Фальсификация голосования или политической воли?

  Вряд ли кто будет отрицать, что тема возможной или действительной фальсификации выборов в России, как прошедших думских, так и грядущих президентских, занимает одно из главных мест в политических дискуссиях последних месяцев. Тема эта в действительности гораздо более сложна и многогранна, чем кажется на первый взгляд и выходит далеко за рамки той плоскости, в которой её принято рассматривать в нынешних дебатах. Можно сказать, что в ней, как в капле воды, отражается природа демократии, её проблемы и механизмы. Попробуем разобраться в этой теме более подробно.

   Много говорится и пишется о различных формах фальсификации: «вброс» бюллетеней, неправильный подсчёт голосов, «карусели» и т.п. Но почему-то, при рассмотрении этих форм и приёмов уходит в тень такой простой вопрос: а в чём вообще суть этого понятия? Что такое фальсификация выражаемого на выборах мнения избирателей? Безусловно, это – придание политических последствий такому представлению политической воли граждан, которое не отражает реальности, а соответствует лишь интересам той или иной политической силы. Задав себе этот простой вопрос и дав на него вышеприведённый столь же простой ответ, мы делаем следующее неожиданное открытие. Вспомним, что тема «грядущей» и «неизбежной» фальсификации народного волеизъявления начала муссироваться «болотной оппозицией» задолго до выборов в думу, и муссируется сейчас в отношении ещё не состоявшихся выборов президента. Фактически, мы являемся свидетелями очень странного, мягко говоря, явления:  яростное обличение властей в фальсификации (как до, так и после голосования) АБСОЛЮТНО НЕ СВЯЗАНО с ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ процессом выборов, степенью их чистоты, наличием и масштабами их фальсификации или её отсутствием, а является главным элементом ПОЛИТТЕХНОЛОГИИ, направленной на свержение власти, так «успешно» проявившей себя в целом ряде стран.  Но разве подобная политтехнология не является сама по себе ОДНОЙ ИЗ ФОРМ ФАЛЬСИФИКАЦИИ политической воли граждан? Безусловно, в стране существует определённый спектр суждений и оценок в отношении политики нынешнего руководства, от поддержки до полного неприятия. Каждый имеет право на своё мнение в этом вопросе. Не вдаваясь в бессмысленные дискуссии как о «правильности» той или иной позиции, так и о цифрах и процентах её сторонников, скажу, что и я, и большинство моих знакомых голосовали в декабре за «Единую Россию», а 4 марта намерены голосовать за Путина.  И кто дал моральное право болотному сборищу, присвоившему себе название «демократического» (не способному и не желающему понять, что его действия и методы не имеют к демократии ни малейшего отношения) в самых хамских выражениях отрицать этот факт и оскорблять подобных людей, называя их «быдлом», обвиняя в «глупости» и «продажности»? Разве попытки доказать, что я голосовал не так, как я голосовал в действительности, не равносильны подмене моего бюллетеня на другой, «сфальсифицированный»? Причём организовать такую «фальсификацию» гораздо проще (были бы деньги на тиражирование в СМИ и в интернете подобных лозунгов, а они, судя по всему, имеются в большом количестве) и безопаснее, чем «пачкаться» с фальшивыми бюллетенями.
 
  Таким образом, в теме фальсификации выборов мы сталкиваемся с ситуацией, когда громче всех кричит «держи вора!» именно сам убегающий вор.

  Естественно, нас интересует и второй аспект этой проблемы: а была ли на самом деле фальсификация выборов со стороны властей, и если была, то каковы её масштабы, кто были её исполнители и организаторы? Чтобы правильно ответить на эти вопросы, нужно посмотреть на них с обратной стороны: а почему фальсификация НЕ ПРОИСХОДИТ там и тогда, где и когда она действительно не происходит? Очень многие читатели в ответ удивлённо-пренебрежительно пожмут плечами и скажут: «Честные и принципиальные политические силы этим заниматься не будут, а будут, соответственно, нечестные и непринципиальные». Предельно наивное представление о законах политической борьбы. Ведь даже в частной жизни граждан любой страны, в их личных отношениях влияние моральных категорий хотя и нельзя отрицать, но оно, в силу эгоистической человеческой природы, всегда было гораздо слабее, что нам всем хотелось бы думать и верить. А уж в политике, которую даже задолго до Макиавелли принято было считать «грязным делом», и которая безусловно не стала чище в новейшей истории, говорить о влиянии чего-либо, отличного от интересов (кроме, в редких случаях и во вторую очередь, идеологии) просто несерьёзно. ЛЮБАЯ политическая сила в любой стране с лёгкостью перешагнёт через очень многие «принципы», если ей это позволит сделать безнаказанно для её репутации, политических целей и самого её существования слабость имеющихся в обществе внешних ограничителей и механизмов контроля. Но как раз наличие таких механизмов и является одним из признаков зрелости и развитости демократической системы соответствующей страны. В свою очередь развитой демократия не может стать в любом месте и в любой исторический момент «просто» через принятие соответствующих законов. Необходимым условием для её успешного формирования является наличие базовых элементов её «инфраструктуры»: развитой рыночной экономики, основанной на свободной конкуренции большого количества независимых хозяйствующих субъектов, достаточно высокого среднего уровня жизни и культуры населения, определённой конфигурации социальной структуры общества, включающей достаточно многочисленный средний класс и ряда других.
 
  В частности, одним из важнейших механизмов контроля за соблюдением политическими силами «правил игры» является функционирование «четвёртой власти» в лице независимых СМИ. Но подлинно независимыми СМИ могут стать (и становятся) лишь в том случае, если они представляют собой успешные «бизнес-проекты», состоятельность которых зависит от их репутации и качества предоставляемых информационных услуг. В свою очередь, сама возможность такого бизнеса предполагает существование высоких цен на рекламу (зависящих от объёма и развитости рекламного рынка), приносящей СМИ (особенно электронным и интернету) основной доход. А уже объём самого рекламного рынка (и высокие цены на нём) определяется масштабами и уровнем развития экономики. В отсутствии таких объективных экономических условий СМИ могут существовать, только находясь на содержании либо у государства, либо у крупного бизнеса, будучи его «карманным рупором». При таких условиях ни о какой подлинной независимости СМИ не может быть и речи: «кто платит, тот и заказывает музыку».
 
  Именно такова ситуация со СМИ в сегодняшней России (с одним существенным дополнением: есть на нашем информационном поле ещё один игрок – СМИ, финансируемые, чаще всего через посредников, зарубежными силами и, соответственно, выражающие зарубежные интересы).
 
  В свете вышесказанного нетрудно увидеть, что большинство объективных условий для наличия развитой демократии и порождаемых ею эффективных механизмов контроля за соблюдением «правил игры» в политическим процессе в России либо отсутствуют, либо находятся в зачаточном состоянии. И какие бы «правильные» и «сверхдемократические» законы не были предложены и приняты, заменить собой отсутствие вышеперечисленных объективных условий они не могут.
 
  Так что же, выходит, власть действительно могла осуществить фальсификацию выборов, если бы захотела? Не будем спешить с выводами. Настало время перейти к вопросу, о фальсификации какого уровня и масштабов будем говорить. Здесь возможны два варианта, существенно отличающихся между собой по возможным целям фальсификации, её организаторам и масштабам.

  Вариант первый: гипотетическая тотальная, инспирированная высшим руководством фальсификация выборов, имеющая своей целью повлиять на исход политической борьбы на федеральном уровне. Но точно так же, как для достижения полного и эффективного контроля со стороны общества за политическим процессом в России ЕЩЁ не существует достаточных условий и надёжных механизмов (по вышерассмотренным объективным причинам), так и для осуществления тотальной фальсификации в России УЖЕ не существует необходимых условий. Чтобы существенно повлиять на результаты выборов на федеральном уровне, совершенно недостаточно принять соответствующее келейное решение группой лиц, необходимо проделать огромную по объёму и сложности организационную работу, вовлечь в эту работу (являющуюся уголовным преступлением) сотни тысяч людей по всей стране, обеспечить строгий режим секретности всех этих действий и эффективных карательных мер, делающих крайне опасными (и практически невозможными) случаи «предательства» и разглашения информации об этом со стороны участников и исполнителей. Кроме того, социологам хорошо известно, сколь незначительно различаются между собой проценты голосов, поданных за одну и ту же политическую силу, в разных зонах каждого однородного электорального поля. И чтобы фальсификация не была заведомо «шита белыми нитками», она должна быть тщательно просчитана и спланирована  математически и проведена строго скоординировано, с точнейшим соблюдением её внутренних пропорций практически на всех избирательных участках.  «Подвиги» такого масштаба были возможны лишь во времена всевластия КПСС в условиях советского тоталитаризма. Уж чего нет в сегодняшней России, того нет. Как бы далека не была Россия от «подлинной» демократии западного типа (формировавшейся там столетиями развития), не менее далека она и от «достижений» Советской Власти, практически все механизмы контроля которой за гражданами и их поведением полностью разрушены за последние 20 лет.  И если какой-нибудь участник  этого преступного процесса «заартачится» или «разоблачит» подобные деяния пост-фактум, он не останется один на один с государством и его «руководящей и направляющей силой» (как в советское время), а будет поднят «на щит» и объявлен «героем» оппозиционными и зарубежными СМИ и «противниками режима». Можно не сомневаться, что и в материальном плане он приобретёт неизмеримо больше от «друзей демократии», чем потеряет (в крайнем случае!) от государства. Фактически, ОБЪЕКТИВНО СУЩЕСТВУЮЩАЯ ситуация сегодня такова, что подобное «предательство» не только останется «безнаказанным», но будет щедро вознаграждено как в моральном, так и в материальном измерении. Разумеется, лиц, «решившихся» на подобный шаг, будут не единицы, а поистине огромное количество по всей России. Понятно, насколько самоубийственными в политическом отношении явились бы подобного рода действия для руководства страны и насколько выгодны были бы они для «болотной оппозиции» и для зарубежных «борцов за демократизацию России». И с какой бы ненавистью к этому самому руководству не относились его «непримиримые» критики, приписывать ему такой идиотизм даже с их стороны означало бы уж слишком сильно принимать желаемое за действительное.
 
  Вариант второй: «местная самодеятельность» отдельных чиновников. Ему может соответствовать совершенно другая мотивировка. Известно, что во «властной вертикали» одним из показателей (хотя, конечно, далеко не главным) «успешности»  работы того или иного чиновника на подведомственной ему территории в глазах непосредственного начальства может иногда рассматриваться процент голосов населения, отданных действующей власти. Теоретически это может «подвигнуть» определённую часть не в меру ретивых чиновников (и далеко не самых умных) на подобного рода авантюру. И хотя против такой возможности работают те же самые доводы и факторы, о которых мы говорили применительно к федеральному уровню, на уровне местном они работают слабее. Причём, тем слабее, чем более мелкой является соответствующая территориальная единица. Вполне можно себе представить и допустить, что среди огромного количества избирательных участков по всей стране есть такие «медвежьи углы», где «провернуть» подобное не так уж и сложно. Однако, одно дело «представить и допустить», а другое – исходить из того, что это действительно происходит. Тем более, что хотя на местном уровне системные ограничители фальсификации работают слабее, чем на федеральном, сама мотивировка таких уголовно наказуемых действий на местном уровне тоже гораздо слабее: если в первом случае речь может идти о политическом выживании правящей политической силы, то во втором – только о стремлении «отличиться» или избежать лишнего упрёка со стороны непосредственного начальства (в реальности практически отсутствуют случаи, чтобы кого-то уволили или понизили из-за «не тех» процентов на выборах; все мы прекрасно понимаем, что для реальных кадровых выводов у руководителей различных звеньев «властной вертикали» имеются хотя и разные, но совершенно иные и более «важные» мотивы). Можно, конечно, опять вспомнить о таком нередком явлении, как «обыкновенная» чиновничья «дурь», но почему-то даже у совсем уж «глупых» представителей этой прослойки отсутствие ума великолепно заменяет развитый «чиновничий инстинкт», дающий им каждый раз неплохие советы, чем стоит рисковать ради места и карьеры, а чем не стоит…
 
  Хотя вышеприведённые рассуждения и доводы и не способны дать нам точный ответ на вопрос, как обстояли дела с фальсификацией на местном уровне в действительности, они, тем не менее, дают вполне чёткие границы диапазона, в котором эта «действительность» может находиться. Нижняя граница этого диапазона (самый оптимистический вариант) – практически полное отсутствие фальсификации со стороны местных чиновников. Верхняя граница (вариант максимально плохой) – фальсификация в пределах статистической погрешности (1-2%). Больший  масштаб фальсификации, будучи результатом НЕСКООРДИНИРОВАННОЙ самодеятельности местных чиновников, был бы неизбежно очевиден при сравнительном математическом анализе официальных результатов голосования по округам.
 
   Существует ещё один аспект этой проблемы. Из вышеприведённых рассуждений, даже если рассматривать их «самый плохой» вариант, соответствующий реально имеющейся фальсификации в пределах статпогрешности, отнюдь не следует, что её факты (повторюсь, даже если исходить из того, что они действительно имели место) были кем-то разоблачены. Скорее можно предположить обратное. Те, кто её делали, делали это «наверняка», избегая какого-либо риска.  Что же в таком случае представляют собой те «примеры» и «доказательства» фальсификации, которые гуляют по интернету и прочим СМИ и на которые ссылается оппозиция? Пытаясь разобраться в этом вопросе, было бы вполне логично предположить, что всё  множество подобных «примеров» относится к трём различным категориям. Перечислим их, не вдаваясь пока в дискуссии об их процентном соотношении.

  Первая категория, не нуждающаяся в особых комментариях – подлинные факты фальсификации. (Я вполне допускаю, что какое-то количество таких фактов имеется.  Вопрос только в том – какое?)

  Вторая категория – фальшивки. Вряд ли можно сомневаться, что такая категория не только существует, но и более чем солидно представлена в общем количестве «доказательств». Безудержная готовность «болотных» свалить власть любой ценой и любыми методами мало для кого нуждается в доказательствах, настолько она очевидна, будучи подтверждаема буквально каждую минуту обилием самых разнообразных обвинений в её адрес: от внешне правдоподобных до абсолютно диких, неграмотных и даже идиотичных.
 
  Третья категория, о которой почему-то почти не говорят, но которая явно напрашивается к рассмотрению – сознательно спланированные и спровоцированные нарушения, в расчёте на их последующее «разоблачение». Осуществить такое «действо» путём подкупа отдельных участников избирательного процесса не так уж и сложно. Во всяком случае, это неизмеримо легче, чем осуществить настоящую фальсификацию. Тем более, что политическая «отдача» даже от нескольких такого рода «фактов» будет больше, чем от сфабрикованных фальшивок, и значительно больше,  чем сомнительная «польза» для властей от фальсификации подлинной (в реально возможных масштабах, о которых мы уже говорили).
 
   Итак, какие можно сделать выводы из вышеприведённых рассуждений?
 
  Все «серьёзные» участники политической борьбы «одним миром мазаны» и способны на серьёзные нарушения «правил игры», не совершая их лишь тогда, когда они не выгодны или невозможны ввиду внешних системных ограничений (и это относится к политическим силам любой страны, а не только России). Единственно рациональная позиция избирателя – отдавать свой голос не за «более достойных, честных и принципиальных» (эти категории НИКОГДА не действуют в политике), а за тех, чьи программы более всего соответствуют его интересам.
 
  Тотальная, организованная сверху фальсификация выборов, способная повлиять на официальные и политически значимые результаты голосования в сегодняшней России НЕВОЗМОЖНА В ПРИНЦИПЕ, какими бы «дьявольскими» качествами не обладала власть по мнению некоторых. Но обвинения в такого рода фальсификации являются одной из сильнейших и эффективнейших политтехнологий современности для свержения неугодных властей в странах с «недоразвитой» демократией (к которым, к сожалению, принадлежит сегодня и ещё довольно долго с неизбежностью будет принадлежать Россия).
 
 Фальсификация на местном уровне, не инспирированная и не скоординированная из «центра», мотивированная желанием организующих её чиновников выслужиться перед вышестоящим начальством, в сегодняшней России в принципе возможна, хотя и не очень вероятна. Но такая фальсификация:
 во-первых, не способна повлиять на итоговые результаты федерального уровня;
 во-вторых, абсолютно не выгодна властям (вследствие вышеназванного ничтожного итогового «эффекта» и огромных, порой трудноразрешимых политических проблем);
 в-третьих, крайне выгодна «несистемной» оппозиции, по своим разрушительным для власти последствиям практически не отличаясь от вышеупомянутой неосуществимой тотальной фальсификации.
 
 И наконец,
 ПОЛИТТЕХНОЛОГИЯ, основанная на обвинении властей в фальсификации выборов, САМА ПО СЕБЕ ЯВЛЯЕТСЯ ОДНОЙ ИЗ ФОРМ ФАЛЬСИФИКАЦИИ политической воли избирателей, причём фальсификацией самой масштабной, самой «эффективной» и самой простой по исполнению из всех возможных её форм.