Не сказка о взрослых 7

Продолжение "Не сказки о детстве"

   - «Зачем»?
- «Вешаться буду». Исполнительная, она принесла.
- «Почему такая короткая? У тебя часто сестры вешаются? Не жадничай, тащи нормальную»!
Она принесла капроновую веревку хорошей длинны, и я  стала тренироваться вязать петли. Вика несколько минут молча выжидала, а затем спросила:
-« А если ты повесишься, меня уже точно посадят»?
- Несомненно, дорогая, собирай вещи в тюрягу». Я затянулась сигаретой и пустила дым ей в лицо.
- «Так ты меня подставить хочешь, ты нарочно повесишься, чтоб меня упрятать, ах ты сука»!
- «А ну пошла вон из моей комнаты»!
   Вика выскочила, но в дверях своего логова застряла и начала орать:»сука ты, тварь, гнида, ну и вешайся, чтоб ты сдохла, если не удавишься, так сгниешь от метастазов как дедушка»!
        Меня охватил приступ слепой ярости, и я стала бить сестру дверью, пытаясь раздавить, как крысу. Я лупила дверью со всей силы, рамазывая сестру по стенке, в ответ слышались сдавленные проклятия.
     Так уже было в детстве, я взбеленилась и долго колола сестру отверткой. Но теплая фуфайка не пропускала удары, повезло обеим, если бы я нанесла ей серьезную рану, родственники единодушно разорвали бы меня в клочья.
    Но теперь свидетелей не стало, бабушка и дедушка лежат в земле, и сестра делает что хочет, не боясь наказания и не распыляясь. Но это значит, что и против меня свидетелей нет. И все-таки она вырвалась из-под двери, живая и невредимая.

        Самое ужасное еще и то, что большую часть времени, когда не спит и не скандалит, она проводит в туалете. Я мылась в кухонной раковине и мочилась в кастрюльку. А сестра жаловалась матери, что я ее не пускаю в туалет.
Звонит телефон :»ты почему ей тут концлагерь устроила, у нее уже ноги отекли»!
- «У меня тоже отекли. Я сегодня в кастрюльку ходила, уже забыла, в какую, пойду сварю пельмени».
В ответ мать дико хохочет. Вообще о каждом шаге нужно успеть во время грамотно доложить, опередив сестру, которая вывернет все так, что не отмоешься и не докажешь. Будут со всех сторон обвинять во всех смертных грехах. Такая политика. И главное вовремя перетащить мать на свою сторону, чтобы не было скандала.
         Когда они мирятся, происходит самое интересное. Мать припомнила, что я нюхала лак для ногтей и сослалась на давно умершую бабушку :»
Я не знаю, кто ты там, теперь, проститутка, наркоманка, ты же клей нюхала, бабушка может подтверидить»!
- «Бабушка ничего не может подтвердить, она умерла пять лет назад».
Мать переваривает эту «новость» и говорит :»но клей-то ты нюхала»!
- «Что ты сочиняешь»?!
- «Не надо, я все знаю»! – Говорит она голосом базарной торговки. Я вешаю трубку, скрючиваюсь и обугливаюсь от ненависти. Вечером я снова напьюсь в стельку. Придет Вика и станет допытываться с голосом и лицом паучка:»так ты нюхала клей или не нюхала? Отвечай, да или нет»?
 
       Я встречаю одноклассников на почте, в магазине. От них идет волна опасности и  ненависти. Но мне давно плевать. Кажется, они ничуть не изменились, не выросли и не постарели, только ходят уже не со школьными рюкзачками а с детскими колясками и бутылками одновременно. Жвачку жуют, щелкая изо рта пузырями –«чпокс». Как в девяностые. Даже одеты так же. До боли знакомая физия берет на почте конверты, и я слышу :»зэкам в лагерях делать нечего, вот и пишут, дай еще десять конвертов». Похоже, мой школьный враг обрел свое счастье. "Заочница" -так называют тех женщин, что ведут переписку с заключенными.
       Да что мне до ее жизни, все это муть…а вот дома, дома Вика, по телефону – мать, звонит по десять раз на дню, толкая разную мудню. Главное, чтобы ни одна из нас не дала слабинку и не впустила мать в дом. Каждый раз, выходя, мы опасаемся засады по возвращении. Бывает, что вы со знакомым вам человеком одновременно думаете одно и то же слово. Вот и у нас относительно матери было такое – слово «засада».
        Если мать вызывает сестру к себе, а та едет долго,  мать начинает тревожиться. Позвонить ей некому, она звонит мне и рыдает в трубку :
«у меня пропала дочь, у тебя сестра пропала»!
 Нашла кому в жилетку плакаться.
- «Если бы у меня еще и мать пропала, я была бы просто счастлива»!
- «Она же больная!»
- «И я –не здоровая»!
- «у нее психиатрия, а у тебя, насколько я знаю, с головой все в порядке»!
- «У меня рак от всех от вас, и я с тобой рассчитаюсь за все, я тебя сдам в такой дом престарелых, что тебе Бухенвальд санаторием покажется. Jedem des seine (Каждому- свое)».
         Я вешаю трубку и несусь в магазин за крепким пивом. Кровь моя закипает от ненависти, жилы вздуваются, как в фильме ужасов.

         Наши телефонные разговоры похожи один на другой. Я знаю, что есть вещь, которая страшнее смерти. Это – жизнь. Именно такую мысль я хладнокровно, несмотря на постоянные возлияния  ( пьяную юность прекратить  не проще, чем трудное детство), аргументированно, систематически, специально убрав из голоса все интонации, внушаю своей матери :»
Никогда не улыбайся, бог ненавидит тебя, никогда не улыбайся, Бог ненавидит тебя, твой отец повесился, и тебе пора, твой отец повесился, и тебе пора».
         Здесь был расчет, простой и жуткий. Мать  не нашла ничего лучше, как начать уговаривать Вику родить ребенка. Я представила свою безумную сестру с безумным ребенком в нашей тесной, холодной и вонюченькой  квартирке, представила, как на правах законной бабушки у нас поселится мать и похолодела. Я поняла, что если у дурочки с мертвыми глазами не вышло ее убить, придется этим заняться мне. И если я не уболтаю ее на суицид,  нужно будет  принимать меры.
    С мертвоглазой бородатой сестричкой говорить было слишком опасно. Она могла тут же обо всем доложить в надежде  на шоколадку.

Продолжение http://www.proza.ru/2012/03/02/1279.