Логорризмы

В середине 60-х я жил и работал в городе Новокуйбышевске, спланированном исключительно тупыми призёрами реализации марксистко-ленинских идей в отдельно взятой стране. Вопреки элементарным позывам здравого смысла заводы окружали город с четырёх сторон, что само по себе начисто отменяло розу ветров: воняло всегда вне зависимости от солнечной активности, времени года и направления ветра. Болезни, связанные с загазованностью  воздуха многотысячным ассортиментом химического дерьма (сам лично анализировал воздух), не "на столько-то процентов", а во много-много раз превышали норму по стране.

Взрывы с человеческими жертвами, происходившие на заводах регулярно из-за пьянства, раздолбайства и неграмотности, вселяли в людей веру в то, что они всего лишь временные жители города, и как только ... то сразу же... А пока в ожидании более светлого будущего с пятницы по понедельник весь город, включая молодую поросль, коллективно напивался, и даже в летние жаркие вечера из раскрытых окон кухонь можно было слышать  мощное "Ой, мороз, мороз!.."

Но самыми временными жителями города были всё же секретари и работники горкома партии. Они проходили краткосрочные партийные испытания на способность противостоять, после чего уезжали с заметным повышением в более пригодные для человеческого существования районы нежно любимой ими Родины. И само собою понятно, что такую Родину им нельзя было не любить по должности.

Пишу я о представителях руководящего звена города не понаслышке. Сам входил в число наивных энтузиастов, встречавшихся с руководителями всех сортов и мастей на предмет обратить внимание на то, что вот это можно сделать без малейшего труда и затрат, а вот здесь, если вложить крошку средств, то можно получить здоровенный эффект в виде... Руководители приветливо улыбались, уважительно кивали головой, после чего избегали общения с нами. А до нас - бывших пионеров и комсомольцев - не доходило, что эти люди лучше нас знают, что они - непроходимые сволочи и мерзавцы, но ничего с этим поделать не могут, поскольку в условиях советской реальности вес их индивидуальной имитационной активности на благо пролетариев всех стран не может не быть выше здоровья и будущего сотни с лишним тысяч людей, населявших город и окрестности.

Когда, например, был закуплен в ФРГ завод по производству полиэтилена, то установку по очистке газа решено было в целях экономии не включать в список оплачиваемых. Если бы секретарь горкома не знал точно, что через три года он с семьёй помашет ручкой Новокуйбышевску, то наверняка добился бы, чтобы мекаптаны, полициклические продукты пиролиза нефти и всё прочее хорошее оставалось взаперти и не откладывалось в лёгких жителей города в целях экономии.

Но экономили руководители города весьма избирательно. Так, например, под руководством какого-то из бывших секретарей в городе было проведено уникальное мероприятие, которым убогие последователи этого изобретателя очень дорожили, поскольку речь шла о совершенно конкретном способе идейно-политического перевоспитания всех умеющих читать жителей города. Этим мероприятием можно было отчитываться перед вышестоящими органами.

Изобретение состояло в том, что на каждом фонарном столбе города устанавливался окрашенный красной краской большой лист железа, на котором большими белыми буквами был напечатан какой-нибудь лозунг. Нельзя было не восхищаться устроителями этой политико-воспитательной хреновины: среди многих сотен лозунгов не было и двух одинаковых. Я много поездил по Союзу, но нигде ничего подобного, во всяком случае в подобных масштабах, не встречал.

Николай Григорьевич Полянский - автор многих книг по аналитической химии, геохимии, химии ионообменных смол - работал в том же, что и я, институте. До войны он был уже очень известным молодым учёным, после начала войны оказался в Германии, там работал по специальности, за что после войны был приговорён к смертной казни. Приговор был смягчён ссылкой, где Николай Георгиевич работал в лагере для учёных. Начальником этого лагеря был полковник КГБ, который  впоследствии стал директором московского головного института и после реабилитации Н.Г.Полянского устроил его начальником лаборатории в новокуйбышевском филиале своего института.

Как-то после работы я оказался рядом с Н.Г.Полянским на улице и сказал, указывая на красные листы с лозунгами, то, что в те времена поостерёгся бы сказать кому-то другому: "На очистные сооружения у них денег нет, а здесь на одну только краску потрачены бешеные деньги!" На что  Н.Г. мне ответил: "Ну, что Вы, Леонид Владимирович! Это же одна из наиболее хорошо окупаемых инвестиций. Человек может не включать радио и телевизор, не читать газет, а тут идёт он уставший после работы домой с предельно размягчёнными мозгами и - нет-нет - а что-то и прочтёт, что-то прилипнет к его памяти! Они этими лозунгами выбивают из его головы всё с точки их зрения лишнее."

Я высказал соображение, что тем, которые коллекционируют все эти лозунги,  нельзя отказать в оригинальности: все эти лозунги разные и предложил называть их "логорризмами", т.е. гибридом "логорреи" (словесного поноса, неумеренной болтливости) и "афоризма". На что мой собеседник сказал, что я придумал исключительно точный термин. 

Дурной пример оказался заразительным, и через некоторое время стена длиннющего коридора здания заводской лаборатории, где временно располагался наш институт, стала заполняться плакатами с логорризмами. Ответственными за логорризацию корридора был назначен фотограф института, пятый пункт которого был не в порядке и который компенсировал этот непорядок редкой силы энтузиазмом в выполнении всех заданий вышестоящего руководства. Будучи человеком порядочным, он предпочитал не копировать уличные лозунги, а выискивать их в библиотеке.

Треть коридора он укомплектовал и, видимо, на этом выдохся. Я хорошо помню логорризм, на котором он остановился: "Кто борется за какое-либо дело, тот не может не нажить себе врагов. Фридрих Энгельс." Как-то встретив меня в коридоре, он взмолился: "Леонид Владимирович! Может быть Вы подскажете мне хорошую цитату! Я никак не могу закончить эту работу!" И он рукой указал на последний плакат. "Отчего же не подсказать, - ответил я. Сколько Вам надо, столько и подскажу!" Глаза фотографа засветились блеском кладоискателя, увидевшего край раскопанного сундука: "Подождите, подождите, Леонид Владимирович, я сбегаю за блокнотом!"

Пока он бегал за блокнотом, я успел сочинить десяток логорризмов и, когда он, почтительно согнувшись передо мною, приготовился записывать, произнёс первый из них: "Не каждый способен нажить себе врага, не грызя гранит науки!" Записав сочинённый мною логорризм, фотограф спросил: "Это Энгельс?!", на что я с присущей мне скромностью ответил: "Это я!"

Фотограф почему-то посмотрел налево, потом направо, сделал два шага назад, после чего повернулся ко мне спиной и удалился твёрдым шагом. Недели две он делал всё, чтобы избегать встречи со мной, но потом наши отношения восстановились и, как мне показалось, он щедрее стал улыбаться мне при встрече.