Глава 14. Побег в никуда

       Слова матери были последней каплей, переполнившей бочку стыда. Мне показалось, что в любом другом месте мне будет, если и не лучше, то, по крайней мере, не стыдно. С этажерки вынул новенький «Атлас мира», купленного в прошлом году. Очень удобный, по площади на сантиметр меньше тетрадного листка, и в полтора раза толще большого пальца! Но мне нужно лишь черноморское побережье, чтобы знать, куда направиться. На запад! На восток мне не нужно. Вырвал эту страницу с лёгким сожалением о порчи хорошей вещи, что противно моей натуре, но я рвал все связи с домом, о сделанном не жалеют.

(Этот атлас до сих пор стоит у меня на книжной полке. Внутри вырванные страницы. Почему же я их не взял с собой? Не помню.)

На следующий день, когда дома никого не было, я взял с тумбочки только одну сотенную банкноту, которую запрятал в надпоротый с изнанки пояс брюк, а на первое время – две десятки. Надел новые туфли, куртку и пошел на вокзал.

 Купил билет до Самтредиа, чтобы не подвергнуться, быть задержанным уже вблизи Батуми.

День солнечный. Два часа езды в жестком сидячем вагоне, где много свободных мест. Никто не пристает, даже контролеров нет. Зато я не дергаюсь, сижу спокойно. На вокзале Самтредиа не очень многолюдно, поезда проходят редко. В сторону Тбилиси мне не нужно. А в Россию будет поезд под вечер.

Чем же заняться? Пошел от вокзала в город по узкой улочке мимо одноэтажных домов. В магазины не заходил, не собирался ничего покупать. Понавидался я этих, южных городов, все на одно лицо. Вернулся на вокзал. Проходят товарные составы, но я не знаю, в какую сторону ехать, так как здесь ловушка: состав едет в обратную сторону, но на самом деле, продолжает путь. Проголодался. Сотню рассчитываю протянуть на месяц, если не на больший срок. Значит, нужно жить на одном черном хлебе.

Купил половину черного хлеба, с аппетитом умял четвертинку, остатки засунул в карман. Время от времени, рука ныряла в карман и отщипывала кусочек. Голод отпустил, что радует. Я смогу выдержать на скудном пайке длительный срок. Ни к кому не приглядывался, болтался по вокзалу среди людей. Милиции не видно, никто не беспокоит.

 Когда пришел нужный поезд, зашел с противоположной стороны и по поручням поднялся над тамбуром. Очень удобно сидеть, так можно ехать до самой Москвы, где собирался обратиться в детский дом. Поезд тронулся, всё больше набирая скорость в наступивших сумерках. Меня охватило возбуждение, ликование, что всё прошло, как я задумал, не придется краснеть перед матерью и Ветохиным. А будущее устроится, как в книжках – всё будет хорошо. От радости я запел, перебирая все известные мелодии. Вагон защищал от встречного ветра. Устав петь, замолчал, представляя, как может в дальнейшем сложиться моя жизнь без матери, которой я определенно не нужен.

Состав мчал с длительными перегонами. В кромешной тьме ничего не видно, даже ближайших поселков. На редких остановках выходил на землю размять ноги, не отходя далеко от состава. Из темноты спокойно подошел парнишка моих лет, по-свойски заговорил. Когда состав тронулся, мы вместе забрались на тамбур. Я выше, он ниже. Сказал, что он в Зугдиди, к которому мы подъехали, учится в ПТУ, даже показал удостоверение. Он знал, как долго стоит состав на каждой остановке. На какой-то остановке он сказал, что лучше пересесть на другой состав, который подойдет через час, а пока можно походить по городу, чтобы не торчать на вокзале и не примелькаться милиции.

Я доверчиво согласился, и мы целый час ходили по темным улочкам спящего провинциального городишка. Он ничего обо мне не расспрашивал. Говорил, как надо воровать в магазинах, выдавливая в прилавке стекло. Я молчал, понимая, что до этого не дойду. Мы вернулись к вокзалу.

Действительно, через час подошел скорый состав, и мы снова поднялись над тамбуром. Вокруг сплошная темь и грохот. Самый длинный перегон от Зугдиди. Состав мчит на бешеной скорости. Вдруг сверху появились черные силуэты и спокойным голосом окликнули, приглашая подняться наверх. Сразу промелькнула мысль, что они от матери, меня всё же разыскали. Я послушно поднялся на крышу вагона. Трое парней, аджарцы, деревенского типа.

— Раздевайся, — коротко сказал ближайший. Он был крупнее меня.

Я понял, что это до обидного банальнейший грабеж. Возникла мысль: схватить ближнего и вместе с ним броситься с вагона. Пусть я погибну, но и этот гад не будет больше грабить по ночам. Можно поднять руку к шинопроводу – вместе сгорим. Но ничего этого не сделал.

— Деньги давай.

Я вынул из кармана несколько рублей, оставшихся у меня после покупки хлеба. Про сотенную в разрезе брюк промолчал, хотя они забрали всю одежду. Неужели оставят в трусах? Нет, парень снял с себя простые брюки и рваную телогрейку, стоптанные тапочки и надел мою одежду. Из кармана брюк достал не съеденный кусок хлеба и протянул мне.

Стало неловко за своё скудное пропитание. Надел чужую одежду, которая на удивление не оказалась грязной и пропахшей чужим потом. Просто была изрядно поношенной. Один из грабителей наклонился к моему попутчику, о чем-то с ним коротко поговорил, я не слышал из-за шума, тот расстегнул брючной ремень и отдал ему. И они ушли прочь от нас.

Мы остались одни. Я молчал, раздавленный ночным происшествием. Рушились мои планы. Парень вяло поругивал грабителей. Длиннейший перегон наконец-то закончился. Парень сказал, что грабители могут вернуться, недолго покрутился возле меня, и, убедившись, что я не побегу в милицию жаловаться, сел на встречный состав и покатил в обратном направлении.

Позже я догадался, что он сыграл роль подсадной утки, наводчика. Для этого и уговорил пересесть на другой состав, где промышляли его друзья-грабители, а я доверился русскому. Меня ещё никогда так не обижали. Возможно, приметили еще в Самтредиа. Они превратили эти грабежи в свой промысел. Вдвойне обидно, что я, как назло, надел всё новое. Даже сам не попользовался. У меня еще никогда не было столь модных туфлей.

Подумалось, что если останусь на прежнем месте, то меня найдут, если не старые знакомые, то другие грабители, и решил продолжить путь на вагонной подножке, под железной крышкой, держась рукой за ступеньки. Ветер сек лицо и глаза. Начинало светать. Состав приближался к Сочи. Узнавал эти места. Но как на вокзале избежать ненужного внимания? Теперь я стал походить на оборванца, про которых раньше читал книги.

Состав остановился на залитом солнцем перроне. Ничего не оставалось делать, как выйти из своего убежища и направиться к переходу, чтобы за ним переждать стоянку и поехать дальше. Но меня уже заметил милиционер, который не спеша подошел, взял меня за руку и отвел в отделение милиции. Я и не пытался вырываться, понимая, что это бесполезно. Со мной никто не разговаривал, не спрашивал. Заурядное и надоевшее явление – поймали босяка с проходящего состава.

Скоро я почувствовал страшную резь в глазах, словно в глаза сыпанули песком. Я не мог открыть глаза и ничего не видел. За руку отвели в медпункт, чем-то закапали глаза и скоро резь прошла. Я снова стал видеть. 

Милиционер повел меня из вокзала в отделение милиции, которое находилось в пятистах метрах под горой. Ничего не спрашивая, оставили в покое. Я ночь не спал, поэтому свернулся калачиком на деревянном диване и крепко уснул часа на два.

Разбудил шум уборщицы, моющей пол. Она сочувственно посмотрела на меня, что-то сказала и дала яблоко. Это было так неожиданно, что я заплакал. То ли оттого, что меня никогда не жалели, то ли потому что я действительно заслуживал жалость, скатившись в какую-то пропасть, и неизвестно, смогу ли из неё вырваться? Отвернулся к спинке дивана, больше не смог заснуть, становилось всё шумнее, начинался рабочий день. Съел вкусное яблоко без остатка. Был голоден, после побега, кроме хлеба, ничего не ел.

Возле выхода на улицу, в отгороженном помещении сидит новый дежурный милиционер, но на меня не обращает внимания, словно меня здесь нет. Я уже начал томиться длительным сидением на диване, но у меня уже не было свободы. К полудню принесли котелок с очень вкусным борщом. Рядом кухня, куда и отнес пустой котелок, надеясь, что предложат и второе.

Нет. Не предложили. Вернулся на своё место. Скоро дежурный подозвал и стал расспрашивать.

Я понимал, что должен врать правдоподобно, чтобы потом не забыть свою ложь и повторить её. Рассказал, что я из поселка Безымянного, где умер мой дед, оставив дом, который продали. На эти деньги я и поехал на юг. На крыше вагона меня ограбили. Он записал, а меня отвели в детскую комнату при вокзале, где кроме меня уже были девочка и мальчик, лет десяти и семи.

Нами занималась симпатичная женщина под 30 лет. Днем она взяла меня с собой в город. Шли долго. Заглянули в продуктовый магазин, где покупателей почти не было, и она купила несколько килограммов сахара. Я помог ей нести. Вероятно, на руки давали определенное количество сахара, поэтому она и взяла меня с собой. Было жарко, поэтому свою фуфайку оставил в комнате. Понимал, что убежать от женщины, а потом и из города, невозможно, найдут. Город я не знал, лишь направление, куда?

На следующий день нас посадили на поезд, и в сопровождении мужчины поехали в Россию. Я лежал на верхней полке и грустно раздумывал о своей почти определившейся судьбе.

Спустя три часа сошли на какой-то станции. Мужчина отвел нас в отделении милиции при вокзале, а сам пошел узнавать насчет машины. Потом долго ехали в открытом кузове автомобиля по ровной дороге обсаженной тополями. В небе пронеслись несколько реактивных самолетов, которых увидел впервые. Видимо, неподалеку военный аэродром.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/07/14/458