Октябрь

И она подняла бокал, и я знал, что он был наполовину отпит, знал всё, что она скажет, вплоть до того, что зубы были причиной её одиночества.

Скажет, что это не помогало – стоять часами и чистить зубы.

Знал, что она отстранится от меня и скажет:

- Человеку нужна улыбка. Женщина без улыбки – женщина без шанса.

Так она наказывала меня за то, что я забыл восхититься тем, что она cкинула пару килограммов.

Но я хотел, чтобы всё было на месте. Избыток плоти, в котором утопали мои пальцы.

Я влюбился в неё в клубе фольклорного танца, где она блистала.

Я попытался уткнуться  ей в грудь, сделаться маленьким, поскулить немножко, позволяя ей быть сильной, утешающей меня.  Она сжалась, будто пряча сокровище, и сказала:

- Человек хочет улыбаться.

Тогда я встал. Медленно оделся.

Она осталась сидеть. Выкрикивала свой монолог о зубах и одиночестве, как будто я просто вышел в ванную. Как будто не я опять хлопнул дверью. Не затопал вниз по лестнице.

И всё же я стоял, несмотря на холод и сырость, что прокрались под одежду, не садясь в автобусы, которые один за другим проезжали мимо, стоял, словно ждал, что она выбежит ко мне в слезах, чтобы извиниться. И мы пойдём к ней, и я должен буду сказать, что она красива, и она не оборвёт  меня – наоборот, скажет, что она верит мне,  верит на самом деле.

И бывают моменты, когда кончики моих пальцев доверяются памяти и до сих пор чувствуют, как это - блуждать по её нервной коже.



Авторизованный перевод со шведского и пояснения Шахризы Богатырёвой