На разрыве

Громко тикали часы.

 Казалось, их тиканье просто оглушало Мишу.
 Может быть , потому, что они были надеты на бабушкиной руке, которая обнимала внука за плечи, и зловредные часы поэтому тикали прямо в ухо Мише.
 
 В такт часам, даже ещё чаще, гулко колотилось сердце мальчика.
 Он даже чувствовал, как оно рвётся выскочить из груди и убежать, туда, за дверь мрачного судебного здания, на волю.
 Там можно было играть в мяч, есть мороженое и не видеть, как по морщинистой бабушкиной щеке медленно, совсем не в такт тиканью часов, ползут слезинки.
 А в слезинках ещё и лучики солнца посверкивали. Они пробивались через мутное окошко, отражались и в графине с водой, стоящем напротив на кособокой тумбочке, прыгали солнечными зайчиками по стенам.
 Лучикам было хорошо и весело. Им не надо было сидеть на жёсткой лавочке и ждать, когда чужие и строгие люди решат Мишину судьбу и лишат его мамы или папы.
 А Миша не хотел никого лишаться! Он любил их обоих!
 Он вообще не понимал, почему он должен идти жить к кому-то одному из них. И когда грозный дядя - судья строго спрашивал с кем он хочет остаться, Миша громко кричал, что хочет остаться с папой и с мамой!

 Но чужие люди говорили незнакомые, строгие слова, и Миша понимал, что происходит что-то страшное, и  вместе с папой и мамой  ему жить, почему-то, нельзя.
  Несколько раз тетя в тёмном платье сказала странную фразу - "делить ребёнка".
 Как его можно делить - Миша не понимал.

 На занятиях в детском садике они проходили деление, и делили на кучки разноцветные красивые горошинки и кубики, перекладывали из одной тарелки в другую цветные фантики, даже разрезали пластилиновые палочки.
 Но как можно  делить его, Мишу, мальчик не понимал.
 Это же так больно, по живому-то!
 Неужели все эти тёти и дяди, такие строгие и взрослые, этого не понимают!
И мама с папой не понимают тоже!
  Так громко кричали друг на друга, что Мишу даже в коридор выводили вместе с бабушкой. Но и оттуда были слышны злые и странные слова.

Так кричать друг на друга они уже давно начали. Миша не понимал почему, а только бегал от мамы к папе, пытливо заглядывал в их искажённые от гнева лица, в мокрые от слёз мамины глаза, пока бабушка не уводила его в другую комнату. Или на кухню.

 Обнимала и сажала на колени. Покачивала и напевала что-то успокаивающее. Тогда он утыкался в её мягкую морщинистую шею лбом, и ему становилось легче и спокойнее.

  Миша и сейчас крепче прижался к бабушкиному мягкому боку. Уж её-то, наверное, не будут делить эти  страшные тёти и дяди и отбирать у Миши?

 Миша доверчиво взглянул на бабушку, и та, успокаивающе, погладила его по голове и обняла ещё крепче. У бабушки были смешные седые кудряшки и ласковые голубые глаза, но сейчас они покраснели от слёз.
 " Потерпи, малыш!" - шепнула она, - "Скоро всё закончится!"
 Потом снова долго звучали  непонятные и странные слова и фразы, из которых Миша едва понял, что его отдают маме.

 А папа? А бабушка? Бабушка, ведь, папина мама! А вокруг все шумели и гудели и, наконец-то Миша с бабушкой пошли к выходу, но тут подскочила, непохожая на себя, тоже странная, злая мама, выхватила Мишину ладошку из бабушкиной руки и потащила его за дверь. А Миша не хотел идти. Он оглядывался на папу и бабушку, плакал и рвался к ним. За тяжёлой дверью ярко сверкало солнце, синело небо, щебетали птички - сверкал и переливался красками огромный яркий мир, тоже теперь разодранный на две половины.

 Миша вырвал свою ладошку из цепкой и жесткой маминой руки и бросился обратно, к крыльцу, на котором робко стояла бабушка рядом с папой.
  Миша уткнулся в колени бабушки, зарылся носом  в её мягкое, пахнущее чем-то родным и домашним, платье. Через рыдания он повторял что-то нелепое,  понятное только ему и бабушке, что - "делиться они с бабушкой не будут, пусть мама с папой делятся сами, если им так это нужно." А бабушка  всё крепче прижимала Мишу к себе, и нежно гладила по голове.
 А на её руке назойливо тикали часы и тоже делили время, на до - и после -.

 Они стояли с бабушкой вдвоём, посреди огромного, яркого, разодранного на две половины мира, прямо на границе, на разрыве.
 А с двух сторон  от границы смотрели на них  два враждебных острова, две державы, два самых необходимых и любимых человека - папа и мама.


Рецензии
Ирина, когда я прочитала про бабушкину морщинистую шею, хотела покритиковать. Если мальчику шесть лет, бабушка не должша быть такой морщинистой.
Потом стало понятно, что бабушка - папина мама, значит, папа оказался старше мамы.
Знаю, что дети не замечают таких мелких подробностей, для них иногда бабушка выполняет роль второй мамы.
Но когда прочитала весь рассказ, в итоге разрыдалась. Очень тонко и тревожно описаны переживания ребёнка.
Успехов в конкурсе!

Лилиани   29.07.2014 19:00     Заявить о нарушении
Большое спасибо, милая Лилиани!
Вы всё правильно поняли.
Мне хотелось,чтобы бабушка была именно такой,мягкой. . .слегка в морщинках,седой.
Честно говоря,моей внучке всего три года, я мамина мама, а шея у меня, всё-таки, морщинистая,т.к. дочка моя поздно вышла замуж, и мне почти под шестьдесят.
Так что,это не показатель. бабушки всякие бывают - и пожилые и молодые. Главное,чтоб они не страдали,а их дети не разводились.
С теплом

Ирина Шабалина   29.07.2014 19:28   Заявить о нарушении
На это произведение написано 8 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.