Мины на русско-японской войне. ч. 15

Мины на русско-японской войне.



В начале XX века на вооружении всех флотов мира (в т.ч. и русского) было два типа мин:


- мины заграждения различных модификаций (В.С. Высоцким, в одной из песен,  они красиво названы «рогатая смерть»).  Они крепились на якорях к дну и удерживались на определённой глубине при помощи тросов («минрепов») .  Установленные виде минных полей, начиненные мощным зарядом взрывчатки, незаметные
на поверхности  моря, они представляли страшное оружие и угрозу для ЛЮБЫХ надводных кораблей;
(Именно мины заграждения стали самым мощным  и эффективным оружием русского флота  в русско-японской, да  и в Первой мировой войнах. Именно от них понёс самые свои тяжёлые потери японский флот,  (о чем речь еще  впереди) и они же стали основной «головной болью» германских кораблей на Балтике в 1914-17г.г.


- самодвижущиеся мины Уайтхеда (торпеды) также оказались чрезвычайно эффективным средством ведения войны на море. Даже маленькие и «слабые», не бронированные  корабли, имевшие эти мины, могли причинить серьёзный, а порой и смертельный  вред неприятельским судам.


Это в самом начале войны доказали японцы. 
Их атака нашей эскадры,  силами всего 4-х миноносцев, оказалась неожиданной для русских и очень эффективной.
Вот как это произошло:

Из Рапорта Начальника эскадры Тихого океана Вице-Адмирала Старк Наместнику Е.И.В. от 6 Февраля 1904 года №628:

«Имею честь представить Вашему Высокопревосходительству, составленный по флагманскому вахтенному журналу и из донесений командиров, отчет о нападении, произведенном в 12-м часу ночи 26 Января японскими миноносцами на вверенную мне эскадру на рейде Порт-Артура. В соответствии с указаниями Вашего Высокопревосходительства о продолжающихся больших военных приготовлениях Японии, на вверенной мне эскадре, стоявшей в числе 16-ти вымпелов на внешнем Артурском рейде по прилагаемой диспозиции мирного времени, с 19 Января были приняты меры к подготовке судов по первому требованию начать военные действия и по охране рейда в ночное время.

…имея указания о преждевременности больших предосторожностей и о возможности мирного исхода политических переговоров, я во избежание столкновений судов и других аварий на рейде, на котором передвигались по ночам пароходы землечерпального каравана и Общества Восточно-Китайской железной дороги, разрешил, по изготовлении судов к отражению минной атаки, иметь штаговые и кормовые огни открытыми; миноносцам же и лодкам, крейсировавшим в море - ходить с отличительными огнями. В таких условиях стояла вверенная мне эскадра в ночь с 26 на 27 Января. В море крейсеровали миноносцы "Бесстрашный" и "Расторопный"; лодка "Гиляк", ожидая в 11 часов вечера выхода лодки "Бобр" на смену, оставалась на якоре. Дежурными под парами были крейсера "Аскольд" и "Диана", дежурными по освещению "Ретвизан" и "Паллада". 26 Января в темную ночь, при полном штиле, вскоре по съезде с "Петропавловска" начальника морского штаба и командира порта, бывших у меня на совещании, в 11 часов 35 минут раздался первый взрыв мины, пущенной с японского миноносца в броненосец "Ретвизан", который немедленно открыл огонь всем левым бортом. Атака была столь неожиданна и так противоречила последним успокоительным известиям, что первое время на моем флагманском броненосце господствовало убеждение, что взрыв у борта броненосца "Ретвизан" произошел случайный и был лишь следствием неосторожного обращения с минным аппаратом на наших же миноносцах, на которых именно в этот день мины были изготовлены к боевому выстрелу. Трудно было поверить, даже после свершившегося факта, такому, несвойственному воинской чести, способу объявления войны. Дальнейшее донесение сигналом с броненосца "Цесаревич" окончательно рассеяло всякое сомнение в намерении японцев вывести из строя большую часть эскадры, до начала военных действий.

Вслед за "Цесаревичем", крейсер "Паллада" сообщил сигналом о полученной им от неприятельской мины пробоине.

Сравнительно позднее извещение с этих двух судов о нападении на них - произошло по отдаленности их от флагманского корабля, на котором был слышен лишь взрыв под "Ретвизаном", стоявшим в трех кабельтовах от "Петропавловска", а равно и вследствии полного прекращения на них электрического освещения, прервавшего и обычную сигнализацию. По донесениям командиров и по числу найденных впоследствии плавающих мин, по судам эскадры было выпущено не менее восьми мин, из которых три достигли цели, две подняты из воды в целости и три найдены на берегу разбитыми. Из тех же донесений видно, что число нападавших миноносцев было не менее четырех, сопоставляя же время встречи нашим сторожевым миноносцем "Бесстрашный" под N берегом четырех миноносцев - с моментом первого взрыва, можно заключить о присутствии другого такого же отряда, не принявшего, однако, участия в атаке. Все атакованные наши суда отражали усмотренные миноносцы из всех скорострельных орудий до 6" включительно. Потери японцев во время атаки определенно выяснить не удалось, но, по свидетельству офицеров и нижних чинов с броненосца "Ретвизан" и крейсера "Паллада", два или три миноносца были потоплены выстрелами крейсера "Паллада" и броненосца "Победа", стоявшего между нашими двумя пострадавшими броненосцами. Сигналами и через посланных офицеров, поврежденные корабли сообщили о своем опасном положении. Дежурные крейсера "Аскольд" и "Диана" по сигналу приблизились к ним для оказания помощи и одновременно из порта были потребованы буксирные пароходы для немедленного ввода их на внутренний рейд.

Для снятия же команд, в случае надобности, потребованы гребные суда. Все распоряжения мои с "Петропавловска" на эскадру, а равно донесения Вашему Высокопревосходительству и переговоры с командиром порта требовали усиленной сигнализации, при одновременной необходимости оберегать флагманский корабль от атаки вследствие чего многие приказания передавались через офицеров на паровых катерах…

В заключение  своего отчета считаю долгом донести, что положение броненосцев "Цесаревич" и "Ретвизан" вскоре после взрывов было настолько критическим, что без проявленной командирами этих броненосцев, их офицерами и командами распорядительности, знания и энергии, оба корабля затонули бы на внешнем рейде на глубине 12 и 19 сажень. Пользуясь наступившим моментом полной воды, они смело вошли в проход и тем спасли вверенные им суда от гибели. Осмотр одной из найденных мин показал, что японцы стреляли 18-ти футовыми, с зарядами в шесть пудов, минами, снабженными особым приспособлением для прорезания сетей. Клапан потопления был поставлен по боевому, но не открылся и мина осталась на поверхности. Мины были снабжены приборами Обри».


Вот такая удачная атака получилась у японцев.

- Обратим внимание на то, что даже ПОСЛЕ подрыва «Ретвизана», в штабе Старка «господствовало» (!!!) мнение о том, что это всего лишь случайный взрыв, вызванный неосторожным обращением с минами Уайтхеда на наших же миноносцах.  И видимо, это мнение основывалось на знании штабом эскадры реальной  ситуации с боевой подготовкой наших миноносцев «вооружённого резерва».
(О том, КАКОЙ уровень подготовки тогда имели команды русских миноносцев, говорит тот факт, что на  «Расторопном» и «Бесстрашном», несших боевое дежурство в роковую ночь нападения японского флота на Порт-Артурскую эскадру, торпеды в аппаратах даже не были поставлены на боевой взвод);

- Неверным оказалось и утверждение из рапорта Старка о потоплении «двух, или трёх»  японских миноносцев, в ходе этой атаки. Слишком обескураживающим было начало войны для нас, и стремление хоть как-то сгладить горечь  своих потерь, приводило к заявлениям о мифическом утоплении японских кораблей в рапортах Старка и Руднева;

- Кстати, надо бы опровергнуть и старую выдумку о том, что накануне японского нападения офицеры русской эскадры были на каком-то «балу», или именинах Старка. Это полная ЕРУНДА.
Вот что вспоминал об этой сплетне участник обороны Порт-Артура контр–адмирал Д. В. Никитин (Фокагитов), в мемуарах, изданных в США ещё в 1954 году:
«Клевета, с первых дней войны распространявшаяся по всей России о том, что в ночь начала войны офицеры флота были на балу, по случаю именин адмиральши Старк и потому–де прозевали минную атаку японцев, особенно махровым цветом зацвела вновь, почти через полвека, в советском романе «Порт–Артур».
Автор этого романа, г–н Степанов, утверждает даже, будто бы бал происходил в Морском собрании и сам Наместник открыл бал с адмиральшей Старк.
У адмирала Старка на дому были именины дочери и кое–кто из молодых офицеров там был в тот день. С вечера же сообщение с берегом эскадры, стоявшей на внешнем рейде, было прервано по сигналу флагмана. Все офицеры были на своих судах. Сам адмирал Старк находился на своем флагманском корабле «Петропавловск». Все мы это точно знали тогда и не сомневаемся в этом теперь, через полстолетия...

я сам видел, проходя мимо Морского собрания в одиннадцатом часу ночи, что никакого бала там не было. Да как бы я и без того мог этого не знать, если по два раза в день бывал там — к завтраку и обеду?
Кроме того, в Морском собрании, помещавшемся в одноэтажном доме, был всего один небольшой зал, где стояли три стола, за каждым из которых могли усесться человек 8–10. Фантазия Степанова безгранична. Это тем более печально, что в его романе действительно имеется столько мелочей артурской жизни и такая осведомленность о бесконечных сплетнях того времени, сохранившихся в памяти артурцев до сего дня, что для него, как несомненного участника Порт–Артурской эпопеи, не было надобности выдумывать факты...

(На днях в Париже появилась в продаже книга ген. — майора А. Сорокина «Оборона Порт–Артура», издание 1952 года, Москва. Она изобилует документальным материалом. Сорокин также категорически опровергает клевету о бале, недавно воскрешенную и раздутую г–ном Степановым в романе «Порт–Артур».)...»

Как видим, ещё в сталинское время, в СССР,  эта выдумка была ОФИЦИАЛЬНО опровергнута в книге генерала А. Сорокина (искренне рекомендую любителям истории прочитать её), однако до сих пор множество людей у нас верят в дурацкую сплетню о «бале у адмирала Старка» накануне японского нападения.



Однако во многом, именно результаты этой японской  атаки и деморализовали командование нашей Тихоокеанской эскадры, которое  как-то сразу сникло, отдало инициативу ведения боевых действий японцам,  и перешло к очень осторожным и сугубо оборонительным действиям.


Наутро к Порт-Артуру пожаловала вся японская эскадра адмирала Того. Вот что вспоминал об этом капитан 2-го ранга В.И. Семёнов:
«... Боя настоящего не было. Правильнее сказать — перестрелка. Хорошо стреляют. Первые их два снаряда так и легли оба у самого борта «Петропавловска»... Нарвались на Электрический утес. Его 10-дюймовую батарею успели изготовить. С возвышенного-то берега, да с крепостным дальномером!.. Кажется, им здорово влетело! — 40 минут постреляли и заторопились домой! У нас — азарт, подъем духа! Сигнал: «Преследовать неприятеля!» — «Аскольд», «Новик» — наши скороходы — уж бросились вперед, в первую голову... Вдруг — на Золотой горе поднимают «ферт» («Ферт», т. е. флаг, соответствующий букве Ф., означает — «Предыдущий сигнал отменяется».)... Вернулись... Потом все, в порядке постепенности, вошли в гавань... И вот — стоим...»

Да и потом, доминирующим настроением командования Тихоокеанской эскадры было «осторожность» и приказ «беречь корабли» наместника Алексеева. Капитан 2-го ранга В.И. Семёнов возмущался в своих мемуарах:
«— Как? — думалось мне. — Не рисковать?.. Но ведь вся война — это сплошной риск и людьми, и судами! Разве любая атака миноносца, даже в самых благоприятных условиях, не есть, с точки зрения благоразумной осторожности, самый отчаянный риск?.. Беречь свое судно!.. Но ведь если его берегут в мирное время, то единственно для боя! Если беречь суда от встречи с неприятелем, то лучше всего было бы спрятать их в неприступные гавани, но тогда на кой черт сам флот?!

            «Не рисковать» — вот формула, которой с одинаковым успехом держались: Алексеев — на море, а Куропаткин — на суше.
            Сколько раз вспоминал я эту формулу в течение войны, вспоминал со злобой... с проклятием... Ведь рискнуть все-таки пришлось, но только уже после целого ряда неудач, бесплодно растратив немало сил, не использовав первого подъема духа... В результате — Мукден и Цусима...»


«Оборона – смерть вооружённого восстания», - учил соратников вождь мирового пролетариата.  Пассивная оборона и потеря господства на море  ГАРАНТИРОВАЛА России поражение в войне с Японией.
Это понимали тогда многие.

В материалах стратегических занятий 1902 года, о которых мы  уже говорили, отмечалось:
 «Из каких комбинаций не возникла бы война с Японией, первые действия японцев будут заключаться в усиленной перевозке войск в Корею. Пассивность и выжидание невозможны для японцев     это для них значит идти на верное поражение, так как каждый проведенный ими в бездействии день усиливает русских, у которых флот, а в особенности армия, мобилизуются гораздо медленнее, чем у японцев.
Если Япония не владеет Кореей, то самое лучшее средство охладить ее пыл     это не пустить ее войска в Корею, то есть иметь неоспоримое господство на море. Если превосходство на море останется за японцами, надо сохранить хотя бы такие морские силы, которые сделали бы для японцев опасной перевозку войск вблизи Квантунского полуострова.
Если Япония владеет Кореей, вопрос о роли флота остается собственно почти без изменений.
Одним словом, роль и значение русского флота совершенно не изменится от того, владеет или не владеет Япония Кореей. Если русский флот будет владеть морем, питание русской армии будет в высшей степени облегчено, для чего удобен западный берег Кореи, что очень важно виду отсутствия удобных путей сообщения по Корее. Поражение японцев, лишенных подвоза подкреплений, будет обеспечено и при том в кратчайший промежуток времени.
Именно географическая обстановка при нашем наступлении на Корею сильно увеличивает значение флота и делает для нашей армии владение морем просто неоценимым. Трудно себе даже представить, сколько нужно будет войск и перевозочных средств, чтобы вытеснить японцев из Кореи, если японский флот будет главенствовать на море…
 Полезно будет держать в мирное время значительную минную флотилию в Мозампо, или выслать ее туда сейчас же по объявлении войны, так же желательно оставить ее там в случае неудачного для нас исхода генерального сражения. Присутствие значительной минной флотилии на фланге всех возможных путей, по которым могут перевозиться японские войска, несомненно заставит их отказаться от такой перевозки. Заблокировать минную флотилию невозможно, уничтожить ее на рейде также в высшей степени сложно при существовании минных заграждений. Следовательно, превосходство нашего флота перед японским даст нам надежный мир, так как усиление наших войск в Приамурье нисколько не удержит японцев от захвата Кореи и даже, скорее, вызовет этот захват».

Очевидно, что главной задачей флота было ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ помешать переброске японской армии в Корею, и, если уж это не удастся, помешать  регулярным перевозкам для неё всего необходимого из Японии.
Без АБСОЛЮТНОГО господства японского флота на море, японская армия в Корее и Манчжурии была обречена.
К сожалению, русский флот так и не сумел нарушить это японское господство на море...
Самое обидное, что Россия имела прекрасную возможность по-настоящему изменить крайне не выгодный ей ход войны на море, нарушить морские перевозки японцев на материк, а значит - повлиять и на ход всей компании.
Россия  построила для этого уникальные корабли.
Нет, не броненосцы, и не крейсеры, тут наши силы в Тихом океане были примерно равны японским, а инициативы, умения и мастерства у японских адмиралов было намного больше.

Зато Россия имела  минные заградители: «Енисей» и «Амур». Именно они, при умелом их использовании, могли изменить ход войны.
Ничего подобного японский флот не имел.

В 1889 лейтенант В. А. Степанов предложил конструкцию минного заградителя, обеспечивающую постановку до 10 мин в минуту. Для этого использовался особый кормовой минный кран (Т-образный направляющий рельс, подвешенный над низко расположенной, закрытой минной палубой). В 1895 упрощённая система Степанова  была использована в проекте будущих «Амура» и «Енисея». Отказ от механизации увеличил команду на 70 человек, для их размещения конструкторы увеличили полубак и устроили полуют, что ухудшило ходовые свойства кораблей.
(В. А. Степанов впоследствии стал командиром «Енисея» и погиб вместе с ним 11 февраля 1904 года, об этом мы уже говорили).
«Амур» и однотипный «Енисей» были заложены по программе 1898 года и при жизни классифицировались как минные транспорты. «Амур» спустили на воду в том же году, но из-за серии переделок вступил в строй только в 1901.
Корабли имели хорошие характеристики: приличную скорость  (17,4 узла), водоизмещение 2,5 тысячи тонн, дальность 3 600 миль, а главное – мог нести 450 мин заграждения. Экипаж – 13 офицеров, 29 унтеров и 269  нижних чинов.

Эти  характеристики позволяли использовать эти минные транспорты  в стратегических целях.
Эх, если бы наши флотоводцы отважились скрытно направить «Енисей» с «Амуром» (под прикрытием крейсеров) в Цусимский пролив, или хотя бы к порту Чемульпо (где японский флот производил интенсивные перевозки японских армий вторжения на континент)…
Да там они выставили бы свои 900 мин заграждения!
Была бы сорвана вся переброска сухопутных войск Японии в Корею, а уже высадившиеся японские войска попали бы в тяжелейшее положение.

Да и другой вариант: минирование подходов к острову Эллиот (облюбованного адмиралом Того в виде передовой базы) тоже могло принести нашему флоту большую выгоду.
Стратегическая выгода от успеха этой операции с лихвой перекрывала бы риск ЛЮБЫХ потерь нашего корабельного состава, при её проведении.
Но...

К сожалению, была выбрана другая, сугубо ОБОРОНИТЕЛЬНАЯ  тактика минных постановок:
Русские флотоводцы предполагали наличие  минных заграждений у военно-морских баз, крепостных районов и портов Японии. Поэтому, на дальние рейды к вражеским берегам и базами 1-я Тихоокеанская эскадра так и не отважилась за всё время своего существования.
«В апреле 1903 г. контр-адмиралом В.К. Витгефтом было составлено "Мобилизационное распоряжение по морским силам". В соответствии с ним для обороны входа в Порт-Артур должны быть выставлены десять гальванических донных мин. управляемым с берега по проводам. Кроме того, для усиления обороны прохода на внутренний рейд предусматривалось выставить дополнительное заграждение из двух рядов старых сфероконических мин…
Постановка дополнительного заграждения должна производиться по особому приказанию начальника порта контр-адмирала Н.Р. Греве, становившегося начальником минной обороны Порт-Артура.  Минные транспорты "Енисей" и "Амур" по особому приказанию командующего морскими силами идут ставить минные банки вдоль прибрежья и бухтам, указанным особым расписанием.
Наши стратеги, почему-то, очень опасались японского десанта в порт и город Дальний, которые не имели никаких  крепостных сооружений, ни достаточного количества сухопутных войск.
ПРЕДПОЛАГАЛОСЬ, что в случае десанта в Дальний японцы могли бы  перерезать сухопутное сообщение с Порт-Артуром,  и получить  прекрасную базу для развертывания своей армии для действии в южной Манчжурии и против русского флота.

Но КАК могли всё  это осуществить японцы «под носом» у всей Тихоокеанской эскадры?!  От Артура до Дальнего рукой подать, а русский  флот был мощнее японского и опирался на свою близкую базу. А вот японцам, в случае любого серьезного повреждения их кораблей  в бою,  пришлось бы буксировать их сотни миль, до японских верфей.
Это обстоятельство, почему-то нашими флотоводцами во внимание не принималось.

 27 июня 1903 г. в штабе наместника был составлен и принят план заграждениния Талиенванского залива  силами  минных  транспортов с помощью имевшихся на борту запаса мин. С началом войны, этот план и был реализован (КАК это было сделано – речь уже шла).
Кроме заграждения Талиенванского залива, предполагалось поставить 170 мин па внешнем рейде Порт-Артура, 10 мин в бухте Голубиной; 125 мин у Лунвантана, 40 у Хеси и 20 у Иичендзы.

После подрыва на собственных минах «Енисея» и «Боярина», стало ясно, что наши мины оказались опасны прежде всего для СВОИХ кораблей.
На берегу Талиенванского залива были обнаружены две мины с номерами, принадлежавшими транспорту "Енисей" и в море несколько всплывших мин. Вскоре на берег выброшено еще 10 мин, взорвавшихся при ударе о камни. Причинами этого, как отмечалось,  являлась недостаточная прочность минрепов и малый вес якорей. При свежей погоде мины дрейфовало и обрывало минрепы.
«Печальный опыт «Боярина», видимо, не прошел даром. Минирование Талиенванского залива решено было закончить по строго определенному плану, и с утра следующего дня портовые паровые баркасы занялись подготовительной работой — постановкой вех, места которых точно обозначались на карте и между которыми должны были расположиться линии заграждения», - вспоминал капитан 2-го ранга В.И.Семёнов.

Дальнейшие постановки русских мин заграждения были организованы следующим образом:
«30 января 1904 г. наместник назначил контр-адмирал Лощинского вместо контр-адмирала М. П. Моласа в помощь по морской части коменданту крепости с заведывании прибрежной обороной и судами, не входящими в состав эскадры. Транспорт "Амур" был отчислен от эскадры в число судов прибрежной обороны. Лощинскому поручили закончить заграждение Талиенванского залива. 3 февраля с рассветом отряд под командой контр-адмирала Лощинского в составе минного транспорта "Амур", канонерской лодки "Гиляк", минного крейсера "Гайдамак" и миноносцев "Бесстрашный", "Внимательный" и "Решительный" вышел из гавани в Дальний. В тот же день "Амур" успешно поставил I21 мину в бухтах Керр и Дип. а 5-го февраля 99 мин в Талиенванском заливе. 5 февраля Лощинский доложил об окончании работ по заграждению подходов к Дальнему. 7 февраля с помощью минного плотика с "Амура" выставили 20 мин в глубине Талиенванской бухты, а сам транспорт выставил 55 мин у Саншан-тау. После этого отряд контр-адмирала Лощинского возвратился в Порт-Артур.
Предполагалось провести разведывательное траление со шлюпок. По настоянию коменданта крепости было решено заминировать оставшимися минами бухту Десяти Кораблей, чтобы воспрепятствовать высадке вражеского десанта в тылу Кинджоусской позиции.
С этой целью 10 февраля  контр-адмирал М.Ф. Лощинский вышел туда на минном транспорте "Амур" в сопровождении минного крейсера "Гайдамак", миноносцев "Сердитый" и "Смелый". К 14 часам он вернулся в Порт-Артур, поставив в бухте 20 мин. Впоследствии во время северного шторма одну из мин с оборванным минрепом прибило к берегу, и она взорвалась. На этом закончились русские минные постановки мин начального периода войны. В Талиенванском заливе и ближайших бухтах поставлено 717 мин».
Никакого стратегического значения эти массированные постановки русских мин заграждения на ход боевых действий не оказали. Разумеется, японцы  и не планировали никаких авантюрных десантов у Дальнего, пока  сохранялась опасность активных действий русской эскадры из Артура, а наша сухопутная армия удерживала оборону на реке Ялу.
В апреле1904 г., после поражения русских войск на реке Ялу и переправы через неё японской 1-й армии, и гибели адмирала Макарова на «Петропавловске» в Артуре, 2-я японская армия начинает высадку в бухте Еи-тоа. в 23 милях к северо-востоку от Талиеванского залива. Потом, без серьёзного боя был захвачен порт Дальний, протралены остатки русских минных заграждений в Талиеванской бухте,  и все снабжение армии Ноги, штурмовавшей Порт-Артур, опиралась на построенные нами причальные сооружения Дальнего…

Казалось бы,  эффективность от русских минных постановок начала войны была нулевой.

Однако был один день в этой несчастной для России войне, когда военное счастье первый и последний раз улыбнулось русским.
И ГЛАВНУЮ роль в этом сыграла ИНИЦИАТИВА и НЕСТАНДАРТНЫЕ ДЕЙСТВИЯ командира минного транспорта «Амур» капитана 2-го ранга Ф.Н. Иванова 6-го.

Об этом подробно поговорим позднее, а пока посмотрим, как воевали русские миноносцы обеих наших Тихоокеанских эскадр.



На фото: минный транспорт "Амур".

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/04/12/421