О соблюдении ТБ при работе в ноосфере

О соблюдении техники безопасности при работе в ноосфере

Сколько раз уже давал себе зарок: не покупать книги авторов, которым (книгам, а не авторам, ясное дело) меньше ста лет. Так нет же, при просматривании книжных полок в магазине неизменно попадаешься на удочку общей атмосферы зала и покупаешь что-то такое модерново-современное. Наверное, действует общесмысловой гипноз среднестатистического российского книжного магазина - негромкое шуршание страниц, шарканье ног потенциальных читателей, запах обложки, внешний вид издания, шрифт, бумага, иллюстрации...

Меньше всего, разумеется, я обращаю внимание на аннотацию, которую издатели помещают на обложке – там такого вам понапишут об авторе, что хоть сейчас его в классики записывай.
Долгий процесс блуждания между полок рано или поздно заканчивается иррациональной (как я потом понимаю) покупкой очередной ненужной книги, которая после прочтения (или ДО него) отправляется в мусорный бак.

Чтение современных авторов, признаюсь, это тяжкий нудный труд. Его можно сравнить с перебиранием запасов картошки, часть которых немного подпортилась и должна быть безжалостно выброшена, а часть, как кажется, пригодна к употреблению в какой-то форме. И каждый раз мучительно думаешь – а перебирать ли дальше? Может, выбросить ее, эту картошку нафиг раз и навсегда и больше никогда не делать никаких запасов?

Чтобы вы не подумали, что я заядлый садовод-овощевод, любитель концентрированного крахмала и коллекционирую картофель и пасленовые в разных их видах, скажу, что картофельная метафора это просто образ и ничего более. Картошку я перебирал в последний раз на советской еще «продуктовой базе» будучи студентом учебного заведения. Да и то этот процесс свелся в целом к забрасыванию картофелинами ближайших и удаленных соседей по несчастью.

…И вот, купив такую картофелину в книжной лавке, я несу ее домой, раскрываю… и в очередной раз убеждаюсь в истинности постулата «Не можешь не читать – не читай». От современной литературы остается ощущение такое, как будто читаешь непрерывные интернет-блоги.

Видимо, коллективный электронный разум начинает превалировать над сознанием биомассы. Раньше, когда люди писали гусиным пером, были Жуковские, Пушкины и Гоголи. А сейчас… кругом сплошь Линор Горалик и Марта Кетро. А если это мужчина, то компьютеризированный осовремененный Сергей Довлатов или недоразвитый Генри Миллер. То попадется гипермизантроп Мишель Уэльбек, то какой-нибудь Бернар Вербер, которого «Танатонавты» и «Империю ангелов» я с изумлением осилил, но «…далее уже не смог».

Вот давеча (когда я говорю «давеча», то это может быть временной промежуток от двух часов до двух лет. Этим я подтверждаю тезисы Альберта Эйнштейна об относительности времени) купил сборник повестей Михаила Б. Издатели в аннотации сравнили его «с лучшими произведениями» Сергея Довлатова и Эфраима Севелы, и уже одно это должно было меня насторожить и заставить придержать свой бумажник.

Тот же Довлатов всегда воспринимался мною как циничный, беспринципный вечно нетрезвый врач-проктолог (ничего, кстати, против таковых не имею, это не более чем гипербола). Но он хоть повторялся не так часто, да и сиськи-письки мелькали на его страницах не с такой пугающей быстротой. Он делал свое дело без удовольствия, но как истинный профессионал. Как квалифицированному проктологу человеческих душ ему было что рассказать человечеству о попе и ее составляющих. Он там бывал не раз лично. Но когда эту же самую попу описывают в сто сорок седьмой раз, это… перебор, господа издатели. И писатели.

… И надо же было этому самому Михаилу Б. умудриться целые абзацы из одной повести засунуть в другую!...

При всем при этом, я бы сказал, что современная литература – это такое чтиво, которое засасывает читателей в свои глубины неумолимо и быстро как Васюганские болота – трактора нефтяников.
При этом все детские и недетские фобии, явные и латентные наклонности, психозы и прочие фрустрации плавают на поверхности романов и повестей как белое пахучее гуано на глади весенней Атлантики.
Остается ощущение, что находишься в центре огромного роя, издающего непрерывный гул о себе любимых и гнусном окружении, которое, собственно тем только и интересно, что его можно безнаказанно поливать помоями.
…Нет, когда люди писали на пишущих машинках, там тоже существовали свои архетипы. В советское время что ни роман, то «Вечный зов». Какой-нибудь Федор Абрамов (ничего не имею против, нормальный писатель) мог засосать любого читателя не хуже какого-нибудь Довлатова, Чака Паланика или Лимонова с его злобными неграми и высокими хромовыми сапогами с ножом за каждым голенищем.

Вот, допустим, мой дед, кавалерист и орденоносец. Полюбил он, выйдя на пенсию, почитать что-нибудь из классиков того времени. Того, это значит советского. Бывало, возьмет книжицу-эпопею, скажем, Георгия Маркова «Строговы» и читает ее после обеда лежа на любимом диванчике. Не проходит и десяти минут, как, глядишь – он храпит уже, да так сладко, как будто младенец.
Потом к ужину проснется и хвалит этого Маркова – вот молодец, отличный писатель, так хорошо действует, как хорошее снотворное.

И так в течение нескольких месяцев. Пока, наконец, «Строговы» не кончались. Тогда дед покупал другое снотворное и дальше употреблял уже его.
Так он вместе с другими советскими пенсионерами обеспечивал сбыт многомиллионным тиражам русских деревенщиков и бытописателей, а также – достойную жизнь авторам-членам Союза Писателей СССР.

Но он тоже один раз нарвался на бомбу. Как-то вечером я пришел к нему в гости, а он сидит злой, невыспанный. Протягивает мне какую-то книжку и говорит:
- Возьми, Андрюха, это говно и сожги где-нибудь на помойке как Гитлер сжигал книжки нашего пролетарского писателя Гёте.

При ближайшем рассмотрении книжка эта оказалась историей комсомола в рассказах и повестях. Толстая как «Молот ведьм» и такая же пыльная, напечатанная на хорошей плотной бумаге. Было в этой книге страниц девятьсот. Хорошие люди, кстати, описывались, настоящие герои.
Дед, взяв ее на диванчик, приготовился было хорошенько с ней выспаться, как говаривал Эдичка Лимонов.

- Заснул я, и снится мне, значить, сон. Будто бы я молодой еще, а в деревне нашей комса организовалась и ходит-выступает с флагами, с транспарантами. На транспарантах почему-то написано «Свободу Луису Корвалану». Песни поют революционные. И тут подходит ко мне парень, секретарь деревенской ячейки и говорит напористо: «Ты, Михаил, отчего в нашу секцию не вступаешь? Не видишь, что Чили, родину нашу, французы оккупировали? Давай вступай в комсомол, а то я тебя прямо сейчас предам военно-полевому суду».
Дед вздохнул тяжело.

- Я ему отвечаю, что не могу, я же Красной Армии присягу давал еще в тридцать третьем году. Я ж, говорю, белофиннов… того… шашкой, а ты мне такой срам предлагаешь! Какая-такая Чили, мать твою ети, я ее и знать не знаю. Идите, говорю, вы все в жопу.
А он заорал на меня, что я контра несознательная, как набросится на меня, да как давай душить! Тут, понимаешь, я просыпаюсь и понимаю, что меня по-настоящему душит кто-то! На последнем дыхании уже я…

Дед кинул мне историю комсомола:
- Вот эта ваша штука меня чуть не придушила. Весу в ней два кило, чуть не сдох я тут под ней на диване. Убей ее, внук, я тебе спасибо скажу.

Тихонько давясь от смеха, взял я эту книжку, уволок и тривиально выкинул в помойку. Я же не Гиммлер. Не мог я ее казнить, как клерикалы казнили беднягу Джордано Бруно. Может, ее кто и прочитал потом.

Это я к чему. Да к тому, что литературная мысль вполне может материализоваться, как об этом говорят всякие эзотерические учения.
Граждане поэты и писатели! Производите засорение ноосферы своими писаниями с соблюдением всей техники безопасности. Иначе ваше же творение может прийти к вам ночью и что-нибудь непотребное сотворить.

Пигмалион ещё легко отделался. Его каменно-мраморная Галатея просто стала его женой [Однако! Может быть, именно в этом и состояла иезуитская месть греческих богов?].
 
Ну а если, допустим, вы написали какой-нибудь трэш про вампиров-полицейских? Или пятитомную космическую сагу про трёхголовых монстров-андроидов?
…Или, не дай бог, женский роман?! Ведь настоящий женский роман – это штука пострашнее «Фауста» Гёте. «…он вошел в неё как нож в масло»…
Бррр… Тут не побалуешь.