Русские в Бирмингеме-I. Анютины глазки

         Русских в Англии не любят.  Американцев тоже не любят. Но это совсем другая нелюбовь.  Нелюбовь к американцам подобна стону – восклицанию жены в адрес  супруга,  возвращающегося за полночь  с совещаний у шефа:  «Чтоб ты провалился, кобель постылый!» Вот это «постылый» эквивалент чего? Любви, или наоборот?   Иное дело  чувства англичан к  «раша» .
        Если вас подведут в зоопарке к клетке  со слоном  и спросят: « Слонов любите?» Вы, наверняка, пожмете плечами и уточните: что, мол,  имеется в виду? То есть затруднитесь в определении своих чувств к слону.  Ну, может,  автоматически процитируете  Булгакова: «Что же, я не понимаю, что ли … Слоны - животные полезные».   А вот если вас со слоном в один вольер? Слон  многотонными тумбами переступает,  а вы пальцы на ногах невольно подгибаете…  Или возьмёт и  рядом с вами малую нужду справит,   малой-то  она вам  не покажется. Тут, если  вас  спросят про любовь к слону,  ответ ваш  угадать сложно, но чувства,  которые вы будете испытывать и к слону,  и к слонам,  и к тому, кто про слона  спрашивает, примерно  схожи с тем, как англичане относятся к русским.
      Однако  такое отношение было не всегда.  В  начале девяностых  русских стали пускать на изумрудный   газон  Соединенного Королевства.  А те принялись  его вытаптывать. Кто-то из аборигенов закричал:  «Аккуратнее, этому газону триста лет!»  Русский недоверчиво  вбил каблук в землю, отодрал кусок дерна, поддал по нему, словно по футбольному мячу и пробормотал, бросив  в образовавшуюся  борозду-ямку окурок: «Надо же, триста лет! А с виду как «инда  взопрели озимые». И отвернувшись от  лопочущего непонятное  чудака, помочился в травку.
               
                ***

     Веня прилетел в Англию в начале января. Ночью. А рано утром  вышел из гостиницы осмотреться и прогуляться. Одет он был справно, как и полагалось крутым  российским парням того времени:  в ондатровую шапку-ушанку и  монгольскую дубленку  с  мохеровым пушистым шарфом.  Словом, гулять по  всем известной и всеми  проклинаемой английской  зимней  промозглости  при такой экипировке можно  спокойно,  без риска простудиться.  Однако Веня беспокойство испытывал, правда,  неясное и неявное. Он чувствовал какое-то несоответствие:  то ли  окружающей среды его представлению об устройстве мира, то ли своё  несоответствие  этой самой среде.
     Вокруг влажно  зеленели газоны, а вдоль дорожек на них скромно цвели анютины глазки. Он наклонился и сорвал цветок - российский символ летних клумб, понюхал, зачем-то размял его пальцами, бросил на дорожку и подумал: «Зря я под дублёнку напялил толстый джемпер».  Потом осмотрелся,  было безлюдно,  и вслух произнес:
-Это не Бирмингем, а санаторий какой-то!
Веня прибыл в промышленный   Бирмингем  в составе российской группы   муниципальных начальников изучать опыт работы технопарков и бизнес-инкубаторов. Вообще-то,   в муниципалитете он не работал, а был  Генеральным директором новомодного  тогда акционерного общества с названием «Уральская инвестиционная компания № 1». Аналогичных контор под номерами 2, 3 и т.д. не существовало. Хватало и первой, поскольку ничего полезного из  означенного в ее уставе компания  не делала, а просто получала деньги в обмен на напечатанные типографским способом  довольно красивые листики-открытки с названием  «АКЦИЯ».  Покупали акции малоимущие граждане и муниципалитеты. Зачем?  Первые  хотели разбогатеть, веря беззастенчивым обещаниям рекламы, а муниципальные начальники так превращали бюджетные деньги в личные - наличные и, в частности,  ездили за границу. Перепадало и Вене. Во всяком случае, через месяц директорства он вместо трамвая, под восхищенные взгляды девушек  и уважительные  - бандитов, придав лицу скучающую пресыщенность,  садился в собственный  джип «Pajero»…
   Веня   неспешно шёл по непохожей на улицу улице   , которую старые, могучие каштаны,  дубы  и клёны густым переплетением голых ветвей превратили  в  ажурную арку-аллею, когда неподалёку,  по непривычной левой её стороне  припарковалась малолитражка. Из машинки выбрались две девушки и, оживленно щебеча,  двинулись навстречу Вене.  Англичанки были одеты в одинаковые, похожие на форменные,  шерстяные  блейзеры и недлинные, но широкие юбки из легкой  цветастой материи, которые сильно трепал ветер.  Приблизившись к Вене, девицы неробко, но с каким-то любопытствующим ужасом уставились на него и еще не разминувшись,  прыснули, не особенно сдерживаясь.
«Чёй-то они? Вот дуры!» - озадаченно пробормотал Веня.  Он оглянулся,  как раз  тогда, когда   одна  из девушек  тоже обернулась, взгляды их встретились, и ее хорошенькое  в веснушках лицо вновь накрыла гримаска  едва сдерживаемого  смеха.  В этот момент  сильный порыв ветра задрал юбки насмешницам, и, несмотря на  поспешные попытки тех  укротить подолы руками, Веня успел заметить, что бельишко у англичанок несерьезное;  скорее подчеркивает, чем прикрывает.
     Он не совсем  понял, почему над ним смеялись девушки.  Лицом и фигурой   хорош, рост – мечта  англосаксов  -  6 футов и 3 дюйма. Веня даже проверил под  дубленкой,  застёгнуты ли брюки. Застёгнуты. Да и всё равно не видно.  Оставалось грешить на вид  одежды.  Но чем она смешна,    разобраться уже приходилось только эмпирически, т.е. самым верным, но болезненным для самолюбия  способом.  Выглянуло солнце,  парень  вспотел.  Впрочем, вспотел  он, возможно,   не только  от солнца, но и от смущения. У него появилось чувство, что, несмотря на многослойность наряда, он не одет, а раздет.  Что вот - вот  снова появятся девушки и примутся непонятно, по-английски, хихикать.  Он знал, что  их гостиница университетская и где-то рядом учебные корпуса…  А английские студентки известные язвы…
   Спешно вернувшись в  номер, он первым делом  снял кальсоны. Потом повесил  в дальний угол шкафа дублёнку и ушанку, решив  все это в Англии более не надевать, а если что,  купить плащ и шляпу.  Над Веней в костюме никто не смеялся.  Напротив, англичанки всерьез  строили ему  глазки и обращались на чистом английском, от чего тот  опять впадал в смущение и стыд, так как не понимал ровным счетом ничего, хотя в анкете у него было указано " английский язык, читаю без словаря, свободно объясняюсь".  Про понимание, ведь,  в анкете не спрашивалось. Да и откуда ему было знать, понимает он или нет живых англичан.
   Этот  мелкий конфуз с одеждой, о котором кроме  самого Вени никто не знал, оставил у него   в душе глубокий след.   Иначе чем объяснить, что  и  спустя двадцать лет подаренную ему  женой дорогую, тонкой выделки дубленку одевает крайне неохотно, только чтобы не обидеть супругу. А на большом и ухоженном участке вокруг его особняка нет   английских газонов,  и уж тем более  клумб с анютиными глазками.
               
                ***
    Что и говорить, несмотря на нелюбовь к русским, англичане умеют оставить след в русской душе. Правда и русские в этом смысле (в смысле оставить след) тоже не лыком шиты. А вот   не любить англичан русским не за что. И в этом плане, национальный лидер Путин, у которого нелюбовь с Британией взаимная,  большинством народа  не поддерживается. Вообще-то, большинству россиян Англия, как таковая, похрен. Но те, кто знает, где она и что она,  Англию, англичан и почти всё английское любят  или, хотя бы, уважают.  Может быть, поэтому русских хлебом не корми,  дай «урыть» англичан. Сделать это не так просто,  и дано не многим. С Веней такое случилось. Хотя в том случае он играл роль статиста...  Но об этом дальше.