Мы с Тобой одной крови. Глава 1

Даня лежал больной уже два дня, и Данина мама страшно беспокоилась и не знала, что делать.
 
У Дани был жар под сорок, а все домашние средства были уже испробованы: ни чай с малиновым вареньем, ни молоко с медом и имбирем, ничто не помогало. Даня лежал притихший, в каком-то полузабытьи, и только иногда говорил:
 
- Мамочка, не уходи, посиди со мной.
 
Но маме приходилось уходить. Дане было уже двенадцать лет, а значит, больничный маме дать не могли, и ей приходилось идти на работу.
 
Вечером пришел врач из поликлиники, молодой, только после института. У него до визитов к больным было дежурство в больнице, где он подрабатывал, и сейчас, осматривая Даню, он думал о том, как вкусно пахли пирожки, которые бабушка пекла на кухне.
 
- Ну что, где болит-то? – спросил доктор.
- Нигде, - сказал Даня, ежась под одеялом. Его все еще знобило после прикосновений холодной докторской трубки.
- Ну ладно, ничего, все пройдет.
 
Доктор вышел из комнаты, оставив дверь полуоткрытой, и Даня еще долго слышал, как бабушка говорит с ним на кухне, но слов он разобрать не мог. Все сливалось в какой-то добродушный мерный звук. Хлопнула входная дверь, и Даня подумал, что пришла мама. Ему казалось, что придет мама и что-нибудь сделает, и сразу станет легче. Но это была не мама, а ушел доктор.
 
Бабушка зашла к Дане в комнату:

- Данечка, может тебе пирожка, а? С яблоками, твои любимые.
- Не, Ба.
- Не хочешь? А может чайку?
- Не.
- А доктор сказал, тебе пить надо больше давать.
- Хорошо,  - сказал Даня, чтобы не спорить.
- А доктор, доктор-то, какой худой! Я ему на кухне чаю налила. А потом вижу, что он голодный, так и смотрит на пирожки. Так он у меня четыре пирожка съел! Только из больницы, дежурил. С утра, говорит, во рту маковой росинки... А может, тебе все-таки дать пирожка-то?

Даня закрыл глаза. Он все куда-то проваливался, а потом опять как будто взлетал и опять падал в какую-то глубину, вниз. И каждый раз у него что-то замирало внутри и разливалось теплом по всему телу. «А хорошо так падать», - подумал Даня - «словно с качелей прыгаешь». Он вспомнил, как давно, еще во втором классе, он прыгал с качелей во дворе, и, как однажды, раскачавшись особенно сильно, не удержался и слетел с качелей спиной назад. У него захватило дух, и было и хорошо, и страшно.
 
Ему тогда повезло. Была зима. Он упал в огромный сугроб и совсем не ушибся. «Только бабушку напугал», - вспомнил Даня. Бабушка гуляла во дворе с его младшей сестрой Машей. Даня потом еще много раз пытался так слететь, и у него даже получалось спрыгнуть спиной назад в сугроб, но замирания от этого уже не было.
 
Маша как раз вошла в комнату, и Даня с облегчением подумал, что это значит, что он незаразный.
 
- Дань, а Дань, может тебе чего нужно? - спросила Маша озабоченно.
 
Даня вдруг заметил, что голос ее звучит как-то странно, словно она говорит все быстро-быстро. Но он смотрел на нее и видел, что ничего она не спешит, а говорит как всегда, а только слова будто бы сами по себе укорачиваются. Это было интересно и хотелось еще слушать.
 
- Почитай мне, Маша.

Маша была на четыре года младше, но читала уже хорошо. У Маши и к чтению, и к письму был талант, а вот Дане языки никак не давались. Читать он любил, но вот писать без ошибок у него никак не получалось.

- Что ж тебе почитать? - спросила Маша. И опять Даня услышал, как смешно звучит ее голос.
- А что хочешь. Хоть из учебника почитай. Вам что задали?

Маша взяла книжку и села за стол под лампу. Она читала, старательно выговаривая слова, но Даня не улавливал смысла. Он очень внимательно следил, как после двух или трех слов все начинало звучать быстро-быстро, и вдруг замирало на секунду и падало, а потом начиналось снова. Ему стало казаться, что слова -  это маленькие человечки. Они, как лилипуты, пляшут на длинном сером шнуре, все быстрей и быстрей, а затем вдруг падают. И Даня падает вместе с ними. У него захватывает дыхание, и он летит с качелей.

Через пару дней Даня начал поправляться. Температура у него спала еще ночью. А проснувшись утром и лежа с закрытыми глазами, он вдруг понял, что ему хорошо. Хорошо просто вот так лежать, ожидая, когда полоса солнца из расшторенного окна подползет к его подушке. За окном стоял ноябрь, но день был светлый и солнечный.
 
«Скорее бы снег выпал», - подумал Даня - «можно на лыжах было бы пойти». Он представил, как они с папой и Машкой едут по лесу. Машка обязательно упадет, когда будет съезжать с горки, зацепившись лыжей за лыжу. Дане придется ее поднимать, но она и его утянет за собой - ведь нарочно же! Они все изваляются в снегу, который так и лезет за воротник, под  варежки, забивается в рукава. Начнется гвалт. Тогда подъедет папа, вздернет их за воротники, как щенят, поставит на лыжи. На обратном пути папа возьмет Машку на буксир: сцепит лыжные палки, один конец даст Маше, другой возьмет сам и потянет ее за собой. А Даня сам поспевай, большой уже.
 
Начнет вечереть. В электричке папа будет поить их теплым чаем из крышки термоса: сначала Машу, потом Даню. Снег, забившийся под шапку, начнет  таять, и с носа у Дани закапает.

- Ну что, Фиолетовый? Нос замерз?
- Неа. Я не фиолетовый.
- Ну да, извини, Каштановый, я забыл.

Папа почему-то любил его звать Фиолетовым. Началось все с того, как однажды, когда Дане было около четырех лет, он спросил, какого у него цвета волосы.
 
- Каштановые, - сказала мама.
- «Каштановый»? Это что? Как фиолетовый? – не понял Даня. Он сидел у папы на плечах и перебирал папины волосы.
- Ты, давай, Фиолетовый, держись лучше, а то слетишь.
- Неа, не слечу, ты же меня за ноги держишь. Да и за что мне держаться?
- За лоб держись!

Даня обнял папу за лоб, прикрыл ладошками глаза папе и засмеялся.

- Да не шали ты, вот хулиган! - начала волноваться мама.
- Да не шалю я, я щелочки оставляю!
 
«Да, вставать пора. Чего это я развалялся?», - подумал Даня.  Он одним движением вскочил с кровати. Его шатнуло, голова у него закружилась и ему,  чтобы не упасть, пришлось сесть на край кровати. «Это надо же! Даже искры! Что это вдруг?», - удивился Даня, - «ну да, я же болел». Дане с утра было так хорошо, что он совсем позабыл про болезнь, хотелось вскочить и побежать куда-то.
 
Когда комната перестала вращаться, он посидел еще немного, поднялся, уже тихонечко, постоял на одной ноге, потом на другой, проверяя равновесие, и убедившись, что все нормально, забрался назад под одеяло.  «Брр, зябко как на полу стоять. Так, ну и что же мне теперь делать?», - в голову Дане полезли всякие мысли, - «в школу значит идти не надо. Это хорошо. Четверть только началась, так что все равно ничего важного не пропущу. А чем заняться-то?» Он вспомнил, что еще до болезни взял в библиотеке книжку про космонавтов. «Вот здорово! Дочитаю наконец-то, а то мама всегда свет гасит на самом интересном месте. А книжка где? Мама ее мне, наверное, на стол отнесла», - подумал Даня.

Он вылез из кровати, поискал в шкафу одежду. Носков, как всегда, не оказалось. Была одна дырявая пара и еще несколько в разнобой. Вот эти носки Даню всегда просто добивали, особенно когда он в школу опаздывал. Ну, никогда их на месте не было! Даня еще раз порадовался, что ему не надо в школу, нацепил рубашку, джинсы, тапочки на босу ногу и пошел в другую комнату за книжкой.

Через пару дней Даня уже совсем поправился. Ему все еще не разрешали выходить на улицу, и Дане было скучно. Книжку, которую он взял в библиотеке, он дочитал еще позавчера. А  вчера, после уроков, к нему забежал Аркаша, его друг, занес домашние задания, чтобы Даня не отстал. Даня их сделал еще с утра, а сейчас сидел на кровати и перечитывал свой любимый роман «Овод» в четвертый раз.
 
Книжку эту он знал уже практически наизусть, но ему все равно было интересно. Сейчас он читал о том, как Джемма рассказывала Оводу о смерти Артура, о том, что она поверила поклепу и ударила Артура, и как тот потом утопился. Даня, как всегда, представлял себя Оводом. Вот и сейчас,  перечитывая это место, Даня представил, как Овод склонил голову и поцеловал у Джеммы руку.

Даня отложил книжку, ему захотелось помечтать о том, как он тоже когда-нибудь будет, как Овод, бороться за свободу, и его ранят. Он будет лежать больной, и к нему придет Джемма, которую он любил всю жизнь. Она возьмет его за руку, сядет рядом с ним. А он, так же, как Овод, ничего ей не скажет, он только сожмет ее пальцы и поцелует ее руку. Даня вдруг так ясно увидел перед собой Полину, почувствовал ее руку в своей руке.

С Полиной Дмитриевной Даня познакомился всего два месяца назад, в начале шестого класса. Она была их новой учительницей по русскому и литературе, и сначала она Дане очень даже не понравилась, ну просто совершенно. «Конечно, кто же устраивает диктант на первом занятии, да еще и первого сентября!»

Даня и раньше иногда думал про Полину, когда вспоминал по вечерам, как прошел день, но с какой это стати Полина вдруг стала представляться ему Джеммой, он не понял. От удивления он даже сел на кровати.

За окном уже стало темнеть, но Даня слышал, что ребята все еще играли  во дворе, катались с ледяной горки, залитой пару дней назад, и галдели.  «Что же это такое? Почему мне так грустно и почему Полина?» Даня опять представил себе Полину, как она стоит около доски и рассказывает им урок, или раздает тетради, или сидит за столом, склонившись над журналом. «Неужели я ее люблю?»

Про любовь Даня знал из книг, но до этого ему и в голову не приходило, что он мог кого-нибудь полюбить, а тем более Полину. Ни тогда, ни после, Даня так и не мог вспомнить, как это случилось. Но в том, что он любит Полину так же, как Овод любил Джемму, он теперь не сомневался.