Не сказка о взрослых 4

продолжение "Не сказки о детстве"

Мы ушли с Арбата, а у меня начался приступ паранойи:»
Слушай, у меня в лице ничего такого странного нет»?
- «А что»?
- «Понимаешь, мне кажется, что все на меня смотрят и тихо улыбаются».
- «Да почему же»?
- «У меня на лбу квадратным шрифтом надпись «Неудачник»! Она просто светится как неоновая вывеска, и все ее видят»!
- «Пургу ты гонишь, сейчас расскажу кое-что».
Мы завеялись на какие-то столики еще не закрытого по холоду учичного кафе, взяли пива и вот что рассказал знакомец.
«Тебе сколько лет»?
- «Восемнадцать».
- «А мне – тридцать семь, так что в теории я тебе гожусь в отцы, так вот. Родила я на поселке возле города Залупинска, скажем так. И уже двадцать лет кочую по стране с гитарой. Недавно у меня ее сперли, когда ехал на перекладных и напился у станции на границе Московской и Тульской области. У меня было еще пятьсот рублей, но их забрали шедшие следом менты. Осталась мелочь, вот ее мы сейчас пропиваем. Но я, как говорится, смотрю в будущее с надеждой и оптимизмом. Во всяком случае, такая хрень мне в голову не приходит. Это не они меня читают , а я их. И потом, в нашей ситуации самое важное – не терять головы и сохранять гордость. Я как-то пару месяцев жил в доме возле моря у одной богатой бабы. Но я не могу быть приемышем, я не альфонс, я – мужчина и человек, если кто не в курсе. И я ушел, в том же, в чем пришел».
               Мой портрет внимал рассказу, но не знал, как это все приложить к своей жизни.
               Напившись пива, мы как-то пьяно и потому смутно распрощались, чтобы не увидеться уже никогда.
               А меня снова выгнали из дома. Я уехала на дачу к подруге Таньке. Там гуляла большая компания в лице ее мужа, молодого соседа Димки  по прозвищу «старый еврей» и еще какой-то парочки люмпенского вида.
               Мы с Танькой начали пить пиво еще в электричке. Приехали уже вполне тепленькие и пошли в лес по дрова. Там была елочка и еще какое-то бревно. На него мы уселись, откупорили по новой и дружно затянули :

«Я в весеннем лесу
Пил березовый сок.
С ненаглядной певуньей
В стогу ночевал…»

  Допив пиво и допев эту песню, мы взяли елочку и пошли к дому. Справа я, слева – Танька, елка посередине. У калитки мы остановились в затруднении. Ряд из Таньки, елочки и меня не вписывался, что было делать?
Мы разогнались, и елочка влетела на участок, а мы с двух сторон долбанулись об забор и попадали, сраженные, в сугробы.
             Танькин муж Андрей, донской казак ровно двух метров ростом, подобрал нас как котят за шкирман, внес в дом, сложил в углу кухни и распорядился:»как проспитесь, готовьте жрать»!
           Мы вздремнули, полегчало. Разбужены мы были диким хрипом и грохотом, который сменился ритмичной песенкой, ее исполнял голосок как из зада волосок – тоненький и мерзкий, слова были под стать:
«…Я летю, летю, летю, летю,
Летю, летю, летю…»
    И так далее, пока у слушателей либо высохнет мозг, либо не выдержат нервы. Певичка все обещала куда-то полететь.  Но полетела я. Поднявшись на второй этаж, я обнаружила там Димку возле древнего музыкального центра, который выглядел как после бомбежки - весь обклеенный изолентой. Оступившись, я рухнула с лестницы спиной и въехала затылком в башню из тазов. Музыка стихла.
«Бааам!»!
- «Ох»! – ответила я.
- «Вззззз-дд»! -  дозванивал одинокий таз.
Мне повезло, как всегда – я ничего себе не сломала и не вывихнула. Мы приготовили жрать, и пьянка пошла по нарастающей. Ближе к ночи меня достали из сортира, почти силой, ведь я  отбивалась и скребла стенку, объясняя :» вы что, не видите, я на второй этаж хочу подняться»!
- «»Дура, сортир двухэтажный не бывает»! –Ответили мне и вынесли на руках.
           Потом все заснули кто где, проснулись мы с Танькой глубокой ночью и спустились в кухню. Там мы открыли пиво и начали лечться. Меня обуяло вдохновение :
«Представляешь, а что если на улице сейчас стоит кто-то огромный, лохматый и страшный, вот сейчас он облокотится на крышу, и домик рухнет». И у меня и у Таньки пополз мороз по коже, и все это было бы смешно, но тут весь дом заскрипел, и открылась дверь. За ней никого не было. Мы дружно заорали.
Много позже на совсем другой даче со мной произошел похожий случай. Я начиталась Петрушевской, там  у нее упоминался некий дух Бызы. И вот я несколько раз что-то сказала про Бызы, и ночью постучали в дверь. Хозяева побежали спрашивать, кто стучит, вопрошали долго и безуспешно, никто не отвечал.
- «Дураки, это дух Бызы пришел, я же его несколько раз выкликнула»!
- «Какой еще дух, что ты городишь»?
- «Может, хотите открыть дверь»?
- «НЕЕТ»!

           Я не говорила, что в восемнадцать лет у меня появился поклонник Артур, пожилой и мутный? Отношения у нас были донельзя невнятные.
        Когда  закончилась дачная пьянка, нужно было дальше решать вопрос, где ночевать, из дому гнали вон нешуточно.
          Я позвонила этому мужику и спросила:»
- «Ты можешь мне помочь»?
- «Да, конечно, что случилось»?
- «У тебя есть большая дорожная сумка»?
- «Ты куда-то уезжаешь»?
- «Нет, меня выгнали из дома, не уходить же в никуда в одной смене одежды».
- «Сумка есть, приезжай»!.- Он вдруг чему-то очень обрадовался.
Я отправилась к нему. Стол был накрыт, высились фугасы Балтики-9, и одуряющее пахло любительской колбасой, которая для меня в то время была настоящим мясом.
           И началась новая пьянка, которая длилась двое суток. На третий день закончились деньги и спиртное, а значит прошла и любовь. Артур сумрачно бродил по квартире, обходя меня, как старую табуретку и не глядя в глаза.
- «Я тебе мешаю»?
- «Да».
- «Я тебе надоела»?
- «Да, да»!
И я отправилась восвояси без сумки, с похмелья, в состоянии безмыслия, впитав очередное предательство.

«…По лесам и оврагам,
По окольным путям
По облысевшей земле
Навстречу солнечным дням…

…и от таких откровений
Толпы падают ниц,
От закадычных бомжей
До юридических лиц…».

   Что было дальше, можно узнать из моего «Я буду жить», поэтому пропустим. Пропустим несколько лет.

         Я отделилась от родичей, выбив себе отдельное жилье, и вскоре вышла замуж.
Бабушка и дедушка остались втроем с Викой. Теперь она лаяла на них, и отращивала бороду. Обнаружив у себя пушок на подбородке она завела бритву и сказала, что хочет чего-то необычного.  Побрила бороду, волосяной прибор вскоре вырос заново, она опять побрила, отросло гуще. И моя сестра «отпустила бородку». Я стала звать ее то Троцким, то Калининым.
Достаточно произнести волшебное слово «Козлинин, ме-еее», и на меня несется, выпучив глаза, злобный бородатый метеор. Я отходила в сторону, надеясь, что она убьется об шкаф, но она всегда вовремя тормозила, высекая копытами искры.
Меня тошнило от одного ее вида, дед гнал меня в три шеи, говоря:»ты что, она и так не дает жить»!
      И вот ясным солнечным днем у бабушки, что называется, лопнуло терпение. Она сказала:»сейчас твоей матери позвоню, пускай она тебя забирает»! Но в трубке была ватная тишина. Это значит, что разговаривали соседи, у нас был спаренный телефон. Бабушка занялась хозяйственными делами, а Вика затаилась.

Продолжение http://www.proza.ru/2012/02/28/1174