Спасённые дети вспоминают 4

Катаржина Мелох (Katarzyna Meloch)

Ирена Сендлерова стоит в ряду моих после геттовских спасителей на первом месте.
После того как моей мамы, моей бабушки Михалины и моего дяди Яцека не стало, она как руководительница детского реферата Жеготы, сделала возможным моё освобождение.
Во-второй раз она спасла меня в 1999 году, когда от меня отвернулись мои близкие. Я после этого не хотела жить. Ирена меня утешала день за днём, час за часом. Она передала мне часть своей духовной силы. Дружба с ней помогала мне и тогда, когда мне нужно было поддерживать кого-нибудь из близких. Этот процесс моего спасения Иреной при различных трудных житейских ситуациях продолжается и сегодня. По-прежнему я доверяю ей мои заботы, на которые жизнь не скупится. Она поддерживает меня как и раньше.
Во время аккупации я, конечно, понятия не имела о существовании Жеготы. И я не была знакома с Иреной. Я не знала, что попытки меня спасти были частью большого проекта, в котором речь шла о спасении как можно большего числа еврейских детей.
2-го марта 1946 года после психологического разговора, проведённого со мной, я записала:" Моим желанием является перевод во 2-ой класс. Если я останусь в первом классе на второй год, тогда все мои усилия были напрасными и весь год пропадёт зря. От этого, кроме того, мне захочется от стыда провалиться сквозь землю. Но это, вообще-то не самое моё заветное желание. Оно такое: Я очень хочу , чтобы мои родители нашлись. Это моё самое большое желание. Моё третье желание: я хочу быть всем благодарна, кто мне сделал добро, потому что это моя обязанность". Мне тогда было 13 лет.
Мой отец - Максимилиан Мелох погиб, наверное, в первые дни немецко-советской войны в 1941 году. Моя мама - Ванда Мелох была первым и самым важным человеком, который меня спас. Мне было 10 лет, когда немцы её в Белостоке арестовали и убили. Она знала, что погибнет. У неё не было сил, бороться против своей судьбы. Но она смогла мне передать веру в моё спасение. У неё была идея, как можно меня спасти. Дни и ночи она вдалбливала в меня адрес её брата Яцека Гольдмана, который находился в Варшавском гетто: "Электоральна-улица 12". Мне нельзя было её забыть. Она  ночью будила меня и проверяла, помню ли я адрес. Я его запомнила навсегда. Когда я уже была без мамы в еврейском детском приюте гетто Белостока, мне удалось передать Яцеку весточку.  Это письмо привело к тому. что моя варшавская семья нелегально переправила меня в Варшавское гетто. Ванда Мелох дважды подарила мне жизнь. Первый раз, когда меня родила и второй раз, когда придумала сценарий моего спасения. Переправа в Варшаву избавила меня от судьбы детей Белостокского гетто. Они были депортированы в ческий город Терезин и от туда в Аушвитц для уничтожения.
Бабушка Михалина приветствовала меня в Варшаве вопросом:"Девочка, где твои родители?" Я не сказала ей правду. Яцек мне это запретил, но она догадывалась, что произошло.
С того  времени, когда в июле 1942г. в гетто начались т.н. "Акции", у нас было семейное место укрытия.
Яцек - мой дядя и прежде всего мой надёжный воспитатель, нашёл в частично сгоревшей больнице "Святого духа" на нашей улице за камином маленькое помещение, где мы и прятались.
В один жаркий июльский день, не знаю почему, я покинула наше укрытие. Сразу же напоролась на полицейских, они меня схватили и хотели отвести на место сбора (откуда каждый день отправляли по 6-7 тысяч людей в лагерь смерти М.Ш.). Я начала громко плакать. Бабушка Михалина услышала мой плач и вышла из её надёжного укрытия. Она заговорила с полицейским, отвлекая его, а мне дала знак, чтобы я бежала. Я убежала в ближайшую аптеку, где жена Яцека - Евгения Сигалин спрятала меня за большими картонными коробками. Вместо меня на место сбора отвели бабушку. Поэтому и она - моя спасительница. Она, между прочим, тогда вернулась обратно, потому что была матерью работника больницы. На этот раз это её спасло. Я бы с места сбора не вернулась, хотя ещё в Белостоке решила выжить, как до последнего часа своей жизни ожидала от меня моя мама.   
Лето 1942 года было жарким. Солнце жгло беспощадно, когда меня перевели на "арийскую" сторону. Гетто я покинула легально. Наверное, меня перевела мед. сестра Ала Голаб-Гринберг, у которой был пропуск. Она была знакомой Яцека и польской подруги моей мамы Ядвиги Денеки. Яцек передал меня Ядвиге недалеко от ворот гетто. Мы попрощались, будто увидимся через несколько часов или дней. Но он исчез из моей жизни навсегда. Я его больше не увидела. Он исчез бесследно во время одного похода к партизанам. Он погиб, как все, кого я любила.
За стеной гетто у входа в один дом меня ждала вторая мед. сестра - Барбара Вардзинска - следущее звено в цепи моих спасительниц. Базия - тогда 30-ти летняя женщина, так дозволялось мне её называть, потому что она знала моих родителей и Яцека, энергично взяла меня за руку и мы пошли к трамвайной остановке. Мы поехали в варшавский район Коло, где на Обозовой улице 76 жила Ядвига Денека. Теперь бывшая ученица моей мамы должна была взять мою судьбу в свои руки.
Ядвига научила меня молитвам, объяснила христианские обычаи. Она раздобыла метрики на имя польской девочки, которая была старше меня на год: Ирены Дабровска - дочери Анны, в девичестве Гаски, крещённой в 1930 г. в церкви Тарговек.
Ядвига Денека (для меня, "госпожа Визия") была только на 6 лет моложе моей мамы. Моя мама преподавала ей в гимназии Лодзя латинский язык. Со временем они подружились. Ядвига была - левой социалисткой, как большинство предвоенных друзей моих родителей.
На Обозовой улице мы жили с бабушкой Михалина, которая покинула гетто ещё раньше меня. Не скрываясь, хотя это и было опасно, ходили мы на огород госпожи Визия и порой гуляли в лесу.
Следущим звеном в цепочке моих спасителей был, я думаю, Ян Дображински - начальник Ирены Сендлеровой по собесу. Это он, должно быть, подписал документ о моём переводе в католический детский дом в Турковице.
Зимой 1942/43года сестра монастыря Ирена (Антонина Манасчук), получив зашифрованное письмо от Ирены Сендлеровой, как обычно в таких случаях, приехала в Варшаву, забрать меня. На пути в Турковиц нас поджидали опасности: нужно было провести ночь в зале ожидания на вокзале в Люблине, а там подозрительно заглядывали в лица путешествующих, особенно детей. Но наше путешествие прошло благополучно.
В детском доме для девочек, в Турковице, на котором висел плакат "Евреи, вши, сыпной тиф!", мирно жили еврейские девочки, которых спасли от Холокоста. В сказочно красивом ландшафте Замойсжизна этот плакат - знак ненависти казался ирреальным. Он не вызывал у меня страха.
Чем больше проходит лет, тем чаще я вспоминаю госпожу Визия. Я уверена, что если бы она и не была социалисткой левого крыла, членом организации Жегота, она бы всё-равно спасала преследуемых. Я её больше с того момента не видела, как она отвела меня в приют Священника Баудоина в Варшаве. Но она не перестала обо мне заботиться, и когда я попала в Турковице. Она посылала мне посылки и писала письма. Она старалась удовлетворять мои нуды и даже пыталась угадать желания. Как член левых социалистов она всё глубже погружалась в конспиративную работу. Он была ответственной за печать и распространение листовок. Она рисковала: прятать евреев в её маленькой квартире было лишь одной частью большой опасности. Она должна была осознавать, что раньше или позже гестапо её выследит.
Из страха, что её арестуют и могут пытать, она обратилась к старшей монахине Станиславе (Аниела Полехайло), с просьбой перевести меня в другой приют. Но Станислава была категорически против. Она объяснила, что Ядвига только в Турковице может о мне не беспокоиться. Но на всякий случай сестра Станислава вычеркнула из списка воспитаниц  Ирену Дабровска. С того времени я вдвойне находилась иллегально в приюте Турковиц.  Благодаря решению Станиславы, я до конца войны оставалась в Турковице и только после освобождения узнала о судьбе Ядвиги Денека, по кличке Казия.
Её арестовало гестапо во время шифровки бюллетеня в месте распространения прессы партии, на улице Новиниарска 16. Там же находилось место, где прятали евреев. "Казия" из тюрьмы послала предупреждение для них. Хотя её пытали, она никого не выдала. В январе 1944 г. её расстреляли вместе с 11 евреями в развалинах Варшавского гетто.*

Сестра Станислава - из семьи польских татар, не знала страха. Опасности она встречала бесстрашно. Она во всём, что происходило в Турковице, задавала тон.
Её железная энергия сделала  ещё до войны приют таким, что он не шёл в сравнение не с каким другим в округе Люблина, даже среди других католических приютов он был исключением.
Во времена Холокоста "Республика Турковице" была домом спасения еврейских детей. Нас было там вроде 36. Спустя более пол-века, я могу ещё назвать 13 девочек по их полным именам. Убежище в Турковице, приют, которым руководили Служанки Марии!  Не возможно было сделать лучший выбор. Женский орден Служанок Марии был основан Эдмундом Бояновски - поэтом романтиком, перводчиком Бирона.
Местный дворянин из Познеского округа отдал все свои средства и со всей своей силой отдался заботе о бедных и больных людях, и прежде всего о детях.
Сестра Ирена в Турковицком приюте для девочек заботилась тогда о черноволосой Стахе, толстоватой Штефи, прехорошенькой девочке из Львова и обо мне, её тёзке по имени военного времени, с которой у неё были особые проблемы. Я прыгала и шалила в общем зале, не пугаясь немецких "посетителей", до тех пор пока меня сестра Ирена не предупредила, не попадаться немцам на глаза. Я чувствовала себя там надёжно, как дома. Обычно сестра Ирена была дискретна. Ничего удивительного поэтому не было в том, что мы чувствовали себя как девочки из нашей группы, которым не нужно было ничего скрывать. Я могла забыть о том, кем была до того, как покинула стены Варшавского гетто, и что я была в опасности, и из-за меня другие польские девочки из приюта. Сестра Ирена была с нами день и ночь. Ночи она проводила в нашей спальне, она была всё время на чеку, отделённая от нас лишь своим "затворничеством".
Её попросили, не дать детям, у неё скрывающимся, почувствовать жестокость войны. Ей это удалось в полной мере. С её солнечным характером она умела зажигать других, например, поиграть в увлекательные игры, или настроиться на вечернее пение, или на устраивание спектаклей.
Во время моего прибывания в Турковице были и другие спасители, без участия которых выжить еврейским детям было бы невозможно.
Один из них - Сатурнин Ярмулски - инспектор из Люблина. Он знал начальницу ещё до войны. От него у неё не было тайн. Она рассказала ему, что приютила еврейских девочек. Он только требовал, чтобы у всех были правильные "арийские" документы. Как по волшебству, ему удалось сохранить свой пост в немецкой иерархии гос. служащих.
Пристав и езуит Станислав Байко выполнял свою роль также очень тщательно. Он участвовал в Турковецкой деятельности тем, что допускал еврейских детей, и не крещённых к причастию.

* Когда в 1986 г. брат Ядвиги постарался, чтобы Яд-ва-Шем её посмерно признал одной из "Справедливых среди народов", я ему, к счастью, смогла успешно помочь. Только тогда из документов послевоенных израильтян я узнала, что Ядвига спасла не только членов моей семьи, а ещё многих.
 

на фотографии Катаржина Мелох 2 июня 1943г.