Титикака

Туман висел над дорогой, шапкой лежал на кустах и ветках, пластами выползал из канав. Саня, зябко ежась, плелся за Лехой, загребая сапогами пыль, и размышлял о том, что быть таким бодрым, шумным и говорливым в пять часов утра не только неестественно, но даже как-то неприлично по отношению к сонному товарищу. В отличие от него, Леха был классическим жаворонком, и едва открыв глаза, тут же принимался громко и жизнерадостно чирикать.
– Глянь, какое дупло, – шумел он. – Прикинь, из него тоже туман лезет, круто, да?
Саша кивнул, мечтая скорее дойти до места, закинуть удочки, и призвать, наконец, друга к почтительной рыболовной тишине.
Друзья свернули на тропинку и через перелесок двинулись к небольшому лесному озеру, с красноватой («железистой», как сказал бы дед) водой и феноменальными карасями, которые неизвестно как расплодились в этом замкнутом водоеме.
Тропинка привела их к воде, но берег, растворенный в тумане, предстал рыбакам в совершенно непривычном виде, и понять, где именно находятся мостки, с которых предстояло ловить рыбу, было невозможно.
– Пойдем, что ли, направо? – неуверенно предложил Леха. – Кажись, там?
Он двинулся вокруг озера, а Саня шел следом, держа друга в поле зрения. Туман над дорогой теперь казался прозрачной дымкой по сравнению с этими молочно-белыми, плотными и зябкими клубами, которые скрывали берег, воду и прибрежный лес, делая пейзаж таинственным и абсолютно неузнаваемым.
Внезапно Леха вскрикнул и полетел вперед. Саня поспешил к нему. Друг лежал, растянувшись на мокром песке.
– Заррраза, – выругался Леха, приподнявшись на четвереньки. – Какой-то кретин натянул веревку, – продолжал он, вглядываясь в прибрежные кусты. – Погоди-ка… Сань, что это?!
И он, забыв, что можно и встать, быстро пополз на четвереньках  в заросли, туда, откуда тянулась злополучная веревка. Саша поспешил следом.
В зарослях оказалась довольно большая, хорошо утоптанная площадка, со скошенной травой, вырубленными ветками и парой бревен, предназначенных, очевидно, для сидения. Посреди поляны был вбит колышек, от которого и тянулась белая капроновая бечева. Другой ее конец уходил в озеро и терялся в тумане.
– Интересно, что тут делали, – Леха подергал за веревку. – Ну-ка, ну-ка, что там у нас?
– Может, не надо? – попытался остановить друга Саня, – не мы же привязывали…
– Я только посмотрю, – ответил Леха и пошел к воде, держась за веревку.
– Наверно, там сеть, – предположил Саша, – растянул кто-то на ночь на карасиков, и скоро придет забирать?
– Нет, – выдохнул Леха, и в голосе его послышался восторг. – Иди сюда! Смотри, это же…
Саня в сапогах пошлепал в воду.
– Плот, – закончил он.
Гладкие, лишенные коры бревна были связаны между собой все той же белой веревкой. Плот был небольшой – примерно два на три метра. Он качался на воде в полуметре от берега, на железный колышек на корме была намотана веревка.
Леха кивнул:
– Плот. Настоящий. Как этот… Титикака!
– Чего?
– Титикака. Ты что, не помнишь? На нем еще индейцы путешествовали, из Америки на острова, по Тихому океану. Я читал в журнале…
– По-моему, тот плот назывался как-то иначе.
– Я точно помню. Слово такое прикольное. Титикака, – Леха потер руки. – Так, Санек, грузи удочки и мешки, а  я пока отвяжу веревку!
– Ты что? Это ж не наш плот! А ну как хозяева сейчас явятся?
– Да ладно. Мы ж ненадолго, на пару часов всего. И кому нужен твой плот в пять утра? А если что – мы ж его никуда не уносим, тут, на озере. Убудет с них, что ли. Если придут – могут крикнуть, мол, харе кататься, верните Титикаку назад. И мы тут же причалим спокойно и спасибо скажем. Какие проблемы-то?
Когда Лешке что-то втемяшивалось в голову, он становился очень убедительным. Действительно, ничего такого. И Саня решил, что идея, и в самом деле, хороша. Чем искать в тумане какие-то мостки, можно спокойно себе плыть на плоту, а потом причалить к берегу и вернуть транспорт на место. Вот только один момент…
– А как им управлять, ты подумал? – вопросил Саня.
– Предусмотрел, – откликнулся Леха. – На поляне шест валяется, им и будем отпихиваться, чтоб на мель не сесть.
– А если наоборот, – упорствовал Саня. – С глубины как выгребать будем?
– Да какая тут глубина, – засмеялся Леха, и вдруг внимательно посмотрел на приятеля. – Да ты никак трусишь, Санек?
– Сам ты… Просто думать иногда надо, – Саня решительно забросил удочки на плот и уселся. Предлагаю взять с собой воон ту доску, чтоб грести, если что.
– Согласен, – кивнул Леха. – Отдать концы, – скомандовал он сам себе, отвязал веревку и оттолкнулся шестом от берега.
Плот крутанулся, потом тихо и задумчиво отчалил, моментально скрыв берег из глаз путешественников.

– О многомудрый Ра, – голосил Леха, – благослови на плаванье верного сына твоего, Титикаку! Пошли мореплавателям ведро золотых карасей!
Плот качался на волнах, Саня размотал удочку и насаживал на крючок червяка.
– Ну что ты орешь, – сказал он, – во-первых, твой мудрый Ра еще дрыхнет. Не взошло еще солнце. Во-вторых, даже если он пошлет тебе целый вагон карасей, ты своим ревом их всех распугаешь. Где твоя удочка? Ты ловить вообще собираешься?
– Я на вахте, – с достоинством сказал Леха, – я слежу за течением и прокладываю маршрут. И вообще, если бы не я, ты бы сейчас так и искал этот свой причал.
Саня ничего не ответил, потому что закинул удочку и наблюдал, как покачнулся и замер на водной глади пузатый красно-белый поплавок.

Казалось, они застыли на месте: волны плескались по бревнам, от воды тянуло сыростью. Туман  окутывал их со всех сторон, и Саша подумал, что, возможно, они торчат у самого берега, и если спрыгнуть в воду, можно будет легко дошлепать до прибрежных кустов. Бог солнца Ра не спешил подбрасывать им карасей, поплавки оставались неподвижны. Леха заскучал.
– Тэээкс, – сказал он. – Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – И взялся за шест.
Он хотел отпихнуться шестом от дна, чтобы заставить плот двигаться дальше. Но едва не свалился в воду.
– Санек, прикинь! – возбужденно сказал он, а дна-то под нами и нету! Мы на глубине! Круто, да?
– Тихо ты! – прошипел Саня, не спуская глаз с удочки, – кажется, клюет!
Поплавок дернулся, и Саня почувствовал, как натянулась леска. Он резко вздернул удочку, подсекая, и…
– Аккуратнее, ты! – завопил Леха, – ты меня чуть в воду не скинул!
– Отстань, – процедил Саня сквозь зубы. Он крутил катушку и уже видел, как над водой сверкнула золотом первая за утро рыбка. – Ура, – выдохнул он, отправляя добычу в ведро.
– Надо же, – удивился Леха. – Действительно, клюет. Ты слышал, что я сказал? Нас отнесло от берега! И шестом до дна уже не достать!
– Потом разберемся, – отмахнулся Саня. Не видишь, клев, наконец, начался? – и, закинув удочку, перестал реагировать на внешние раздражители.
Леха пожал плечами и уселся с удочкой к нему спиной. Наконец, воцарилась тишина. Саня вытащил подряд четырех карасей, не проронив при этом ни слова. Ему казалось, что стоит только открыть рот, как везение немедленно кончится, и ищи-свищи потом по всему озеру такого клева. Глядя на друга, Леха притих, и тоже поймал несколько рыбешек, сдержано шипя только тогда, когда особо упрямый червяк начинал извиваться, не желая насаживаться на крючок. Туман чуть поредел и окрасился розовым. Это значило, что где-то взошло солнце.
– Ох ты, блин, – наконец, подал голос Леха. – У меня крючок за дно зацепился! – он лег на живот и стал шарить руками под бревнами. – Никак не достать, – пожаловался он. – У тебя запасные крючки есть?
– Забыл, – ответил Саша. – Погоди-ка, – Он отложил удочку и присоединился к другу. – А если вот так, между бревнами руку просунуть?
– Ага, точно. Только раздвигай бревна, чтоб мне руку не раздавило, – и Леха просунул ладонь между бревнами, – Ааа! – Заорал он. – Больно! Зажало! ну чего ты не держишь?
Саша изо всех сил раздвигал бревна, но руку было не вытащить. Надо веревку ослабить, догадался он, и стал дергать и драть бечевку, связывавшую это бревно с остальными. Лешка морщился, но терпел. Наконец, руку удалось высвободить.
– Фух, – облегченно выдохнул Леха. – Обошлось! Хорошо, что не тяпнула за палец какая-нибудь злая рыбина! – и они засмеялись.
– Интересно все-таки, где мы сейчас? – опомнился Саня.
Он взялся за шест, чтобы нащупать дно. Дно нашлось.
– Так и знал, что мы совсем недалеко от берега!
Но берег, показавшийся из тумана, был совсем не тем, от которого они отчалили. На песке чернели старые покрышки, гора пакетов, ржавые банки и прочий мусор.
– Свалка? – поморщился Леха. – Откуда она тут? – и, рассмотрев что-то на берегу, скомандовал:
– А ну-ка, давай, причаливай!
– Что ты забыл на этой помойке, – проворчал Саня, но послушно повернул к берегу.
Леха выскочил на песок и заметался. Схватил кастрюлю с оторванной ручкой, метнулся к камышам и наломал сухих стеблей. Замер, хищно огляделся и выдернул из груды хлама плоский железный поднос. Саня наблюдал с недоумением. Для себя он приглядел на берегу длинную палку и решил забрать и приспособить для запасного шеста. Когда Леха стал сгружать на плот весь этот мусор, Сашка не выдержал:
– Ты чего делаешь? Решил устроить плавучую свалку?!
– Ща будем завтракать, – торжественно объявил друг. – Я пока все устрою, а ты наломай-ка побольше веток!..

…При всем безумии, лехина идея оказалась хороша. Плот дрейфовал по воде, туман таял, съедался солнечными лучами, друзья плыли и смотрели на маленький веселый костерок на носу суденышка, полыхавший в железном подносе.
– Славься, великий Ра, подаривший огонь, – завыл Леха, поднимая голову к небу, – избавь от бури и шторма верного воина твоего, Титикаку! – обернулся к Сашке и продолжил нормальным голосом: – Сейчас прогорит, мы на угли поставим кастрюлю и сварим уху.
– А вода? – осторожно спросил Саня.
– Тебе воды мало, что ли, – засмеялся Леха, – ну, ты даешь!
– Что-то сомневаюсь я, что ее можно пить, – заметил Саня. – И свалка на берегу, и цвет что-то не очень, и мутная…
– Что ты ко всему придираешься, – возмутился приятель. – Все тебе не так! Вскипятим мы воду, понял? И она станет совершенно безопасной для твоего драгоценного организма!
Сквозь клочья тумана проглядывал берег. Озеро было большим, и друзья решили плыть вдоль берега до того самого места, где взяли плот напрокат. Сашкина удочка была закреплена между бревнами, но рыба больше не клевала.

Костерок трещал, солнце светило, и день обещал быть и ясным и жарким.
– Пока угли не прогорели, давай посмотрим, как быстро может двигаться эта посудина, – предложил Леха. – Двигай на корму! Я буду слева шестом пихать, а ты – справа! И – раз!
Плот был неповоротливым, но, когда друзья вместе взялись за дело, постепенно стал набирать ход. Помогало течение. Незаметное на поверхности, оно неумолимо тянуло судно вперед.
– И – пять! И – шесть! – вопили они. От встречного ветра угли в подносе разгорались ярче. К дымку примешался другой, кисловатый, запах, будто горела пластмасса.
– Чем пахнет, Лех? – поинтересовался Саня, не прекращая орудовать шестом.
– И – семь! – орал в ответ друг, – понятия не имею! Какая разница? Давай еще быстрее!
Разница была, и огромная, и ровно через полминуты друзья об этом узнали.
– Полундра! – заорал вдруг Леха. – Прямо по курсу – рифы! Тормози, Санек! Тормозииии!!!
Саня обернулся, и увидел, что плот несет прямо на огромный валун, торчащий из воды. Он покрепче уперся ногами в бревна, изо всей силы налег на шест, и…
Шест сломался, и Саша, теряя равновесие, полетел вниз, за миг охватив взглядом всю картину: как плавно, будто в замедленной съемке, плот наполз на валун, и золотыми искрами рассыпались, взметнулись над подносом угли, как заорал и прыгнул в сторону Леха, и опрокинулось ведерко с рыбой. Напоследок он заметил, как вздыбились красивым веером и распались, словно выпавшие из коробка спички, двухметровые бревна, те, что еще мгновение назад составляли единое целое, и ухнул в воду, врезавшись головой в дно, так, что в глазах вспыхнула разноцветная радуга.

…Он лежал на песке, а над головой было синее небо. В небе парила огромная птица. Ее оперение блестело под золотыми лучами. Воины смотрели на солнце, не мигая и не отводя взгляд. Их обветренные лица были печальны.
– Это было доброе плавание, бледнолицый брат, – сказал первый, с большим луком и колчаном разноперых стрел.
– Во славу великого Ра, – добавил другой.
– Но ты проиграл, – сурово заключил третий, самый старый, чья медная кожа была изрезана глубокими складками. – Мы отдаем тебя на суд Великого Ра!
– Великого Ра, – повторили они хором.
Орел планировал, сужая круги. Опустился на песок и обернулся высоким человеком в золотых одеждах. Голова человека осталась птичьей. Индейцы опустились на колени и воздели к нему руки:
– Великий Ра! – сказали они.
Бог солнца приблизился и посмотрел прямо в глаза. Саня почувствовал нестерпимый жар в области солнечного сплетения. Клюв открылся, и божество произнесло:

– Санек, ты что? Вставай! Давай-давай, Санек, дыши! дыши глубже!
Птичий облик расплылся, уступив место круглой и озабоченной лешкиной физиономии. Саня потряс головой.
– Жив? Ну вот, другое дело! – обрадовался друг. – Приплыли, Санек. Как ты меня напугал!
– Я понял, – Сашка с трудом разлепил губы. Саднило щеку, и болела голова. – Что это за запах был, понял, – пояснил он. – Это веревка расплавилась. Ржавый поднос прогорел, а угли расплавили веревку…
– Кто так строит, а? – возмутился приятель. – Надо им было потолще веревку брать! Пеньковую!
– Кон-Тики, – сказал Саня, садясь. – Я вспомнил. Тот плот назывался Кон-Тики. А Титикака – это озеро, кажись, такое…
– Как вы лодку назовете, так она и приплывет, – Леха задумчиво почесал затылок.  – Ладно. Давай-ка вещи вылавливать. Домой пора.

Друзья подобрали удочки и рюкзаки. И, прежде, чем отправится в обратный путь, остановились на берегу и надолго застыли в молчании, отдавая последний долг верному сыну великого Ра, красе и гордости озерного флота, храброму и несокрушимому плоту Титикака.

читать далее: http://www.proza.ru/2012/11/01/695