется, что мы свободны. Свобода - абстрактная категория. Абсолютной Свободой не обладает никто. Мы вольны лишь создавать себе иллюзию таковой. В относительности же Свободы мы убеждаемся в каждую минуту нашей относительно долгой жизни - сплошной зависимости от многочисленных обстоятельств. И считать себя абсолютно свободным - великое заблуждение.
  Зависимость от обстоятельств абсолютна. Мы бесконечно зависим. Сперва от Случая, когда оказываемся жертвой греха Мужчины и Женщины. Затем - то от реакции водителя автомобиля, когда перебегаем в неположенном месте улицу, то от номера экзаменационного билета, когда решается вопрос о нашей будущей классовой принадлежности (большинство из нас, ярких представителей “классов”, не щадя ассигнаций, норовят отнести себя к “прослойке”). Т. е. зависим мы на данном жизненном этапе от красных карандашей уважаемой комиссии деятелей наук и просто любящих ассигнации “деятелей”, определяющих место нашего будущего созидания в суетном мире под солнцем. Позже мы неотвратимо зависим от настроения прямых и непосредственных начальников различных мастей, решающих, где и сколько осталось нам созидать.
  Последующая зависимость еще безнадежнее. Мы зависим от Девы Марии... Ивановны - спасительницы в засаленном халате, когда, страдая тяжелой формой мигрени, стоим в очереди за Пивом. От великого дантиста Иисуса Христа, облегчающего наши физические страдания. От Люцифера - Зеленого Змия,- временно убивающего страдания духовные. И в жестоком финале - от Большой Больничной Лотереи, определяющей срок работы безвременно состарившихся и облысевших душеприказчиков, вконец измученных от наших бесконечных попыток и бесполезных стремлений вскарабкаться на Скалу Забвения  и безысходных падений в бездонное Море Жизни. Вся человеческая популяция - жалкое скопище марионеток - рвущих, грызущих, хватающих, ворующих, убивающих подобных себе - суть бессрочные жертвы Обстоятельств. Эти зловещие причины зависимости напоминают мне черных грифов-стервятников, на каждом шагу нашего долгого и бессмысленного пути подстерегающих нас, марионеток, и я вновь и вновь поражаюсь открытой кем-то великой истине:
               
                Прикажет рок всесильный нам -
                Мы мчим навстречу безумным дням.
                А Грифу кажется, что крысы
                Бегут куда-то по камням…
                Не зная, что нас ждет вдали,
                Мы зря сжигаем сердца свои.
                А Грифу кажется, что это
                Ползут по скалам муравьи…
    
  Да сгинут Обстоятельства - проклятые константы Времени и Пространства - самая абсолютная из всех известных миру философских категорий! 
                ----------------

                АХ, ВЕРНИСАЖ, АХ ВЕРНИСАЖ!..
   
  -Останьтесь на минуточку, пожалуйста,- вежливо просит меня завуч.
    Мы остаемся наедине. Как-то стеснительно, что совсем не характерно для этой женщины, она спрашивает:
  -Скажите, Вы случайно вчера не были вместе с Володей?..- это она про своего непутевого сына.
  …Вчера, столкнувшись у винного отдела, мы зафиксировали столь редкое и оттого значительное событие по старой, исчезнувшей уже традиции, совместным появлением в популярной когда-то пивной с грустным неофициальным названием “Бабьи слезы”. Проявителем святой преданности друг другу послужила большая бутылка “Агдама”, а закрепителем - пара кружечек свеженького пивка. Но старинный приятель мой был достаточно счастлив еще до нашей встречи, и когда его потянуло в упомянутую выше Страну Дураков, удержать друга Вову было практически невозможно…
  -Нет, случайно я вчера с ним не был. Да и быть не мог,- с бесстрастностью Штирлица, не краснея и не моргая, отвечаю на вопрос коллеги и покровительницы. Угрызений совести нет. Потому что такие встречи не бывают случайными. Они предначертаны свыше, а потому  закономерны.
  -Ну, хорошо, идите. Урок был неплохой, но обязательно учтите замечания.
  -Конечно, непременно учту!- я бодро соглашаюсь, но тут взгляд мой вновь падает на подоконник с нежным цветком в жестяной банке. До неприличности резко отворачиваюсь и выхожу вон.
  Быстро иду в школьный сортир. После очередного ремонта тут свежо, чисто и даже уютно. Но интуитивно чувствую, что все так славно быть не может. Чего-то здесь не хватает. Да, так и есть. У себя за спиной нахожу привычный для  подобных мест, недостающий штрих. На белой стене черным углем безупречно, даже талантливо выполнено то, чего не добивался и вряд ли когда-либо добьется даже самый изощренный учитель рисования. Вроде бы ничего особенного - банальный сексуальный диалог мужчины и женщины. Но какая удивительная, фантастическая поза у последней! Закрываю глаза, чтобы попытаться представить, как это будет выглядеть практически. Какая глубина мысли, какая блестящая авторская находка! Впридачу ко всему, произведение юного творца прекрасного снабжено исчерпывающими объяснениями по поводу своего творения… Я наслышан о способностях школьного учителя рисования и делаю вывод, что нестандартность мышления ученика несомненно превосходит образ мыслей его наставника. Аннотациями меня, правда, не удивить. Один замечательный поэт когда-то заметил, что даже “в общественном парижском туалете есть надписи на русском языке”. А уж в родной общеобразовательной школе...
  Сразу же улучшается настроение: у юного художника-“натуралиста”, этого яркого “цветка жизни”, свое понятие о рациональности. А главное - ему чуждо обязательное логическое мышление. И пока что глубоко плевать на чудовищные стереотипы, созданные поколениями “совков” и надежно охраняемые псами Церберами из министерства культуры, просвещения и прочих. Возможно, с возрастом он создаст другие шедевры, гораздо менее безобидные. И тогда, конечно же, поймет, что Система охраны крепка, сплочена и монолитна. А ежели кто всерьез вздумает надломить вылепленные из запекшейся крови да истлевших костей ненавистные “идеалы”, то будет быстро остановлен другими клыкастыми суперпсами. Уж их-то всевидящее госбезопасное око не дремлет, стальные челюсти на горле не разожмутся. Никогда...
  Но это может случиться гораздо позже. Искусство, как известно, требует некоторых жертв. И если этих жертв никак не избежать, пусть они будут в далеком будущем. Нынче же юному гению не должно быть до моих опасений никакого дела.
  Выхожу из “вернисажа” и двигаюсь к выходу из школы. Хочу незаметно проскользнуть по лестнице вниз, но взгляд мой случайно падает на приоткрытую дверь кабинета иностранного языка. Невольно останавливаюсь. Из-за двери доносится до боли знакомый голос:
  -Who is on duty today?
Не получив ответа на свой вопрос, учительница допытывается по-русски:
  -Волошин, что я сейчас спросила?
Мальчик молчит.
  -Волошин,- повысив голос, нервничает педагог,- повтори мой вопрос!
  -Who i… Who i… Who i…
  У школьника, вероятно, нелады с английским. Но почему Лена так взвинчена? Что это с ней сегодня? Вот она, узнав мои шаги, резко оборачивается к двери, что-то быстро говорит детям и выходит из кабинета.
  Смотрю ей в глаза, и… меня вдруг передергивает: ее взгляд, все тот же обреченно тоскливый и вместе с тем такой испуганный взгляд! Где ж и когда я все-таки видел уже этот  кошмарный взгляд?
  -Ты жива еще, моя  старушка?- пытаюсь шутить, но почему-то не до смеха.Меня вновь пронизывает терзающее чувство неотвратимости, только уже наяву.
  Теперь ее взор изменился. Пропала тревога. В обычно живых бирюзовых глазах различима  сейчас лишь горькая-горькая грусть.
  -Андрюша, милый, я должна, я больше не могу скрывать от тебя…- Она тихо, по-старушечьи, в нос всхлипывает, секунду-другую молчит и, внезапно прильнув черноволосой, коротко остриженной головкой к моей, самой для нее могучей груди, плачет навзрыд. Она хочет сказать мне что-то важное. Она очень хочет что-то сказать… Но говорить не нужно. Я понял. Я уже давно все понял...
  Пытаюсь как можно нежнее обнять ее своими, самыми крепкими для нее руками, и не могу оторвать глаз от приоткрытой двери кабинета, откуда в любую секунду могут показаться цветы нашей жизни - маленькие человечки. Я не в силах успокоить ее. Я просто не готов успокоить ее. Но и не презираю себя. Я думаю о человечке. О ма-а-леньком таком Человечке…
                ----------------

                ДЕНЬ ШАКАЛА (Стук)
   
  Захожу в учительскую. Мельком гляжу на коллег и понимаю: все мои внутренности только что тщательно промыты. Мучительно выдавливаю из себя улыбку, но чувствую, что походит она сейчас больше на волчий оскал:
  -Стучим, товарищи?.. 
  И хотя присутствующие делают вид, что заняты своими делами, все вздрагивают и поднимают в возмущении глаза, когда слышат мою тихую, вкрадчивую реплику, сопровождаемую иезуитской ухмылкой. Я же делаю грустный вывод, но опять же очень тихо, только для самого себя:
  -Да, потихоньку стучим…
  Конечно же, я не обижаюсь на своих коллег. И давно смирился с такой ситуацией. Наши граждане - люди особой породы. Эта уникальная популяция выводилась десятилетиями. Она рождена и воспитана на чувствах страха, зависти и, как следствие, доносительстве.
  Подчиненный у нас стучит на начальника, тот - на своих подчиненных. Коллеги по работе стучат на своих коллег. Дворник стучит на жильцов, те - на дворника. Сосед стучит на соседа. Жена - в милицию и партком - на неудачника-мужа, тот - собутыльникам - на неверную стерву-жену. Учеников учат доносить на товарищей по классу, а пионер - он, как известно, всем детям пример (но это уж очень жуткий пример). Стучат на службе и на отдыхе, стучат в коммунальных квартирах и на дачах. Стучат в рабочее время и в перерывах.Стучат, обедая в общественных столовых и сидя в общественных сортирах. Стучат в лифте и в транспорте. Стучат на ухо и прилюдно. Стучат в Органы. Стучат в общественные организации. Стучат по телефону и телеграфу, по радио и телевидению. Стучат юные, стучат зрелые, стучат престарелые. Сильнее и громче всех стучат пенсионеры и ветераны. До самой смерти. Один стучит на всех, все - на одного. И все стучат на всех. Всегда и везде. Вся наша жизнь - сплошной, тотальный Стук.
  Синдром Дятла заложен в генетический код; он у нас в крови, в мозгу, в сердце. И люди вовсе не виноваты в этом. А потому обижаться на них за это бессмысленно и глупо.
  -Простите?..- отрывается от любимого занятия - взымания партийных взносов - преподаватель Военного дела,  приподнимая  на  меня огромные мохнатые брови Карабаса-Барабаса, составляющие значительную часть его азиатской фактуры.
  -Погода, говорю, чудная нынче выдалась, товарищ полковник.
  -А-а… Да, конечно.- Он сияет от счастья, когда кто-либо из нынешних коллег обращается по званию, признавая, как представляется подполковнику Карабасу, и даже завышая, на самом деле, его социальную значимость.
  Понимаю, что в учительскую лучше было бы не заходить, не возбуждать мирно гудящий улей, да нужно взять на проверку детские тетради. А проверять их здесь, в Чистилище, в окружении воспитателей “через коллектив” - упаси Бог. Быстро складываю тетради в порфель и снова бегло смотрю на обозленных поборников социалистической морали. Интеллигентности между их ушами, зубами и бровями сейчас ничуть не больше, чем в промежности колес пресловутой мусорной телеги. Такие залезут куда угодно. Причём,без мыла...   
  Тяжело вздыхаю и выхожу вон, тихо затворяя за собой дверь, дабы не искушать, не злить и без того рассерженный пчелиный, а точнее – осиный рой.
  У входа в гардероб на меня стремительно налетает толпа старшеклассников.
  -Вы обещали организовать секцию баскетбола. Когда приходить?- бросает вихрастый акселерат одинакового со мной (метр-87) роста.
  -Все будет, ребята, только потерпите еще немного. Раз сказал, обязательно сделаю. Как  всегда.
  Ворочу нос от исчадия “Беломора” и беру плащ. Однако до самого выхода чувствую спиной недоверчивые взгляды будущих олимпийских надежд. Зато я снова спокоен и уверен в себе. И уже почти забыл недавно пережитую драму в школьном коридоре. Во всяком случае, пока не думаю о ней. Не печалься, нежная Мальвина. Твоему любимому Пьеро нужно лишь немного времени, и он все как-нибудь устроит. Верь ему.
  Выхожу, наконец, на воздух. Навстречу ветру. Навстречу Солнцу и голубому небу. Навстречу любимой ранней осени. Навстречу безмятежным, светлым мыслям…
  На скамейке в двух шагах от школы обнаглевшие “цветки жизни” играют в “очко”. Но с меня хватит на сегодня: прохожу, “не замечая”, мимо. Пытаюсь заодно забыть и “вернисаж”, и Чистилище, и контрольный урок. Забыть все... И вдруг, со стороны скамеек,- резкий, холодящий душу вопль молодого картежника: “СТУ-У-УК!!!”
                ----------------
               
                БЕРЕГИСЬ АВТОМОБИЛЯ!(Человеческая комедия)
   
  И тут со мной, по воле Дьявола, приключается жуткая каверза, заставившая  впоследствии серьезно задуматься о тленности Бытия.
  ...От неожиданного крика картежника вздрагиваю, машинально оборачиваюсь и, внезапно оступившись, теряю равновесие. Перед затуманившимся  взором сверкает в последний момент чудовищная красная молния на желтой табличке с последним, видимо, предупреждением: “СТОЙ!ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!” В голове мгновенно промелькнула грустная мысль: “конец!” И - удар..
  ...Ощущение рвоты, привкус металла во рту. И - пустота...
  Через какое-то время начинаю приходить в себя. Вокруг суетятся незнакомые люди, кто-то держит кисть моей руки, сует под нос нашатырь. Испуганные выражения лиц... Но чего-то явно не хватает… А-а, вот. Я ничего не слышу. Наверное, от  удара  совсем  оглох. Что  же все-таки случилось?
  Понемногу успокаиваюсь и пытаюсь рассуждать. Постепенно начинаю понимать, чего сейчас так явно не хватает. Нет шума. Того самого вечного шума, что преследует меня при ежедневном приближении к школе. Шума трансформатора. Но я не оглох: его действительно нет. Выходит, потрясение от дикого вопля юного картежника было столь внушительным, что, споткнувшись, я врезался головой в силовой щит электрической подстанции и, скорее всего, вырубил своим лбом трансформатор либо что-то в этом роде.
  ...Пронзительный вой сирены “Скорой помощи” отрывает от рассуждений, отрезвляет разум, полностью восстанавливает слух и окончательно возвращает на бренную землю. Более того, в конкретную точку “отдельно взятой страны”, едва не ставшую для меня роковой. Искренне прошу прощения у прибывшей медицинской бригады и заплетающимися ногами ковыляю прочь…
  Происшествие едва не стоило мне жизни. Соображаю пока еще смутно, но все равно по-своему доволен: по крайней мере, жив. Ведь если отнестись к случившемуся философски, финал мог быть и значительно хуже. В указанной стране зачастую случаются вещи куда более драматичные. Длительность повсеместной и ежечасной драмы для каждого неудачника, принадлежащего сей “взятой стране”, предопределена свыше. Формы могут несущественно различаться. А вот содержание для всех для них, как правило, одно и то же.
  К примеру, идет себе человек по Жизни. Гордо идет. Руками размахивает. Битлов напевает. И на душе у него спокойно. И в голове не ущербно. И в теле молодо. И в дипломе громко. И в карманах звонко. И в быту тепло, и в пути светло, и в труде весело'. И в штанах  уверенно, и в “пятой графе” проверено. Такой человек и звучит гордо. “И жизнь хороша, и жить хорошо!” А в конце туннеля сказочного счастье безмерное…
  Скажете, так не бывает? Да, так действительно не бывает. Так никогда не будет. Потому что в “отдельно взятой стране” отдельно взятому гражданину так жить не положено. Ему за Светлое Будущее бороться положено. А для подержки и напутствий существуют желанные друзья, любимые жены и сердобольные тещи, сочувствующие коллеги и участливые соседи и, конечно, парткомы, месткомы и т.д. и т.п. Ласково, но твердо подталкивают они нас на “путь истинный”… 
  И как-то незаметно у героя нашего одышка появится. Дабы руками не размахивал. И осанка пропадет, чтоб, не дай Бог, не возгордился более положенного. И вот, глядишь ты, уж где-то и в душу нагажено. И в быту похолодало. И  не до песен что-то. И диплом не впрок. Оглянуться не успел - и со службы... того. И Вера опоганена. И даже о содержимом штанов как-то не думается. Вобщем, СТОЙ, КТО ИДЕТ!..
  Бывают, конечно, исключения. Это когда Дьявол-спаситель убережет от “сочувствующих” то, что в карманах, да то, что в голове. А все остальное, что удастся, перехитрив многочисленных “доброжелателей”, припрятать - быстрехонько обменяет. Кое-что придется и вовсе отдать: искусство вовремя исчезнуть тоже требует жертв... И вот, позабыв о потерянном, изменив местонахождение в пределах “отдельно взятой”, Герой нашего времени обзаводится новым светлым обиталищем, свежей подругой жизни, фартовым ремеслом в уютном подвальчике, сверкающим красавцем Автомобилем и вновь уверенно и нагло летит по замкнутому пространству. Год, два - полет нормальный! Три, четыре... Ох, это упоительное, это сладкое  слово Свобода!..
  Но... не верь глазам своим, мой бедный искатель абсолютного материального и духовного Счастья. За тобой давно уже бдительно и пристально наблюдает очередная когорта истинных защитников твоей пошатнувшейся морали. Заботливо и надежно опекают тебя поборники социального Равенства и нерушимого Братства - родные доблестные Органы. И пикнуть не успел, а головушку осерчавшую уж сверлит старенькая притча о Суме да о Тюрьме. То-то. Опасайся мещанской роскоши! Забудь напрочь дурацкие выдумки, что жив ты не хлебом единым! Заглуши плотскую страсть свою, сластолюбивый грешник, умерь дьявольскую прыть, Всадник без головы! И берегись, берегись Автомобиля! Заруби себе на лбу, что пространство твое - замкнутое. Шаг вправо, взмах влево - побег!!!
  ...А вот уж и приспели за тобой “праведники” всемогущие с оковками железными, и отправился добрый молодец по этапу нескорому. Отлетал, видать, вольным соколом да по Жизни  сказочной... Эй, СТОЙ, КТО ЛЕТИТ!..
  Но пожигает тебя гордыня немереная, играет силушка молодецкая да гложет тоска зеленая. И не остановить душегубам ясного сокола флажками красными. И рвешь ты зимней темью студеною из терема решетчатого к заветной волюшке сквозь дозоры чуткие… Увы, не добежать доброму молодцу морозными ночами лунными, днями гибельными и стылыми закатами багряными до моря-акияна мимо зорких стражников по сугробам глыбистым. И уж волокут тебя - мерзлого, измордованного, волкодавами порванного, со ступнями простреленными - по снегу лежалому и ягелю худосочному – в пристанище клятое упыри  кровожадные - вертухаи позорные. Молвят: “СТОЙ, КТО БЕЖИТ!”
  ...И вот постиг ты, страдалец, страшную тайну бренного Бытия. Обильно отведал из горькой чаши сией. Лесоповал ведь - он не стихам, он прозе учит. Там свои заповеди. Роптать не велено - СТОЙ, КТО СИДИТ!..
  И нынче, отмотав сроки долгие, уж летать не моги. Да и бароцца не хоцца. И гордыня исчезла. И служба, и подруга, и чада, и коммуналка - все как у всех. Не лучше, не хуже. И даже полынья, в коей плаваешь, не самая поганая. И Минувшее осознал, и Нынешнее послал, и на Грядущее наплевал. И понял, наконец, ЗАЧЕМ ты, ОТКУДА ты, а главное,- ЧТО  ты. И пошло оно все!..
  Да вот только не пошло. Не совсем то есть пошло. Рутина - она ведь, как болото топкое. Сосет, сосет… А из проруби зловонной уж вовек не вынырнуть. И заплывают вечерами темными в полынью твою смрадную чешуйки посиневшие с плавничками красноперыми. О здоровье расшатанном справляются. Не забывают, родимые. И не изловчиться тебе, грешник, плыть супротив течения сего мерзкого к счастию недосягаемому. СТОЙ, КТО ПЛЫВЕТ!..
  А оно, глядишь ты, и по течению грести мочи нет. И подруга - стерва, и чада подлые, и служба волчья. И кручина горькая… Злые мысли отпустить не хотят... Ну, да дьявол с ними. Ничего нынче не изменишь. Да одна дума тяжкая бедовую головушку острым ножичком сверлит. О душе, о ней искалеченной. Прорубь гадкую на черный подпол променял. А там хочь темно, так зато и тепло. И тепло это подвальное никому уж ты не пожалуешь. И душу оскверненную до конца своего согревать надумаешь. И зелье приворотное ведаешь. И никогда уж от него не откажешься. С петухами, с полуднями, с сумерками... Пока петухи с сумерками, а сумерки с полуднями не смешаются. И нет больше места черным думам в душе зачерствевшей. Выползешь из обиталища паскудного, зелья раздобудешь - и сызнова в логово заползаешь. И снова, и снова, и еще, и еще… И тускло маячит на дне ендовы заветной счастие твое призрачное... Но заявится нежданно-негаданно ненастными сумерками жуткими сатана околоточный - в казенных ботиночках с подковами грозными да с кулаками пудовыми: СТОЙ, КТО ПОЛЗЕТ!..
  И вот не жилец ты уж грешный, а дух светлый. Потому как судьба твоя горькая пеньковой веревочкой вокруг шеи округлилась. И пожил герой мой сказочный - слава Господу, и помаялся - не оставь Господь!
  Знать, пора  тебе, сокол ясный... И увы  тебе, образ светлый. А горемычной душе твоей - житие вечное. А праху  твоему - память  вечная. И обрел ты вмиг счастье вечное...
  И как не вспомнить пророчество классика:
               
                Летай иль ползай - конец известен:
                Все в землю лягут, всё прахом будет...

  Что, грустна "Песня о Соколе"? Да, жутко и грустно. Но мораль ясна, итог закономерен. В “отдельно взятой стране” гражданам не дано знать загодя, когда каждому из них суждено где-нибудь спотыкнуться. А потому они ежеминутно должны быть готовы услышать откуда угодно резкое, леденящее кровь, властное требование: “СТОЙ! СТОЙ, КТО ЖИВЕТ!”
                ----------------

                ДЕНЬ ШАКАЛА(продолжение)
   
  Достаю пачку “Примы” и невольно останавливаю на ней взгляд. Минздрав предупреждает... Боже праведный, в этой проклятой суете даже сигареты, и те угрожают! Прикуриваю, собираюсь выбросить спичку и, поворачивая свои все проверяющие глаза на девяносто градусов влево, замечаю шаркающего ни с чем не сравнимой походкой, обрюзгшего от чересчур калорийной пищи школьного учителя истории - огромного восьмипудового мужчину, страдающего, по слухам, хроническими кишечными запорами, а в реальности - неизлечимым словесным недержанием. Вот он уже широко раскрыл ротовое отверстие, чтобы язвительно и картаво “прозвонить” тревогу по поводу моей вчерашней, недостаточно тщательной маскировки в любимой пивной. Но я умею общаться с этой мудрейшей породой людей. Я привык к ним в Храме науки, в ювелирном магазине, где когда-то подрабатывал маляром, в шахматно-шашечном клубе и в некоторых других интересных местах. И хотя в целом отношусь к данной людской разновидности с должным уважением, однако каждому правилу, как уже говорилось, присущи иногда обидные исключения. Мне знакома эта популяция как досадное исключение из правила не только по всесоюзно известным одесским песенкам и всемирно знаменитым анекдотам. И я прекрасно усвоил, что лучшей защитой от таких человечьих особей является нападение. А потому безо всякого ложного стыда вершу свой изощренный фарс:
  -Уважаемый Борис Соломонович, если Вы и завтра не принесете взносы на “охрану памятников”, я поставлю вопрос на месткоме об исключении Вас из списков желающих получить картошку через эту уважаемую организацию!- заявляю на правах ответственного за сбор воздаяний. И тут же - еще один эффектный удар: -А кстати, как бы Вы отнеслись к этому вопросу, если б точно знали, что Вам самому никогда не поставят памятник? А ежели и поставят, таки никто его не подрядится охранять?
  Очень надеюсь, что удар если не смертелен, то, во всяком случае, отобьет у оппонента охоту злорадствовать очень надолго.
  -Уй, что Ви, м-моодой ч-чеовек,- ужасно картавя и заикаясь от моей убийственной наглости и собственного смущения, отвечает неприятно-желтая коллоидная масса,- я-таки отдал всяческие взносы еще вчега и п-пгофоугу п-пег-сонально. Уй, какой у Вас стганный  п-п-пгогьессивный скьегоз. Это очень опасная дъя Вашего возгаста б-боезнь... Я никогда не нагушаю никаких п-пьеступь-ений. И я-таки интеесуюсь знать, пьи чем здесь мой будущий  м-м-монумент?
  Что ж, возможно-таки и отдал, а тогда у меня точно “скьегоз”. Скорее всего, и персональный монумент не причем. Зато на душе становится веселее, потому что, энергично размахивая тяжеленным желтым портфелем и незастегнутыми полами плаща, я уже почти бегу в сторону улицы, без особого труда избавив свои многострадальные уши от противных для них карканий о священных “Бабьих слезах”. И хотя завтра о моих бурных прощаниях и искренних заверениях в безграничной преданности старинному приятелю (“Вовик, ты меня уважаешь?!”) будет продолжать сплетничать в учительской наша “творческая интеллигенция”, а пикантности смаковать т.н. “общественность”, зато сегодня я волен не думать более ни о сигнальщике-гиппопотаме, ни о вчерашних, не в меру продолжительных и страстных и оттого таких мучительных для воспоминания клятвах. Гораздо приятнее вспомнить именно о том Памятнике социалистического реализма, где сии душевные уверения имели вчера место.
                ----------------

                НОСТАЛЬГИЯ
   
  “Бабьи слезы”- это “гремевшая” когда-то малюсенькая пивная, завоевавшая огромную популярность у бичей нашего справедливого общества и полюбивших ее советских студентов тем, что здесь в старые добрые времена нашего вагантизма устраивались между данными категориями граждан различного рода состязания. К примеру, на лучшего поедателя стекла от пивных кружек, на самое героическое, мучимое мочегонным брюхо, на самый дырявый карман, на лучшего сольного певца и еще на многое-многое самое и лучшее. Признанный победителем конкурса, будь то бич или студент, получал завоеванное в жесткой и бескомпромиссной борьбе, успокаивающее душу и согревающее плоть вознаграждение.
  ...Много пива утекло с тех памятных пор. Канули в Лету былые рыцарские турниры. Нету нынче ни победителей, ни побежденных. Кто-то из них сейчас раскладывает пасьянс и берет платные уроки вязания и вышивания “крестиком” у собственной тещи, сумев поменять коммунальный дурдом на семейный, но так и не избавившись от сольных номеров “вечно пьяного драчливого соседа”. А кто-то, оседлав Пегаса, мечет громы и молнии в демонов-мучителей, набираясь новых творческих сил в лечебно-трудовых профилакториях. На некоторых накинули “спортивный” ватный ”смокинг”, и участвуют они теперь в турнирах на лучшего певца-лесоруба семидесятых широт (каждый под своим инвентарным номером), игнорируя осипший голос и компенсируя “отдельно взятой стране” нехватку леса для нагрева народных бань и местных Чистилищ.   
  А иные попросту изменили место постоянного обитания, каждый - по известной только ему да Богу причине. И лишь очень немногие завсегдатаи, выжившие в жестоких испытаниях произошедшими вокруг необратимыми переменами, угрюмо хлебают у “Слез” разведенную мочу по сей день, испытывая ностальгию по добрым былым временам. И с неодолимой тоской поднимают тяжелые веки на мертвенно-лиловый свет опознавательных фонарей проползающих здесь ежеминутно желто-фиолетовых катафалков, всегда готовых увезти на Свалку истории - в медвытрезвитель - не понявших религию новой Жизни и оттого временами бунтующих староверов...
                ----------------

                НА БЕГУ
   
  Ловлю себя на том, что, стараясь не думать более о “Слезах”, все чаще и неизбежнее возвращаюсь мыслями в некогда любимую пивную. Естественно, что теперь мне хочется откушать хотя бы с пинту этого божественного янтарного напитка. И в голове начинает медленно созревать Великая идея. К тому же,  данную, легко ранимую воспоминаниями голову, почти не мучит нынче хроническая “мигрень”. А когда появляется ясная цель, настроение мое улучшается. И остановить меня уже очень и очень непросто...
  Со светлыми мыслями и появившейся уверенностью направляюсь к автобусной остановке. Одновременно мягко подкатывает “Икарус”. Он останавливается в шагах десяти спереди от меня, и приходится невольно обратить внимание на лаконичное предупреждение, выполненное красной нитроэмалью у задней двери - специально, видимо, на уровне глаз большинства входящих: “Этил. бензин - яд!” Скорее всего, от предостережений мы не избавимся никогда. В стране, упрямо и самозабвенно строящей Светлое Будущее, как уже говорилось, нужно быть крайне бдительным. В городе и на селе, дома и на службе, в транспорте и в очередях, в нужнике и на вернисаже, в метро и на тротуаре, пешком и бегом, болея и здравствуя, грезя и бодрствуя, на открытом  партсобрании и в собственной кровати. Постоянно и всегда. Люди, будьте бдительны!
  Подхожу к заднему входу и... не могу отвести умиленного взгляда от входящей в автобус матроны, а точнее – от той замечательной части ее роскошного тела, где спина уже теряет, а ноги еще не обрели всей своей природной прелести. Размеры объекта умиления восхитительны! Однако я не воспользуюсь общественным транспортом сразу по нескольким причинам. Во-первых, там не найдется одновременно места для вышеописанного объекта восхищения и моего, схожего с ним по габаритам, портфеля. Во-вторых, “этил. бензин”, действительно,– яд. В-третьих, на улице чудная своим еще теплым ветерком и огненными листьями кленов ранняя осень - моя любимая пора года. И, наконец, в темные закоулки ленивого мозга, измученного однообразностью Бытия, уже закралась сперва маленькая, а ныне стремительно разрастающаяся Идея, отвергающая, увы, мое грядущее нахождение в импортном человековозе...
  Однако светлые мысли о собственном Светлом Будущем, которое я задумал себе устроить хотя бы на несколько часов, омрачены внезапно всплывшим в памяти бессмертным творением  одной, популярной некогда, рок-группы.
  Дело в том, что в творчестве этого навсегда любимого мною музыкального ансамбля присутствует такой трагический сюжет. Объявлена посадка на самолет, пассажиры давно уже заняли свои места. Белоснежный красавец лайнер готов вознестись в голубую высь. Но тут внезапно из здания порта выбегает опаздывающий пассажир. Изо всех сил торопится он к объявленному рейсу. Отчетливо слышно прерывистое дыхание и гулкое эхо хлопающих по раскаленному бетону тяжелых башмаков. Несколько десятков секунд неимоверного нервного и физического напряжения. Еще сверхусилие - и вот он в салоне. Дыхание постепенно успокаивается. Напряжение спадает. Диспетчер приятным женским голосом объявляет вылет. Пассажир счастлив. Он успел. Он вытирает тяжелый пот, с удовольствием закрывает глаза... и не знает, что это - последнее осознанное действие в его жизни. Лайнер мягко трогается с места, плавно взмывает в небо, быстро набирает высоту... И, несколько мгновений спустя, падает в бушующий  океан...
                ----------------

                ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ
          
  Нечто подобное приключилось со мной позавчера.
  ...С тяжеленным портфелем подмышкой я прыгал через лужи к отправляющемуся троллейбусу. Бежал долго и неуклюже. И вот, наконец, распихав руками, ногами, головой и некоторыми другими частями молодого, мускулистого тела щупленьких, но не менее наглых конкурентов, протискиваюсь вовнутрь. Недавно в такой же толчее у меня вытащили проездной билет, но бдительность моя безнадежно утеряна, как и право на проезд в общественном транспорте. Я счастлив. Я успел! Я вытираю пот…
  На следующей же остановке, по закону Большой троллейбусной подлости, ко всем трем дверям его крадутся похожие на сестренок-тройняшек, напомаженные, злые крысы Шушары. Металлическими голосами требуют они у пассажиров проездные документы. Их знает в лицо весь город, их клянут матерно рабочие и служащие, деятели наук и искусств, спортсмены и студенты, бомжи и алкоголики, пионеры и школьники и т.д.и т.п. Но никому и никогда еще не удавалось с ними сладить, щадя считанные не отмершие клетки нервных тканей, не вырывая последние клочьями из своих, измученных постоянным чувством страха, ожесточившихся сердец. Однако закон есть закон, и конфликтовать с ним в эпоху временных экономических трудностей и участившихся происков империализма не дозволено, за малым исключением, никому. 
  Я нахожусь в положении проститутки: в меру расслаблен, отрешен от внешней суеты и готов легко подчиниться любым поступательным движениям электромеханического сутенера. Увы, теперь он недвижим, трехотверстная душа его открыта, он никуда не спешит и не пытается подчинить своих временных сожителей - пассажиров - безоговорочной власти инерции. 
  Первой ко мне подползает и ужасающе шипит Шушара центрального отверстия. Но я, по-прежнему, невозмутим. Жду, когда актовый салон будет окончательно заполнен. Мой пробуждающийся инстинкт медиума не приемлет персональных обращений, он жаждет завоевать всю аудиторию оптом. Удивленные таким олимпийским спокойствием, ко мне подскальзывают и двое других дьявольских создания. Постепенно салон заполняется свежими советскими пассажирами - потенциальными жертвами будущего (а для них очередного) гипноза. Наконец, консервная посудина набита килькой до отказа. Пора закрывать автоклав и доводить до кондиции.Пассивность моя исчезает, как маленькая белая обезьянка в смертельных объятиях голодного удава. Паства ждет своего пастыря. Секунду-другую соображаю, как бы поскорее сосредоточить на себе внимание несчастных спиритов. Впрочем, история человечества знает немало попыток одновременной медитации и наставления на путь истинный. Я же в этом не изощрен и считаю, что неимоверно трудно служить Богу и Дьяволу совокупно. А значит, Великий Дух пред заблудшими овечками все равно не возникнет, и нет никакой разницы, с чего начать свой жуткий сеанс. 
  -Уважаемые граждане пассажиры!- провозглашаю торжественно и с апломбом.- Нам выпало огромное счастье жить и созидать в эпоху бурного научно-технического прогресса. Мы строим мощные металлургические комбинаты и изготавливаем комфортабельные, несгораемые металлические шкафы для бесчисленных архитектурных сооружений сберегательных касс, в коих храним огромное количество металлических денег, честно заработанных Большим Созидательным Трудом. И все мы знаем, как они порой тяжело нам даются.Наши героические советские люди, я бы даже сказал, буквально гибнут за металл. Но прогресс остановить невозможно. Для этого мы настойчиво собираем все больше центнеров с гектаров и планомерно увеличиваем поголовье крупного нашего, рогатого скота. Мы гордо воздвигаем грандиозные плотины гидроэлектростанций, поворачивая для этого могучие реки в нужном нам направлении, и очень  удобные для контроля Большого Созидательного Труда оперативные милицейские пункты. Продукты нашего Труда - многочисленные космические спутники - ведут целенаправленное изучение бескрайних просторов мало изученных нами жаркой Невады и холодной Аляски. Наши атомные подводные лодки мирно бороздят бездонные морские глубины доселе неизведанных нами, загадочных жемчужно-пурпурных вод Карибского бассейна и ласковые, теплые течения Калифорнийского залива. Стремясь к Светлому Будущему, мы всегда доблестно прилагали наши неограниченные Способности, и нам воздавали за наш Большой Созидательный Труд...
  -Мы и по сей день упорно приближаем наше Светлое Будущее. Несмотря на возросшие наши Потребности. Но для наступления этого Будущего неизбежно приближение того самого часа, когда от каждого из нас, товарищи, потребуют еще более нарастить способности, пообещав воздать сполна, по возросшим нашим потребностям...
  -И для того, чтобы в еще более полной мере проявить эти неограниченные Способности, мы должны уже сегодня найти ключ к удачному решению вставшей перед всеми нами топливно-энергетической проблемы - одной из главных временных трудностей, преграждающих нам славный путь к нашему полному, абсолютному Светлому Будущему. А непременным условием такого решения является экономия электроэнергии. Надеюсь, товарищи, вы хорошо понимаете, что наша народная экономика должна быть крайне экономной. Вот потому-то мы и начали активно сооружать экономные атомные электростанции. Именно экономный мирный атом разрешит эту глобальную проблему и приблизит, в конце концов, наше долгожданное Светлое Будущее... Но и нам самим необходимо настойчиво преодолевать преследующие каждого из нас временные трудности. Мы обязаны по-хозяйски распоряжаться подручными средствами Большого Созидательного Труда и, в частности, энергетическими, транспортными и санитарными узлами, оптимальной совокупностью которых и является наш нынешний актовый зал. Ну, а средства для бесперебойной работы этих могучих Узлов мы, конечно же, должны предоставлять безоговорочно и без суеты, т.е. попросту исправно платить за нахождение в нем металлическим воздаянием за проявленные наши  способности...   
  Необходимо перевести дыхание: меня слишком быстро несет, тормозов давно нет. Я концентрирую всю свою волю. Я уже предвкушаю скорое появление Великого Духа, он где-то рядом, я чувствую его... И вдруг, вместо бурных и продолжительных аплодисментов, вызванных всеобщим одобрением и горячей поддержкой, вместо, хотя бы, массовых воздеваний очей и десниц к Космосу, т.е. полного триумфа Белой магии, отчетливо слышу вокруг себя зловещее шипение. Громче всех шипит трехглавая напомаженная гидра. Ничего, ничего,шипи, реликтовая тварь, сейчас я тебя успокою.
  -...Однако, уважаемые пассажиры, есть еще среди нас некоторые нерадивые субъекты, которые не желают осознавать всей широты этой глобальной проблемы. Им жаль расставаться с никчемными пятикопеечными медяками. И для бескомпромиссной борьбы с такими нежелательными обществу элементами существует наш родной Народный контроль, выдающиеся представители которого присутствуют нынче в нашей большой пассажирской семье. В пронизыващий ливень и колючий ветер, в палящий зной и лютую стужу приходят ежедневно эти бескорыстные борцы за Светлое Будущее, эти беззаветные труженики на благо бесперебойной работы могучих Узлов, дабы уличить бессовестных безбилетников, погрязших в мещанской скупости и наплевательски относящихся к преодолению временных трудностей - святому общенародному делу...
  Одна из гремучих змей категорически требует какие-то деньги. Воспользовавшись всеобщим пережевыванием изреченного, тихонько спрашиваю: “Какие деньги, сударыня? А-а, это такие маленькие желтые кружочки, которых у меня нет?”В левом кармане моих, измятых в сутолоке, дешевеньких брюк лежит ядреный железный рубль. Но это еще отнюдь не означает, что я вот так, запросто, должен опустить его в ненавистную ядовито-желтую пасть всепожирающей гидры. Я не благотворительное общество. Я вообще не жертвую на общественные нужды. Тем более, по вторникам. Да еще в транспорте. Тяжело филантропствовать, существуя на учительскую ставку. И потому в меру весомый  денежный  знак, хотя и скромного достоинства, останется пока что в моем кармане. Я использую его попозже и совершенно для иных целей... 
  Горькая комедия заканчивается тем, что перед спиритами так и не возникает Великий Дух Светлого Будущего. Зато передо мной возникает твердолобый блюститель законности и правопорядка в чине лейтенанта милиции. Он деликатно отворачивается от моего органа речи, откуда, видимо, исходит легкий “агдамный” аромат, и мягко, без нажима подталкивает меня к одному из вышеописанных отверстий. Теперь-то я, конечно, понимаю, что начинать столь фееричную мистерию нужно было с последнего акта, но сожалеть о содеянном поздно. И я бросаю в толпу предсмертный крик погибающей на ее глазах грешной души: “Да здравствует наш справедливый Народный Контроль - самый объективный контроль в мире!” И все еще надеясь на овации, завершаю финальную сцену официальным заключением:
  -На этом, уважаемые граждане пассажиры, торжественный митинг, посвященный Дню Контролера, объявляется закрытым. Спасибо за внимание!
  Но оваций почему-то нет. Хуже того, до ослабшего слуха моего долетает злобное шипение  ядовитых отростков ненасытной гидры.
  -И носит же земля таких сволочей!..- выплевывает яд безмозглый атавизм.
  –Ишь, телегент вшивый!– крысится другая Шушара.- Выкормили гадов!...
  Страж уже толкает меня куда-то по тротуару, но я все еще оборачиваюсь и взываю к покинутой аудитории навсегда уезжающего актового зала:
  -Граждане, снимите шляпы, закройте рты и раскройте кошельки! Коварный злодей разоблачен! Он покидает вас, но ваше беспрецедентное паломничество к Светлому Будущему продолжается!..
  Вдогонку нам не летят цветы. А значит, сталкер в Светлое Будущее - к абсолютному счастью - из меня никакой. Импровизированный Пикник на обочине не удался. Но вот досадно, ведь обязательно будут прения, а из преддверия Ада грешнику их уж никак не услышать...
  В эпилоге милиционер оказывается моим бывшим  сокурсником, отчего, видно, и была им проявлена ранее деликатность. Он предупреждает на прощание, что язык меня до Киева не доведет, это точно. А вот до одного из номеров “отеля”, находящегося под мостовой Советской  площади,- вполне может...
  Но самое обидное, что душа моя не получает от совершенного жуткого действа магии никакого удовлетворения. Хотя меня и не постигла жестокая физическая участь героя любимого музыкального произведения, морально я сломлен. После столкновения с народными контролерами меня разобрала такая досада и гадливость, будто невзначай наступил новенькой туфлей родной обувной фабрики “Путь Ильича” на свежую кучку липкого, пахучего дерьмеца. 
                ----------------

                MORE(ЕЩЕ)
   
  С невеселыми мыслями и неприятными воспоминаниями о позавчерашней Большой Троллейбусной Речи подхожу незаметно для себя к возникшему на моем неблизком пути в Страну Дураков красавцу гастроному, где витает дух мяса пресловутой второй свежести и усиливается предвкушение скорого воплощения моей навязчивой Идеи. Что же касаемо мяса волшебной, первой свежести, то оно тоже, говорят, существует, но только в упомянутых ранее спецмагазинах для спецлюдей. И правильно. В стране, давно и постоянно испытывающей глобальные временные трудности, туалетной бумаги на всех все равно не хватит. А значит, выбрасывать его где ни попадя на прилавок вовсе не обязательно.
  “Не-ет, сегодня я туда не зайду! Пьянству - бой! Водка - социальный бич! Спиртное останавливает сердце, разрушает печень, поражает мозг... Хватит, пора начинать новую жизнь. С завтрашнего дня в рот ни грамма! Сразу же после работы иду в универсам, покупаю чешки родной обувной фабрики и утром следующего дня бегу на стадион. Бегу к буквам, передающим привет участникам соревнований. Я еще смогу, я еще буду участвовать в соревнованиях!.. Будешь, будешь, обязательно будешь...”
  Тут мысли мои начинают путаться, уменьшаться и, наконец, испаряются полностью, уступая место одной — страшной, трезвой, но до ужаса грустной и простой: сколько раз я говорил себе то же самое, сколько времени бесполезно успокаивал больные нервы ни к чему не ведущими самовнушениями, и заверениями. Потому что в каждый раз, вновь и вновь, безнадежно, безысходно возвращался к треклятому магазину. Возвращался непременно и неизбежно...
  Очереди в нужном отделе нет. Потому что и на витрине ничего интересного нет. А то, что есть, слишком накладно для моего тощего кармана. Очередная, хотя и частная временная трудность. Однако, в отличие от знаменитой Алисы, я не в первый раз в этой удивительной и загадочной Стране Чудес. Здесь ни за что нельзя верить собственным глазам. С невозмутимым видом ищу крайнего в самой спиралевидной очереди соседнего, полупустого мясного отдела, ни на миг не отрывая опытного, хищного взора своих серых, колючих глаз (хотя и не очень доверяю им) от манящего их, идентичного с ними цвета, халатика, томящегося за якобы совсем не интересной мне витриной. Итак, снасти заброшены!         
  Ждать поклевку приходится недолго. Откуда ни возьмись, рядом с Халатиком вырастает довольно молодой, симпатичный, с букетом роз и тортом “незнакомый мне граждан”. И почти тотчас же исчезает, мгновением ранее одернув неуловимым движением правый борт добротного кожаного пиджачка. Конечно, он очень спешит, потому что шаги его к выходу чересчур уж быстры. Вот, наспех прикрыв за собой тяжелую дверь, он выходит на улицу.
  Но, едва завернув за угол, буквально спотыкается о мою отвратительно наглую, циничную и самодовольную рожу, возникшую неведомо откуда  и так внезапно преградившую ему прямую и светлую дорогу в Рай. Его юное женственное личико мгновенно теряет уверенность и изображает искреннее удивление.
  -Товарищ,- как можно осторожнее снимаю с него тяжелый хомут неловкости,- почем?..
  Как все-таки быстро может внешне меняться человек - это непутевое дитя природы! Высокомерие на его спесивой физиономии сменяется откровенной досадой. Смазливое личико куда-то делось. Товарищ мучительно напрягает куриные мозги, гадая, как могло случиться, что какой-то тупой кретин все заметил и теперь начинает мешать? Он никак не может догадаться, что левая сторона его груди напоминает сейчас левую грудь расцветающей шестнадцатилетней девушки, а левое плечо заметно ниже правого. Гражданин от злости не понимает да, видно, никогда и не поймет главного: я ведь вычислил его, как только легкая, стройненькая фигурка сия замелькала рядом с Халатиком... И вдруг замечаю на его лице неподдельный ужас. Снова поражаюсь, какой богатой мимикой наделила матушка природа это глупое млекопитающее! Оно испуганно пялится сквозь меня и торопливо глотает подступивший к горлу комок. Незаметно оборачиваюсь и вижу рядом с собой двух одинаково одетых молодых людей. Ничего особенного - люди как люди. Смотрят мельком на нас и проходят мимо. Однако “клиент” мой все еще трясется. И тут я все понял. Я прочитал все его идиотские мысли. В то судьбоносное время, когда вся страна борется с основными временными трудностями - блатом и пьянством,- покупать из-под прилавка да еще с переплатой... Запятнанная комсомольская совесть, моральное разложение... Что скажут старшие товарищи?!.. Прощай, карьера,- личное Светлое Будущее...
  С трудом сдерживаю улыбку и, пользуясь моментом, вкрадчиво повторяю:
  -Так почем?..   
  П-по пять-т-т-тридцать,- обнажает комплекс неполноценности непутевое дитя  природы.
  -Я говорю, брал почем?
  -С-семь  д-дал,- конфузится юноша.
  Яркий представитель хозяев планеты почти готов отдать мне содержимое кармана, напоминающего девичью грудь, лишь бы поскорее выкарабкаться из дурацкой истории.
  Тупой он все-таки, как прилавок в магазине. Жертва Обстоятельств приняла меня за сотрудника ОБХСС! Чертовски хочется посмотреть сейчас на себя в зеркало. Неужто похож? Это с такой-то помятой рожей? Дожился...
  ...Несколько дней спустя я случайно узнаю, что мой нынешний “клиент”- сотрудник областной молодежной газеты и член городского оперативного отряда. И буду от души смеяться в очередной раз над маниакальной подозрительностью данной породы людей. Повсюду им видятся либо хулиганы, либо всевозможные вредители, либо различные “сотрудники”. Но, работая с волками и публикуя волчью хронику, этот теленок еще не научился выть по-волчьи. Жаль. Ведь без оной науки в его ответственной работе на благо быстрейшего явления Светлого Будущего ну никак не обойтись. А пока что пошел он к черту!
  Бросаю сию до обиды неудачную пропорцию меда и дегтя на произвол его многообещающей  судьбы и тороплюсь в желанный отдел.
  Халатик по-прежнему одинок и невозмутим. Однако по манере держаться с редкими покупателями вижу: человек явно не на своем месте. Старшие коллеги Халатика знают меня, как свои пять пальцев и никогда не обижают вниманием. А это новенькая. И быть с ней, на всякий случай, нужно начеку.
  -Здравствуйте.- Вежливо начинаю я.- Мне бы...   
  Скользнув глазками едва прозревшего жеребенка по моей красненькой ассигнации, с деланным равнодушием она подает большую бутылку “Сибирской” водки. Но ее безразличный вид совсем не вяжется с робостью движений. И это нужно использовать.
  -Нет, золотая рыбка,- в моем голосе появляется железо,- ты не так поняла. Мне бы, как вон товарищу... - И ленивым взмахом головы киваю на амбарную дверь. Одновременно большой палец правой руки направляю к центру земного притяжения, подобно персту древнеримского патриция, жаждущего лицезреть кровавый финал боя гладиаторов в амфитеатре, а именно - в гетинаксовый прилавок. 
  Маленькая волшебница в сером халатике наивна и неопытна. Улыбка, предназначенная мне, получается грустной. Девушка почти плачет. Руки, заворачивающие под прилавком товар, по всей видимости, дрожат. Весь вид дает понять, что она очень хочет поскорее избавиться от нежеланного покупателя. Вот только никто ее не поймет. Кроме меня… Ну, чего ты испугалась, милая? Меня не надо бояться. Я не изверг, я не погублю. Ну, смелее, смелее, родная! Ведь я, может, люблю тебя сейчас, как младшую сестренку. Правда, теплых чувств выказать не имею права, да и не до того мне нынче. Извини, просто я пока слишком занят: очень-очень хочу выпить. А если я чего решил,- так  выпью обязательно, как говаривал мой любимый поэт. 
  Золотая рыбка робко протягивает сверток и смотрит мне в глаза. Я вздрагиваю. Боже, кажется, я действительно схожу с ума. Все тот же преследующий меня постоянно взгляд! Ну откуда ж, черт возьми, в этих наивных карих глазках маленького жеребенка обреченность и грусть?.. Но все это продолжается лишь мгновение. И тревога быстро исчезает. Видно, причудилось. Мистики больше нет.
  С трудом запихиваю содержимое предложенного девушкой пакета в битком набитый портфель, принципиально отсчитываю ровно пять рублей и тридцать копеек, прячу красненькую купюру обратно в карман, искренне желаю маленькой винно-водочной Золушке творческих успехов в отделении “зерен”от “плевел”- титаническом труде на благо развития внутренней торговли,  говорю еще какие-то теплые слова насчет дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества волшебников прилавка и покупателей и убираюсь восвояси. Впрочем, подходя к выходу из амбара, оглядываюсь, отмечаю для себя ее внешние прелести и решаю, что как-нибудь, при оказии, обязательно потолкую с ней более обстоятельно. Возможно, даже несколько ближе, чем с младшей сестренкой, если бы таковая у меня имелась.
  -До скорого свидания, Халатик!
  ...Ничего не сказала рыбка и ушла в глубокое море...
                ----------------

                НАД ПРОПАСТЬЮ ВО РЖИ
   
  Теперь я полностью снаряжен и крепок духом. У меня прекрасное настроение. Вокруг золотая осень. Справа на многоэтажных громадах общежитий крепятся огромные, цвета свежей крови, металлические буквы, составляющие лозунг: “Ленинскому комсомолу - Слава!” Я доволен. Ведь, значит,Слава и мне: я тоже ежемесячно плачу один рубль и семнадцать копеек. Вероятно, этому самому Славе. Нет, шучу. Это так называемые комсомольские взносы. А уплата взносов - один процент из получки - и есть то единственное, чем отличается член данной организации от остальных членов нашего общества. Другие его члены, проходя здесь, обычно смотрят влево, где на новом здании из стекла, металла и бетона выполнен еще один интересный призыв: “Граждане, храните деньги в сберегательной кассе. Это надежно, выгодно, удобно!” Впрочем, эти другие члены платят другие взносы - другие проценты из получки...
  Поодаль, справа, очередной любопытный плакатище: “Народ и Партия; едины!” Ну, что да, то да. Нам, в самом деле, друг без друга - никуда. Порознь мы никак не сможем. Наш великий Народ, в течение многих лет осовокупливаемый родной Партией, не мыслит себя без нее. Мне все больше кажется, что он уже вообще не мыслит. Итогом сего сладострастного соития с неизбежным оргазмом станет волшебный экстаз – долгожданное Светлое Будущее. Но наступит оно только в жестокой борьбе, как учат Народ духовные пастыри нашей новой религии. Общие заповеди этой “религии” новые “пастыри” черпают из неисчислимых уставов, кодексов, присяг и проповедуют со светлым умыслом обратить несчастных обитателей Великой Страны - людей - в легионы беззаветных борцов за Светлое Будущее. А потому мы постоянно боремся...
  Борьба за нерушимые идеалы и немеркнущие идеи, борьба за народное счастье, борьба с внутренними врагами, борьба за чистоту рядов, борьба с оголтелым империализмом и мировым сионизмом, битва за урожай, борьба с временными трудностями и, наконец, вечная классовая борьба. Все наше бытие - от зловонной пеленки  до смердящего савана - есть Борьба.
  Однако среди послушников в пастве иногда попадаются и “ослушники”, т.е. борцы, тайно нарушающие общепринятые в самом справедливом обществе заповеди. Эти нагло возомнили, что имеют право на особенную, личную мораль. Мол, вовсе не главное в жизни - ходить строем под бравурные марши, прославляя мудрых вождей. Гораздо важнее и полезнее - не плевать мимо урны, а по возможности - дарить надежду и радость людям. И дабы очистить после оных крамольных мыслей свои грешные души, они обязаны постоянно и методично каяться на исповедях. А наше Новое Общество не приемлет таинств. Оттого и исповедь явная. Общие заповеди - общественные исповеди. Поэтому исповедуется общность отечественных Борцов, хотя и по очереди, персонально, но как бы и сообща. На специальных, общих, как правило,  партийных собраниях. Как говорил известный герой бессмертного литературного произведения,“Желаю, чтобы все!..”
  Но вот что занимательно. Наряду с общественными скрижалями придуманы еще индивидуальные, неписанные, правда, наставления. Специально для отдельно взятого Борца за Светлое Будущее. Такие заповеди, напротив, бороться не учат. Они максимально упрощены, конкретны, а потому предельно доступны. Основные требования примерно таковы: не усомнись, не возропщи, не возжелай жены парторга - Пастыря своего, не рукоблудствуй втайне, а также - пей поболее холодной воды, дыши ровно, ходи медленно и т.д. и т.п. И, наконец, главное, эпохальное наущение: живи шепотом…
  Законопослушно выполняя наставления сии, я отказываюсь бороться. По крайней мере, сегодня. Я здорово устал. И, по правде говоря, мне нынче совершенно наплевать, когда наступит это долгожданное, сладкое Светлое Будущее.
  ...Я полностью удовлетворен уличной экзотикой. Я мечтаю отдохнуть, и у меня есть идея. Моя личная Идея. И мне хочется петь. Пока мозг выбирает что-нибудь повеселее, губы уже машинально насвистывают и припевают:               
               
                ...Если душевно ранен, если с тобой беда,
                Ты ведь идешь не в баню, ты ведь идешь сюда.
                Здесь ты вздохнешь счастливо, выпьешь и скажешь: “Да!
                Губит людей не Пиво, губит людей вода!“
                Да! Губит людей не пиво, губит людей вода!..
   
  Актуально и поучительно, между прочим.
  ...Игнорируя индивидуальные Скрижали, мои быстрые ноги галопом несут меня в волшебную Страну Дураков. Некоторые физические стеснения, испытываемые мною в связи с тяжеленным портфелем, нагибающим правое плечо вправо, а ягодицы влево, Идея не воспринимает. Идея доставляет меня в сказочную Страну на изумление скоро...
                ----------------
               
               
                -ІІ-
               
                ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ
   
  Я у стен Храма. Для  меня  Страна  Дураков ; необъятный  Храм  философии. Только здесь я загляну в таинственное Зазеркалье жизни, встречу множество удивительнейших представителей человечества, сделаю массу интереснейших открытий. Именно тут я войду в желанный, так тщетно искомый людьми в иных мирах и привычных измерениях духовный экстаз. Впрочем, сегодня я не настроен философствовать. Зато буду наблюдать.
  Я у стен Храма. Расположен он в новом жилом микрорайоне. Жители этого района обитают в светлых благоустроенных квартирах. Они пользуются электричеством, природным газом, горячей водой, паровым отоплением, отдельными утепленными санузлами. К их услугам все прелести отечественной цивилизации и продукты их созидательного труда - быстроходные“Жигули”, цветные телевизоры, компактные холодильники, электрокамины, стенные бары, домашние библиотеки, а также нежные супруги, обожаемые тещи, беззубые отпрыски, пудели Артемоны, болонки, кошки, канарейки и т.д.и т.п. Но отдохнуть от мирской суеты и производительного труда на благо не всегда благодарного общества любители “продуктов” и ценители “прелестей” приходят  именно сюда. Для них это своеобразный Храм забвения.
  ...Прямо с порога вдыхаю устоявшиеся пикантные запахи жареной рыбы путасу, красного вермута, солода, табака, пота и уйму других запашков и ароматов различных оттенков. Еще не насладившись сполна перечисленными “ароматами”, с ужасом наблюдаю нечто непонятное, бесформенное, направленно летящее на меня. Рискую предположить, что когда-то это нечто было мужчиной. Резко отскакиваю вправо и провожаю глазами его стремительный полет в небытие. Сейчас оно подвержено закону всемирного тяготения и силе инерции, подобно космическому спутнику, повздорившему со своей орбитой. Мой чуткий нос улавливает некий абстрактный, неподдающийся описанию запах, в концентрации паров которого преобладают вермут и моча. Интересно бы узнать весь качественный состав топлива, используемого для запуска этого “искусственного спутника”. Сам запуск, кстати, не удачен, потому что, вопреки законам великого Ньютона и остальным,“спутник” моментально сходит с орбиты и врезается антенной, то бишь лбом, в огромную чугунную дверь.
  Непосвященному может поначалу показаться, что забрел он не далеко и не близко, а именно, в Кромешный ад. Невольно вспомнится мудрый совет старика Данте: “Оставь надежду всяк сюда входящий!” Но это только сперва. Потом он быстро привыкнет. И никогда уже не откажется от вожделеннного Ада. Здесь он раз и навсегда обретет долгожданный душевный покой...
  Я тоже привык. Давно, безнадежно и навсегда. Как привыкают к цепям, наркотикам и собакам. Посещение Храма - обязательная составная часть моей жизни. Это - как утренняя чашка кофе, как едкая дневная реплика в адрес начальства, как вечерние двести граммов водки, ежесубботняя партейка с друзьями в преферанс, еженедельная ночь безумной любви с соседкой-нимфеткой или тому подобные, присущие ей ритуалы.
  Меня здесь хорошо знают, однако я, конечно же, становлюсь в очередь (пижонов тут не любят) и одновременно раскланиваюсь с исцеляемыми завсегдатаями. Богиня янтарного напитка незаметно кивает мне. С ней мы также хорошо знакомы. Она вообще уважает подобных чудаков. Тем более что это мать моего ученика - того самого мальчугана, который так забавно игнорирует в английском предлоге -is- букву -s-, выговаривая лишь “Who i...”
  Я восхищаюсь своей богиней. Уверенный взгляд, приятный, но твердый голос, отработанные до автоматизма движения, гордая осанка, скрытое внимание почти ко всем клиентам говорят о внутренней силе этой некоронованной королевы и бдительной хранительницы Священного Храма, истинной героини нашего времени. Словом,“не жалок ей нищий убогий…”
  Сладостное ожидание неминуемой сатисфакции проходит в занятных размышлениях. Как толкуют “вражьи голоса”, в подобных заведениях так называемого загнивающего Запада присутствуют сотни различных сортов целебного напитка. Врут, небось. Впрочем, проверить я все равно не смогу. Зато я точно знаю, что в данном Храме выбор ограничен, в основном, тремя видами благодатного елея. Вернее, тремя замусоленными табличками, сменяющими время от времени одна другую: “Пиво жигулевское”, просто “Пиво” и... “Пива нет”. Причем, последний вариант, к жуткой тоске страждущих, наблюдается ими все чаще и чаще. Но тут уж ничего не поделать - временные трудности. Как, собственно, и само мое получасовое ожидание. Вот сегодня, например, хоть и длинная, но очередь. И слава Богу. Нынче-“Пиво”. А значит, мне здорово везет, так как вкусовых нюансов между ним и “Пивом жигулевским” я все равно никогда не ощущал, как уж ни пытался. Не всем, видно, дано.
  Подходит, наконец, моя очередь. Смотрю на часы, достаю помятый червонец и,грустно улыбнувшись, думаю о том, что Время и Деньги как важнейшие философские категории никто еще не отменял… Но что удивительно, Время для страждущих особей сей уникальной Страны зачастую течет слишком медленно, зато Деньги как неотъемлемая материальная ее часть заканчиваются поразительно быстро. Богиня всегда сомневается, как лучше обратиться, что предложить. Не надо никак обращаться. И так ясно. Я сам...
  -Шесть - пива, 200 г путасу и стакан сока, пожалуйста,- вежливо прошу я.
  -Вы знаете, соку нет,- извиняется продавец.
  -Ну, тогда просто - стакан... - Последние слова почти шепчу.
  Народу достаточно много, и выбирать место для творческого обеда не приходится. Нахожу свободную ячейку за дальним столиком, переношу туда пиво и путасу и осматриваюсь. Наблюдательный пункт идеален. Из моего темного угла видны оба входа: внешний, с улицы, и внутренний, из-за кулис. Отсюда я имею возможность созерцать Богиню и вновь прибывших искателей покоя. А, главное, стоит слегка повернуть голову вправо - и уставшему взору открывается вид на любимое время года. Сидящие за столиками мирно обсуждают злободневные проблемы; никому нет до меня никакого дела.
  А вот за одним столиком со мной сидят трое бездельников лет по тридцати. То, что они бездельники, видно по их отсутствующим взглядам и отрешенным физиономиям, лениво отхлебывающим очередной глоток. Молодые люди скучают. Их я вижу здесь впервые. Им все равно, где пить пиво и пить ли его вообще. Им просто нечем заняться. Удивленно таращатся на меня. Ну, еще бы, подсаживается вдруг пижон в галстуке, с огромным портфелем и помятой рожей да еще три литра себе ставит. Да он от одного в штаны наделает. Вернее всего, они видят во мне неопохмеленного, неискушенного в таких вещах, непривычного к подобным местам бюрократа-бухгалтера с некой овощной базы. Надрался, видать, с непривычки у такой же твари на именинах, проспался, башка теперь трещит. А лечиться  чем, где и как, там не научили. Сопляк!
  Да, так и есть. Самая здоровая и тупая харя, переводящая пиво, как бы между прочим, бросает:
  -Слышь, бухалтер, а рожа от такой пайки не треснет?
  -Вы  это... мне, любезный?- Лицо мое изображает искреннее удивление.
  -Не-е, твоему портфелю,- мычит другая харя, заискивающе глядит на первую, ища у той одобрения по поводу своей залепухи,- гляди, кабы не потекло…
  -Да это я так, на всякий случай. Что-то больно пивка, знаете, захотелось.
  -Ему не пивка, ему бы стопаря. Глядеть жутко,- “отечески” сочувствует третий тунеядец.
  Что ж, ничего нового он не открыл. Конечно, верзила прав: рожа у меня и в самом деле, как с большого похмелья. Но он не может знать,что это ее обычное состояние. Отвечать мне нечего, да пока и незачем. Я лишь спокойно отставляю в сторону первую пустую кружку. 
  В это время в дверях появляется полный, огромного роста и добродушного вида мужчина
лет сорока. Он крепко держит за руку маленькую, примерно пятилетнюю девочку в красном плюшевом пальтишке.
  -Доченька, что тебе взять?- наклоняется к малышке ласковый гигант.
  -Пи-ива,- по-детски протяжно и весело произносит дочь.
  -Пиво невкусное, горькое. Лучше возьмем булочку с маком, хорошо?
  -Ну, харашо-о!- соглашается златовласая куколка.
  Боже, откуда этот хрупкий, нежный цветок знает, что здесь взрослые дяди пьют пиво? Где вообще она слыхала такое странное слово: пиво?
  Из-за соседнего столика к отцу обращается нагловатый краснолицый тип:
  -О-о! Вот так дела! Егорыч, один и без охраны!.. Сколько лет, сколько зим?!
  -Почему, с охраной,- кивнув на дочь, гордо отвечает Егорыч.
  -Давненько, давненько тебя не было. Где ж пропадал-то, сучий ты хвост?
  -Да так, в отпуске был,- грустно и задумчиво отвечает гигант.- Собирался в Юрмала, в санаторий, морской водичкой побаловаться. Профком путевочку выделил... Да так и не съездил. Проскулил дома безвылазно. Теща, понимаешь, захворала. Печень у ней…
  -У всех печень...- пьяно пробормотал сидящий рядом с краснолицым прыщавый паренек,  похожий профилем на молодого ишака.
  -Ну, ты даешь! То-то я гляжу, исхудал совсем… Петя, посмотри, кто сюда заполз,- восклицают бордовые прожилки щек Егорычева знакомца.- Это, Петюшка, Бог, живая легенда.
  Похожий на осла молодой пивоман Петюшка тупо вперся заплывшими глазками  в “легенду”- Егорыча.   
  Я тоже вспомнил Вадима Георгиевича. Лет десять назад был он красавцем - мужчиной и отличным баскетболистом, прекрасным центровым сборной команды города. Однажды в игре получил ужасную травму. Не пожелав быть навсегда прикованным к кровати, перенес несколько серьезных, очень рискованных операций на позвоночнике. Позже некоторое время судил матчи республиканских и городских первенств. Теперь же заметно оплыл жирком, частенько заглядывает в стакан и работает не то кладовщиком на базе спортинвентаря, не то снабженцем какой-то спортконторы. Sic transit Gloria monde -“так проходит слава земная”,- говорили  древние...
  Однако деловые связи у него, должно быть, весьма приличные. А это, видимо, и  нужно его багровому “приятелю”.
  -Папа, папа, а что такое сучий хвост?- вдруг с искренним интересом спрашивает девочка.
  Папа хочет что-то ответить, но краснолицый предлагает:
  -Егорыч, а давай-ка “по маленькой”? За Случай?
  И вся компания в шесть “лиц”, наливающаяся пивом и “Пшеничной” за центральным столиком и восхищенно глазеющая на бывшую знаменитость, горячо поддерживает пьяными воплями  “перспективное” предложение.
  -Я... нет, ребята. Жена только на минутку отпустила, уж и так опаздываем. Да и...- украдкой кивает Егорыч на дочку.- Давай,Сеня,в другой раз, а?
  -Во как: отпустила на минутку! Это с поводка, что ли? Да будь ты мужиком, садись. А
эти стервы так и так причину найдут, чтоб погавкаться. Мужик ведь, как водится,- самое мерзкое, подлое и страшное чудовище на всем свете, хуже которого не может быть никого… Кроме бабы!- выдавливает старую, как мир, прибаутку багровый Сеня.- Забывают, сучки-жучки, кто их кормит. Все им денег не хватает. Вечно им мало.
  -Сень, а Сень, я так прикидываю, может им чего другого мало?..- скалится ословидный Петюшка.
  -Ща как дам в пятак!.. Мозгов у них мало,- плюется  Сеня.- Верно я мыслю, ребятки?
  “Ребятки” с оплывшими рожами дружно соглашаются с “коллегой” пьяным гоготанием.
  -Ну, будем...- подводит успокаивающий итог краснолицый.
  -Так... обязательно будем!- деловито кивают опутчики.
  Компания дружно кряхтит, опрокидывает “по маленькой” и снова кряхтит.
  -Па-апа, пашли, ну пашли, па-апа!- тянет отца за рукав маленькая дочурка Вадима Георгиевича.
  -Девочка, а как тебя зовут?- с фальшивым любопытством замечает вдруг малышку Сеня,  пока ее  присевший “на  минутку” папаша  дожевывает путасу.
  Кнопка  молчит. Проглотив, Егорыч ласково просит:
  -Ну, Лиска, ответь дяде.
  Алиса смущается. Впрочем, нет,она вовсе не смущается. Она просто не верит краснолицему дяде.
  -Ладно, не хочешь сказать, так вот тебе угощение!- И Сеня протягивает девочке большую  шоколадную конфету в красивой золотистой обертке.
  Малютка сомневается. Отец же умоляет:
  -Возьми, Лиска, нельзя отказываться. Дядя ведь от души угощает.
  -Да, Егорыч, я натурально от души…- тычет Сеня в свое внушительное круглое брюхо, где  у него, видно, прячется душа.
  Девочка с опаской берет конфету и кладет в карманчик новенького пальто.
  -Спаси-иба!- тянет маленькая куколка.
  -Ты скушай, она вку-усная,- лукаво сощурив свиные глазки, хрюкает Сеня.
  Внимательно слежу за Богиней. Я не ошибался. Несмотря на занятость, она настороженно  слушала весь разговор и теперь в сердцах восклицает:
  -Ну, чего прицепился к ребенку? Хватит, что папашку с толку сбиваешь. Такие вот, как  ты с твоими дружками, и губят людей. И семьи разрушают!
  Богиня, кстати, давно не живет со своим спившимся “богом”. Об этом, по долгу своей  службы, я знаю точно.
  -Ладно, милая, сами разберемся, кто кого губит,- оборачивается  Егорыч.
  -Во заноза!- досадливо шипит красномордый.; Досталась же кому-то...  Ну, будем…
  Компания вновь одобряюще кряхтит и снова опрокидывает “по маленькой”.
  Сейчас я ошибочно считаю Егорыча королем Артуром, а его собутыльников рыцарями Круглого стола. Уж больно пока все торжественно и чинно. Тем не менее, мне, хотя и давно привыкшему к подобным сценам, становится не по себе. Сам не знаю почему, но чувствую, что добром это никак не кончится. Стараясь больше не думать о “рыцарях”, осторожно открываю портфель, достаю свою “Русскую”, не торопясь, откупориваю, вынимаю из кармана стакан, уверенно наливаю граммов сто пятьдесят и незаметно, но тщательно оглядевшись, быстро опрокидываю в истосковавшийся по дезинфекции желудок. Мои соседи  по столику, собравшиеся было покинуть Храм, теперь отказались от своих намерений и с интересом, даже изумленно смотрят мне в рот. Они моментально изменились в лице. Самая здоровая харя, фальшиво пытаясь изобразить сочувствие, спрашивает:
  -Работка, видать, тяжелая у тебя, бухалтер? Понимаю. Бумажки ведь иногда давят хуже цемента.
  -Да. Вы правы. Бумажки, когда их много, действительно давят. Особенно, если собирается слишком уж много. Да на каждой большие цифры написаны. И все надо проверять, а то выгонят,- жалуюсь на свою горькую судьбу и пока-зываю  лицом  неподдельный  страх.
  -Что - выгонят?- хрипит другая харя.- Как бы не усадили…
  -Тогда лучше совсем не пей,- советует третья.
  -Бумажки-то, небось, “сотенные”?- ухмыляется самый здоровый.
  Раскрываю от неожиданности рот... Однако тут же врубаюсь и… решаюсь начать жуткую, дьявольскую игру:
  -Да что вы, мужики, у меня с собой не так-то и много. Там, где много, инкассаторы возят. А я что, я - мелочи, остатки…- Отмахиваюсь и засовываю бутылку в приоткрытый портфель. И сделав вид, что напрочь забыл о беседе, вынимаю позвоночник из рыбы путасу, похожей на пиявку доктора Дуремара, обсасываю кончики пальцев и выказываю всем своим видом искреннее удовольствие. А что до “соседей”, коль желали б угоститься, так надо было попросить по-людски. Ну, к примеру: “Барин, налей Христа ради на посошок несчастным халявщикам, не жлобься!” А то: буха-алтер, буха-алтер. Неправильно это.
  Мне действительно становится чуть веселее. Непроизвольно откуда-то из глубины души  льются  мурлыкающие, но такие сладкие и любимые звуки:
            
                Ох, какая же ты близкая и ласковая,
                Альпинистка моя, скалолазка моя.               
                Сколько раз меня по трещинам выискивая,
                Ты бранила меня,альпини-истка.
 
  По измученному телу уже разлилось благодатное тепло, последствия которого и вырываются теперь из груди. Раскрывшие рты соседи принялись живо переглядываться: ни фига себе бухалтер! Но мгновением раньше я уловил мельком брошенный взгляд самого здоровенного мерзавца. То был свинцовый, холодный, расчетливый выстрел по моему старенькому портфелю. Дьявольская шутка возымела успех. Я молчаливо злорадствую. Я доволен…
  Между тем, в дверях Храма возникает тот самый “искусственный спутник”, что едва не сшиб меня с ног при моем появлении здесь. Инерции в нем уже нет, однако сила тяготения все еще дает о себе знать. Теперь есть прекрасная возможность рассмотреть жертву Страны Дураков повнимательнее. По “обшивке” незадачливого сателлита можно прочитать все его космические приключения, по крайней мере, за последние сутки. Чего тут только нет! Его замечательная рожа - готовая научная диссертация, выдающийся образец кулачного воспитания, бесценный живой памятник представителям касты Неприкасаемых, тяжелую судьбу которых олицетворяют в наше время изгои указанной  Страны. Разница лишь в том, что в Древней Индии прикасаться к несчастным в прямом смысле считалось большим грехом, а в Стране Дураков к ним запросто прикасаются представители класса-гегемона и других каст. В основном, увесистыми предметами. По этой роже можно проследить всю обширность неровных отношений ее обладателя с элитой здешнего водяного общества. Начать хотя бы с его лилового носа. Многое может поведать данный экспонат искушенному исследователю. По многострадальному носу этому долго и методично били чем-то очень увесистым. Или же он сам упорно бился обо что-то тупое и тяжелое. Но было это не сегодня, а как максимум вчера вечером. Кровоподтеки на левой скуле и нижняя “заячья губа” говорят о том, что воспитывал не профессионал. По глубине следов можно судить о причине воспитания: били по пьянке, но и по делу. Маленькие щелки вместо глаз повествуют о далеком прошлом, о формировании  личности. Пьет этот человек очень давно, и даже несильные, но периодически получаемые удары наглухо маскируют глаза под тяжестью их постоянных спутников - водяных мешков. Ссадина у наиболее выдающейся части “лица”- левой челюсти - сообщает о левом уклоне данной личности, точнее, о том, что любит она ходить (либо ползать) по левой части тротуара, когда стена - объект неразделенной любви; слева. Предварительный диагноз болезни - хроническая сила тяжести. То, что осталось  от некогда приличных башмаков, напоминает нынче лошадиные копыта. Огромные дыры, зияющие на все той же, левой стороне модного когда-то, шерстяного костюма, указывают на место последней, вынужденной космической ночевки. Приземление было у костра либо в костре, согласно, как и положено, “левым” убеждениям. И, наконец, лоб. Эта самая яркая часть “лица” первой бросилась мне в глаза, и я на мгновение подумал, что, в самом деле, попал в Ад. Дело в том, что на лбу у страждущей исцеления особи росли рога! Да,да, настоящие рога. И появились они совсем недавно. Примерно, полчаса-час назад. На обоих верхних углах лба выступали огромные бурые волдыри. Это, несомненно, последствия недав-него неудачного запуска описываемого “спутника” на орбиту. С опаской жду, когда он повернется ко мне задом. Ведь если у человека есть рога, копыта да из карманов пиджака попахивает серой, то непременно должен быть и хвост. А ежели есть хвост, так это и не человек вовсе, а черт. И тогда я точно в Аду! Но там, я слышал от многочисленных неопохмеленных очевидцев, пиво не подают. Так неужто и в этом мире бывают живые черти? Мне вообще-то рассказывали...
  Но вскоре я успокаиваюсь. Это не черт: хвоста нет. Я бы с удовольствием перекрестился, да это слишком опасно. Даже здесь, в Храме. Веру в Бога в наших грешных душах давно уже сменила новая вера. Втравленная в каждую клеточку податливых мозгов, неистовая Вера в  Светлое Будущее...
  Но все-таки неверие в черта во мне на какой-то миг слегка поколебалось. Поэтому быстро достаю бутылку, наливаю полстакана, по-язычески плюю трижды через левое плечо и, не оглядываясь, пью...
  Идиотские  мысли  начинают  потихоньку  пропадать. Успокаиваю себя тем, что в злоключениях исследованного придурка виноват лишь его фатально неудачный, тернистый путь. Беспросветный лабиринт, сумрачная колея, выбранная им для странствия по Стране Дураков. Безнадежно испорченный, кривой тротуар Жизни. Хотя прекрасно понимаю, что все далеко не так просто...
  Один великий классик искренне считал, что преследуют нас лишь две беды - Дураки и Дороги. Он заблуждался. Хотя бы потому, что плохие дороги  творение тех же дураков. И тогда это одна общая и страшная беда. Он заблуждался тем более, если имелись в виду те ухабистые Дороги судьбы, которые мы, безнадежные Дураки, неминуемо выбираем себе для бесконечных скитаний по сией удивительной Стране. В течение всего своего существования, а особенно за последние несколько десятков лет “развития”, Страна Парадоксов, все более стремительно проваливаясь в кошмарную бездну Светлого Будущего, придумала себе  неисправимых бед не две, не три и не десять, а куда больше…
                ----------------
               
                БОЛЬШАЯ СКУКА
   
  Трапеза, между тем, продолжается. Рожи моих соседей тускнеют: начинают, наконец, понимать, что раздача не предвидится. В их глазах откровенная досада. Но игра не закончена. У них еще есть последняя, неубитая пока надежда…
  Отворачиваюсь от старателей и гляжу в окно. Между серыми, хмурыми громадами многоэтажек наблюдаю заход солнца. Точнее полсолнца, так как другая его половина скрыта от взора какой-то ржавой трубой, торчащей между панельными продуктами Созидательного Труда. Если пересесть в самый дальний угол Храма к студентам-первокурсникам, весело и беззаботно болтающим о сексуальных преимуществах аборигенов-готтентотов Намибии, то будет видна другая половина солнца. Но лишь только она. Свою же, положенную мне половину, я не увижу. Это как замкнутый круг. Как кубик Рубека. Составляешь одну его грань,затем другую... Глядишь на первую, а ее уж и нет вовсе. Пытаешься вновь сложить первую, а из другой получается  черт знает что...
  Вспоминаю о кубике и гранях и снова гляжу на грани выросших тут и там домов. Эти грани всегда одинакового цвета. Их колер, вообще говоря, светло-оранжевый, но по горизонталям и вертикалям в строгом геометрическом порядке, на определенном расстоянии друг от друга выделены белой известкой небольшие параболы, ветви которых направлены подобно комнатным антеннам цветных телевизоров, приобретенных в свое время владельцами квартир наблюдаемых домов. Но белые параболы - это пока еще не спутниковые антенны Светлого Будущего, а каркасы так называемых цветников, задуманные создателями для каждой квартиры. Внутренние области парабол аккуратно заштрихованы по вертикали. Так выглядят на самом деле металлические решетки, предназначенные, видимо, для “цветков жизни”- детей, дабы те, упаси Бог, не перепутали цветник с балконом и не сделали “бах!” с какого-либо этажа. И сотни стремящихся в небо Парабол сверкают в лучах заходящего солнца, как гигантские белые унитазы в необъятной светло-оранжевой уборной.
  В связи с последней мыслью в голове возникают соответствующие ассоциации. Медленно встаю и выхожу вон. Сортир здесь весьма уникален. Две ячейки по любопытному замыслу создателей находятся одна против другой, и зашедший по серьезной нужде обитатель имеет прекрасную возможность лицезреть неповторимую мимику сидящего напротив соседа... Теперь необходимо проветриться, покурить, а заодно отыскать так необходимые сейчас остальные полсолнца. Не торопясь, выхожу из Храма, осматриваюсь. Но и отсюда видны лишь проклятые старые, надоевшие полсолнца. И душевное состояние опять ухудшается.
  Через несколько минут тороплюсь его поправить. Возвращаюсь в Храм. С порога бросаю быстрый взгляд в сторону своего столика. Самый здоровый амбал  торопливо закрывает мой портфель… Все правильно. Так я и думал. Что ж, зато теперь он видел “бумажки с большими цифрами”- остатками, которыми якобы брезгуют инкассаторы. Дело в том, что девяносто два нежных цветка моей жизни выполняли вчера контрольную работу по теме “Деление с остатком”, в которой оперировали сотнями и тысячами. Как раз вот эти девяносто два набора остатков от деления сотен и тысяч и лежат сейчас в старом, но достаточно емком портфеле.
  С грустной иронией гляжу на перекошенную от злобы рожу “соседа”. Налитые кровью белки глаз, судорожно бегающие желваки на скулах... Моя изощренная каверза вполне удалась. Он видел “сотенные”... Жуткую истину все-таки несет поговорка: “За что боролись, на то и  напоролись”.
  Неторопливо подхожу к столику, сажусь. Все мы делаем вид, будто ничего не произошло. Вскоре забываю о “соседях” и вновь погружаюсь в наблюдения. Пока я созерцал в окне чудесный современный пейзаж, знакомый “спутник” подобрался к хранительнице Покоя и что-то требует руками, пытаясь отвлечь ее от страждущей очереди. Говорить через рот или объяснить глазами он, по понятной причине, не может. Богиня решает не нарушать царящей мирности и не удостаивает заблудшую овечку ни малейшим знаком внимания. Молиться в таком виде - святотатство. Очередь начинает роптать и выражать негодование краткими, но довольно меткими ругательствами.
  Овца хочет пива. “Спутнику” не хватает невесомости. Ему мало. Таким, как он, всегда мало. Ему необходимо добавить... И ему добавляют. “Неприкасаемый” впадает, наконец, в желанное, сладостно-беззаботное, блаженное состояние вечной Нирваны. Хааре Кришна!
  Впрочем, все это напоминает в большей мере одно из сказаний Ветхого завета, а именно, тот фрагмент, когда филистимляне глумятся над ослепленным Самсоном в своем языческом храме, только наоборот. Храм здесь совсем иной; гордая хранительница в белой тунике - антипод коварной Далилы,а заблудшая овца - корыстно забредший сюда филистимлянин - отнюдь не является несущей опорой, свалив которую, можно обрушить сей величественный Колосс. Ведь не смог же он накануне разверзнуть лбом чугунные врата. Жаждущие физического и духовного исцеления прихожане возмущены появлением у жертвенного алтаря язычника. И все же смею прорицать, что грядущий финал не будет драматичнее, нежели в Писании.
  А тем временем не ведающий о моих опасениях и стоящий ближе других к жертвеннику страстотерпец Самсон неспешно поднимает роковую “ослиную челюсть”- тяжелую граненую кружку - и нокаутирующим ударом сверху вгоняет ее в промежность бурых рогов филистимлянина. Тот падает бездыханно прямо к ножкам маленькой светловолосой куколки в красненьком пальтишке... Что ж, этот тоже, в конце концов, напоролся на то, за что так упорно  боролся. Каждому свое.
  Девочка Алиса, попавшая по воле простодушного  папашки в мутное, топкое Зазеркалье, не плачет, хотя очень напугана. Она лишь крепко уцепилась маленькими ручонками в мясистую папину ногу и огрубевшим вдруг голосом, совсем не по-детски требует:
  -Папа, пошли! Ну, папа!- И самоотверженно тянет отца за штанину.
  -Шел бы ты, добрый человек, гляди, как дочка-то зовет,- советует усталый пожилой мужчина, присевший с кружкой за стол, где недавно спорили студенты. На нем старая, вытершаяся во многих местах шоферская кожанка. В серых глазах злость. Но злость эта не на Егорыча. Это какая-то особенная злость. Это праведная злость. Так злятся на лютых врагов, непосредственных начальников, неверных жен и работников народной милиции.
  А Егорыч никуда уже не уйдет. Принял он как минимум десяток “маленьких”, “средненьких” и прочих. Король Артур протягивает своему молодому ослоподобному сотрапезнику Петюшке помятый червонец, небрежно машет рукой на дверь, и, спустя мгновение, в темнеющем окне мелькает удаляющийся длинноухий профиль “доблестного рыцаря”. Оборачиваясь к компании, Егорыч заканчивает прерванное наставление:
  -...и позвонишь по этому вот телефону. Скажешь, что от меня. Яша все сделает, все устроит, как надо. А тачку подгонишь, как стемнеет...- Он сует краснолицему Сене обрывок от кулька из-под путасу с начерканными на нем каракулями. Тот удовлетворенно кивает и мычит в ответ какую-то благодарность. Видно, заверяет “короля” в искреннем уважении и безграничной преданности. За что боролись?.. Тьфу!
  Я, наверное, сильно погорячился, сравнивая Егорыча с Королем Артуром. Нынче он более похож на веселого богатенького Буратино, а хитро..задые его “рыцари”; на алчных и лукавых лису Алису и котов Базилио. Ну, еще бы. Ведь я в Стране Дураков. С грустью думаю о том, что в удивительной Стране этой каждому из ее грешных обитателей уготована своя уникальная, неповторимая роль. И “королю”, и естественному “спутнику”, коего я до сей поры ошибочно считал искусственным, и ревностной хранительнице Покоя, и “лисе”, и “котам”, и “соседям”, и всяческим “доблестным рыцарям”, да и мне самому от неизбежной роли сей никогда и никуда уже не деться. До того рокового часа, когда зеницы наши сомкнутся, и все мы, дотоле страждущие обреченные призраки, предстанем пред ликом Всевышнего и попадем навеки в заколдованное, сумрачное царство Большой Скуки...      
  Постепенно ожившее чудовище, до которого никому нет никакого дела, вытирает разукрашенный лоб и отползает к выходу. Видимо, сработал забытый человечий инстинкт. Стало быть, на сегодня хватит. Завтра будет новый день. А, значит, и новая “пища”...   
                ----------------

                НЕ УБИЙ. НЕ УКРАДИ... НЕ НАСТУПИ НА ГРАБЛИ!
    
  Страна, между тем, продолжает жить своей удивительной жизнью. Страждущих не убавляется. Наоборот, в Храме появляются все новые и новые яркие экземпляры.
  Ну как, к примеру, не обратить внимание на прекрасно одетого, пышущего здоровьем субъекта, только что удостоившего своим присутствием уникальное Поле Чудес! К нему тут же подскальзывают несколько угодливых обитателей, горячо пожимают руку и заискивающе смотрят в глаза, предчувствуя стопроцентную дармовщинку. И субъект этот мгновенно становится Объектом. Повышенного, конечно  же, внимания.
  История описываемого экспоната невероятна и достойна отдельного повествования. Посвященные рассказывают о столь блестящей находке Страны Дураков удивительные, в какой-то мере даже фантастические вещи. Когда-то, лет пять назад, трудился данный тип слесарем в сборочном цехе одного из многочисленных режимных заводов. Был он по подпорченной натуре своей неописуемо жаден, завистлив, по-пролетарски туповат и весьма болезненно относился к тем удачливым товарищам, кои умудрялись стащить больше других с завода либо выхлопотать себе более высокую зарплату. И потому непрерывно стучал… Последние, естественно, отвечали на такие к себе “теплые” чувства должной взаимностью. Как-то раз, решив воздать по заслугам, стянули из его рабочего халата недавно внедренное новшество - электронную кредитную карточку на питание в заводской столовой. И на протяжении почти целого месяца вся без исключения бригада полнокровно удовлетворяла по ней свои недюжинные пищевые потребности. А когда, выйдя из отпуска, наш Герой Созидательного Труда получил расчетный листок о начислении воздаяния за проявленные способности, то едва не спятил, узрев в нем безнадежно отрицательное сальдо, никак не позволяющее на неопределенно долгий период времени удовлетворять собственные, не только лишь пищевые потребности. И, конечно же, случилось то, что и должно было непременно случиться. Никогда не слышавший о Писании, неутомимый строитель Светлого Будущего, не тратя попусту времени на пикантные, но абсолютно бесполезные словеса, схватил традиционное оружие классса-гегемона - тяжеленный молот, а точнее – кувалду, и со страшным криком “Убью!” с невероятной прытью бросился в погоню за обидчиками... Впрочем, увесистый символ Свободного Труда был вскоре выбит из мозолистых рук труженика. А в последовавших неизбежно кулачных объяснениях с товарищами те доходчиво “намекнули” ему насчет Большой семьи, где пролетарским обликом трескать либо щелкать довольно рискованно и потому не рекомендуется…    
  Однако обидно пострадавшему Герою Труда горький классический урок почему-то не пошел впрок. И надумал он вскоре вновь наступить на крепкие, со Знаком качества, грабли. Как-то в курилке подслушал труженик тихую, ненавязчивую беседу двух радиорегулировщиков, слегка досадовавших на своего  молодого мастера. Мол де тот, не имея по неопытности собственного сейфа в цехе, прячет на ночь в испытательной морозильной камере излишки т.н. жидкой валюты, которая, по иронии нашей общей судьбы, является у нас самой твердой, т.к. за нее на госпредприятиях можно приобрести практически все возможное - от дефицитных радиодеталей до списанных грузовиков. Дело лишь в количестве. Речь шла, конечно, о техническом, но вполне годном для внутреннего употребления этиловом спирте. Дежурство как раз выпадало на ночь, и заинтересованный старатель наш решил переориентировать имевшиеся личные способности ради скорейшего удовлетворения насущных своих, животных потребностей. 
  Отпустив отдыхать юного напарника и заранее подсмотрев у мастера отмыкающий желанный Сезам заветный цифровой шифр, беззаветный борец за торжество Свободного Труда прошел через пустующий цех, открыл кодированный замок и влез в холодильник… Но, как говорят в народе, бесплатным  бывает лишь сыр в мышеловке, да и за тот нужно иногда отчаянно побороться. Никому не ведомо, что уж там произошло. Возможно, случайно задел своим  внушительным задом дверцу камеры, либо сам агрегат был установлен под уклон, или виновато тринадцатое число, а может быть, какая-то черная кошка запуталась с утра в его блудливых ногах, или еще какое дьявольское провидение. Но только массивный холодильник, сработанный по последнему слову мировой техники, мгновенно захлопнулся, заперев в сатанинской мышеловке передовика производства, Героя Созидательного Труда наедине с интереснейшими мыслями и автоматически доведя температуру окружающей его среды до -40°по Цельсию... Ох, воистину неисповедимы ухищрения Дьявола!
  С младенческого возраста - ежедневно, еженощно и ежечасно - твердят у нас Строителям Светлого Будущего, что красть грешно. Что никак нельзя нарушать Правила техники безопасности. А все без толку. И это в стране, где бурная деятельность системы Госбезопасности считается определяющим условием для создания всенародного блага… Однако Грабли, помеченные Знаком качества, оч-чень уж заманчивы. И чудовищно крепки…
  Остается только гадать, какие удивительные чувства испытал наш герой в ледяной сокровищнице. Возможно, его посещали сказочные видения старателей, замерзающих в колючих,смертельных объятиях Белого безмолвия времен Золотой лихорадки. А быть может, в тот момент ему были ближе последние мысли космонавта, угодившего со своим кораблем в безнадежную черную дыру вечного Космоса. Это навсегда останется неведомой тайной, потому что вспомнить впоследствии он ничего не смог…
  ...Часа через полтора дверца камеры смертников бесшумно отворилась, и к ногам цехового охранника, отомкнувшего Сезам по той же шкурной причине, что и старатель,вывалилась скрюченная свежемороженая тушка передовика отечественного производства…
  Примерно через неделю в областной клинике выяснилось, что у новой городской знаменитости не поврежден практически ни один жизненно важный орган. Вот только... первичные половые придатки. (Неужто не совладал с плотью? Ну, там, в холодильнике? При -40°-то?!). Впрочем, и они после интенсивного обкалывания вокруг причинного места специальными препаратами полностью восстановили утраченные было функции. Но вот что парадоксально: мозги его стали работать не только не хуже, а напротив, гораздо гибче и полезнее. За восстановительный период Герой Труда сперва выхлопотал солидное пособие по временной нетрудоспособности, затем исхитрился заиметь группу инвалидности с соответствующей пенсией до полного выздоровления. И, наконец, добился ежемесячной выплаты алиментов за счет мастера производственного участка, не проведшего с ним инструктаж по присноупомянутой технике безопасности. А дирекция завода, насмерть перепуганная нежелательными последствиями и возможными недобрыми слухами по поводу произошедшего чрезвычайного происшествия, быстрехонько представила пострадавшего труженика к званию Героя теперь уже Социалистического Труда.
  Насколько я знаю, передовик производства давно бросил это свое производство. Почти сразу же после внеочередного выделения ему квартиры улучшенной планировки из четырех комнат с лоджией и гаража. Подозреваю, что в светлой кухне либо еще где красуется там прекрасного качества огромный японский холодильник. И хотя впоследствии Господь подарил ему двойню будущих передовиков производства, однако и по сей день находится он на двойном - государственном и частном - пансионе. Такие вот незаурядные пролетарские способности…
  Самое же невероятное заключается в том, что после описанного события герой наш абсолютно утратил ужасные мирские пороки – зависть и жадность. И сейчас в Стране Дураков сей уникальный экземпляр сказочно популярен тем, что запросто готов угостить кружкой пива практически любого, даже самого незначительного обитателя. Прямо-таки наищедрейший калиф Гарун-ар-Рашид из сказок Шахерезады! А значит, приключившийся с ним несколько лет назад жуткий казус не явился результатом дьявольских козней, а был то светлый промысел божий.
  Впрочем, в чудесное перерождение души, как и в происки Сатаны, веруется далеко не всегда. И по глубокому моему убеждению, законченная мразь - она и в Африке, и на всю оставшуюся жизнь - будет гадкая, подлая, безнадежная  Мразь…               
                ----------------
               
                ХОЛОДНАЯ ВОЙНА И МИР
   
  Подвыпивший  гражданин  неопределенного  возраста, похожий на Говорящего Сверчка из сказки про Буратино, живо исповедуется своему приятелю, неторопливо потягивющему шампанское. Удается расслышать любопытное откровение, заставившее меня сперва широко раскрыть рот, а две  минуты спустя грустно отвести взгляд.
  -Знаешь, кореш, а я ведь вчера чуть вдовцом не остался, во-о как!
  -Ну, все что ни делается...- смакуя напиток, безразлично отвечает приятель.
  -Да нет, я серьезно,- горячо, с нетерпением перебивает рассказчик.- Моя-то половина, долгих ей лет, в обкомовской библиотеке трудится. Ну, и полезла, значит, на верхний стеллаж протирать от парши труды нашего великого класссика, черт ее дернул...
  -Ну, ну?- заинтересовался попутчик.
  -Баранки гну!.. Схватила - надо же, как раз - тринадцатый том Полного собрания, и тут с табуретки оступилась да как шмякнется об пол!.. А томик  шу-устрый такой, из рук у ней выскочил да сверху еще по башке - х..як!!! Чуть до смерти не зашиб, гад. Прикидываешь, с трех метров да коленкором?! Так я ее в больницу сразу и свез... Да-а… И ведь талдычил же сто раз: брось ты эту  избу-читальню, и так яду сверх всякой меры! Не послушала...
  -Эт-то что, вот ежели б все “Собрание...” на нее грохнулось, все пятьдесят с лих..ем томов, так был бы ты уж сутки, как совсем свободный.- И, помолчав, рассудил как бы про себя: -Да и давно пора б уж...
  Юмор на цвет темноват, однако если вдуматься, гражданин очень близок к истине. Ошибка только в масштабах. Трудами упомянутого классика, в самом деле, не то что можно зашибить, а и были зашиблены до смерти десятки миллионов голов да искорежены сотни миллионов. Невмоготу тяжелым для нас оказывается постоянно сей Новейший Завет…
  -Ладно, не бедуй, главное, чтоб крыша у ней теперь не поехала,- лукаво щурится попутчик.- А самому, коли невтерпеж, могу и замену подсуетить. Мне это, как два пальца... Ты  знаешь...
  -Ну, скажешь тоже. Замену… Не могу я. Да и... боязно. В первый-то раз...
  -Ха!- веселится приятель,- в первый раз - какой страх? Боязно, братан, это когда в последний...
  -Да и староват я нынче для этого самого секса-то. Хотя и нету, говорят, у нас вовсе никакого секса. Это по телеку одна аппетитная дамочка уверяла.
  -Ну и правильно уверяла! Я вот слышал, что секс, - это половая жизть с целью получения удовольствия. Во как, брат! А с моей-то бывшей, к примеру,- ну какое там, к дьяволу, удовольствие? Это ж работа. Тяжкий физический труд, будь ей не ладно!.. Эх, одно слово -война-а! Как говорят французы,"сю ре ля фам ком а ля гер" – на бабе,как на войне. Да-а... Она, слыхал, нынче зарплату в столице, в Министерстве гражданской авиации получает. Стюардессой хахаль пристроил, поди ж ты. Вот ежели б она там, наверху, под Богом как-нибудь оступилась,- мечтает любитель шампанского.- А с неба по башке - да самолетом!..  Холодная, понимаешь, у нас с ней война.
  -Кстати, насчет холодной этой самой войны. Я как-то слушал один вражий голос по транзистору. Ну, из тех, что из-за бугра. Так они там толкуют, что по крышам нашим поехавшим мы - страна какого-то третьего мира. Вот, выходит, что мы, идиоты, в самом деле строим.
  -Эт-то что же за Мир такой новый?- удивляется замечтавшийся гурман.- Да и кто ж с вечно неопохмеленными мозгами будет тебе Новый Мир этот строить? Хлопотно это...
  -Вот и я так прикинул. Врут, небось, брехуны проклятые! И не стыдно им издеваться над инвалидами холодной войны, много раз контуженными вражьими голосами и родным телевиденьем?.. Ладно, допивай, давай,- завершает беседу взволнованный Говорящий Сверчок.
  Господи, да как же правы они опять! Ведь врут брехуны заморские! По мозгам нашим отпитым мы, несомненно, давно уже переплюнули границу третьего мира. Мир наш как минимум восьмой. И по мере приближения к Светлому Будущему цифирька эта будет неизбежно стремиться к бесконечноcти...
  Что ж, теперь и моя, изрядно покосившаяся от мучительных исследований, собственная крыша пополнилась еще  одним - горьким,“мировым” знанием.
Хвала тебе, многомудрая Страна Дураков!
                ----------------
               
                ВОЗЬМУ ТВОЮ БОЛЬ
   
  Задумчиво гляжу в окно. Уже почти стемнело. Погода портится. По оконным стеклам моросит противный, осенний дождь. Внезапно разболевшуюся голову вновь начинает сверлить какое-то давнее, тоскливое воспоминание. Однако ничего конкретного ослабшая память нащупать не может. Все существо мое опять пронизывает хандра - хорошо знакомое грустное, ядовито-зеленое чувство внутренней безысходности, беспомощности, неудовлетворенности. Я устал шутить, петь, думать. Отчего-то хочется громко-громко выть. И выть глухо, протяжно, по-волчьи. Волку ведь, как никакому другому существу, обитающему на этой проклятой Богом земле, знакомо подобное душевное состояние. Но не тому волку, который, будучи страшно голодным,протяжно воет долгими морозными ночами в Диком Свободном лесу. А тому несчастному Волку, что видит ежечасно огромное скопище как ягнят, так и шакалов. Этот Волк сыт. Он и воет оттого, что очень сыт. Но сыт гнилым мясом, бросаемым ему в клетку сквозь толстенную железную решетку. Однако, в отличие от такого Волка, я еще не до конца утратил так часто теряющееся, запрещенное здесь чувство - Чувство Собственного Достоинства. И потому лицо мое изображает лишь гордую уверенность и умиротворенность.
  Двое немолодых мужчин за одним из столиков совсем не похожи на других обитателей. Пьют рижскую водку “Кристалл”. И это,по моим наблюдениям, далеко не первая бутылка.Интересно, где они ее взяли? Такую в гастрономах не продают. Я видел этот напиток только в инвалютной продаже, в центральной гостинице. Одеты со вкусом, сидят солидно. Хотя никого не видят вокруг, но беседуют тихо и чинно. Только вот сами глаза… В еще живых глазах одного досада и бессильная злость. Стекленеющий взгляд другого устремлен в налитый стакан. Обладатель этого неподвижного взгляда где-то очень  далеко. С трудом улавливаю отрывки их бессилия и горькой тоски.
  -Все, Иван, круг замкнулся,- с заметным прибалтийским акцентом говорит тот, что выглядит в тусклом освещении Храма помоложе,- спасибо тебе за помощь. Прости, что отнял столько времени.
  -Это ты меня извиняй. Толку-то от моей беготни? Похоже, сделать тут ничего нельзя... Ей богу, на фронте все было проще: здесь - свои, там - враги. А нынче ни ф-фига не понять. Все возможные и невозможные инстанции мы уже прошли. Разве только в Дом пионеров, к следопытам?- грустно улыбается его собеседник, сознавая, что сказал чепуху. И, помолчав немного, прошептал: -Глухая стена...
  -Но я ведь точно знаю, Иван, было это где-то здесь. Март 40-го. Все сходится. И факт  ареста подтвержден…
  -Знаешь, Айвар, ты поезжай. Я позвоню тебе в Ригу, если что. Тут еще займутся, кому  положено…
  -И ответят, кому положено! Перед Господином нашим всемогущим ответят, когда в Высокий суд призовут. В геенне огненной ответят! Кому положено...
  -Правильно. Укрепись, дружище, в Божьей вере своей. Не у тебя одного так. Таких, как  ты, сто миллионов наберется.
  -Все равно, Иван, это же моя семья…- досадует гость.
  -...А знаешь, как теперь зовется это их бл..дство? Временные ошибки руководства на определенном этапе мирного строительства. Перегибы.; И себе под нос: ;Интересненькое  словцо придумали: ПЕ-РЕ-ГИБ?!
  Слушаю их и грустно думаю о своем. Я ведь тоже не помню своих корней. Оба деда ушли туда же... Были, вроде бы, люди как люди. А потом набежал вдруг черный  ветер, пролетела птица Ворон,- и стали они в одночасье “врагами” нашего великого народа... Нынче же все подгоняется под гениальное оправдание; пе-ре-гиб. Перегнули, оказывается, двадцать миллионов голов. Да миллиончиков сто еще аккуратненько подогнули. Правда, навсегда. Миллионы  и миллионы врагов. Миллионы голов. Единиц. Штук! Перегиб. Перегибчик. Ну,с кем не бывает  “на определенном этапе”?.. Спишется. Ради Святой цели, понимаешь. Главное - результат. Неотвратимое приближение Светлого Будущего...
                ----------------
               
                У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ
   
  ...В глубине Храма изливает душу своему приятелю довольно молодой еще, но преждевременно облысевший и неимоверно уставший человек в примятом и поблескивающем на локтях пиджаке, при галстуке. По всему виду рядовой чиновник нотариальной конторы. В серых глазах знакомая глубокая и безнадежная тоска.
  -...Ну, как она не понимает, дура?- громко, с надрывом произносит он.- Я ведь всю получку отдаю, не гуляю, не пью почти… Чего ей надо, Васек? А работа... Да ее бы, стерву, хоть на час туда, так удавилась бы, ей богу!.. Андрюшке вон польский велосипед купил. Да что Андрюшка! Сама-то, как царица Шамаханская, ходит - задницей виляет. Да из ее тряпок впору веревку сплести аж до самого Пика Коммунизма!.. Эх, нету на земле счастья-то...
  -Потише, Санек,- испуганно озирается товарищ.-Так бывает... Все бабы одинаковы. А ты еще молодой, все впереди,; пытается он успокоить друга. -Вот умные люди говорят, что настоящее счастье кроется в... ожидании этого самого счастья…
  Но, отхлебнув очередной глоток, задумчиво продолжает:
  -Ну, а коли ждать устал, так чем в хомуте упряженным, лучше уж веревку...
  Санек никогда не накинет на себя веревку. И даже не примерит ее. Он слаб для этого. Он уже' слаб для этого. Он давно сломан и оттого очень морально слаб…
  -Во-о хлюпик, может поучить его, как и чем с бабой базарить надо?- хрипит один из моих “коммунальных соседей”.
  -Да ну его...- отмахивается другой.
  …Чувствую, как внутри меня начинается медленное кипение. А может, хватит притворяться кастрированным котом? Но что я докажу? И кому?.. Нет, по крайней мере, рано. Хотя уже четко и определенно решил: пошлые подонки получат свое сполна.
                ----------------

                “Я НЕ ЛЮБЛЮ!..”
   
  Выливаю последние капли отрезвляющей теперь меня жидкости в до краев наполненный стакан. Мельком гляжу в жадные, ненавистные глаза своих соседей и, не торопясь, пью. Просто пью. Пью за свое здоровье, как пьет человек, которому надоело поднимать стакан за здоровье других. Соседям по “коммуналке” я бы ни за что ни налил ни грамма. Как любят говорить в нашем много-страдальном народе, халявы не будет. Конечно, я мог бы угостить студентов, хлеставших часом ранее “чернила” в противоположном углу Храма, пьяного Буратино-Егорыча, зарывающего свои пять золотых в алчных пастях Лисы Алисы и котов Базилио, несчастного Санька, вспомнившего о веревке, усталого и обозленного шофера, переживающего за светловолосую малютку Егорыча, богатыря Самсона, ловко сработавшего пивным “мечом”, и даже “огнедышащее чудовище”, поверженное исполином, наблевавшее от перенасыщения “пищей насущной” и уползшее отсюда полчаса назад. Но никогда, ни при каких обстоятельствах не налью подонкам, сидящим в метре от меня и жадно глазеющим мне в рот. Я не хочу с ними бороться,ругать их матерно - это без толку. И никогда не опущусь до их животного уровня. Устал я: их слишком много вокруг. Плевать мне на них. И всю оставшуюся жизнь, какой бы долгой и бессмысленной она ни была, буду игнорировать данную породу человекообразных приматов. Однако сегодня, похоже, назревает исключение из установленного мною правила.
  Социально близкие народу элементы встают. Им действительно пора. Самая хриплая шестерка предлагает:
  -Боб, а может еще по одной, а?- и вопросительно глядит на мускулистого хозяина.
  -Не видишь, табличка висит: “Пива нет”? Черным - по синему,- отвечает самый здоровый. Однако сам, нисколько не веря табличке, сплевывает на пол и сквозь лошадиные зубы злобно шипит: -Можно подумать, что оно и в самом деле вдруг взяло и кончилось. Слинять пораньше хочет, ведьма! Жопой чую!
  -Вот я и говорю,- прогибается хриплый,; на заборе, может, тоже кой-чего написано… А под ним дрова лежат.
  -А я этой ть-тетушке вп-вп-равил бы…- мечтает третий мерзавец.
  -Да и х...хрен бы с ней!- матерится ему в тон самый здоровый и напоследок бросает мне:
  -Гляди, не поперхнись, губитель детских душ. А то некому будет “двойки” в дневниках  рисовать. Телегент хренов.
  -Да я-то что,- млею от “удовольствия”,- Вы о своей собственной душе позаботьтесь. Бумажками “сотенными”, поди, легче поперхнуться-то.
  Они злобно переглядываются.
  -Да вмажь ты ему, Боб, “на десерт”. Шибко вумный бухалтер оказался,- хрипит его  корешок.
  -А пошел он!..
  Однако уходят именно они, бросив на прощание старушке-уборщице, убирающей из-под  столов пустые бутылки:
  Теща, не забудь налить, как “Волгу” замачивать будешь.
  “Теща” честнее и справедливее “зятьков” в тысячу раз. Она не рыщет по лесу, подобно многочисленным коллегам-добытчицам. В отличие от лесных “санитарок”, местная патриотка проводит противоментовские мероприятия по обеспечению санитарии и гигиены лишь в своем Храме, не давая осквернять его разным язычникам блевотиной или битым стеклом. И,главное, она никому не жалуется при этом на свою мизерную пенсию и несчастную, горькую судьбу.
  Но... все! Пружина терпимости лопнула. Что-то острое больно кольнуло в мозг, быстро, резко закипело, поплыло. Глаза застила багровая пелена…
  -Перебьешься, чмо!- автоматически поднимаюсь со стула.
  -Ну, бухалтер, сам виноват, паскуда,- удивленно обернувшись, грозно шипит амбал. Он медленно разворачивается, бубнит еще что-то, засовывает правую руку в карман спортивной импортной куртки и, похабно ухмыляясь, лениво направляется ко мне.
  Но я уже ничего не слышу. Иду к нему не спеша и упираюсь глазами в здоровенную, расплывшуюся от предвкушения удовольствия харю. Я готов, я доставлю ему это удовольствие.
  Резко перехватываю в запястье его руку с зажатым в ней зловещим клинком. 
               
                Я не люблю себя, когда я трушу,
                Досадно мне, когда невинных бьют.

  Точно знаю, что успею ударить первым.               
               
                Я не люблю, когда мне лезут в душу.

Сперва - в пах, потом - в лоб...               
               
                Тем более, когда в нее плюют!..

  Я уже вижу перекошенную от боли и злобы, лоснящуюся рожу…
  ...Как все-таки прав был мой любимый поэт - чуть ли не единственный искренний певец нашего дурацкого, сытого и трусливого времени. Жаль, он никогда уже не узнает, что его откровения станут классикой для грядущих последователей…
  Верзила с силой вырывает руку, и что-то больно обжигает мою левую кисть.
  И вдруг, откуда-то сбоку к амбалу стремительно прыгает непонятная маленькая, темная фигурка. Успеваю сообразить, что это черная кожанка того самого обозленного шофера, так волновавшегося часом ранее за маленькую дочурку Егорыча. Его на удивление сильный, молниеносный удар в висок,- и здоровенный жлоб, ничего не видя и не понимая, с грохотом падает мне под ноги. Один из подонков кинулся было на моего заступника, однако другой -  тот, что все время советовал мне и делал “выводы”, что-то кричит и испуганно пялится в окно. Все еще шипя нечто злобное, амбал, лежащий у моих ног, быстро поднимается и, грозя скорой расправой, догоняет остальных у выхода. Я тоже мгновенно понял, что так внезапно изменило их карательные планы и заставило спешно уйти. Благодарю взглядом неожиданного помощника, возвращаюсь на свое место и пытаюсь успокоиться.
                -----------------
               
                НОВЫЕ ЦЕНТУРИОНЫ
   
  И вскоре, буквально через минуту после внезапного ухода “соседей”, в чугунных вратах Храма возникают две похожие друг на дружку квадратные, литые фигуры блюстителей Закона. И общая атмосфера непринужденности и покоя моментально исчезает; исцеляемые тут же трезвеют, в глазах у них легко читаются настороженность и страх. В Стране Дураков знают, что прямое назначение стражей законности - внушать ужас, а по законности этой самой ничего, кроме пива, употреблять здесь не положено. Ведь Храм, как и все, что вокруг нас, над нами, под нами, в нас и даже там, где все мы когда-нибудь будем лежать, есть так  называемое общественное место.
  ...Общественные места, общество, общность, народ, человечество... Пустой набор режущих слух, травмирующих душу абстрактных категорий. Но последняя, на мой взгляд, делится на две вполне конкретные разновидности. К одной из них относятся людские особи, занимающиеся каким-либо полезным или вредным трудом. Они строят, лечат, учат, шьют, пекут, бреют, мелят... А также крадут, насилуют, иногда убивают и т.д. и т.п. Эту грешную разновидность рода человеческого я называю людьми Творящими.
  Однако есть еще и другая, более страшная категория. Это неисчислимый Легион особей проверяющих. Такие постоянно контролируют, фиксируют, хватают, обвиняют, сажают, стерегут, “не пущают”, а также докладывают, сигнализируют, “звонят”... Т.е. непрерывно “стучат”! Их можно условно определить как людей Бдящих. К горькому сожалению, этих неизмеримо больше, нежели Творящих. На одного Творящего сыщется как минимум  двойка-тройка Бдящих. Особый ужас такой паразитирующей категории в том, что она изо дня в день - ежечасно, ежеминутно - заражает людей Труда смертоносным вирусом стукачества.
  Успокаиваю себя лишь тем, что Творящие стучат исключительно от страха, как бы не отобрали воздаяние по Труду на некоторые насущные потребности за проявляемые способности. Бдящие же стучат совершенно по иным  причинам. Стук для них - физическая потребность, состояние организма. Стучат от самого страшного человеческого порока - зависти - к Творящим, от собственного комплекса неполноценности, а то и просто по инерции. Стук ради Стука. А сила инерции - она ведь самая страшная сила на всей земле. Но, самое гадкое, стучат от страха, что кто-либо вот-вот лишит их возможности стучать. А без такой необходимой “пищи” паразитирующий на теле Творящего организм неизбежно отомрет. Такой вот оригинальный вид Страха…
  Права вновь прибывших представителей касты Бдящих не ограничены. За глаза их называют по-разному. Синонимов в народе придумано множество. От “стража законности” и “блюстителя правопорядка” до “мусора”, “легавого” и т.д. и т.п. Это уж в зависимости от настроений и убеждений окружающих. А этих тут боятся вдвойне: они здесь новенькие, а с новичками шутки плохи.
  Стражи законности, подобно солдатам прокуратора Пилата, внимательно осматривают участников сей Тайной вечери. Только ищут они в этом Гефсиманском саду не смиренного Иисуса Христа, а возроптавшего борца за Справедливость. Того самого, что сшиб с ног и едва не вышиб дух тяжелым пивным “мечом” из “огнедышащего дракона”. Видимо,жертва Страны Дураков все ж попалась на глаза бдительным центурионам. Однако восставшего Самсона давно уж нет, да если б и был, его ни за что не смогли отыскать без Иуды “верные слуги” нашего велико-го народа. А искать здесь Иуду - занятие еще более неблагодарное. Храм - едва ли не един-ственное, не зараженное смертоносным вирусом, общественное место. Тут не стучат.
  Самсона нет. Бутылок тоже - ни на столах, ни под ними - не видно. Но придраться, как известно, можно, по большой охоте, и к телеграфному столбу. Особенно, если тот совсем недавно обильно обгажен. И “слуги народа” подходят к незадачливому Буратино-Егорычу, хотя тот совсем не похож сейчас на сей пресловутый столб. Совместными усилиями они пытаются оторвать от стола вдребезги пьяного великана. Однако, это бесполезно: столб не выпрямить - не пускают проклятые“провода”. Мешает невероятная и неизменная Сила тяжести. Король Артур, давно покинутый “доблестными лонселотами”, славно храпит на разбросанных по Круглому столу Камелота останках воблы и путасу. Лишь Золотой ключик Буратино - маленькая златокудрая Алиска - не по-детски горько плачет, когда сильным дядям в фуражках удается-таки выбить стул из-под уснувшего королевским сном непутевого папашки.
  “Король” с огромным трудом, наконец, привстает, и ничего еще не понимающим взором наивных голубых глаз глядит он на брезгливо-обозленных слуг Понтия Пилата, а точнее, пялится куда-то сквозь них.
  Пытаюсь подняться и успокоить девочку, да ноги будто окаменели. И что, в конце концов, это изменит?
  Вдруг, из-за своего прилавка быстро выходит хранительница Покоя, решительно хватает ребенка, относит в сторону и звонко успокаивает девочку. Один из “блюстителей” тем временем направляется за кулисы. Наверное, чтобы позвонить и вызвать санитарный “катафалк”. Видимо, с портативными рациями народная милиция переживает нынче свои собственные временные трудности. За ним величаво шествует и Богиня. Внимательно наблюдаю за ее действиями, смотрю в глаза… Нет, никакая она не Богиня. Она - человек. Просто Человек. Или, если угодно, жрица. Жрица Храма забвения…
  Не дождавшись напарника, следом отправляется и другой страж. И тут в глаза мне снова бросается мой недавний заступник,- тот самый, усталый, но не по годам боевой шофер, просивший уйти Егорыча еще полтора часа назад, переживая за его малышку. Теперь я разгляды-ваю сострадальца пристально и серьезно. По его гневным эпитетам в адрес “блюстителей” окончательно убеждаюсь: он действительно отчего-то очень зол на работников милиции. Вот он  торопливо поднимается и твердыми шагами подходит к так и не очухавшемуся Буратино. Приблизившись, кладет огромную ручищу гиганта себе на шею, обнимает его и старается сдвинуть с места. И вдруг замечаю большую кровавую ссадину на его седеющем виске. Так вот оно что! Он уже имел с ними дело. И не ранее, чем вчера или даже сегодня! Итак, все становится на места. Я тоже обязательно должен быть на своем месте.
Усилием воли поднимаю затекшие ноги и подхожу к Егорычу:
  -Вадим Георгиевич, закрывают уже. Давайте-ка на воздух?..
  Помогаю им выбраться на улицу и возвращаюсь к своей, последней сегодня кружке пива.
  -Cпасибо, добрый человек,- бросает мне вслед неутомимый шофер.
  С удивлением замечаю, как из рукава моего плаща на пол капает что-то бордовое, тягучее, липкое. Машинально нащупываю в кармане носовой платок.
  Посетителей почти уже нет. И пива тоже нет. Пора закрывать. Я совсем трезв. Настроение испорчено. Снова гляжу в черный квадрат окна. Я хочу солнца. Хотя бы полсолнца! Хотя бы тех измученных полсолнца, что виднелись зажатыми два часа назад в бетонных тисках ослепительных архитектурных унитазов Цивилизации. Закрываю глаза, и вдруг... где-то на задворках памяти ясно и отчетливо возникает очень неприятное давнее воспоминание. Это - как внезапный удар молнии. Как жуткий подарок Дьявола. Как мгновенный ужасный сон... Я вспомнил! Да, я вспомнил...
                ----------------

                СКВОЗЬ ПЕЛЕНУ(Возвращение Боли)
   
  ...Случилось это давно. Очень давно, “когда деревья были большими”. Воспитывался я в старшей группе детского садика. Как-то летом,  когда вокруг  были только яркое солнце, голубое небо, зеленая трава и бесконечное Счастье, мы, в то время непоседливые озорники-мальчишки в коротеньких шортиках, играли в пятнашки. Бегал я быстро, легко догонял своих юных сверстников, и мне не составляло большого труда запятнать любого, даже самого шустренького товарища. Но в разгаре нашей незатейливой игры за мной погнался очень быстроногий мальчик, считавшийся еще и самым сильным среди нас. Мы забежали с ним от игровой площадки довольно далеко. Сердце мое, которое пошаливало уже тогда, вдруг пронзила резкая боль, и поэтому честно убежать от него я не мог. Чтобы хоть как-то избавиться от преследователя, мне пришлось, перепрыгнув невысокую ограду, завернуть к старым сараям, где размещались импровизированные столярные мастерские и куда никого из нас никогда не пускали. Мой прыткий соперник потерял меня из виду и побежал прочь.
  Я остановился, огляделся, отдышался и увидел неподалеку от себя телегу, груженную какими-то огромными ящиками. В телегу была запряжена лошадь. Старая вороная лошадь. Вдруг из-за сарая вышел незнакомый краснолицый человек и, пытаясь сдвинуть телегу с места, стал яростно бить животное зажатым в руке хлыстом. Я почему-то заглянул тогда в большие, влажные лошадиные глаза. Меня поразила необыкновенно глубокая, присущая далеко не каждому человеку, живая осмысленность в этих черных глазах. И тоска! Безнадежная, глухая тоска... Сперва я был так ошеломлен увиденным, что не мог выдавить из себя ни звука. А минутой позже, придя в себя, громко-громко завыл...
  Лишь здесь, в Стране Дураков, спустя много лет я вспомнил, наконец, где видел когда-то этот, постоянно преследовавший меня и приснившийся накануне, грустный, затравленно  тоскливый, обреченный взгляд...
                ----------------

                ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
   
  Оставаться здесь больше невмоготу. Медленно поднимаюсь, беру свой габаритный портфель, благодарю Маленькую хозяйку Большого дома и выхожу вон. На душе гадко. Неужели именно за такое ее состояние велась все это время дурацкая, бессмысленная борьба? Значит, и моя, истерзанная болезненными размышлениями и горькими воспоминаниями душа, получила от судьбы свое. То, за что так упрямо боролась.
  Дождя на улице нет, однако, ветер все сильнее и холоднее. Через несколько шагов останавливаюсь, чтобы прикурить. Как раз напротив находится выход для служителей Храма. И сейчас оттуда появляются знакомые литые фигуры. Та, что в сумраке Храма казалась покрепче, теперь выглядит вялой, расплавленной. Но оба милиционера довольны. Видимо, удачно “дозвонились по телефону”, то есть славно угостились за счет заведения. Да так плотно, что напрочь позабыли про пьяного Буратино. Улыбаются. Неужто и они умеют улыбаться? Старший страж пытается пьяно и неуклюже поцеловать вышедшую вслед Жрицу,а точнее, обмусолить ее своими слюнявыми, раздутыми от милицейского свистка губами. Хозяйка тоже улыбается. Однако улыбка натянута, хотя это надежно скрыто от помутневших глаз “блюстителя”. Привычными и уверенными движениями она ловко отстраняет любвеобильного слугу народа.
  Младший его коллега тем временем останавливает невесть откуда взявшегося мальчишку-
велосипедиста. Ему не нравится отсутствие номерного знака на незатейливом, древнем, как мир, транспорте. Стражу нет никакого дела до того, что наступает ночь, что номер велосипеда не имеет сейчас никакого значения. Зато в своей “трудной и опасной” службе на  благо Народа он видит огромное значение. Единственный смысл его беспокойной, ответственной жизни. Новоявленный инспектор ГАИ нагибается, не торопясь, выкручивает золотники на колесах, кладет их в карман облитого пивом кителя и, с удовольствием окинув взглядом спущенные шины велосипеда, удовлетворенно кивает фуражкой, надвинутой на остриженную от перхоти голову.
  Другой “блюститель”, убедившись в бесплодности  попыток прелюбодеяния с Хозяйкой, изощренно матерится и присоединяется к младшему борцу за безопасность движения. Не успев толком вникнуть в “состав преступления”, он достает перочинный нож, нагибается, и вот уже остро отточенное лезвие  беспощадно кромсает мокрую резиновую покрышку. Затем, на всякий случай, спрашивает у плачущего мальчугана его домашний адрес, велит никогда не ездить без номера, и оба с приятным чувством выполненного долга идут прочь.
  ...Им кажется, что ежеминутно и ежечасно они исполняют свой долг. И посетители Храма, мирную обитель которого я недавно покинул, ошибочно счиают, что изо дня в день честно исполняют свой долг. И все те Бдящие, от кого мы, испуганно озираясь, бежим сюда, искренне верят, что непрерывно выполняют долг. Да мне и самому, хоть, вроде бы, давно никому уже не должен, частенько так кажется. Именно кажется. Потому что все мы безнадежно, безвозвратно забыли, что означает выполнять долг. Мы лишь делаем вид и  внушаем себе, что якобы выполняем долг. Да и слово это какое-то странное: ДОЛГ...
  Внезапно рядом со мной проявляется некий мужской силуэт. С удивлением обнаруживаю того самого усталого шофера, еще так недавно гневно шипевше-го сквозь редкие зубы проклятия в адрес “стражей законности”, выручившего  меня в конфликте с “соседями” и помогшего убраться Буратино-Егорычу с заветным Золотым ключиком - дочуркой Алисой. Он тоже видел скоротечную  велодраму. И снова грозит огромным кулаком жилистой руки удаляющимся литым фигурам, ставшим сейчас налитыми, и изрекает в  их сторону смачное “семиэтажное” ругательство. Однако это получается у него слишком уж громко, потому что до слуха “блюстителей” долетают обрывки красочных афоризмов. Фигура, имеющая на погонах на одну нашивку меньше, но все же выглядящая в зловещем грязно-желтом мерцании уличного фонаря повнушительнее, резко оборачивается и, слегка пошатываясь, спешит назад. Это младший “слуга”. Мужчина пытается ретироваться. К несчастью ему, пожилому уже человеку, практически невозможно скрыться от молодого, быстроногого и физически более сильного центуриона. Страж быстро догоняет его, отработанной подсечкой сбивает с ног, и вот уже оба “блюстителя” изощренно и неистово выполняют ногами свой неоплатный перед гражданином долг...
  Необходимо срочно вмешаться, пока тяжелые кованые ботинки вконец не изувечили корчащегося на мокром, грязном асфальте несчастного “нарушителя”. Спешу вступиться и попытаться остановить бойню, но “слуги народа” уже “обслужили” народ и шумно переводят дух. Удивленно таращатся на меня. И в эту минуту избитый шофер неожиданно вскакивает и твердым, абсолютно спокойным голосом уверенно произносит, обращаясь к младшему экзекутору:
  -Чтоб ты околел, подонок!.. Бог все видит… Будь ты проклят!..- И быстро, как только может, хромает прочь. Ох, мой бедный, мой неудачливый Папа Карло…
  Товарищ младший сержант тотчас же устремляется за ним. Очень скоро выбившийся из сил преследуемый исчезает в темном подвале пятиэтажки. И почти сразу же туда забегает здоровенный красавец-страж.
  Старший его напарник ленив и беспечен. Для него грядущий финал ясен. Он вновь решает попытать счастья со Жрицей, затворяющей Храм. Самоуверенный Дон Жуан, тупо оглядевшись по сторонам, следует за Маленькой хозяйкой в сумрачные кулуары Большого дома, пока товарищ “строго накажет”, то есть физически расправится с нарушителем общественного порядка.
  Это очень тревожит меня и удерживает мои успевшие отсыреть башмаки от дальнейшего странствования по бескрайнему Полю Чудес. В душе испытываю сильнейшее беспокойство.
  В напряженном ожидании стою минуту, за ней другую, третью… И вдруг мне показалось, будто в двери подвала... бесшумно возникла и тут же исчезла за углом дома какая-то неясная тень. И на секунду почудилось, если я окончательно не сошел с ума, что это промелькнула потертая кожанка старого Папы Карло!..
  Прикуриваю вторую подряд сигарету и, напрягая ослабшее зрение, нервно вглядываюсь в мрачную пустоту подземелья. Но там больше никого нет. У Храма тоже. Проходит еще несколько бесконечно долгих минут... Наконец, из приоткрывшейся задней двери Большого дома доносится искусственный смех Маленькой хозяйки и самодовольное гоготание старшего “блюстителя”. Времени на раздумья уже нет. Ни секунды более не сомневаясь, быстро и уверенно выхожу к ним из темноты и, не говоря ни слова, хладнокровно и расчетливо всаживаю кулак меж похотливых зенок опухшего от обильного угощения, обнаглевшего центуриона. Вдогонку вгоняю правой ногой рухнувшему без чувств “стражу” смачный пинок в его пухлый, раскормленный зад... Вокруг только желтые фонари, охнувшая от неожиданности Маленькая хозяйка и мертвая тишина...    
  Все. Больше тут делать нечего. Оставаться становится очень опасно. Оборачиваюсь, бросаю тревожный прощальный взгляд на черную дыру подвала… И сперва неуверенно, затем с каждым шагом все быстрее и быстрее, ни разу уже не оглядываясь, иду прочь. Каждому - свое. Это данность. Правило. Без исключений. Все мы - призраки, блуждающие в сумерках навечно поглощающих лабиринтов сией мистической Страны, - обречены рано или поздно, но неизбежно подчиниться жестокому Правилу - неотвратимо получить свое…
                ----------------
               
                ЕГО ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОКЛОН
   
  Ясное, безоблачное небо безнадежно исчезло, и снова моросит по-осеннему противный, холодный дождь. Гонимый пронизывающим колючим холодом, я спешу вперед по мокрой, жухлой траве. Дождь и ветер не отбивают приторную  вонь отработанного мазута и отсыревшей коровьей кожи. Неблизкий путь мой лежит через давно заброшенную, покрытую мохом, похожую на болотную вотчину черепахи Тортилы, некогда футбольную площадку.
  Справа, над черной пустотой, возвышается светлый корпус музыкального училища. Там еще идут занятия, и из ярко освещенного окна доносятся мягкие звуки фортепьяно. Я не в состоянии адекватно воспринять сейчас нежные, мелодичные откровения чьей-то трепещущей души. Но “Лунную сонату” Бетховена игнорировать невозможно - истинные шедевры помнятся долго. Всегда. Поневоле останавливаюсь и с наслаждением вслушиваюсь... Любимое произведение сменяет безупречное, божественное “Болеро” Равеля, затем скорбный “Реквием-Лакримоза” Моцарта... Бессмертие Мысли, торжество Сознания. Гордый мерцающий островок Света в беспросветной мгле Вечности. Чарующая сила, магическая воля создателя волшебного творения… Постепенно сказочная мелодия звучит все громче, громче, вот она уже вырывается из зарешеченного створа на Свободу, сливается с воем ветра, стремясь в необъятные просторы, и... постепенно растворяется и безысходно исчезает в безбрежной и бездонной, немой туманной пелене, в  безмерном мертвом пространстве Страны Дураков.      
               
                Поистине диковинное диво:
                Кромешность Тьмы и Солнца переливы...
   
  И как же это прекрасно, когда сквозь пелену обреченности хотя бы на мгновенья пробивается робкий, но так необходимый всем нам, ласковый лучик вселенской надежды.
  ...Неожиданно слышу позади себя осторожные, крадущиеся шаги. Из дождя возникает прихрамывающий пожилой человек. Он уже поравнялся со мной, и вдруг я узнаю надтреснутый, сбивающийся, немного испуганный, взбудораженный, но до ужаса знакомый голос:
  -Постой, добрый человек, я очень хочу курить. А мои намокли, понимаешь?
  Понимаю. Я нынче многое понимаю… Мне даже становится не по себе оттого, что я теперь понимаю. Мне жутко оттого, что я, наконец, начинаю понимать. Да неужто и вправду Добро в этой Стране парадоксов должно непременно быть с кулаками? Протягиваю ему ослабшей рукой свою, также изрядно подмокшую “Приму”. Человек дождя расстегивает старую, вытертую кожанку, достает спички, прикуривает, и в тусклом сиянии отчетливо вижу его трясущиеся, но крепкие, жилистые руки. Правая сбита до крови, лицо изуродовано, в серых глазах дикий, безумный блеск.
  Я узнал его. И он узнал меня. Мы смотрим друг другу в глаза. Мы оба молчим. Не нужно никаких слов. Мы все понимаем без слов... Он благодарит меня взглядом и тихо уходит в дождь. Я долго еще гляжу вслед исчезающей в темноте, коренастой фигуре усталого шофера, а в ушах все стоит его взволнованный, грубоватый, но такой застенчивый голос: “Намокли  мои, понимаешь?”
  Я благословляю его. Он тоже совсем недавно исполнил свой маленький долг. А быть может, и ему, как и всем нам, это только так кажется…
                ----------------
 
  ...Прочь! Я спешу прочь из мрачного Зазеркалья. Из Черной дыры остановившегося Времени. Из угрюмой, туманной пелены обреченности. Из коварного и безумного царства Бдящих!
  Я хочу Солнца! Мне нужен Ветер! Я жажду Смысла! Никто и ничто не вправе остановить меня. Я ухожу в иную, волшебную и удивительную Страну. В Страну Милосердия, в сказочный, сияющий мир Созидания, в никем доселе не изведанное, чудесное и светлое измерение Доброты. И укрепят меня в моем нелегком искании великий Творец, нежная черноволосая Мальвина и трепещущий в ней, посланный нам свыше и торопящийся на волю, к абсолютному Счастью, маленький Человечек – ласковый лучик нашей робкой надежды. Вместе мы обязательно найдем этот блистающий мир. Потому что ведь не может быть так, чтобы на всей земле правили слепая злоба и неуемная гордыня, зависть и лицемерие, тупость и безысходность – эти, проклятые Разумом, вечные спутники «мертвого штиля во мгле».
  Прощайте, бедные, уставшие пленники Великой и несчастной Страны Дураков. Улыбайтесь друг другу и врагам своим, и да прибудет к вам и не оскудеет вовеки светлая вера ваша в грядущее Добро! Помоги вам Господь.
  Да укрепятся терпящие. Да не усомнятся верующие. Да усмирятся злобствующие. Да устыдятся жлобствующие. Да обрящется ищущим. И да воздастся страждущим!..
                ----------------

                Вместо эпилога. СПАСИ И СОХРАНИ!
   
  ...Противный, назойливый дождь превращается в неистовый ливень, разящий ужасающей черной злобой разверзнувшихся небес. Сатанинские отблески молний и жуткие громовые раскаты чередуются, сталкиваются,накладываются друг на друга, творя свою адскую канонаду. Затем, затаясь, умолкают... чтобы, спустя мгновенья, возродиться и ударить с еще более устрашающей силой.
  Восставшее творенье дьявола и доносящийся издалека угрожающий рев милицейской сирены заставляют одинокого Странника с потертым портфелем спрятать окровавленную руку в карман и все быстрее, не разбирая дороги, спешить вперед. Он давно уже не ищет свою дорогу. Свой путь. Но с неодолимым упорством несет уготованный ему судьбой крест. Свой собственный Крест. Свое бесконечное и мучительное постижение великой тайны Страны Дураков.
  Внимая неукротимой стихии, мысли в его измученной голове молниеносно возникают,растут, оглушают, лезут одна на другую, путаются, смешиваются, растворяются в безнадежно распрямляющихся извилинах воспаленного мозга, исчезают где-то глубоко - в глухих закоулках мутнеющего сознания, но, подвергнутые необъяснимому синтезу, являются вновь и вновь. И, замыкая очередной истязающий цикл, вдруг сливаются в одну - огромную, чудовищную своей неотвратимостью и уже очень трудно излечимую, как опасная болезнь. От внезапного ужасного прозрения у Странника немеют ноги, сбивается дыхание, все существо его обжигает горячий пот. Сердце наполняет странная, тупая боль:
  “Укрепи нас грешных, милосердный Господь!
  Спаси и сохрани заблудших чад своих, всемогущий Создатель!
  Да ведь Страна Дураков - это не только и не столько сумрачный Храм забвения, великодушный и доверчивый Король Артур (он же простодушный Буратино), алчные Лиса Алиса и коты Базилио и расщедрившийся Гарун-ар-Ра-шид, злые крысы Шушары и напуганный Говорящий Сверчок, робкая Золушка из винного отдела и грозный исполин Самсон, добрая, но гордая Маленькая хозяйка Большого дома и беспощадные центурионы Понтия Пилата, хрупкая и беззащитная девочка Лиска-Золотой ключик и безобразный, утративший человеческую суть филистимлянин, до смерти обиженный гость Айвар и сломленный рутиной Санек. И даже не загадочный Человек дождя - тихо исполнивший свой непосильный долг - искалеченный, но преодолевший себя и победивший Папа Карло… А все дурацкое, бессмысленное наше естество, пустые искания, никчемные деяния, да и сама болотистая среда бренного нашего обитания есть сия сказочная, мистическая, но такая реальная и неисчезаемая, упрямая и по-своему гордая Страна, уйти из коей невозможно. И потому мы, иже до нас и придущие за нами - Творящие и Бдящие, жертвующие и алчущие, наивные и коварные - Большие и Маленькие Дураки обречены странствовать по ней, сменяя друг друга во Времени, вечно.
  Вечно...” 
                ---------------
                ---------
                ---


ИЩУЩЕМУ И СТРАЖДУЩЕМУ,                Март 1984г.
ГОРДОМУ И НЕСЧАСТНОМУ,
УДИВИТЕЛЬНОМУ ПОКОЛЕНИЮ 80-Х
ПОСВЯЩАЕТСЯ…