Курдиянка

рассказ Мкртича Саргсяна(на арм.)Перевод Е.Асланян(Инана)               

               
      Водяная мельница была в тени. Балки, по которым вода поступала на маховик, были покрыты мхом. И тыльная сторона мельница была замшелой. Звук воды напоминал песню, слова которой просты и понятны всем, будто из пупа мельницы выталкивалась  вода, чтобы затем соединиться с землёй. Река была стремительной и певучей, а водяная пыль у жерла мельницы переливалась всеми цветами радуги.
      Мельник был стар, так же как сама мельница, и болтлив,  как неугомонный мельничный коник ( деталь мельничной оснастки).
- Здравствуй, дядя Шакар.
- Здравствуй, здравствуй...
На лицо его, казалось, была надета паутина, которая растягивалась и раскрывалась, когда он улыбался, и стягивалась и уплотнялась, когда он хмурился. А в глубоких морщинах был заметен мучной налёт. Он внимательно посмотрел из-под  сдвинутых бровей.
- Сын председателя?
- Да. – Ответил Рыжий Арменак. - Хороший парень, но любит проказничать, просто огонь небесный.
- К тому же, башковитый проказник, - заметил дядя Шакар.
- А умные – все башковитые бывают, - встрял в разговор старших я.
-  Вот видите, говорил же я, - на лице дяди Шакара появилось подобие улыбки, и тут же с лица вниз посыпалась мучная пыль.
Жернова пели, не переставая, струйки муки, перешёптываясь спускались в амбар. А в воздухе стоял такой густой аромат свежей муки, что казалось, его можно пощупать, оторвать кусок от него и съесть.
   Вдруг к двери подъехала на лошади женщина. Она легко спрыгнула с лошади, с такой же лёгкостью спустила на землю большой мешок, который затем внесла внутрь помещения. Перед печкой разговаривали Рыжий Арменак и бухгалтер колхоза Овсеп.
- Салам, дядя Шакар, - сказала женщина.
Овсеп посмотрел на неё, и, почему-то, вздрогнул.
- Салам, - ответил дядя Шакар, - как ты, Джейран?
- Эх, - ударила по коленям Джейран, - для меня теперь мир – проколотое кинжалом сердце, я пропала, дядя...
Арменак не смотрел в сторону женщины, но слово «кинжал» привлекло его внимание. Когда его взгляд попал на Джейран, его голубые глаза вспыхнули будто голубые огни зажжёного спирта, разгораясь всё больше и больше.
- Случилось что? – спросил дядя Шакар.
- Хайдо-бека увезли.
- Поймали?
- Поймали, дядя...
Я не понял, почему смешались мужчины. Но детские глаза часто замечают и чувствуют что-то необычное, уникальное и ... красивое. Я никогда не видел таких мягких женских глаз, казалось, они, глядя на тебя, улыбаются тебе, целуют. Мои глаза часто натыкаются на её взгляд, шекочащий и будоражащий. Не знаю почему, хочется сказать Джейран «спасибо».
- Значит, поймали...
- Да, дядя...
Потом все замолчали и посмотрели на Джейран, а та вышитым фартуком вытерла глаза. Лоб украшали мониста из серебряных и золотых монет, а плечи – чёрные волны роскошных волос. Тяжёлые золотые серьги выглядывали  из-под волос, словно черешни из листьев, талия была опоясана серебряным поясом, на  шее висели несколько ниток жемчужного ожерелья. Овсеп стал тихо напевать себе под нос, поглядывая на Джейран, а Арменак подкручивал рыжие усы, придавая им воинственный вид. Дядя Шакар, после бесполезных попыток отряхнуть с одежды муку, подсел рядом с Джейран.
- Как это произошло, Джейран?
- Пошли на разбой, втроём... Сколько раз предупреждали: сдайся, Хайдо-бек, простим тебя, - не верил. Наткнулись на милицейскую засаду, одного убили, а Хайдо ранили в плечо. Он, истекая кровью, дополз до пещеры Чёрного камня. Мне дали знать, и я пошла. Он стонал... Из-за высокой температуры даже не узнал меня. Выиграла два дня, ухаживала за ним. Он был сильным как лев, выздоровел бы, но выход пещеры перекрыли и приказали сдаться, что он мог сделать. Связали и увезли...
- Сколько у тебя детей, Джеран? – спросил дядя Шакар.
-  Две дочки.
- Ты молода, Джейран, - вздохнул дядя Шакар, - впереди у тебя целая жизнь.
- Нет, дядя, - ответила она, - моя жизнь – это Хайдо-бек, я ни за что не отдала бы его миру, но мир забрал его у меня.
- А сколько жён было у Хайдо?
- Я – третья. Меня отец обещал другому, Хайдо-бек убил моего жениха, и похитил меня.
- Крожаден был, - проронил Овсеп.
- Как можно было любить такого человека, - добавил Рыжий Арменак.
- Я любила, - Джейран покраснела, но не растерялась.
- Врага? – не отступал Овсеп.
- Он был моим мужем.
- Он был кулаком, вроде, - сказал Овсеп.
- Он был моим мужем.
- И бил тебя, - не угоманивался Овсеп.
- Он был моим мужем, - голос Джейран задрожал.
- Прекрати, Овсеп, - веско произнёс дядя Шакар, - не устраивай здесь суд. Перед тобой просто женщина, не надо ей душу травить.
     Овсеп замолчал, но в глазах его бушевало негодование: им было что сказать Джейран, - я это понял. Понял также, что Джейран нечего ответить. Она не замечает его взгляда, и не слышит песенку, которую он бубнил под нос. У Джейран, третьей жены Хайдо-бека, слипаются глаза от усталости. И когда она засыпает, дядя Шакар продолжает рассказ о её муже.
- Джейран – туркоязычная курдиянка. Хайдо-бек не принял коллективизации, начал бороться с оружием в руках, крови пролил немало. И ещё разбоем занимался, зверь был, а не человек. Джейран – его раба, целиком зависела от него. Плохо, что лишилась опоры, но хорошо, навсегда избавилась от его кулака.
- Такая женщина дома не засидится, - сказал Арменак, - дьявольски красива.
Безмолвно мы все смотрели на спящую женщину, каждый по-разному, я не понимал языка этих взглядов, но чувствовал, что что-то кроется в этих взглядах, пока непонятное для меня.
Джейран спала, ресницы налегли одна на другую и отбрасывали длинную тень на щеках. Овсеп буквально прилип взглядом к её чувственным губам и будто окаменел.
 Джейран открыла глаза, и увидев обращённые на неё взгляды мужчин, улыбнулась.
- Заснула, стыд какой...
- Нет никакого стыда в том, что человек спит, - сказал дядя Шакар, - продолжай спать, если хочешь.
- Можно только позавидовать тому счастливчику, которому выпадет удача привести её в свой дом, - казалось сам с собой беседует Овсеп. 
- Брат, - с едва скрываемым возмущением сразу отреагировала Джейран, - ты ведь знаешь, что я понимаю по-армянски. Не заставляй меня краснеть от стыда, ты молод ещё.
- Я просто похвалил тебя, сестра.
- Хвалить замужнюю женщину – грех,- ответила Джейран.
- Грех – не похвалить красивую женщину, - не отступил Овсеп.
Джейран улыбнулась, и всех нас будто бы обволокло светом упавшего с солнца куска. На лицах присутствующих непроизвольно появились улыбки. Я старался улыбаться именно, как Джейран. Ах, она улыбалась по-особому, очень красиво, в глазах при этом зажигались бесовские искорки, игриво изгибались губы. А на щеке расцветала шаловливая ямочка. Джейран стала похожа на одних лет с Сусанной девочку.
 И вдруг среди мельничного шума раздалось:
- Я – странник, приду к твоей тоскующей груди..., - это запел Овсеп.
- Пожалуй, Арменак, надо бы, быстро намолоть муку парню, жаль его...
- А тебя не жаль? -  набросился на мельника Арменак, - меня не жаль? Пусть остаётся. Запомним, что встретили женщину-огонь, и – устояли.
- Боюсь, что Овсеп совершит что-нибудь сумасшедшее, - в голосе дядя Шакара прозвучало беспокойство.
- Ничего не сделает, постесняется оскорбить красоту.
- Джейран, - подошёл к ней дядя Шакар, - ты спокойно спи, ничего не бойся...
Джейран расположилась в углу мельницы, и дядя Шакар накрыл её своей буркой. Потом набил папиросу.
- Десять лет не рассказывал я сказок, - начал он, - сегодня все забытые сказки вдруг пришли мне на ум.  Значит, когда-то, давным давно...