Воспоминания инженера-8

15. ОЦЕНКА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРЕДПРИЯТИЙ ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ КАЧЕСТВА ВЫПУСКАЕМОЙ ПРОДУКЦИИ


Я был полностью отстранён от административных обязанностей. Чирков требовал от меня только одного: «Разрабатывайте методику, я Вас принял на работу только для этого!". В результате напряженной работы примерно через три месяца мне удалось разработать оригинальную методику по оценке деятельности предприятий по обеспечению качества выпускаемой продукции. В зависимости от времени возникновения неисправности делились на брак в производстве (оперативная информация), отказы при эксплуатации и рекламации, которые приходят изготовителю позже всего.

Поэтому у каждого вида неисправностей был выбран свой коэффициент значимости с учётом времени проявления. При ранжировании предприятий по суммарному коэффициенту учитывалась динамика процесса. При получении двумя предприятиями одного и того же по величине суммарного коэффициента выяснялось, при каких обстоятельствах предприятие достигло такой оценки: при "падении" или на "взлёте". После этой оценки ранжирование уточнялось.

Удача окрылила не только меня, но и Чиркова. Он предложил мне выступить с докладом в МАПе в Инспекции по управлению качеством и пригласить Черкашину, бывшую мою сотрудницу, которая не смогла разработать оригинальную методику. После доклада Черкашина высказала мне свою обиду:

"Что же Вы раньше не сказали мне об этой идее?"
"Я сам додумался до этого недавно, а раньше просто не было времени, заедали административные заботы" – ответил я.

Руководство инспекцией по качеству МОП в лице начальника Бориса Романовского и его молодого заместителя Владимира Малушко отнеслись к моей методике очень холодно, с каким-то предубеждением. А вот сотрудники смежного министерства ухватились за методику сразу. Их представитель "срисовал" методику почти из-под руки и по горячим следам внедрил предлагаемый метод оценки предприятий на Соликамском бумажно-целлюлозном комбинате. Чирков тоже был доволен моим методом, а мне захотелось ещё большей славы!  Вячеслав Карпович Чирков ”состыковал” меня с представителем института смежной отрасли, неким Г.И.Черкасским, который был кандидатом технических наук, и моя статья о новом методе оценки предприятий в соавторстве с Г.И. Черкасским и директором какого-то отраслевого института В.И. Растегаевым была опубликована в сборнике Министерства строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности №20 в 1977-ом году. Отпечатали доклад без единой поправки. А когда я за этот "коллективный" труд получил 6 рублей 25 копеек – мне стало очень обидно. Но всё-таки слава превыше всего!

На всякий случай Чирков посоветовал мне депонировать мою методику во Всесоюзном научно-исследовательском институте, и я получил соответствующую справку с указанием только моего единоличного авторства!

Ещё один раз мне пришлось выступить с докладом о предлагаемом методе на ВДНХ под "псевдонимом", изображая из себя представителя чужого министерства.

Практически в одно и то же время с разработкой упомянутой методики у меня возникла идея упорядочить потоки информации в МОПе, которые циркулируют между Главками Министерства и предприятиями-разработчиками и предприятиями-изготовителями. К разработке методики обследования потоков информации, курсирующих внутри Министерства, я подошёл серьёзно и основательно. Познакомился с технической литературой по этой теме, стал делать первые наброски новой методики. Понял, что любая методика обследования неизбежно будет изменяться в процессе самого обследования, будет "умнеть". Для выполнения такой работы нужен толковый и творческий исполнитель. Вспомнил о таком молодом исполнителе, о Светлане Сабельниковой, которая пришла ко мне в бригаду надёжности в КБ-82. Взять Светлану в ГИНИВЦ мне не удалось, Черкасов забраковал, Светлана упорно называла себя в документах Светланой Давидовной. Положение было сложным, но я решил рискнуть, работу по обследованию потоков информации могла выполнить только она. Светлана согласилась и оформление пошло своим ходом. Через некоторое время ко мне подошёл Чирков: "Вас вызывают в отдел кадров по поводу Светланы". Я вошёл в кабинет начальника отдела кадров, Евгения Петрова, молодого чекиста. Он по-барски сидел за своим столом в кресле. На столе лежали какие-то три группы бумаг, очевидно анкетные документы. Петров разрешил мне присесть и прочёл лекцию о злостных происках Израиля против Палестины и участии его в международном шпионаже против нашей страны. Когда Евгений Петров закончил свою лекцию, я ему сказал следующее: "Светлана пришла ко мне в бригаду надёжности в КБ-82 по распределению после окончания МАИ. Она очень толковый инженер, никогда не проявляла излишнего любопытства в работе. С работой по созданию новой методики может справиться только она. Её родителей знаю: мать – хохлушка, отец – пожилой еврей".

Евгений Петров встал из-за стола и молча при мне стал подписывать три кучи бумаг, которые при моём приходе лежали у него на столе, приговаривая: "Я Вам ничего не говорил, все бумаги мной давно подписаны". Это была моя явная победа в искусственно созданном в нашей стране ”национальном" вопросе!

Для того чтобы обследовать потоки информации в Главках методика должна была быть обязательно утверждена самой Главной инспекцией качества МОП, точнее, её начальником Борисом Романовским. Романовский был против слова "обследование", которое стояло в заголовке нашей методики.

Он считал что "обследовать" Главки имеет право только одна Главная инспекция, при чём тут какой-то научный отдел какого-то экономического института? В конце концов, нам удалось убедить Главную инспекцию и Романовский подписал документ. Удивительно быстро методику подписало само министерство в лице заместителя министра М., очень молодого человека, который сам ещё совсем недавно возглавлял какой-то Главк. Фамилию его я, к сожалению, не помню.

С утверждённой методикой мы со Светланой пошли "обследовать" информационные потоки Главков. Полностью в работе я участвовать не мог, у меня не было времени, поэтому я провёл для примера "обследование" совместно со Светланой одного самого "матерного", второго, Главка. Главк был нормальный, а вот начальник очень грубый. Все остальные Главки Сабельникова прошла самостоятельно и в нужных случаях корректировала методику в процессе работы. Отчёт получился толстенный и убедительный, представленного в отчёте материала наверняка хватило бы на несколько десятков кандидатских диссертаций, как сама Светлана говорила мне несколько позже.

А надо мной снова сгущались тучи. На моих глазах готовилась замена беспартийного Чиркова на партийного Фёдорова Владимира Сергеевича. Фёдоров чувствовал моё отношение к нему и старался предотвратить мой уход обещанием обеспечения мне скорой защиты кандидатской диссертации.

Но меня никакие посулы не устраивали. Я позвонил Борису Антонову, бывшему однокурснику, и попросил содействовать моему переводу. Борис в то время работал в НПО "Молния", которое образовалось на бывшей территории КБ-82. Полностью тематику работы он раскрыть не мог, намекал, что тема околокосмическая и, зная моё неравнодушие к новым проблемам, советовал на новом месте заняться темой "Планирование эксперимента". Я заинтересовался его предложением и стал подбирать соответствующую литературу, но переход затянулся почти на целый год. Борис держал меня на крючке и говорил со мной всегда настолько уверенным и многозначительным тоном человека, который якобы свободно вхож в кабинет к тогдашнему самому Генеральному конструктору НПО "Молния" Глебу Евгеньевичу Лозино-Лозинскому. Другими словами, Борис кормил меня пустыми надеждами и обещаниями. Мне эта тянучка надоела и я позвонил Александру Васильевичу Потопалову, который в своё время был Главным конструктором в КБ-82 , а после образования НПО почему-то стал всего-навсего первым замом Лозинского...

Годовое ожидание меня утомило, я не выдержал и в одну из пятниц позвонил Потопалову прямо с работы:"Александр Васильевич, здравствуйте, Вас беспокоит Геннадий Юрьев, помните такого? Мне срочно нужна Ваша консультация".

"Здравствуй, Геннадий, я тебя помню. Понедельник, вторник ... среда, приезжай в среду" – пригласил меня Потопалов.

Я оформил командировку и приехал в НПО "Молния" в назначенный день рано утром, но Потопалов был вызван в Министерство и надо было ждать часов до трёх. Борис Антонов меня увидел, завёл в кабинет начальника отдела Леонарда Николаевича Селиванова, который в это время отсутствовал, и стал мне расписывать волшебные перспективы проблемы ”Планирование эксперимента”.

Вскоре вернулся из Министерства Потопалов и я пошёл к нему на "консультацию". Потопалов внимательно выслушал мой рассказ о том, как меня «охмуряет» Антонов проблемой ”Планирование эксперимента" и сказал: "Геннадий, это не планирование перспектив, а самое примитивное проведение контроля за выполнением плана НПО: выполнено – не выполнено, вот и вся наука! Эта работа не для тебя, а вот взвешиванием ”Бурана” никто не занимается”.

"А как же Иван Зиньковский, он ведь начальник весовой бригады НПО с 1976-го года?"– неуверенно пробормотал я.

"Геннадий, ты ведь знаешь Зиньковского, это просто Ваня, он проблему взвешивания ”Бурана" не сможет решить" – уверенно заключил Александр Васильевич. Так я принял окончательное решение, а Борис, оказывается, собирался меня обмануть, так как он параллельно с выполнением основной работы в НПО ”Молния”, собирался устроиться в МАИ читать лекции по аэродинамике и ему на время ”отлучек” нужен был постоянный и надёжный заместитель на основную рутинную работу по контролю выполнения рабочих планов подразделениями НПО. Вот такие бывают друзья по институту! Антонов всё-таки добился своего: на эту должность ему ”удалось” охмурить нашу однокашницу, Киру Кожевникову... О её тяжёлой и ответственной работе по контролю выполнения планов в НПО позже я написал стихи:

Сети планов, сверстанные наспех –
(Лень отделам думать головой),
Подымаешь, Кира, шуткой насмех,
И идёшь за справедливость в бой!

Потопалов, Щенников и Щелин
На известных ”спорных”четвергах
Убедиться много раз успели –
Там, где ты: обману полный крах!



16. РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ВЗВЕШИВАНИЯ И ЦЕНТРОВКИ "БУРАНА"


После консультации с Потопаловым меня мгновенно приняли в бригаду Зиньковского на должность ведущего конструктора. Прошлый мой опыт по взвешиванию самолётов Ил-14 и Ил-18 был невелик в прямом и переносном смысле: взлётные массы этих самолётов соответственно составляли 17,5 18,0 т. и 59,2 64,0 т. (разброс за счёт модификаций), масса "потопаловских" ракет была ещё меньше, а максимальная взлётная масса ”Бурана» ожидалась в пределах около 105 тонн! Потопалов посоветовал мне вспомнить "молодость" и решить проблему практического взвешивания и центровки "Бурана". Свою новую работу я начал с посещения великого ильюшинского весовика Виктора Михайловича Шейнина, которого знал по работе с первых своих шагов в СКО 30-го завода. Он рассказал, что за время моего отсутствия на этом фронте в проблеме взвешивания и центровки самолётов ничего не изменилось. Мы с ним встретились как родные, вспомнили дни молодости и совместную работу.

Виктор Михайлович Шейнин объяснил мне, что принципиальных изменений в технологии взвешивания самолётов, даже близких по массе к "Бурану", за это время не произошло: самолёт закатывается в ангар, основные шасси помещаются на платформы встроенных рычажных весов, под носовое шасси устанавливаются передвижные весы.

Виктор Михайлович вспомнил о допотопных средствах весоизмерения типа месдоз и современных тензодатчиках более точных, чем месдозы, но менее точных, чем рычажные весы.

Консультация у Шейнина дала мне массу пищи для размышлений. А на прощанье Виктор Михайлович подготовил и передал мне вместе с сопроводительным письмом действующую на тот момент в ОКБ Ильюшина инструкцию по взвешиванию и определению положения центра масс самолёта Ил-76, якобы по моей устной просьбе (так он указал в тексте сопроводительного письма). Кроме этого он подарил мне огромный юбилейный сборник ОКБ Ильюшина "Теория и практика проектирования пассажирских самолётов" со своим автографом. В юбилейном сборнике было помещено несколько его статей по весовому проектированию. Второй экземпляр сборника с соответствующим автографом он просил меня передать самому Лозино-Лозинскому Глебу Евгеньевичу.

"Подарки" я принял, но решил создать свою методику взвешивания и определения центра масс "Бурана".По методике ОКБ Ильюшина определялась только одна продольная координата центра масс Ил-76 (вдоль оси Х), значение координаты Y принималось по результатам теоретических весовых расчётов. Для космического объекта я решил все три координаты обязательно определять только по результатам практического взвешивания, никакой теории, должна быть только надёжная практика!

С Шейниным эту проблему я не обсуждал, зачем морочить голову корифею весового проектирования? Решение мной было принято самостоятельное и однозначное. Для космического объекта нужно практическое определение всех трёх координат центра масс: Х, Y и Z!

Я уже проработал на ”Молнии” какое-то время и случайно после обеда оказался в лифте вместе с Потопаловым, Дементьевым и ещё какими-то начальниками. Поздоровался со всеми ”пассажирами” и вдруг Потопалов меня спросил (как будто не знал о моём назначении): «Ну, Геннадий, расскажи, где и у кого ты работаешь?”. Я уже говорил, что Потопалов любил импровизацию и юмор. Я ему подыграл: ”Александр Васильевич, я работаю в отделении №400 у Якова Ильича Селецкого, в отделе №420 у Игоря Мерлушкина, в бригаде №425 у Ивана Зиньковского”. Александр Васильевич усмехнулся, оглянулся на присутствующих и лукаво меня спросил: ”И что, ты им всем подчиняешься?”. И опять Потопалов внимательно посмотрел на присутствующих, которые ожидали моего ответа. В этой ситуации я был вынужден многозначительно промолчать... Умного ответа я не смог придумать.

До начала разработки методики надо было найти ангар, в котором мог бы поместиться наш "Буран".Я поехал в ЛИИ и прошёлся по ангарам фирм Мясищева, Ильюшина и Яковлева, но ни один из осмотренных ангаров не устраивал меня полностью по различным причинам:

В одном ангаре были давным-давно разобраны весы, в других ангарах весы были, но не той грузоподъёмности, какие-то ангары не подошли по габаритам (то не помещался нос ”Бурана", то высовывался наружу хвост).

Ещё в самом начале шестидесятых годов я собирался использовать тензометричекие датчики для определения центровки малогабаритной ракеты 9М33 . Взвешивание ракеты на двух деревянных козелках, установленных на платформенных весах, казалось мне примитивным.   
В КБ-82 мою идею взвешивания с помощью тензодатчиков одобрили, и старики-ведущие помогли мне связаться со специалистами института НИКИМП (Научно-Исследовательский и Конструкторский Институт испытательных Машин, Приборов и средств измерения масс) родственного для МАПа Министерства. Приспособление для взвешивания я представлял в форме жёсткого треугольника, опирающегося на три закреплённых тензодатчика, а сверху треугольника на ложементе в определённом положении укладывалась ракета.

С тензодатчиков снимались показания и путём обычных ”рукопашных” расчётов определялась центровка ракеты по оси X и Z.

Разработка и изготовление этой полуавтоматизированной системы определения центровки ракеты была оценена специалистами НИКИМПа примерно в 500 000 рублей. Когда я доложил заместителю Главного конструктора Олло Максиму Григорьевичу об этой цифре он даже психанул: «Это же по старому пять миллионов!". Дело в том, что в стране только что произошла денежная реформа. На моё слабое возмущение он резко заключил: "Будешь взвешивать на почтовых весах и на деревянных подставках-козелках!". "Базарить" я не стал, не в моём характере сталкивать руководителей или идти, например, жаловаться к Потопалову.

Правда эта ракета не пошла в серию, мы не смогли уложиться в отведённый весовой лимит 75кг. Нас обошёл Пётр Грушин, фирма которого пробила свой вариант под 130кг.! Правда, проектируемая нами ракета была более маневренная, с поворотным крылом, а грушинская менее манёвренная, выполненная по схеме "утка", да и по массе она оказалась почти в два раза тяжелее! Но фирма есть фирма, Грушина знала вся страна!

Через много лет пришлось вспомнить про "волшебные" тензодатчики и поехать в НИКИМП в Холодильный проезд на консультацию. Взял с собой в поездку для ускорения дела ответственных представителей ТМЗ (Тушинского Машиностроительного Завода). В самом начале разговора я просил теоретиков института создать новые тензодатчики с погрешностью не более 0,1% от замеряемой массы. Цифру допустимой погрешности взял из рекомендаций отраслевого стандарта по рычажным весам. Оппонентов удалось убедить, но с большим трудом. Пришлось объяснять, что диапазон взвешивания для каждого датчика чётко определён его местоположением под полусферами поддомкрачивания "Бурана" и каждый тензодатчик может быть оттарирован под свою нагрузку, погрешность может быть уменьшена за счёт установки в каждом датчике нескольких весоизмерительных стержней сопротивления. А когда мне уже удалось уговорить представителей института, то я вспомнил, что нам надо будет взвешивать ещё "лётный" вариант "Бурана» с топливом, а по условиям пожарной безопасности взвешивание самолёта с топливом разрешается производить только вне ангара! Пришлось пойти на уступку оппонентам и согласиться на увеличение погрешности до 0,2% . Позже я узнал, что лётные испытания "Бурана" проводил известный лётчик-испытатель Игорь Петрович Волк. Он отрабатывал автоматическую посадку "Бурана". Ведь на нашей штатной машине не было двигателей, в отличие от американского "Шатала", который совершал посадку только при работающем двигателе в ручном режиме управления.

Наш ”челнок” мог садиться в режиме автопилота, без участия экипажа.

Необходимо напомнить , что для "Бурана" я твёрдо решил определять три координаты центра масс: Х,Y и Z. Для этого следует замерять нагрузки, приходящиеся на три опорные точки (например, на полусферы поддомкрачивания), в трёх положениях "Бурана":

• в горизонте,
• ”нос” кверху,
• ”нос” книзу.

Угол подъёма и угол наклона (”нос”кверху, ”нос” книзу) в каждом положении должен был быть не менее 5и градусов для обеспечения точного определения координаты Y.

В скором времени было составлено техническое задание и подписан договор о разработке и изготовлении двух комплектов весоизмерительного устройства ... с микропроцессором! В микропроцессор молодым программистом НИКИМПа были введены мои громоздкие «двухэтажные" расчётные формулы и алгоритм последовательности выполнения программы определения координат центра масс. Окончательные результаты всех расчётов должно было выдавать на бумажную ленту печатающее устройство, помещённое в корпусе микропроцессора. Напуганный обещанным быстродействием системы, а главное тем, что мои "сермяжные" знакомые формулы будут "спрятаны" в электронных мозгах микропроцессора, я попросил программиста предусмотреть обязательный вывод на печать первичных исходных данных: значения нагрузок, приходящихся на опорные точки в каждом положении "Бурана". Эти данные давали мне возможность выполнения расчёта центровки с помощью обычных формул на калькуляторе.

Взвешивание "Бурана" и его "близнецов" проводилось не менее десяти раз. Взвешивались они в полной и неполной комплектациях, на различных этапах сборки и перед перегоном по воздуху на полигон "Байконур" на "горбу" мясищевского транспортного самолёта ВМ-Т. 
И каждый раз, выполняя процедуры взвешивания, не вполне доверяя микропроцессору, я по первичным исходным данным, выдаваемым печатающим устройством, проводил расчёты на обычном калькуляторе, и каждый раз удивлялся совпадению результатов. До последнего взвешивания я дублировал расчёты микропроцессора. Никаких расхождений!

Необходимо обратить внимание на исключительное свойство микропроцессорного весоизмерительного устройства: на его малый вес и скромные габариты, обеспечивающие оперативную установку устройства в любых условиях производства и эксплуатации объекта (в цехах завода, в ангаре или на полигоне). Короче говоря: самое главное преимущество весоизмерительного устройства заключается в его транспортабельности. Тензометрические датчики сравнительно малы по габаритам и весят около 75 кг. каждый. Сам микропроцессор весит меньше четырёх килограмм, ещё имеется блок питания, кабель, стандартные козелки – всё хозяйство легко может быть "переброшено" в любое место и работать надёжно в условиях "тепличных" ангара или на открытой площадке.

А в это же время НПО "Энергия" на полигоне "Байконур" сооружало в подвале монтажно-испытательного корпуса стационарный стенд для взвешивания "Бурана"на платформенных весах, на которые передавали нагрузку со специального тридцатитонного ложемента три нагрузочные "точки".На ложементе помещался "Буран" с убранными шасси (в такой конфигурации "челнок"устанавливается на носитель). По моей методике "Буран" взвешивался с выпущенными шасси, а изменение центровки при уборке шасси учитывалось путём обычного арифметического пересчёта.

Из элементарной математики известно, что желаемая точность взвешивания, за которую так усердно боролись представители НПО”Энергия”,при принятой ими технологии "гасится" тридцатью тоннами ложемента, вместе с которым приходится взвешивать ”Буран”! В самом начале разработки своего приспособления я попытался убедить начальника весового отдела НПО "Энергия» (фамилии, к сожалению, не помню) в том, чтобы он отказался от стационарного неподвижного стенда и перешёл к использованию только транспортабельного весоизмерительного устройства с микропроцессором, но он резко отрубил: "Мы с Вами разные Министерства!". Правда, в это время уже существовало руководящее указание для специалистов различных Министерств, участвующих в разработке "Бурана" об обязательной экономии расходуемых средств... Больше я никогда на эту тему не выступал. Мне надо было работать, а не заниматься кляузами или доносами.

Как и следовало ожидать, к первому взвешиванию на полигоне "Бурана" НПО "Энергия" не успело соорудить свой стационарный стенд. Наше микропроцессорное весоизмерительное транспортабельное устройство к этому времени успешно выдержало все испытания и было принято в эксплуатацию.

Представители НПО "Энергия" срочно позвонили Лозино-Лозинскому: "Говорят, что у Вас имеется комплект транспортабельного весоизмерительного тензометрического устройства – помогите взвесить "Буран" на полигоне!". Об этой нашей работе Глеб Евгеньевич не знал, не было необходимости "втравливать" его в эту проблему. О моей работе знал только начальник нашего отделения Яков Ильич Селецкий. Человек талантливый и молчаливый. Лозинский вызвал к себе Селецкого, разобрался в проблеме и согласился направить меня и рабочую группу заводских специалистов во главе с начальником КИС Эскиным и профессионалом-специалистом Петрянкиным Сергеем Ивановичем. И мы всей группой, захватив "волшебное" транспортабельное весоизмерительное устройство, улетели на полигон.

Когда мы прибыли со своим "хозяйством" на полигон, наблюдатели НПО "Энергия» поразились простотой нашей технологии: пол ангара, "козелки", комплект тензодатчиков, микропроцессор – и больше никаких паразитно-вспомогательных масс типа тридцатитонного ложемента!

Я никогда не забуду квадратные от удивления глаза представителя весовой службы НПО "Энергия", который присутствовал при взвешивании.

После выполнения всех технологических процедур (последовательной установки "Бурана" в трёх положениях), результаты определения веса и координат центра масс выдавались мгновенно печатающим устройством микропроцессора! Было чему удивляться!

Во время производственной паузы я не удержался и решил провести сногсшибательный эксперимент для полной победы над представителями НПО "Энергия", "хозяевами" своего громоздкого стационарного ... неработающего стенда.

Я попросил Петрянкина Сергея Ивановича взвесить моего начальника бригады Ивана Зиньковского. Микропроцессор сначала зафиксировал массу "Бурана", а потом внутрь грузового отсека вошёл Иван Григорьевич. Разность между взвешиваниями дала точный результат: ровно 75 килограмм, столько весил испытуемый!

Вскоре на работе сложилась сложная ситуация: Зиньковский отсутствовал на "Молнии", он находился в подмосковном санатории на очередной профилактике, поправлял”подорванное” на полигоне своё драгоценное здоровье.

В кабинет к Лозинскому я не был вхож, но в отсутствии Зиньковского начальник отделения Селецкий пригласил подойти меня вместе с ним к Лозинскому, который решил разобраться в погрешностях, даваемых тензодатчиками, при определении центровки "Бурана". Я предполагал, что поздно или рано такой вопрос возникнет и заранее приготовил соответствующие расчёты погрешностей центровки при максимальных отклонениях в показаниях датчиков.
Для полноты картины я брал значения погрешностей ступеньками в диапазоне от 0,5% до 1,0% и построил для наглядности соответствующие графики. В работе были приведены все необходимые расчётные формулы.

Лозинский начал читать мою работу по оценке погрешностей и , дойдя до первой сложной формулы, резко сказал: "У Вас тут неправильно, молодой человек!" Моего имени он не знал, и поэтому назвал"молодым", для меня такое обращение показалось обидным – мне тогда уже было 52 года.

"У меня всё правильно, Глеб Евгеньевич, Вы в формуле видите только числитель, а на знаменатель не обращаете внимания" – возразил я.

"Не перебивайте меня, молодой человек!" – грозно сказал Лозинский.

И он начинал читать отчёт сначала. Дойдя до злополучной формулы, он опять высказал своё мнение о её неправильности, я вновь ему возражал... и так повторилось раза три подряд. Лицо Глеба стало кирпичного цвета. Мне было всё безразличным, но надо было из этой глупой ситуации как-то выходить, ведь рядом со мной сидел уважаемый мной начальник отделения Селецкий. Никаких моих расчётов он не видел, но мудро молчал.

Тогда я сделал хитрый ход, я обратился к Селецкому: «Яков Ильич, может быть мне принести второй вариант расчёта погрешностей через производные?". Яков Ильич кивком головы молча согласился, я вышел и принёс Лозинскому второй отчёт, в котором погрешности оценивались через производные. Видимо, пока я ходил за отчётом, Селецкий успел сказать Лозинскому что-то хорошее обо мне, потому что Глеб больше никаких вопросов мне не задавал, молча полистал отчёт и отпустил меня на рабочее место. Хорошо, что Зиньковского на работе не было, он ничего не знал о моих исследованиях по вопросу оценки точности определения центровки в зависимости от погрешностей тензодатчиков, поэтому он ничего не смог бы объяснить и согласился бы с любым решением Глеба.

Только через какое-то время я узнал причину этого вызова меня к Лозинскому.

Описываемая мной встреча с Главным началась с того, что он протянул ко мне бумажку, на которой были аккуратно отпечатаны какие-то расчётные цифры, со словами: "Откуда эти цифры?". Я сказал, что вижу их в первый раз.

Позже я вспомнил все подробности этого "дела". Начальник моего отдела в то время был не Мерлушкин, а Анатолий Красиков, который занимался управлением только конструкторскими бригадами нашего отделения, весовыми вопросами он не интересовался. 

Я был ведущим инженером в бригаде Зиньковского и решал сложные вопросы напрямую через начальника отделения Якова Ильича Селецкого. Вдруг Красикову захотелось повысить себе свой оклад... Для этого, посчитал он, надо заняться вплотную весовыми проблемами и подошёл ко мне на консультацию. Я показал ему весовую методику и расчётные формулы. Формулы были не совсем обыкновенными – они определяли отношение очень малых числовых величин (надо было учитывать знаков пять после запятой), поэтому я предупредил Анатолия Красикова: ни в коем случае не выполнять расчёты на логарифмической линейке! Он об этом знал, но или не понял меня или обрадовался, что нашёл якобы ошибку в моей методике ("Повышение оклада обеспечено", – так, наверное, подумал карьерист Анатолий). 

Чтобы лучше представить портрет Я.И. Селецкого я приведу стихи, которые посвятил ему задолго до описываемых трагических событий на "допросе" у Лозинского:

Якову Ильичу Селецкому в день семидесятилетия 18 марта 1983-го года

И не скрыть Вам под шапкой седин
Дух новаторский, пыл молодецкий –
Оставайтесь всегда молодым
Шеф, Наставник и Мастер, Селецкий!

Под стол пешком мы многие ходили,
Когда вошли Вы в солнечный "Зенит",
Талант свой и способности раскрыли –
Успехов эхо до сих пор гремит!

Ваш возраст очень к мемуарам склонен.
Листать приятно давние года,
И, находясь в заслуженном покое,
Рассказывать, что было и когда...

Занятье это Вам не по натуре.
Вы, время не растрачивая зря,
Нас обучаете борьбе с халтурой –
А мемуары пишут пусть друзья!

Не кабинетный – подвижной начальник,
По НПО снуёте, как "челнок",
Сто переходов в день берёте дальних,
Не каждый это выдержать бы смог!

Идеи к Вам приходят очень часто,
Особенно, когда Вы на ходу,
Тогда не отвечаете на "здрасьте",
Чтоб словом не спугнуть идею ту.

Бывает, исполнитель нерадивый
Не выполнит работу, и тогда –
Вам отругать его бы справедливо,
Не подбирая мягкие слова.

Вы – человек совсем иного склада:
Где надо за халатность отругать –
Проговорите только лишь тираду:
"Ну, что же Вы, не сделали опять?"

Легко справляясь с целым отделеньем,
Умеете работой нас увлечь,
Всегда в отличном, бодром настроеньи
И груз годов не давит Ваших плеч.

Когда наступит чудное мгновенье
И полетит "челнок", набравшись сил –
Заявит гордо наше отделенье:
"Я.И. Селецкий подвиг совершил!".

От имени прославленных отделов,
От энергичных, боевых бригад,
Сотрудниц и сотрудников умелых –
Примите поздравленья, Адресат!

Повторяющиеся однообразные командировки на полигон для взвешивания "Бурана"мне надоели. Почему-то "Энергия" очень долго налаживала свой стационарный стенд.

Многократное повторение одних и тех же процедур взвешивания не вызывали у меня удовольствия. Народ, обслуживающий весоизмерительное тензометрическое устройство от КИС» а ТМЗ, был очень толковый. Например, Сергей Иванович Петрянкин нашёл выход из сложнейшей ситуации на "Байконуре", когда в ангаре в дикую жару (кондиционеры как нарочно не работали) вдруг "завис" наш волшебный микропроцессор... Это запахло трагедией. Выхода нет. А Петрянкин снял с микропроцессора защитную крышку, поставил рядом включённый настольный вентилятор и работоспособность системы восстановилась!

Об этом талантливом человеке я в августе 1985-го года написал такие стихи:

Сергей Иваныч "петрит" крепко,
Соображать ему не труд.
Весь род его от дальних предков,
Не зря "Петрянкины" зовут!


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

http://www.proza.ru/2012/04/07/1443