Мы с Тобой одной крови. Глава 3

Обычно летом в июне мама отправляла Даню в пионерский лагерь. «Пусть ребенок подышит свежим воздухом, и так весь год взаперти сидит», - думала она. Маме от профсоюза на работе давали бесплатную путевку на первую смену.

Ничего ужаснее на свете, чем этот пионерский лагерь, Даня себе и представить не мог. Когда Даня поехал первый раз, ему только что исполнилось семь, он даже в школу не ходил еще. Первый раз он жил один в чужом месте, среди совершенно не знакомых людей, которые имели над ним полную власть. Это было настолько отлично от его обычной жизни, что Даня даже и не понял по началу, плохо или хорошо ему в лагере.

Но на следующий год он уже знал, чего ожидать, да и в школе проучился целый год, привык встречать незнакомых людей. Приехав в лагерь, Даня понял, что ему там совершенно невыносимо. Да, ему было скучно и друзей в лагере у него не было, но это еще можно было пережить. Уже после, когда Даня немного подрос, он понял, что просто физически не может выносить несвободу. Он задыхался от тоски. Но поначалу он этого не знал. Что ему делать он тоже не знал, и только плакал целые дни напролет.

В один из первых приездов в лагерь, в самом начале лагерной смены у Дани случился нервный срыв: поднялась температура, он весь покрылся сыпью. Врачи подумали, что у него корь и отвезли его домой на медицинском микроавтобусе. Утром следующего дня, когда к Дане пришел врач из поликлиники, сыпь у Дани уже почти прошла, а еще через день от Даниной «кори» не осталось и следа. Врач сказал маме, что это, наверное, была аллергия на что-то. Но Дане в этот раз повезло, в эту смену его назад в лагерь не взяли, врачи в лагере не поверили, что корь может пройти за один день. Даня был несказанно счастлив. Он избавился от лагеря! Но мама поговорила в профсоюзе и ей дали путевку на вторую смену.

Тогда Даня понял, что даже чудо не в силах было спасти его от этой напасти, называемой «пионерский лагерь». Он много раз пытался объяснить все маме, как ему там плохо, в этом лагере, но на все возражения мама лишь спрашивала его:

- А что же, лучше дома сидеть, в духоте?
- Конечно лучше!
- Это чем же? Там природа, свежий воздух, а здесь жара и машины.
- Мам, я там не могу!
- Ну, уж одну-то смену можно прожить. У тебя и так, вон, какие круги под глазами от духоты!

Вот такой был у мамы ответ. Да и что мог Даня объяснить!

Каждый год, узнав, что мама опять достала путевку в лагерь, Даня начинал умолять маму не отправлять его. Но ничего не помогало.

Года через два, когда Даня уже слегка подрос, он решил убежать из лагеря. Еще заранее он нашел карту района, где находился лагерь. Он расспросил у папы, приезжавшего его навещать, до какой станции тот едет на электричке и каким автобусом потом добирается до соседней с лагерем деревни. Расписание автобуса и электрички за прошлый год все еще было у папы в записной книжке. Даня подумал, что оно не могло очень сильно измениться.

Уезжая в тот год в лагерь, Даня взял с собой денег на билеты и точно решил убежать через пару дней после приезда, как только жизнь в лагере наладится, и вожатые перестанут следить за ними. Но в первую неделю постоянно шел дождь, и ребят держали в корпусе на веранде или в клубе. Вожатые старались их развлекать, придумывали разные конкурсы и соревнования, разучивали с ними песни и даже пытались поставить спектакль.

Незаметно улизнуть не получалось, ребята всегда были на глазах и Данино отсутствие заметили бы через пять минут. За пять минут далеко не убежишь!

Даня сидел в углу. Ему ни в чем не хотелось участвовать, он только ждал, когда же, наконец, кончится этот дождь, и их отпустят гулять по территории. Тогда он сможет убежать! Ждать ему пришлось целую неделю.

Наконец как-то после обеда дождь стих. Насидевшиеся взаперти ребята высыпали на улицу после тихого часа. Вожатые тоже были рады избавиться от них на время. Даня решил, что завтра, сразу после завтрака, он убежит.

План был такой. В девять он с отрядом пойдет завтракать. Перед завтраком их, как всегда, пересчитают и всех строем отведут в столовую. После завтрака их должны были отпустить гулять по территории. Обед только в час. Значит, до часа его никто не хватится. До деревни было полчаса ходу - если бегом, то и пятнадцати минут хватит. Он должен был успеть на автобус в десять двадцать, потому что следующий был только через полтора часа. На автобусе час до электрички, электричка в двенадцать десять. К тому времени, когда заметят, что его нет, начнут его искать, догадаются, что он убежал, он уже будет в Москве. Мама его, конечно, поругает, но, может быть, хоть на этот раз поймет, что он не может жить в лагере. А если его опять отправят и денег на этот раз не дадут, то он и пешком уйдет домой из этого лагеря.

Перед отъездом Даня маму предупредил, что он собирается убежать. Он как всегда попытался объяснить ей, как ему плохо, но когда это не помогло, сказал, что на этот раз он убежит, что он даже деньги на билет возьмет с собой.

- Не говори ерунды, - сказала мама, на чем их разговор и закончился, ничем то есть.

И вот Даня наконец-то мог осуществить свое намерение. Вещей он решил с собой не брать: если маме нужно, сама пусть приезжает за чемоданом. Деньги лежали у него в кармане брюк. Оставалось только позавтракать. Перед завтраком в лагере была линейка, поднятие флага.
После флага директор  и старший вожатый лагеря вышли вперед, вывели из строя троих ребят из первого, самого старшего, отряда и стали их ругать. Ребят поймали курящими за забором лагеря.

- Это не первый случай уже, и на этот раз это вам с рук не сойдет! – говорил директор. - Это просто возмутительный поступок!
 
Оказалось, что ребят выгоняют из лагеря и отправляют домой.

«Вот здорово! Оказывается можно и не убегать, надо что-нибудь просто плохое сделать, и тебя выгонят и даже домой отвезут на машине. Как это мне только в голову не пришло?!», - обрадовался Даня.

- Я уже сообщил на работу родителей этих хулиганов, - продолжал директор, - им сделали строгий выговор с занесением в личное дело и теперь еще лишат премии, - директор повернулся к провинившимся ребятам, - Опозорили родителей на весь институт!

Даня приуныл: «Это что же получается? За его проступки ругать будут маму? А если он сбежит, ее что, тоже будут ругать и премии лишат? Скорее всего. Ведь это - еще какое нарушение лагерной дисциплины!» Даня еще ни разу не слышал, чтобы из лагеря кто-нибудь сбегал. Про премию он не волновался. «Деньги дело наживное», как говорил папа, но вот мысль, что маме из-за него может достаться, Дане не нравилась. «Вообще-то она сама виновата. Сколько раз я ее просил не отправлять меня в этот лагерь!» Но все же у Дани было нехорошо на душе, и он решил отложить на день свой побег, а пока подумать.

Даня думал весь день, даже не спал полночи. Но чем дольше он думал, тем больше понимал, что как бы мама неправильно себя ни вела, он не может сделать ничего, от чего ей будет плохо. В конце концов, Даня решил отменить свой побег.

Это было ужасно. На часах было всего восемь двадцать. Еще год назад Дане пришло в голову, что лагерная смена длится двадцать четыре дня. А это же ровно столько, сколько часов в сутках! Даня решил тогда сделать часы с двумя стрелками. Он хранил их в тумбочке и несколько раз в день переводил на них время. Так ему было видно, как укорачивается его срок. И еще он знал, что эта смена кончится так же, как кончается каждый день. И тогда он поедет домой. Как же Даня был рад, что время не стоит на месте, и никто, ни один человек, не мог этому помешать. Но до двенадцати ночи было еще очень далеко, а время ползло ой как медленно!

Однако, история со старшими ребятами и все планы, сделанные Даней для побега, натолкнули его на мысль, что в перерыве между завтраком и обедом, когда их отпускали без присмотра гулять по территории, можно убегать из лагеря, бродить по полям и лесам и делать, что хочется. «Вот глупые  ребята эти старшие! Их же поймали, потому что они у самого забора курили и болтали еще; вожатый их и услышал. Если бы они куда подальше ушли, их и не поймал бы никто», - думал Даня.

На следующий день Даня решил попробовать выбраться из лагеря. Сразу после завтрака он пошел с другими ребятами играть в пионербол. Но по пути отстал от них и по тропинке ушел в заросли к забору. Все дыры в заборе Даня знал еще с прошлых лет, но раньше он решался только иногда вылезать ненадолго за забор, подышать «воздухом свободы». За забором следили и всех праздношатающихся вожатые гоняли. Поэтому вылезать за территорию было опасно. Раньше Даня отваживался только минут на пять.

На самом деле вот такие вылазки и были самыми опасными. Даня даже удивился, как это он раньше не понял. Сейчас он шел по тропинке вдоль забора и делал вид, что собирает подорожник. Было в лагере такое соревнование между отрядами: кто больше соберет лекарственных растений. И ребята от скуки иногда даже в нем участвовали. Растения надо было приносить в один домик в дальнем углу территории, как раз недалеко от одной из дыр в заборе. Так что у Дани и алиби было готово на случай, если его кто заметит.

Подойдя к дыре, Даня обернулся. Вокруг не было ни души, только было слышно, как стрекочут кузнечики. Потом закуковала кукушка. Даня отодвинул доску, нагнулся и вылез на свободу. Обычно он просто отходил на метр-два, стоял немного и возвращался, но на этот раз он побежал в лес, стараясь передвигаться как можно тише. Отбежав метров на двадцать, Даня повернулся и пошел вдоль забора, который все еще был ему виден сквозь деревья. Лагерь скоро кончился, и Даня вышел на опушку леса. Дальше было луг, на котором росла только высоченная, почти по шею Дане, трава. Этот луг Даня часто видел из-за ворот лагеря.

Иногда, гуляя по территории, Даня подходил к воротам, вытягивал руки за решетку, прижимал лицо к прутьям. Ему становилось немного легче от мысли, что вот хотя бы его руки на свободе, и он вдыхает не лагерный, а живой воздух. Но на воротах, не на самих конечно, а в сторожевой каморке рядом, обычно сидели дежурные, старшие пионеры. Они начинали ругать Даню и гнали его прочь. Он уходил, унося в легких немного свободного воздуха.

Потом Даня разведал, что дежурных снимают без пятнадцати десять, перед отбоем, а сторож приходит только в десять. С тех пор Даня всегда в это время прибегал к воротам, чтобы хоть немного «подышать».

Вечером, когда начинали сгущаться сумерки, на лугу собирался туман. Туман этот был необычный, он почему-то висел точно над лугом плотной пеленой примерно в человеческий рост,  не поднимался ни выше, ни ниже, и  не проникал ни в лес, ни в лагерь.
Даня казалось, что это должно быть не простой туман, а  облако. Оно  приходило ночью поспать на лугу. Даня даже стал разговаривать с облаком. Оно было свободное, летало, где хотело, и Дане очень был бы рад с ним подружиться. Может быть, оно могло пробраться в лагерь и унести Даню далеко-далеко. Дане даже сны такие снились, как он летит на облаке, наверное оно и вправду пробиралось к нему потихоньку ночью, во сне.

И вот Даня стоял на опушке. Перед ним было луг, весь залитый солнцем. Кузнечики верещали вовсю. И не было ни ворот, ни забора, ни дежурных, чтобы его прогнать. От лагеря через луг шла тропа, и Даня давно уже мечтал погулять по ней, еще когда дышал через ворота. Пересекая луг, тропа уходила в лес на другой стороне, и Дане очень хотелось узнать, куда же эта тропа ведет и что там дальше за лесом.

Вспомнив про дежурных, Даня решил обойти луг  по опушке, подальше от ворот лагеря, но потом, посмотрев на высокую траву, он решил, что если слегка пригнуться, то его никто не заметит. Так он и сделал, согнулся и побежал. Через пять минут он уже был на другой стороне луга.

В это лето Даня убегал из лагеря, когда только мог. Он узнал, куда вела тропа. Тот лес, по другую сторону луга был не очень большой, его можно было пройти минут за десять. Огромные сосны росли на склоне оврага, уходящего вниз. Даня думал, что там, где-то внизу должна протекать река или большой ручей. Ему казалось, что он слышит, как вода перекатывается с камня на камень и шумит. Но овраг был такой крутой, что Даня так ни разу и не решился узнать, есть ли там река или ему это только кажется.

Вместо того чтобы лезть по склонам холма, Даня бежал по тропинке, прыгая между корнями сосен, выступающими из земли. Иногда он останавливался, чтобы посмотреть на кротовые норы, попадающиеся ему по дороге. Дане так хотелось хоть раз увидеть живого крота. Но кроты днем спали. По крайней мере, Даня ни одного крота так и не увидел.

Пробежав через лес, он попадал на другой луг, все заросший дикими цветами. Даня уже не бежал по нему, а шел медленно. Он срывал ромашку и начинал гадать, приедет ли папа навестить его в эти выходные. Выходило, что приедет, папа и правда приезжал его навещать почти каждое воскресенье. Трава на этом лугу была ниже, Дане по пояс, но зато над цветами летали бабочки: белые и желтые. Даня заваливался в траву и смотрел на бабочек и на проплывающие мимо облака.

За вторым лугом был еще один лес. Даня в первый год своих «вылазок» так и не нашел, где он кончался. Этот лес был, как казалось Дане, огромный, и деревья в нем были высоченные. «Сосны корабельные» думал про себя Даня, глядя на стволы-мачты и представляя, что это паруса шумят там вверху у него над головой.

В этом лесу и в солнечный день было прохладно. А еще там был родник. Если спуститься в один из овражков, то там, в самом низу, можно было найти ручеек. Даня однажды решил исследовать, откуда он течет. Он пробрался по склону оврага, весь перепачкался, исцарапался о кусты, обстрекался крапивой, но, в конце концов, нашел родник, бьющий тоненькой струйкой между камней. У самого истока родника был маленький пруд. Нет, не пруд, а лужа даже, метра три в диаметре и Дане по колено.

Ох, и холодная же вода была в том роднике! После пары секунд у Дани начинало сводить ноги, и он вылезал на валун. Валун тоже был холодный - на дно оврага солнце не заглядывало даже в июньский полдень.

Но самые интересные места - Земляничный Бугор и Пшеничное Поле - Даня разведал только на следующий год. В тот год Даня ехал в лагерь, уже подготовившись к тому, чтобы днем убегать. Он взял с собой зажигалку для разведения костра, флягу, потому что он не каждый день ходил к ручью, а пить хотелось, перочинный нож, компас, карту и огромную брезентовую ветровку с множеством карманов. В ветровке Даня ходил всегда для отвода глаз, и в ней же хранилось все его походное снаряжение.

Когда шел дождь и ребят не отпускали из корпусов, Даня все еще тосковал, но теперь он сидел где-нибудь в углу со своей картой и планировал новые вылазки.

Земляничный Бугор Даня нашел совершенно случайно. Он заметил на карте речку. Оказалось, что это один из притоков Истры, и протекает он совсем недалеко от лагеря. Даня решил его найти. Выбравшись за ограду, Даня повернул не направо, как он всегда делал, а налево. Ему пришлось обходить лагерь по лесу, пробираясь между кустов и  поваленных деревьев. Но вот лес стал редеть. Впереди перед Даней был огромный бугор, поросший большими редкими деревьями и залитый солнцем, у его подножья шла проселочная дорога, петляющая и скрывающаяся за другим бугром. Судя по карте, эта дорога и вела к реке. Даня побежал с бугра, поскользнулся на траве, еще мокрой от росы, упал на спину, проехался пару метров, тормозя пятками, и остановился. Прямо у Дани перед носом, в траве, везде, куда только хватало глаз, росла земляника. Красные точки выглядывали на фоне зеленых листьев и травы.

Даня забыл про реку, растянулся на животе и стал есть сладкие с горчинкой ягоды. Солнце поднималось все выше и начинало припекать. Даня снял куртку, расстелил ее аккуратно на склоне холма и стал загорать, вдыхая горячий, пахнущий земляникой и травой воздух.
Даня насобирал земляники, нанизывая ягоды на стебельки травы, и сейчас лежал и ел землянику по одной, чувствуя, как ягоды медленно тают у него на языке. Взглянув на часы, он заметил, что до обеда осталось всего полчаса. Даня стянул в ладонь со стебля оставшиеся ягоды, засунул их все в рот, схватил ветровку и побежал в лагерь.
 
Реку Даня нашел потом, через несколько дней. Та проселочная дорога, что видна была Дане с бугра, действительно вела к реке, не очень широкой, метров пять в ширину, но быстрой и холодной. Вода в реке была ледяная, как и в ручье, но Даня все равно купался. Он с разбегу плюхался в воду, у него замирало дыхание. Он вставал и пытался плыть по-собачьи, по-другому он не умел. Но скоро у Дани начинало сводить и руки и ноги, так что ему приходилось выбираться на берег. Хорошо, что солнце шпарило вовсю мочь и быстро его отогревало.

В тот год Даня почти всегда убегал на Бугор и к реке, но как-то он все же решил исследовать, что находится за Дальним Лесом и двумя лугами, открытыми им в прошлом году. Судя по карте, там были огромные поля, а за ними деревня.

До этих мест было далеко. Даня бежал через лес по тропинке почти час, но когда, наконец, тропа вывела его на опушку, то перед ним раскинулось огромное море пшеницы. Хотя был только конец июня, но лето стояло жаркое и поле, засеянное озимыми, начало уже золотеть.  Казалось, что это было и не поле вовсе, а светло-золотое море разлилось по холмам вокруг и стекало к Даниным ногам. Ветерок гонял волны по морю и от жары воздух слегка дрожал. Даня никогда в жизни не видел такой красоты. Даня выходил на его середину поля и просто стоял там.

Посреди июньского полдня, чувствуя тепло от прогретой солнцем земли Дане казалось, что он и поле становились одним существом. Ветер, колышущий пшеницу, гладил Данины лицо и плечи, ворошил Данины волосы.

Вдалеке, на одном из холмов, Даня видел деревню, но она  было уже совсем далеко. Даня понимал, что если он туда пойдет, то к обеду вернуться не успеет. А это значило, что его вылазки раскроются, и тогда про свободу можно будет забыть. По этому полю проходила граница Даниного мира.

К концу второго года «вылазок» Даня совсем осмелел и стал убегать из лагеря и после ужина. Он выходил на ближнее поле, весь промокая от влажного туманного воздуха и росы, уже собравшейся на высоченной траве. Туман совершенно скрывал Даню, так что тот мог подойти к самым воротам. Ему даже было слышно, о чем разговаривали дежурные. Вокруг была тишина, только лагерь за забором шумел и гудел на множество голосов, словно огромный улей.

Но больше всего Дане нравилось бежать по полю в сумерки, рассекая мокрую траву и глотая туман. Ему казалось, что он летит, и туман-облако несет его навстречу вечереющему небу.