Дело принципа

   - Мужики, - простонал Веня, - похмелиться бы, а?
   -   Кто пойдет? – быстро опередил Федор, пресекая возможность послать его, и   добавил: - У меня нога.
    - У всех нога, у Веньки вон спина, - откликнулся Палыч, - и вообще, чего ходить, можно и съездить. Ноги-то не казенные.
   - Сходить быстрее, - прикинул Веня, глядя в сторону магазина, - по прямой метров сто двадцать - сто сорок, а по дороге пятьсот, а то и более, плюс колея, колдобины.
   - Чтоб ты понимал, - съязвил Палыч, - быстрее, это что ж, быстрее моего «студебеккера» обернешься? Ха, видали, - Палыч явно апеллировал к нам.
         
      Мы - это соседи и друзья друг другу, поскольку живем в одном селе, и дома наши понад речкой, в одной куче. Собрались мы на поляне у крайнего, Палычева, дома. А где ж еще? И речка тут окунуться, и тишина, и женки наши нас не тревожат, понимают, что к чему  после вчерашнего-то (вчера, в субботу, в армию сына Федора проводили, ну и переборщили чуть.  Провожать мы стали еще в пятницу, а в субботу допроваживали).
 
   - Мужики, похмелиться бы, - застонал снова Веня.
   - Нет, дело принципа, - расходился Палыч, - как быстрее - пехом или на моем «студебеккере»? Давай на время! 
   -  Кто пойдет? – опять быстро влез Федор, - у меня нога.
   -   Нога, нога, - передразнил Палыч, - у всех нога. Он повернулся к Петровичу, но тот уже встал с пенечка, на котором сидел, потому что понял - идти ему.
    - Готов, Петрович?- спросил Палыч, - Венька, засекай!
      
     Венька снял с руки часы, положил на ладонь, переждал, когда стрелка встанет вертикально, и скомандовал:
   - Пошел! Да, и шаги считай, для порядка!
   Петрович махнул рукой и, не особо спеша, но споро двинулся к магазину.
      Все напряженно смотрели ему вслед. Венька сосредоточенно переводил взгляд с часов, контролируя время, на удаляющегося Петровича, который уже подошел к крыльцу магазина, затем скрылся за дверью и потом вышел. Двигаясь тем же темпом обратно, он подошел к нам и произнес:
   - Сто двадцать два шага, - помолчал и добавил - до крыльца. 
Подумал и сказал:
   - Не считая восемь ступенек и коридор.
    - Похмелиться бы, - с надрывом промычал Венька  и с надеждой посмотрел на Петровича,- принес?   
   -  Чего? – не понял Петрович, обвел всех недоуменным взглядом, - я ж считать ходил.
            Все смотрели молча и видели, как медленно до Петровича доходит суть Венькиного вопроса.
    - Вот-вот, - не унимался Палыч, - значит так, сто двадцать два шага туда, сто двадцать два  – обратно, итого – двести сорок четыре. Время засек? - обратился он к Веньке.
Тот кивнул.
    - Чего киваешь? Сколько? – Палыч нетерпеливо щелкнул пальцами, - Сколько? 
    - Шесть минут сорок секунд, без коридора и ступенек и… 
    - Дальше не надо, – не утерпел Палыч.
  Ничего не понимая, Венька жалобно вопросил:
- Похмелиться бы, а?
Тут до Палыча стало доходить. Он посмотрел на Петровича:
     - Эх, ты... Э, да ладно уж! Венька – засекай!
     С этими словами он прыгнул в  кабину своего «студебеккера».
         
    Завизжал стартер, мотор затрясся, чихнул, завелся, было заглох, но на «подсосе» взревел медведем -  со звоном хрустнула коробка передач, и машина, как шальная, рванула к магазину. Не глуша мотор, Палыч выскочил из кабины и, вбежав в коридор, кинулся к прилавку, за которым под одинокой тусклой лампочкой стояла продавщица Люся и выставляла из ящика на прилавок, а затем на полку бутылки.  Палыч кинул деньги на прилавок, схватил три бутылки, сунул в сумку, крикнул:
   -   Люся, сдачи потом!
   Выскочил на крыльцо, прыгнул в кабину и, не тратя времени на разворот, на полном газу сделав круг за магазином, рванул назад. Подлетев к поляне, выключил зажигание и, не выходя из машины, заорал:
    - Сколько?
    Стало тихо. Дело в том, что Венька совсем забыл про часы. Сознаться в этом - значит подписать себе приговор. Палыч этого не понял бы. Дело принципа.
   -  Палыч, щас, щас, посчитаем. Значит, так, дорога, крыльцо, коридор…
   -  Без крыльца, без коридора и даже без прилавка! - прохрипел Палыч.
   -   Итак, щас, - судорожно соображал Венька, - значит, у Петровича было шесть минут сорок секунд, крыльцо,…, - глянул на Палыча и быстро закончил, - три минуты пятьдесят пять секунд.- облегченно вздохнул и с надеждой промолвил, - Похмелиться бы, а?
       -  То-то же, - произнес удовлетворенно Палыч  и язвительно добавил, - а то пехом быстрее, как же, щас. Он вытащил из кабины сумку, торжественно протянул Веньке, - Держи уж, спорщик.
    - Я что ж, - сказал Венька примирительно, - я ничего, главное – результат.
    
     С этими словами он, не глядя, сунул руку в сумку, достал бутылку, поискал глазами стакан, попутно увидев разложенную на пеньке закуску из малосольных огурчиков, грибочков и тонко нарезанного сала, заботливо положенного на ломтики хлеба. Также не глядя, он сорвал пробку с бутылки и хотел было уже налить в стакан, как увидел глаза изумленных  друзей, которые уставились на его руки. Он опустил взгляд вниз, поднял, потом опять посмотрел вниз. В левой руке у него, как положено, был стакан, а вот в правой…. Еще не веря своим глазам, он поставил бутылку, достал из сумки оставшиеся две и молча протянул Палычу. Тот уже все увидел и понял.
 
   - Чертова лампочка! – пробормотал он. В руках у Веньки были бутылки с уксусом.
   - Это, вот, значит, как-то,- бормотал Палыч. Засуетился:
   - Мужики, сейчас исправлю, делов-то три минуты….
    - Чего уж тут, - вздохнул Федор, - пойду я схожу, авось успею до закрытия.
   -  А как же нога? – участливо спросил Венька  и уныло добавил:
    - Похмелиться бы, а?
      
    Федор, прихрамывая, почти вприпрыжку побежал к магазину - и вовремя. Люся уже прикрывала дверь, держа в руке замок.
    -Люсь, а Люсь, погоди, - Федор сглотнул комок, который подкатил к горлу от сумасшедшего хромого бега:
    - Люсь, нам бы водочки, а?
   -  Мне что, ворочаться? Дороги не будет, а у меня дел полно!
   - Люсь, так же нельзя, с похмелья ведь, что ж ты, не человек, что ли?
    Федор суетливо сунул деньги в сумку Люсе.
    - Я-то человек, а вот вы?
      Люська глянула так, что Федор пожух, как осенняя листва.
   
    - А вот вы, - продолжала Люська, - вот лично Петрович, а? Чего это он прибежал в магазин, что-то пошептал, и убежал, а? Потом Палыч, как с «кока-кола» сорвался, деньги бросил, орет -  сдачи потом. Какая сдача? Пусть забудет.
       И ехидно спросила:
     - А зачем вам столько уксуса? Вместо нашатыря, что-ли? Одурели с бодуна?
Хотела было продолжить, но, глянув на Федора, сжалилась:
    - Ладно уж, пойдем, а то окочуритесь. Не хочу грех на душу брать….

        Федор, медленно прихрамывая, подошел к поляне, где молча сидели друзья. Присел на пенечек, открыл бутылку, налил в стакан и протянул Веньке. Потом Петровичу, затем себе. Пили молча, насупленно. Последний стакан налил Палычу.
      - Из принципа, -  сказал Федор.

       Палыч медленно выпил стакан, жалобно обвел взглядом приятелей, и, увидев, как у него на глазах закипела слеза, Венька подытожил:
- Дело принципа.
И все рассмеялись. И Палыч тоже.