Джордж Оруэлл - Пацифизм и война

Около года назад я и еще несколько человек делали литературные программы для радиослушателей в Индии. Помимо прочего, мы включали много стихов современных – или почти современных – английских поэтов: Элиота, Герберта Рида, Одена, Спендера, Дилана Томаса, Генри Триса, Алекса Комфорта, Роберта Бриджса, Эдмунда Бландена, Д.Г. Лоренса. Насколько было возможно, мы приглашали авторов читать их собственные стихи. Не буду объяснять, зачем понадобились такие литературные программы (эдакая малая операция на дальнем фланге театра радиовойн), однако добавлю, что индийская аудитория в некотором роде влияла на методы работы. Самое главное: наши программы были адресованы индийским студентам университетов, очень узкой и враждебно настроенной группе, к которой невозможно было подступиться ни с чем, хоть отдаленно напоминающим британскую пропаганду. Мы заранее знали, что можем рассчитывать не больше, чем на несколько тысяч слушателей, и под этим предлогом делали более «интеллектуальную» программу, чем обычно предполагает радио.

Я полагаю, вам не захочется заполнять весь номер Партизан Ревью жалкими и противоречивыми заокеанскими депешами. Вместо этого я соединил различные письма, которые вы мне переслали (от г-д Сэведжа, Вудкока и Комфорта), поскольку главная тема во всех одна и та же. Однако ниже я обращусь и к отдельным фактам, упомянутым в них.

Пацифизм. Объективно говоря, пацифисты поддерживают фашизм. Объяснение тому –  элементарный здравый смысл. Если вы подрываете военные усилия одной стороны, вы автоматически помогаете другой. Да и оставаться в стороне от идущей сейчас войны никак не возможно: на практике это означает «кто не с нами, тот против нас». Сама идея, что можно каким-то образом оставаться вне и над этой войной, одновременно питаясь той пищей, что британские моряки доставляют нам, рискуя своей жизнью, - это буржуазная иллюзия, питаемая деньгами и чувством собственной защищенности. Г-н Севедж замечает, что, «если рассуждать таким образом, то любой немецкий или японский пацифист будет «объективно пробританским»». Разумеется, так и есть! Вот почему любые проявления пацифизма в этих странах запрещены (в обеих за это предусмотрена смертная казнь), тогда как и немцы, и японцы делают все, что в их силах, чтобы способствовать распространению пацифистских настроений на британских и американских территориях. Немцы даже создали фальшивую радиостанцию «Свобода» и транслируют пацифистскую пропаганду, совершенно неотличимую от P.P.U. (британская пацифистская организация – Ю.Ш.) Они бы и в России стимулировали пацифизм, но с тамошними ребятами им трудно справиться. Если о каком-то воздействии вообще можно говорить, то такая пропаганда эффективна только против стран, где до сих пор разрешена хоть какая-то свобода слова. Иначе говоря, эта пропаганда потворствует тоталитаризму.

Меня не интересует пацифизм как «моральный феномен». Если г-н Севедж и прочие представляют, что некто, заняв пассивную позицию, может каким-то образом «превзойти» немецкую армию, пусть представляют и дальше. Но пусть они хоть иногда задумаются, не находятся ли они в плену иллюзии, обусловленной чувством защищенности, избытком денег и простейшим незнанием реального положения вещей. Когда-то я был гражданским служащим в Индии, и я всегда в голос смеюсь, когда слышу, что Ганди приводят в пример как успешного «непротивленца». Двадцать лет назад в англо-индийских кругах цинично признавали, что Ганди сослужил большую службу британскому правительству. Он и японцам послужит, если они доберутся до Индии. Деспотии стоят незыблемыми перед лицом «моральной силы», у них вызывает страх лишь физическая мощь. Впрочем, хоть меня и не интересует «теория» пацифизма, мне очень интересна его психологическая сторона. Каким образом пацифисты, у которых террор поначалу вроде бы вызывал ужас, дошли до явного восхищения успехами и мощью нацизма? Даже те пацифисты, кто такого восхищения не испытывает, начинают заявлять, что сама по себе победа нацистов желанна. В переправленном вами письме г-н Комфорт считает, что художнику на оккупированной территории следует «протестовать против открывающегося ему зла», однако он также считает, что это лучше делать, «временно соглашаясь со статусом-кво» (видимо, как это делают Деа и Бержери). Несколько недель назад он рассчитывал на победу нацистов из-за стимулирующего эффекта, который он оказала бы на искусства:

«Насколько я могу судить, никакая терапия, кроме полного военного поражения, не имеет и единого шанса снова вернуть равновесие как в литературу, так и в жизнь обычного человека. Чем страшнее беда, тем мощнее низвергается каскад художественного творчества, тем грандиозней поэтический катарсис, ибо в этом случае совершается переход от ограниченного восприятия войны как некоей катастрофы к осознанию трагедии Человека как творца и индивида. Я уверен, именно это мы и найдем в произведениях писателей из Франции, Польши и Чехословакии, когда они вновь дойдут до нас» (из письма в «Горизонт»).

Я не буду комментировать этого богатого невежду, который верит, что где-то в Польше все еще течет литературная жизнь. Я лишь замечу, что именно такие утверждения оправдывают меня, когда я говорю, что английские пацифисты превращаются в откровенных профашистов. Но возмущает меня даже не это. Меня возмущает трусость тех интеллигентов, кто объективно и в некотором смысле эмоционально поддерживает фашизм, но не может в этом признаться и потому прячется за формулировкой «я такой же антифашист, как и все, но…». Результатом всего этого становится так называемая пропаганда мира, которая является со стороны интеллигенции такой же ложью и свинством, как и пропаганда войны. Подобно последней, она, в первую очередь, подает нам «ситуацию», не озвучивая точку зрения оппонента и не задавая неудобных вопросов. Рассуждение обычно идет в духе «те, кто сражаются против фашизм, сами становятся фашистами». Дабы избежать вполне ожидаемых возражений, пропагандисты используют следующие трюки:

1.Фашистские тенденции в Британии как результат участия в войне систематически преувеличиваются.
2.Собственно история фашизма, особенно довоенная, либо игнорируется, либо от нее презрительно отмахиваются, как от «пропаганды». Любые дискуссии о том, что будет с нашим миром, если победу одержат страны Оси, обходят стороной.
3.Тех, кто хочет сражаться с фашизмом, обвиняют в чистосердечной защите капиталистической «демократии». При этом замалчивают тот факт, что повсюду преимущественно богатые защищают фашизм, а рабочие почти всегда выступают  против него.
4.Все негласно притворяются, что война идет только между Британией и Германией. О России и Китае, их судьбе в случае, если фашизму позволят победить, избегают упоминать. (Ни в одном из трех писем, присланных мне, нет ни слова ни об одной из этих стран).

Ну, а теперь я отвечу на два пункта, на случай, если вы полностью напечатаете письма ваших корреспондентов.

Мое прошлое и настоящее. Г-н Вудкок пытается дискредитировать меня, сообщая, что 1) я некогда служил в Индийской Имперской полиции, 2) писал для журнала Adelphi и якшался с испанскими троцкистами и 3) на Би-Би-Си я «осуществляю британскую пропаганду, оболванивая индийские массы». По поводу первого пункта, это правда: я действительно пять лет служил в индийской полиции. Правда также и то, что я оставил эту работу: она не подходила мне, отчасти потому, что я больше не хотел служить империализму. Кое-что из того, что я узнал об империализме изнутри, сделало меня его противником. Всю историю я изложил в своих произведениях, включая один роман («Дни в Бирме»), который я, наверное, могу назвать пророческим в свете событий этого года. Второе: разумеется, я писал для Adelphi. А почему бы и нет? Однажды я написал статью в газету для вегетарианцев – разве это делает меня вегетарианцем? В Испании я имел дело с троцкистами. Так случилось, что мне пришлось служить не где-нибудь, а в милиции P.O.U.M., с чьей «линией» я был не согласен и открыто об этом заявлял их лидерам. Однако, когда их затем обвинили в профашистской деятельности, я как мог защищал их. Каким образом это противоречит тому, что я сегодня настроен против Гитлера? Я впервые слышу, что троцкисты – это либо пацифисты, либо профашисты. Третье: г-н Вудкок действительно знает, что я включаю в индийские радиопрограммы? Конечно, нет, хоть я бы с радостью ему об этом рассказал. Он проявляет осторожность, не упоминая других людей, которые участвуют в подготовке этих программ. Среди них, к примеру, Герберт Рид, о котором он одобрительно отзывается. Есть и другие: Т.С. Элиот, Э.М. Форстер, Реджинальд Рейнольдс, Стивен Спендер, Дж.Б.С. Нолдейн, Том Уинтрингем. Большинство наших журналистов представляют левую индийскую интеллигенцию, от либералов до троцкистов, а некоторые из них резко отрицательно относятся к Британии. Они делают эти программы не для того, чтобы «оболванивать индийские массы», а потому, что они знают, какие шансы оставила бы победа фашизма индийской независимости. Почему бы не узнать, что именно я делаю, прежде чем искать подвох в моей добровольной деятельности?

«Мистер Оруэлл вновь занимается «охотой на интеллигенцию» (м-р Комфорт).

Я никогда не набрасывался на «интеллигентов» или «интеллигенцию» как класс. Я извел немало чернил и причинил себе самому немало вреда, набрасываясь на череду литературных клик, которых уж очень развелось в этой стране, и делал это не потому, что они были интеллигентами, а как раз наоборот, потому что они не были истинными интеллигентами в моем понимании. Клика живет лет пять; я пишу так давно, что у меня на глазах появились три и исчезли две из них: Католическая клика, Сталинистская и ныне здравствующая пацифистская или, как ее иногда называют, Фашифистская. Я обвиняю все три в том, что они занимаются сознательно лживой пропагандой и низводят литературную критику до уровня  взаимного лизания задниц. Но даже в этих «школах» я выделяю отдельных индивидов. Мне бы и в голову не пришло объединять Кристофера Доусона с Арнольдом Лунном, Мальро - с Пальме Дуттом или Макса Плаумана с герцогом Бедфордом. Даже у отдельно взятого человека могут быть произведения самого разного уровня. Тот же м-р Комфорт: однажды он написал стихотворение, которое я очень высоко ценю ("Память об атолле"), и мне бы скорее хотелось, чтобы он чаще писал такие стихи, а не мертвые пропагандистские трактаты, завуалированные под романы. Однако его письмо в мой адрес - уже другое дело. Вместо того чтобы ответить на мое послание, он пытается создать у аудитории, которой я не так известен, предвзятое впечатление обо мне, извращая мои взгляды и насмехаясь над моим «статусом» в Англии. (Заметим, что писателя оценивают по его произведениям, а не «статусу»). Это вполне соответствует пропаганде «мира», которая во что бы то ни стало старается не упоминать о вторжении Гитлера в Россию, - а уж это я никак не могу назвать честностью. Лишь потому, что я серьезно отношусь к функции интеллигенции как класса, я и не люблю этих насмешников, клеветников, попугаев и охочих до денег подхалимов, что процветают в нашей английской литературной среде, - а возможно, и в вашей тоже.

1942

Перевод с английского - 2016 г.