За серой стеной

    Лучи заходящего солнца обожгли остроносый купол. Длинная тень от ракеты пересекла двор и воткнулась в стену.
Трое остановились у трапа. Средний подкинул сутулой спиной рюкзак, бросил свысока взгляд на одного, второго и сказал:

- Ну что, пойдем?
- Н-не пойду, - отозвался сдавленный голос слева.
- Ну, её, - поддержал его голос справа. И пояснил: -  насрано там.

Сутулый взмахом головы откинул волосы с лица, возмутился:
- Дроныч, я же просил.
Дроныч отозвался не сразу. Не поворачивая бульдожьей шеи, соскользнул взглядом с изъеденного ржавчиной бока ракеты на выбитые окна пятиэтажки охватившей с трёх сторон двор и процедил:

- Не обещаю, - и, никого не дожидаясь, двинулся на тонких, слишком тонких для рыхлого тела, ножках прочь от ракеты.
- Хорошее ведь место, – не отставал от него сутулый. – Я тут прятался несколько дней – было чисто. Если что, можно и в доме переночевать.

- В доме? Ну-ну, валяй, – Дроныч завернул за угол и позвал: - Дружок!
Из кустов выскочил, похожий на ушастого чертенка, малыш скотч-терьер. Подбежал и, виляя хвостом, уткнулся влажным пятачком в ладонь хозяина.
- Молодец, Дружок. Прикрываешь нас, – расплылся Дроныч. Не переставая теребить шерсть за ухом собаки, сказал: - Вот он умный, никогда не полезет в такое гиблое место, в отличие от тебя.  А всё почему? Потому что у него нюх. Знает, что достаточно всего двух охотников, чтоб захлопнуть ловушку.  А зонки так вообще одной.

Он оглянулся и жирные складки на его лбу поплыли вниз. Покачиваясь, к ним подходил отставший - напряженные руки в карманах длинного плаща цвета грязного асфальта, кучерявая голова уткнулась в грудь, отчего и без того невысокий и щуплый он смахивал на рахитичного паренька.   

- Ты чего, Кишка? Совсем плохо? На вот прими, - Дроныч потянул молнию потертой кожаной безрукавки.
- Обойдусь, - паренёк поднял голову и постарался улыбнуться. Со лба на бровь стекла крупная капля пота.
- Как хочешь, - Дроныч снова застегнул молнию. – Ладно, нечего маячить, пошли отсюда.

Он легонько подтолкнул паренька, проследил взглядом, как тот двинулся вслед за ушастым Дружком, а сам напоследок оглядел двор с остатками детской площадки и ракетой, чудом держащейся на подгнивших опорах.
Прислушался – всё тихо.

Слева, далеко за домом, курит бетонная труба, справа редкий лесок, а впереди от края до края громоздится серая стена, посверкивает чугунными заклепками и петлями колючей проволоки.
По прямой до неё километр, не больше – до темноты дойти можно, если только...
Вздохнув, Дроныч двинулся следом за остальными.

Чёрный хвостик Дружка маячил, то скрываясь, то выныривая из-за обломков плит с торчащими из них перекрученными железными прутьями. Старательно обогнув чахлый лесок, они спустились в слоистый пирог тумана, заполнявший овраг.

 - Дроныч. А вы зонок видели? – неожиданно спросил сутулый.
- Видал.
- Ну и как они?
- Никак.
- А поконкретней.
- Ну и нудный же ты.

В тумане появлялась и пропадала кучерявая голова. Где-то слева всё отчетливее слышался шум воды. Река – по одному запаху гнили не ошибешься.
- Но, Дроныч…
- Ну что - бабы как бабы, ничего особенного. Прячутся где-то в лесах… или подальше, но по весне лучше им не попадаться.
 - Звереют?
 - Типа того. Охотятся на таких, как мы.
 - И что - едят?
 - Не знаю и знать не хочу. Болтают то всякое, но всё не те, что к ним попадались. 
- Так теперь же весна!
- А я про что…

Впереди из тумана проступил кусок стены.
- Дроныч, вы куда это нас завели?
- Не дрейф, Шпала, вышек и пулеметов здесь нет. Проверено!
- Опять ваши обидные клички, я же вас просил. Можно ведь просто Георгий?
- Не обещаю, - холодно бросил Дроныч.

К его ногам подбежал собачонок. Кряхтя, пожилой человек взял его на руки и, хлюпая по невидимому руслу реки, перенёс на другую сторону. Поднялся по косогору.
Теперь стена нависала совсем близко, давила чернотой. Немного в стороне из-под нее торчало жерло железобетонной трубы метра полтора в диаметре.

Кишка прислонился спиной к железным прутьям решетки. Сзади мерно гудел ветер и согревал понемногу озябшее тело.
У входа в трубу Дроныч. Рядом с ним суетится  эта волосатая швабра в комбинезоне. Снимает со спины рюкзак, копается в нём и в следующую минуту яркий луч слепит глаза.

- Убери свет, гнида!
Луч, дёрнувшись, отскакивает в сторону, ползет по разбросанным на дне тряпкам, останавливается на  торчащей из матраца черной вате и тухнет.
- Так значит здесь лучше? – взмах головы откидывает волосы.
- А то. Сюда никто не суется.  А  зимой знаешь как тепло?
- Тепло?
- Не слышишь что ли? Вентилятор.

Дроныч пристроился на край трубы, сдвинул молнию куртки и, открутив крышку грелки, плеснул в сложенную лодкой ладонь. Дружок, беспокойно вившийся у ног хозяина, сразу приник мордочкой и стал громко лакать.
 - Кушай, дружок, кушай. Хороший мальчик, - он еще раз плеснул из грелки и когда собака, вылакав дочиста, подняла преданные угольки глаз, сказал: - Всё, больше не дам, а то как в тот раз - заснешь на посту. Ну-ну, давай Дружок. Сторожить!
И понятливая псина скрылась в тумане.

- Так по трубе же в город можно попасть, - сообразил Шпала.
- Ага щас! Тут решеток понаделано. Да и не только. За ними вентиляторы -  рубят всё в кашу.
- Ну да. Так можно что-то придумать.
- Ну-ну, думай, - Дроныч сделал большой глоток, обтер губы.

- В городе хорошо, - мечтательно произнес Кишка, - тепло, всего завались. Красота, наверно, такая… как в раю. И всё что захочешь. Хочешь тебе пожрать – пожалуйста, хочешь поспать – тоже, а хочешь бабу с сиськами – выбирай какую хочешь. И никто за тобой не охотится. Лафа!
- Чего там бухтишь? - Дроныч протянул грелку в темноту. – Пить будешь?
- Давай пока без меня.
- Ну-ну, потом может и не быть… Смотри, совсем себя доведешь. Ну что, давай ты.

Шпала достал из рюкзака раскладной стаканчик и, присев на край трубы, покорно протянул.
- Надо же у тебя и емкость есть. Ну-ну, – старик плеснул из грелки.
- А закусить чего-нибудь? - неуверенно спросил тот.
- Закусить? Это там - за стеной.

Шпала заёрзал, включил фонарь. Круг света опять пополз по дну трубы и уперся в обмотанный изолентой ботинок. Из прорехи торчал закопченный до черноты большой палец.
- Не могу так, - гордый взмах головы. - Уберите ногу пожалуйста – воняет!
- Я тебе щас уберу!

Сутулый достал из рюкзака флакон и побрызгал вокруг себя. Потом потянулся дезодорантом к ботинку, но нога вовремя убралась. 
- Куда лапы тянешь, гнида силиконовая?!
- Сам ты…
- Но, но! Разорались… А ты пей и помалкивай.

- Где ты нарыл этого гламурыша? – не унимался Кишка.
- А сам-то где три дня пропадал? – отозвался старик и, не дождавшись ответа, сказал: - Ну вот, неизвестно где шатаешься и ещё чем-то недоволен. А я уж решил, что тебя сцапали.
 Он отхлебнул еще раз из грелки.  Подлил в жестяной стаканчик.
Стало совсем темно. Так темно, что в следующий раз пришлось включать фонарь, чтобы не пролить мимо.

- Дроныч, а зачем вам собака?
- Дружок сейчас на посту, нас охраняет. А ты здесь отдыхаешь.
- Да ладно вам, дрыхнет, наверное, без задних ног. И толку от него - не поговоришь, и укусить может.
- Скорее ты укусишь. А трепаться и дурак может. Зато как слушает. И нюх есть! Не то, что у тебя... Ты даже опасность не чуешь, а он всё… И не думает ни хрена. Раз нашёл друга и всё - до конца. А люди – дерьмо: нюх вконец потеряли. Ни хрена не чуют где враг, а где друг. А ты, если ещё слово про Дружка скажешь - вылетишь из трубы.

- Сразу уж вылетишь, - Шпала, уже осоловев в тепле, старательно выговаривал слова. – А нюх у вас самого лучше, чем у… собаки. Как находите  спирт легенды ходят.
- Нюх? У меня? А то, как же - без него ни куда. Только нюх тут не причём.
- Ну да.

- Вот тебе и да. И искать не ищу. Каждый раз, когда заканчивается одна цистерна рядом с ней появляется новая. И, чтоб я сдох, полная с верхом.
- Так уж и появляется?
- Отвали. Может я стар, но не до такой степени - склерозом не страдаю. А вот ты мне скажи, откуда они берутся?

 - Гуманитарная помощь что ли? - хмыкнул Шпала.
 - Похоже на то.
 - А где это место?
 - Так я тебе и рассказал, - старик приложился к грелке. - Ладно, хватит мне зубы заговаривать. Про себя рассказывать будешь?
 
 - А что рассказывать? Всё как у всех.
 - Как у всех? У кого это? Одни вон как мы прячемся, другие - в городе кайф ловят, а третьих на конвейере держат как скот. Ты беглый что ли?
- Ну да, - охотно согласился Шпала.
- Ну-ну, заливай. Я что, рук твоих не видел? 

Говорили они тихо. Так тихо, что сквозь шум вентилятора доносились только невнятные обрывки слов. Кишка особенно и не прислушивался - пытался заснуть. Но мешал холод, проскальзывающий внутрь через шов на груди. Каждый раз, когда наваливался сон, темноту разреживал серый туман и две смутные фигуры шевелились в нём, что-то говорили невнятно. И Кишка понимал, что говорят о нем и что очень важно не пропустить ни слова. Жизненно важно! Но как только ему казалось, что вот-вот начнет понимать, жуткая в своей неторопливости щупальца протягивалась из тумана  и он вздрагивал, просыпаясь.

Фонарь снова освещал стаканчик и руку с грелкой. И снова гас. На краю трубы продолжали говорить, а он всё не мог заснуть, не мог унять дрожь. Ему хотелось к ним, к людям, к кому угодно, только бы не оставаться наедине с этим холодом. Когда в очередной раз фонарь потух, он не выдержал и прохрипел:
- Я был у оккупантов.
- Чего?
- У оккупантов был… на корабле!
- Не гони.
- Посвети!

Свет резанул по глазам, выхватил руки, судорожно расстегивающие плащ, рывок майки к горлу и впалую грудь. Круг от фонаря забегал по стенкам и снова уперся, теперь вплотную.  Кожу от пупка и до горла рассекала тонкая, точно прочерченная раскаленной иглой, линия.
Дроныч послюнявил палец и потёр линию.
- Симпатичная наколочка, - сказал озадаченно.
- Это оккупанты сделали, - обиделся Кишка. – Я всё видел. Вспороли, а потом зашили. Не веришь?

- Верю-верю, не дергайся. На вот выпей – поможет… Не будешь? – приложился сам. - Пытали, значит. И отпустили? Дела...
- А я их никогда не видел, - заплетающимся голосом вставил Шпала. – Когда напали, я был маленький совсем. Говорят тогда Великий Пу приказал стену построить, от них, вокруг города…
- Херня, - перебил Дроныч. – Не верю я во всё это. За столько лет они нас не захватили? И не видел я ни разу, ни боев, ни этих самых оккупантов.

 - Они вирус выпустили. Такая у них тактика.
 - Какой вирус? Я живой, здоровый. И Кишка, и ты.
 - Не знаю, так говорят…
 - Дураки они все. И ты вместе с ними. Когда стену уже построили, тогда только  наплели всю эту хрень - я помню! А стену построили по другой причине.

- Завел свою песню, - проворчал Кишка.
- А ты помалкивай, коль не понимаешь, - отмахнулся Дроныч. – А всё потому что  ресурсов на всех не хватает. Отобрали лучших, закрылись за стеной, а остальных всех в отбросы. Естественный отбор! В городе самые продвинутые - люди будущего. А нас  на свалку. Так что мы промежуточное звено между обезьяной и… не знаю кем…
Он ещё долго говорил, но Шпала уже не вслушивался в слова. Полулежал, чувствуя, как тяжелый сон накрывает его с головой.

Очнулся от удара в плечо.
- Нет, нет! Не трогайте меня, - кричал и дергался во сне Кишка.
От входа в трубу падал яркий свет, и доносились шум невнятной возни. Через минуту послышался грубый окрик:
- Выходим по одному. Руки перед собой. И без шуток!
 
Шпала вжался в тряпки. Кишка, мотая головой спросонья, пополз на четвереньках к выходу.
На земле сидел Дроныч. С потерянным видом, он  скорее скулил, чем подзывал:
- Дружок, дружок. Где ты, малыш?

А чуть в стороне, выставив вперёд ствол, стоял детина в обмундировании цвета хаки. Массивная треугольная голова с сизым пятном во всю щеку, колючие глазки без бровей смотрят так, что вопросов не возникает – этот выстрелит и без всякой нужды.
- Регистрацию! - охотник сделал шаг навстречу. На растегнутой груди колыхнулась цепочка со стальными черепами. Он  провел сканером вдоль запястья подставленной Кишкой руки. – Следующий! Да, ты дылда. Два раза не повторяю! - он взглянул на сканер и присвистнул. – Центральный округ? Вот так удача – городской!

 -  Это ты их на нас вывел, - Кишка, осенённый догадкой, смазал кулаком улыбку с холеной физиономии и тут же сам отлетел в сторону, получив  прикладом в бок.
 - Попорть мне товар, - весело пригрозил охотник.
 - Это не я, не я, - хмыкал Шпала, затыкая пальцами прохудившийся нос.

Охотник поднял безвольную руку Дроныча и провел сканером.
 - Дмитрий Андреевич Глухов? Вот и свиделись «уважаемый» учитель.
 - Дружка верни.
 - Дружка? Псину твою? Сщас! Знал бы, что твоя, я бы ее сначала помучил. Давай пошел! - и подтолкнул стволом.

Под конвоем пленники побрели через ручей.
- Может, договоримся начальник, - обернулся Кишка. - Что тебе от нас толку? забирай этого, - и он мотнул головой в сторону городского.
 - Договоримся? Пожалуй, можно. Если ты, конечно, знаешь где подкараулить зонку. Хотя бы одну.
 
Кишка только присвистнул. Вскарабкавшись по скользкому склону, он заметил торчащую из-за бетонной глыбы винтовку с оптическим прицелом. 
- Что я говорил, брат, - сказал второй охотник, выходя навстречу. Он был выше меченного и шире его в плечах, но острые глазки и треугольная физиономия выдавали родство. – Вдоль реки их искать надо, а ты всё нет, да нет.
- Ладно, младший, дуй вперед, потом разберемся, - меченый хлопнул снайпера по плечу.

Чуть в стороне и вниз по склону виднелся черный комок шерсти. Кишка подался вперёд, загородил от старика и затараторил, отвлекая:
- Слушай, Дроныч. Ушел он, сбежал давно. Дружок он хитрый.
- Ты думаешь? 
- Ну конечно.
- А ну пошли, - скомандовал снайпер через плечо.

Дроныч, немного приободрившись, зашагал следом за ним. Кишка не отставал, дальше плелся горожанин, а меченый замыкал колонну.
Мимо поползли серые домишки без стекол, а с другой стороны бесконечная серая стена.
- Куда ни пойдешь - всюду эта чертова стена, - сказал Кишка, поравнявшись со стариком. - Ты знал, что этот из города?
- Догадывался.

- А что не сказал? Он же на нас и навел.
- Это вряд ли. Посмотри на него – в штаны наложил по полной.
- Это точно, - Кишка довольно хмыкнул, обернувшись на плетущегося позади горожанина.  –
Слушай, Дроныч, а чего ты никогда не рассказывал, что был учителем.
- Ты не спрашивал.
- Ну да. А этого охотника откуда знаешь?

 - Не знаю я его, не помню. Может этот дебил на ЕГЭ сковырнулся и теперь на мне хочет отыграться.
 -ЕГЭ? Что за хрень?
- Городской экзамен. Раньше был, когда стену ещё не закончили.
- Ты принимал экзамен и сам не прошёл?
- Ну да. Дурак потому что, взяток не брал.

Обогнули осыпающийся остов дома и, держась подальше от леска, вышли на шоссе. Дело пошло шустрее - хоть асфальта почти не осталось, но все равно по твёрдой и почти ровной поверхности идти было легче. Знай, обходи рытвины, глубокие трещины и обломки плит.  Сзади подгонял бультерьеромордый охотник. Солнце, выглянувшее из-за угловатых кромок домов,  стало припекать.

Когда впереди показался пустырь, снайпер остановился. Он, приложив руку козырьком, смотрел вперед – туда, где, ощерившись стволами, из земли торчал дзот.
- Привал, - сказал пленным Меченный и пошел вразвалку к брату.
 - Бутовская - сортировочная, - сказал Кишка. – Черт, их двое. Ни за что не одолеть.
- Тише ты, - прошипел старик.

 Он прислушивался, но охотники переговаривались тихо. До тех пор, пока снайпер вдруг не крикнул, толкнув второго в грудь:
 - Какого хрена? Решил свалить! А я, тут значит, один останусь?
- Все по-честному, брат. Успокойся. За этих двоих нам дадут по одному скальпу. Так?
- Ну.
- Плюс за горожанина три - всего пять. Правильно?
- Ну.
-  Я отдаю тебе горожанина, значит тебе три скальпа, а мне два. Все по-братски.

 - Не хрена!  Я их нашел, понял! Если б не я, ничего б у тебя не было. Хреновая твоя математика, брат. Смотри, у тебя было восемь, плюс два - того десять. Тебе, значит, милости просим в город, а у меня с этими двоими будет всего девять - значит, я остаюсь. И что я тут без тебя буду делать?
 - А ты что хотел? Пять поровну не делятся. Я и так тебе отдаю больше. Себе беру только двоих. По-другому не получается.
- Да? – снайпер почесал за ухом. - Но я так не согласен.

- Может тебя больше устроит, если тебе отдать всех? – меченый большим пальцем качнул цепочку на своей груди, так что звякнули стальные черепа.
- Ну, я не знаю.
-  А вот это не видел? - и кулак, сложенный в фигу, ткнулся в нос.
Снайпер отбил руку  в сторону и опрокинул обидчика. Сам навалился сверху и они стали кататься в пыли,  рыча как два боевых пса.

- Зря они из-за меня так, - сказал Шпала.
 - Заткнись, - толкнул его в плечо Кишка. - Пусть себе - это наш шанс.
И повернувшись к старику, прошептал:
 - Ну что бежим?
 - Догонят, – ответил тот. - Не сами, так пуля.
Он начал незаметно пятится в сторону полуразрушенного дома, приглашая остальных последовать его примеру.

Охотники продолжали возню, только теперь сверху оказался меченый. Он оседлал брата и наносил короткие увесистые удары в скулу, нос, ухо, методично превращая лицо в кровавую кашу. Неожиданно он перестал махать руками, что-то промычал  и рухнул ничком. Второй скинул тело и, отплёвываясь кровью, пополз в сторону. Сел на землю и, уставившись на нож в руке, заскулил, почти завыл.

 - Теперь бежим, - крикнул Дроныч и первый рванул к  развалинам.
- Стоять суки! -  донеслось сзади, и по стене проскрежетала очередь, взрывая куски бетона.

Но останавливаться никто не собирался. Прижав головы, беглецы влетели в дверной проем, пробежали по тёмному переходу. У лестницы заметались – куда дальше, вверх или вниз?
Сзади послышался хруст стекла под ногами и Кишка первым метнулся наверх. Остальные за ним. Через три пролета лестница кончилась – зиял провал метра в два. Слева дыра в стене. Сверху торчат куски арматуры – не допрыгнуть. Подтянуться можно попробовать, но нет времени. Рванули в дыру, пробежали череду захламленных комнат и уперлись в стену. Всё, дальше пути нет.

Дроныч подскочил к окну. Вниз лететь метров пять – ноги переломаешь. Да и сторона не та. Через пыльное стекло виднелся дзот. Вокруг него метались люди в военной форме, что-то кричали.
- Услышали пальбу, - сказал Кишка, заглядывая через плечо. – Сейчас вышлют патруль.
И действительно, рядом с дзотом колыхнулась земля и медленно отъехала в сторону. Из проема, рыча, выполз бронетранспортер. Двое запрыгнули внутрь, и он  рванул с места.
- Кранты, - подытожил старик. 
- Голыми руками меня не возьмешь, - сквозь зубы процедил Кишка.

Выхватил из кучи мусора палку и, прислонившись спиной рядом с дверным проёмом, взял её наизготовку. Ждать пришлось недолго. Из-за стены донеслось:
- Вот вы где. Хотели сбежать? От меня?
Шпала, прикрыв голову руками, сполз на пол.
 - М-может не надо, - запричитал он. - Зачем убивать? Мы же ваш пр-ропуск в город.
 - Убивать - это ты прав, не к чему. А помучить немного можно. Всё из-за вас, суки! Нет, убивать не буду. Зачем? А минус один-два пальца никто не заметит. Ха! На арифметике никак не скажется.

 Из проёма высунулся сначала почерневший от крови тесак, потом сжимающая его лапища, а когда показалась голова, палка, описав со свистом дугу, врезалась в лоб и с треском переломилась. Охотник покачнулся, скосил удивленный взгляд на вжавшегося в стены паренька. Потом ойкнул и, не меняя выражения на чёрной от крови физиономии, рухнул навзничь. 

- Кишка, помоги, - подскочил к нему Дроныч. – Форма должна подойти, патрулю чего-нибудь наплету. А скальпы потом поделим, – он сорвал с груди охотника цепь и сунул в карман. – У, тяжелый битюг.
Он перевернул охотника на бок и замер, увидев торчащий из затылка конец стальной спицы.

- Зонки, - прошептал старик, поднимая оторопелый взгляд.
Кишка только сморгнул. Не сговариваясь, они бросили тело и побежали. Благополучно слетев на первый этаж, перевели дух и двинулись к выходу. Шли тихо, стараясь не производить шума. Откуда-то сверху соскользнула черная тень и преградила им путь.

 - Хотите жить? Давайте за мной, - сказала она и метнулась по лестнице в подвал.
 Уже совсем близко слышался рокот двигателя, крики преследователей.
 Беглецы переглянулись. Снизу раздался тихий свист, и Кишка подтолкнул старика вперед. Сверху, тяжело дыша, догонял городской.

В подвал свет попадал через дыру в потолке – немного, но достаточно для того, чтобы разглядеть крепкую фигуру, перебежавшую в дальний совсем темный угол. Потом что-то скрежетнуло и когда зажегся фонарь, то высветил рядом с откинутой крышкой дыру в полу.
- Может, сбежим? – одними губами прошептал Шпала.
- Ну-ну, попробуй, - криво усмехнулся Дроныч  и полез в люк.

 По сырому туннелю пробирались, подсвечивая путь фонарём. Ноги увязали в холодной жиже доходившей местами до колен. Чуть ли не через каждые сто метров коридор поворачивал и тогда вдалеке свет выхватывал быстро удаляющуюся фигуру. Круг от фонаря становился всё меньше и после очередного поворота совсем потух. Дальше шли на ощупь, натыкались на склизкие стены. Шли  долго, а когда вылезли один за другим по железным скобам на поверхность, то увидели перед собой  лес.

 Сзади, со стороны города доносился приглушенный рокот двигателей и беспорядочная стрельба, а впереди, облокотившись о ствол дерева, стояла она.
Кишка так себе зонку и представлял – плотно сбитую, всю в черном, облегающем в нужных местах, с большими раскосыми глазами  на широкоскулом лице. И непременно с выпирающей грудью. И чувство было знакомое - такое же, как перед дракой, только страх заметно уступал желанию сорвать с неё всё черное.

Зонка улыбнулась, показав ряд крупных белых зубов. Вынула руку из кармана штанов, поправила воротник и поманила пальцем.
 - Всё, с меня хватит, -  Шпала осел на землю и запричитал: – Не пойду. Только не в лес. Лучше ешь меня здесь.
Зонка оттолкнулась от ствола, не спеша подошла. Встала над притихшим нытиком и сказала:
 - Я вегетарианка.
 - Слава здоровому питанию, - откомментировал приободрившимся тоном Дроныч.
 - Чего боишься, дурачок? – почти ласково сказала зонка. - Там хорошо. Тихо.
 - Как в могиле, – уточнил Дроныч.

- Все равно не пойду, - продолжал скулить, нежелающий никого слышать, Шпала. - Там мутанты.
- Сами вы мутанты, - она подняла взгляд за спины мужчин. 
 Там, через городскую стену перевалила с рокотом жирная точка и, поднимая клубы пыли, стала увеличиваться в размере.
 - Я, пожалуй, пойду, - сказала зонка. – А вы, если не хотите жить, оставайтесь здесь.

Она легкими длинными прыжками достигла кромки и скрылась в лесу. Кишка, не задумываясь, побежал за ней. Дроныч обернулся на приближающийся вертолёт, сплюнул и припустился вдогонку. Но поддерживать такой темп долго не смог. Уже метров через сто прохрипел: «Не гони!» Задыхаясь, перешел на шаг. Кишка подождал его, вглядываясь через листву – погони не было; и они пошли рядом, стараясь не терять из виду мелькающую впереди тень. Горожанин держался сзади, не прекращая причитать: «хочешь жить, не хочешь жить».

 Из-за серых стволов доносились звуки, непривычные, пугающие - то ли гомон диких зверей, то ли стоны их жертв. Зонка не оборачивалась, только изредка пригибалась к земле, что-то подбирая.
- Она совсем еще девчонка - лет двадцать не больше, - сказал тихо Кишка.
 Старик промолчал, зато городской отозвался:
 - Ага, девчонка. А руки вы ее видели? Да и не одна она здесь. Я прямо чувствую - следят за нами. Только дернись и получишь спицу, как тот тупорылый.

Кишка оглянулся мельком, но спорить не стал.  Ему и самому было не по себе. Особенно беспокоил запах. Он проявил себя почти сразу как вошли в лес и чем дальше, тем становился насыщенней. Теперь это уже была вонь – отвратительная, враждебная. Больше всего пугало то, что невозможно было понять, где её источник. Кишка задирал кучерявую голову, смотрел под кусты, но нигде не видел ни дохлой кошки, ни обглоданной крысы способной так смердеть. Чтобы как-то отвлечься спросил:
- Слушай, Дроныч, а если она нас не собирается убивать, то чего ей тогда от нас нужно?
- Чего-чего? Не знаю чего.

Между деревьями что-то сверкнуло, и вскоре показалась вода. На берегу стоял каменный истукан - баба с огромными отвисшими грудями и большим животом.   Зонка остановилась, положила на каменную голову венок и обхватила её руками. Мужчины подойти не решились. 
 - Праматерь зонок, - прошептал всезнающий Дроныч.

Вскочив на ноги, зонка перебежала с камня на камень речушку, легко влетела на высокий берег. Мужчины заторопились следом. Вдоль реки деревья стояли не так часто,  а русло делало большой изгиб, так что видно было далеко. Черная фигурка мелькала между стволов, но вдруг исчезла. Они прибавили шаг и возможно так и прошли бы мимо, не заметив под нависшими еловыми лапами поблескивающего окошка, если бы их не окликнул знакомый голос:

 - Что же и в гости не зайдете?
Голос-то был знакомый, но принадлежал неизвестной девушке в сарафане, покрытом хитросплетением каких-то блекло-серых пятен.  Придерживая дверь, она стояла на пороге устроенного между деревьев не то шалаша, не то избушки. Но когда на её лице появилась улыбка, Кишке оставалось только удивляться, насколько наряд может изменять внешность.

Дроныч заторопился первым воспользоваться приглашением.
Изба внутри оказалась ещё меньше, чем выглядела снаружи. Через окошко падал свет на грубо обтесанные доски стола. По сторонам две скамьи. Стены из толстых брёвен с торчащим из щелей мхом, печь-буржуйка напротив окна, а дальний угол закрыт пологом – вот и всё.   
Мужчины сели.

 - Есть будете?
 - А-то как же, – ответил за всех Дроныч, - со вчерашнего голодаем.
 Хозяйка поставила на стол бутыль с плеснувшейся под горлышко мутной жидкостью. И три граненных стакана.

 Дроныч разлил, поднес стакан к носу, сладко поморщился и спросил:
 - И как зовут нашу спасительницу?
 - Лерой… мама звала.
 - Лера - красивое имя,- он опрокинул стакан и снова налил. - А знаешь Лерочка что изначально хлеб выращивали не для еды, - он взболтнул стакан. - Да, вот для этого.
 - Может супчику? – всплеснула руками догадливая хозяйка.
 - Вон этому можно - он городской, - сказал Дроныч, - а мы пас. Правда, Кишка?

 - Я тоже попробую, - сказал тот, принюхиваясь. Запах, преследовавший всю дорогу, не исчез, а стал как будто ещё  отчетливей.
 - Ну-ну, - неодобрительно отозвался старик.
- Ты и в правду городской? - девушка подошла к столу, присела на корточки и, подперев  ладошками подбородок, с интересом заглянула в холёное лицо.
- Ну да, - не без гордости ответил тот.

- Как же тебя так угораздило?
-  Да так, - тонкие губы скривились.
Он уронил глаза, взял в руки стакан, посмотрел на просвет.  Содержимое булькнуло где-то в горле и он, прикрыв рот ладонью, глазами попросил Дроныча повторить.
- Я же художник, - сказал он, расправившись со вторым стаканом, - а там…, там я задыхался как,… как в клетке,… там поговорить даже не с кем, не то, что всё остальное… 

- В городе сухой закон, - ровнодушно сказал Дроныч.
- Это не главное, - художник отстранил этот довод рукой и с неожиданной силой произнес: - сытые свиные рыла, которым уже ничего, ни-че-го не нужно! И на всех наплевать.
Кишку аж передернуло. Опять зачесались руки - так и хотелось смазать с этого хлыща  весь его гонор. И смазал:

- А, правда, что у вас в городе все гомосеки?
- Нет, не правда. Эти в основном в правительстве.
- А остальные?
- А остальные нормальные, - хлыщ взмахом головы откинул волосы, - но женским полом не интересуются. Все больше моделями.

- А сам-то ты кто?
- А я то? - метросексуал!
- Так уж и метр?
 Лера прыснула. Метнувшись к печурке, она поставила на стол чугунок. Положила рядом две деревянные ложки.

- Не могу, -  художник сложил руки на груди, - не могу есть, пока этот воняет.
 Кишка не сразу понял, что говорят о нем. А когда догадался, то решил сразу ответить – с оттяжкой и в ухо. Даже отклонился назад, чтобы замах получился, но тут краем глаза увидел под столом свой большой палец, торчащий из перемотанного изолентой ботинка. Палец был такой черный, а вонь такой сильной, что мозг внезапно пронзила догадка…

Вскочив, оторопело переводил взгляд то на девушку, то на ботинок. Потом издав горлом хрип больше похожий на протяжный вой, бросился в дверь.

В потемках он срывал на ходу ботинки, обрывки носок. Скатившись к ручью, он как был в одежде, так  и рухнул в обжигающе ледяную воду. Вода забиралась в рот, ноздри, тянула одежду, но он не тонул. Распластавшееся тело сносило течением. Ударяясь о камни, он не чувствовал боли, только обиду. Над водой заструился туман. Опять этот серый туман и смутные фигуры в нем. Голоса приближались, звучали в голове, становясь всё отчётливее…

- … слышит?
- Слышит. И я сделала так, чтоб понимал.
- Зачем, милая Пьянола?
- Я хочу, чтобы тебе было стыдно.
- Мне? Стыдно? Перед этим? Хотя пусть, это неважно. Потом он всё забудет, а если и вспомнит, то это, к сожалению, ничего не изменит.
- Откуда такая надменность? Кто дал тебе право считать их хуже нас?

- Они не хуже, милая Пьянола. Они – животные. На этой планете данный вид чуть развитее других. И этим очень гордится. Но не нужно заблуждаться на их счет – все их движения – это всего лишь завуалированная рефлекторная деятельность.
- Но…
- Да, не без проблесков. Они иногда удивляют. Но так редко, что это можно считать исключением.
- Мне кажется, любезный мой Лавпачо, что вы просто не хотите их понять.
- Как можно понять существ, которые пытаются постичь мир с помощью набора цифр. Они даже не хотят понять, что в основе их математики те же рефлексы. Сложение и вычитание, по сути, жадность и страх; умножение и  деление - лишь алчность и ненависть. Как можно что-то постичь с набором таких действий? Куда можно прийти со страхом и ненавистью?

- Может быть не всё так плохо?
- Раньше мы тоже на это надеялись.  И старались помочь: подарили им злаки, научили процессу брожения, но всё бес толку. Если бы основа жизни у нас была общая, но по их венам течет вода – лишает полета она. И с этим ничего не поделать. Трезвый ум порождает логику, и чем сложнее, запутаннее она, тем сильнее они под  контролем рефлексов.
- А всё же он такой милый.
- Упрямство не лучшее качество. Ладно, к чему разговоры? Вот опыт, который всё тебе разъяснит. Смотри - подаем слабый раствор, включаем красную лампу. Еще раз, еще. Видишь, как вырабатывается желудочный сок? А теперь мы снова подаем сигнал, но трубку прикроем. Посмотри на него – он только мычит и просит еще. Ну что убедилась?
- А всё же я в него верю…

Слова уносились и вязли в сгустившемся до черноты тумане.
- Верю, верни, вернись, - голос вновь приближался, пока не перерос в крик: - Да повернись же скотина!
 Дроныч, стоя на коленях,  мял грудную клетку, выталкивая из горла рывками воду. Повторял:

– Зачем же ты так? Надо жить, Кишка. Надо жить.
Он снова и снова вдавливал рывками грудную клетку, хотя вода уже кончилась. Затем помог подняться и повёл, придерживая за руку, сквозь темноту. С одежды стекала вода. Зубы стучали, дрожь пробегала по телу.

- Совсем другое дело, - первое, что сказал городской, когда старик втащил насквозь мокрого паренька в дом, - а то вонял как дохлая крыса.
- Ой, ты бедненький,  - девушка всплеснула руками. – Сейчас я тебе чего-нибудь принесу.
Она скрылась за занавеской и тут же вернулась с тёплым одеялом.
- Выпей – согреешься, - Дроныч подвинул стакан.

Кишка замотал головой. Он вслушивался в себя. Невнятные голоса цеплялись за слух, но, смешиваясь, ускользали в мерцающем тумане набором разрозненных чужеродных звуков.
Вдруг за окном что-то сверкнуло. Все прильнули к стеклу. На поляну откуда-то сверху бил луч прожектора. Потух и снова ударил.

- Охотники. И тут достали, - затрясся Шпала.
- Не бойтесь, - успокоила Лера, - они к нам не лезут. Покружат и улетят.
- Не похоже на вертолет, - сказал Дроныч, опускаясь на место.  Он увидел, как Кишка допивает залпом стакан. Одобрил: – Вот это по-нашему.

 Кишка без передышки опрокинул в себя второй и выдохнул. Взгляд его запутался в складках сарафана. Он смотрел на ткань с таким чувством как будто в ней – этой ткани, скрывается самая важная загадка природы.  Ожившая материя запульсировала. Покрывающие её серые круги, ромбы и треугольники пришли в движение, слились в замысловатые узоры, стали объемными и вдруг распустились цветами. Эти цветы были уже не серые, а мучительно яркие – от алого в центре до каких-то невероятных оттенков на лепестках. А сам сарафан загорелся солнечно-желтым.

Набрав полную грудь воздуха и, не отрывая взгляда от выпуклостей сарафана, он прочел с выражением:
- Всё было чёрно-белым без жизни и любви, но ты коснулась нежно, и мир вдруг стал цветным.
Лера смущенно поправила волосы, обняла себя за плечи.

- Слащавенько, - Шпала презрительно хмыкнул, - но для первого раза сойдёт.
 Девушка метнула в него неприязненный взгляд и сухо сказала:
- Что-то вы загостились.
- Куда же нам на ночь?

- Ничего. Держитесь реки - не заблудитесь. Вы же в город хотели? Вот по течению и дойдете, -  она запустила пальцы в податливые кудряшки. – А ты оставайся, малыш.
Старик угрюмо выжидал.

- Прости, Дроныч, -  наконец выговорил Кишка. – Ты сам говорил: естественный отбор.
Двое вышли в ночь.
- Что же за день такой, -  сплюнул старик. - Сначала Дружок, теперь этот.
- Бабы! Они всегда выбирали поэтов, - сказал Шпала, приобнимая попутчика за плечо. – Ничего, мы как-нибудь без него обойдемся. Ведь ты меня не бросишь?

- Не обещаю, - сказал Дроныч, скидывая руку.
Он нащупал в кармане цепь со стальными черепками, пересчитал на ощупь и крепко сжал в кулаке.