Не сказка о детстве полностью 23 глава Свобода

 Я снова сменила маршрут прогулок с Викой. Теперь мы шли по Варшавке в сторону центра и гуляли в симпатичной рощице возле железной дороги. Было лето, жара плавила тело, душу и мысли, страшно хотелось пить. Вообще не переношу на дух! Вика, удивительно, чувствовала себя великолепно. А я думала, где раздобыть воду. Возвращаться домой, попить и снова гулять? Исключено, это два лишних прохода через двор и микрорайон, что может оказаться крайне опасным мероприятием.
           Если бы хоть несколько рублей было, воду можно купить. Но денег не было совсем, физически не было в карманах. И тогда я спустилась к пруду. Он был крошечный для пруда, но глубокий,  как увеличенный стакан. Если посмотреть сзади-сверху, пятнадцатилетняя девица спустилась к водопою, задрала вполне созревшую задницу и лакает…Темная вода мирно омывала затопленный почти доверху автомобиль.
               


                На следующий год меня выгнали из дома. Дед сказал, что Вика нервничает, и так больше нельзя, мне нужно уехать. Мы с ней действительно не ладили. На любое слово или жест она отвечала собачьим лаем не собачьей, но и не человеческой, а какой-то внеземной громкости. Будучи послана мной подальше, до глубокой  ночи изводила дедушку и бабушку претензиями, жалобами и требованиями что-то со мной сделать. Взаимная ненависть достигла такого накала, что еще немного, и расплавились бы зеркала.
      Дед заявил, что выкинет меня как паршивого щенгка. Я разъярилась:»ах, так? Я –паршивый щенок, да, паршивый щенок?! С этим воплем я укусила деда за руку:»вот тебе щенок»!
Мать не захотела меня впустить, сообщив, что у нее личная жизнь, и я ей «на хрен «ваще» не сдалась», но дедушка ее уговорил. Я молча обиделась и смылась к подруге, у которой прожила два месяца.
      Сделал я это по старому методу – книжки под кровать, вещи в сумку и уехала. Дед в третий раз в этой жизни пошел меня искать в школе.
Через три дня я позвонила бабушке и сказала, что со мной все в порядке, я не в подвале, не на вокзале и не в дурдоме. Я в интеллигентной семье, у них даже книжки такие же как у нас. Кстати, увидев в книжном шкафу знакомый набор из  Чехова,  Марка Твена, Ахматовой и остального, я как-то заскучала, что-ли…ну, в общем, у меня возникло странное чувство. Кто менял шило на мыло, тот меня поймет.
   В общем, я отчиталась бабушке, что все путем, заодно узнала, что об этом думает мать. Оказалось, вот что :» да она затусуется куда-нибудь, с мужиком, небось»!
        Девочка  со странным именем Мирослава, что привела меня в свой дом, однажды предложила забить косяк.
 -«А что это такое, Мирк»?
- «Вот дитя малое! Это мы коноплю в Крыму насобирали».
- «А давай»!
        Потом Мирка валялась на полу и хихикала, как заводная, я же, напротив, сделалась очень серьезной и начала все убирать, перемывать и стирать, периодически кантуя  смеющееся тело, не желавшее вставать с полу.
- «Ой, да брось ты, хихихи, черного кобеля не отмоешь добеля, хахахха»! Но я строго нахмурилась и вытащила из-под ее спины  грязные треники.
      При  этом я не перестала ходить в школу. Это уже был одиннадцатый класс, и я понимала в свои пятнадцать, что после трех попыток самоубийства обидно будет все бросать. Там, в школе, меня и застала удивленная бабушка, позвонив в учительскую.
- «Надо же, ты школу не бросила»?
- «Нет, бабуль, какой там, три месяца до выпускных».
        Это была  уже другая школа, вечерняя, занятия проводились три раза в неделю и не сильно обременяли. И там у меня  появилась другая закадычная подруга, металлистка Черри-дьябло. Не важно, какое ее настоящее имя. Она носила в рюкзачке боевой револьвер, на который я буквально  облизывалась.
    Еще она подарила мне книжку по боевому Кунг-фу  и однажды угостила сигарой, которую сперла у своего отца-бандита.
           Но нужно было искать работу. Не сидеть же на шее у Миркиной матери, они и так еле сводили концы с концами. Она мне и помогла. У нее был какой-то знакомый,  который открыл в подвале мастерскую. Там поделывали Гжельский фарфор. У этого мужика, звали его тоже неплохо – Всеволод, даже был штамп «Гжель».
        Мы с Мирославой пришли к нему, получили товар в коробке и раскладной столик. Целый день мы приплясывали от холода возле метро «Царицыно» и что-то все –таки продали, а вечером получили процент.
Я промерзла до костей, но еще могла шутить. Деньги в кармане придавали оптимизма. Когда мы вышли, я не удержалась.
- «Всеволод – Большое Гнездо»!
- «Тихо ты»! – прошипела Мирослава. Глаза ее смеялись.
- «Большое-пребольшое гнездо»!
         Так у меня появилась вроде как работа. Мирка, померзнув вечерок, разочаровалась и засела дома, у меня же выхода не было. Клятый алюминиевый столик примерзал к рукам, когда я волокла его до метро, иногда Всеволод оплачивал такси в одну сторону, но это когда торговали рядом я и еще двое – муж и жена. Разрешение на торговлю Большое-пребольшое Гнездо» давал им, а я так обходилась.
               Когда таксист нас привез  в парк «Царицыно» , высадил их у входа а меня повез немного дальше, не стоять же рядом с одинаковым товаром, то  вдруг обратился ко мне :»ты скажи своему папе, что от него ужасно пахнет перегаром»!
- «Это не мои родители, я сама»- Ответила я.
Машина дернулась, таксист обалдело посмотрел в зеркальце. Когда он высадил меня, то сказал на прощанье : »счастливо, дорогой мой человек».
И долго-долго не уезжал, сидел в машине и,  видимо, смотрел вслед.
         Разрешения на торговлю, как я уже сказала, мне не дали, и вот  подошел милиционер.
- «Разрешение есть»?
- «Нету. Там еще двое с Гжельским фарфором, наш хозяин отдал эту бумагу им».
Милиционер внимательно оглядел меня и произнес:»в мое дежурство торгуй, в другие дни – не советую».
- «Ой, спасибо, спасибо»!
- «Валяй»!
  День был  накануне пасхи, раскупали все, как никогда раньше. Когда я уже заканчивала торговлю, за мной приехала одна из наших девок.
- «Ну как, я смотрю, у тебя сегодня наваристо»!
- «Ага, Жень, да».
- «Это я убедила Всеволода отправить тебя сегодня, пожертвовала собой, могла бы и я пойти, понимаешь»?
- «То есть? И что»?
- «А то, что  ты мне должна и еще скажи спасибо»! Она выхватила у меня из большую часть моего процента, на мою долю остались копейки. Во рту стало кисло от разочарования. Но меня ведь воспитывали послушным ребенком, я не могла спорить.
              Однажды я получила зарплату по ведомости, это было в первый раз в жизни. Всеволод дал мне задание – выкрасить целый поднос фарфоровых подсвечников, чтобы они стали перламутровыми. Для этого нужна такая штука – люстр называется. Растворяют ее какой-то  зверской химией, я надышалась до того, что мне стало очень весело и смешно, потолок надувался как тесто, а я безудержно хохотала. 
            Я даже научилась делать эту самую роспись  по фарфору, не ахти, конечно. Большое Гнездо посмотрел и сказал, что это надо выбросить, в переводе означает : денег не получишь, и не мечтай. Свой же шедевр я затем обнаружила на складе готовой продукции, а еще через пару дней он оттуда исчез вместе с очередной партией, видимо, был продан. Действительно, Большое Гнездо, Гнездо, каких мало!
             Я еще жила у Мирры, но  ее долготерпеливая мать стала намекать мне, что пора и честь знать. Я заехала к бабушке, она передала мне для Миры и ее мамы коробку конфет. Вечером за ужином я открыла коробку, но никто конфеты есть не стал. Я грызла  их в молчании, в этой тишине отчетливо билась мысль хозяйки дома : »проваливала бы ты уже, не нужны тут твои конфеты»!
Я  вот-вот собиралась получить паспорт. Одна из наших девиц дала мне адрес еще одного такого подвала, в доме под снос, где делали такой же фарфор, и , по слухам, не хватало рабочих рук.
            Странное это было место. Брошенное бомбоубежище, заваленный ход в Московские подземелья, на завале жила кошка с котятами. Начальник Гусаков представил меня еще одному работнику – Леше Маркеру.
Маркер с ударением на последний слог – фамилия гагаузская и означает – бухгалтер. Но он был в основном разнорабочим и страдал туберкулезом костей.
            Я все еще жила у Мирры. Погиб ее отец, и они с матерью уехали в его квартиру, нужно было организовывать похороны, заболела от всех дел его мать. Мне оставили ключи, кошачий корм и адыгейский сыр. Как ни странно, кошки, а их было две, предпочли сыр. Мне достался корм.
            Ко времени бомбоубежища все уже заканчивалось, и мне постоянно хотелось жрать. Но денег все не было. Что-то мы с Маркером сделали, появился начальник Гусаков, взял товар, отвез и вернулся в подвал еще с каким-то мужиком. Примерно через час, дойдя уже до кондиции, Гусаков и второй мужик сидели в обнимку и дуэтом исполняли :
«Жил старик в одном селеньи,
На-ни-на, на-ни-на…»

      Денег не было.

Открыв  люк в стене, я обнаружила идеально чистый коридор, по стенам которого были аккуратно составлены штабеля каких-то ящиков, довольно тяжелых с виду. Видимо, вся эта фарфоровая чушь была для отвода глаз.               

Продолжение http://www.proza.ru/2012/03/24/735