Книжное окошко. Лидия Григорьева

Много лет назад в 70-е годы прошлого столетия организовала я  в ЦДРИ  два литературных вечера. Первый вечер был посвящен встрече  с молодыми московскими прозаиками- Григорием Гориным, Фазилем Искандером, Василием Аксёновым и Андреем Битовым.

Вторым- был вечер встречи с молодыми поэтами. В нём участвовали Равиль Бухараев, Лидия Григорьева, Олег Хлебников, Олеся Николаева и Лариса Щиголь. Как на одной, так и на другой встрече перед зрителями были молодые, талантливые писатели и поэты. Не оставляло чувство уверенности в том, что они убеждены в своём призвании, и что перед ними длинная дорога творчества.

 Я не  забыла их имена.  Читая периодику, я постоянно обращала внимание на публикации этих авторов, радовалась их успехам, огорчалась неприятностям. Каждый из них состоялся. За каждым свой, не похожий ни на чей другой мир-мир судьбы и мир души, что неразрывно связано .  Кто знал тогда, какими будут эти прекрасные молодые люди?
 
Сегодняшний разговор посвящён ЛИДИИ ГРИГОРЬЕВОЙ.

Визитная карточка.

В саду у коммуниста.
В саду у коммуниста и ветрено, и мглисто,
хотя вокруг такой простор звенящий.
В саду у демократа тепло и таровато,
хотя вокруг простор пустой и нищий.
От холода колея, бреду я по аллее:
зачем Господь не даровал мне брата?
Ведь всем не хватит места в саду у коммуниста,
тем более в саду у демократа.

Родилась Лидия Григорьева в Ворошиловской области в 1945 году. Окончила историко-филологический факультет Казанского университета. Работала журналисткой на Чукотке, учителем в школе для умственно   отсталых в Казани, с 1973 года жила в Москве. Первая книга стихов издана в 1978 году. Публиковалась в журналах  «Новый мир», »Дружба народов», «Новая юность», «День и ночь» и др. Переводчица поэзии с татарского. Жена Равиля Бухараева.

В восьмидесятых годах была автором и ведущей литературных программ «Поэтические встречи» и «Мастерская поэта» на Всесоюзном радио.

 С 1992 живет в Лондоне и Москве. Она автор и ведущая телевизионных программ и фильмов «Цветаева в Лондоне», «Гумилев в Лондоне», «Скрябин в Лондоне», «Сны Веры Павловны», «Станица Лондонская» и многих других.

Однажды Лидия Григорьева и Равиль Бухараев  были приглашены на поэтическую встречу в Луганский университет, где Лидия Григорьева провела детские и юношеские годы. Рассуждения о жизни и поэзии, о секретах творчества, воспоминания о родном городе взволновали слушателей.

А чтение стихов – всё было интересно, душевно и увлекательно. Как сказала Лидия Николаевна, стать русским поэтом, живя в Лондоне, конечно, нельзя, но и перестать им быть там невозможно. Поэзия, стихи прописаны на небесах и не зависят от места проживания авторов. Стихи Лидии Григорьевой декларируют: человек, животное, растение-все заслуживают надежды.

«- Мой маленький лоскутный мемуар – всего лишь садовая дорожка, путеводитель по перелетному, блуждающему по белу свету – саду, в котором гибель отца, полярного летчика, скитания с совсем еще юной матерью-вдовой по неоглядным советским просторам, райские сады детского туберкулезного санатория, черные от химикатов сугробы Казани, работа на Чукотке, толстые журналы и вылазки в свет – в Москву, собственно Москва, и, наконец, Лондон...

 Такими словами Лидия Григорьева представила показ своих фотоальбомов, в которых  – прихотливый взгляд художника, сопровождается изысканными текстами. Равиль Бухараев ушёл из жизни. Лидия Григорьева продолжает работу.

Привожу небольшую подборку её стихов.

ЗВЕЗДНЫЙ САД

Дней осилю череду –
жить не перестану,
Господи! В твоем саду
на колени встану.

 Сад – это прообраз Божьего мира. Сад – это знаковое понятие. Философия сада. Мистерия сада. Звездное небо – это тоже сад, возделанный Господом Богом. Было бы странно думать, что мы можем взрастить свой сад без помощи Всевышнего. Если он нам поможет, то сад вырастет и на камнях. Даже сами камни в Синайской пустыне – тоже Сад. Морские коралловые сады на дне Красного моря. Разве эти радужные рыбки менее прекрасны, чем цветы? У этого Сада садовник – Создатель. Красота подводного райского сада – существует сама по себе: не для нас и не с нами – помимо нас. Но она есть и всегда – пребудет. Разве это не тайна – зачем? Для чего? Ведь эти прекрасные рыбы-Ангелы даже не съедобны! Как цветы. Бесполезность нетленных красот – сокровенная тайна. Тайга, необъятая глазом – ее хватит на много человеческих жизней. Прообраз бессмертия. Вроде смены поколений. Тайные сады Венеции – невидимые глазу за высокими стенами.

 Английские сады – это то, на чем Англия держится. Краеугольный камень английского Сада – наследственное, историческое право иметь сад, цветущий круглый год. Разгадка британского характера: посмотрите на сад – на окне, на балконе! Сколько чувств, сокрытых от окружающих, выплеснуто наружу! Сколько подавленных эмоций. Как умеет любить этот человек (или его человечиха). А выразить словами не велят приличия. Но ведь знает язык цветов (или птиц, или рыб, или Ангелов...)! Ангел английского Сада похож на цветущую в феврале розовую японскую вишню. Японский сад – величиной с ладонь, в которой уместилась вселенная.

 Сад камней в Киото: откуда бы, с какой бы точки на него ни посмотрел, один камень никогда не увидишь. Разве что с воздуха. Но воздух тоже сад. Невидимый сад. Воздух цветет и благоухает разве не так, как весенний сад? Нетленный сад. Нерукотворный.

Как яростно цветет летом тундра! Какие цветы являет миру на бескрайних безлюдных просторах – на Чукотке на реке Лельвыргыргын или в бухте Кожевникова на Море Лаптевых. Какие краски! Ни с чем нельзя это сравнить, сопоставить. Разве только с космическими, феерическими цветами Северного Сияния. Этот сад расцветает в полярном небе, как салют. Абсолют занебесного Сада. Я была свидетелем этого чуда. Перламутровые, светящиеся, порхающие розовые лепестки, как мириады бабочек, облепившие черные изогнутые ветки – цветущие абрикосовые деревья в апреле в нашем саду. В Луганске.

Красная герань на окне в Казани – провинциальный, русский, зимний цветущий сад. Морозные узоры на окне – любимый сад моего детства. Лепестки сугробов. Стебли пурги. Лилии, розы – морозы... Как повезло мне, что я видела все это. И потому свидетельствую: мир – это Божий сад. И человек – его садовник.»

* * *
Чтоб выйти в сад не нужно и предлога,
особенно, когда он у порога
старательно и праведно возделан,
и потому возлюблен без предела.
Чтоб выйти в сад не нужно и стараться:
там множатся миры, цветы плодятся,
там гроздья звездные, огрузнув, вызревают,
и сам Господь с небес их призревает.
Чтоб выйти в сад, достаточно забыться:
отчаяться, очнуться, возродиться –
как дикая лоза в саду нетленном,
стать ласковым – коленопреклоненным.
3 августа 1999 г.
* * *
В мире больших величин – сад мой неразличим.
В бездне густой воды так не видать звезды.
Если смотреть с небес – виден лишь дол да лес.
Там среди бела дня – не разглядеть меня.
И не найти следа – это ли не беда?
Сад мой держа в горсти – Господи, попусти.
Август 1999 г.
* * *
За этот ад, за этот бред,
пошли мне сад на старость лет...
М. Ц.

она просила лишь сад под старость
она просила – а мне досталось
судьба могла бы стать посмиренней
из всех елабуг – под сень сирени
из всех елабуг до края света
под сенью радуг – за что все это?
в тисках гнетущих для душ невинных
в краях цветущих и соловьиных
лишь по молебне сад расцветает
а город древний – кто был тот знает

9 августа 1999 г.

ДОМАШНЕЕ  ВОСПИТАНИЕ

Уже который год подряд
я вижу, как прекрасен
чужой и беспризорный сад.
Мне замысел неясен!
Тогда домашний сад к чему –
воспитанный, несорный,
когда цветет не по уму
бродяга подзаборный?
Цветет, ветрами теребим,
подкидышем подброшен!
Наверное, он был любим
и грамотно заложен.
Он был воспитан без затей,
без тени вероломства:
чем жизнь несносней и лютей,
тем здоровей потомство.

8 февраля 2000 г.
* * *
В горьком тумане моя страна,
в горестной дымке небыли или были...
Плохо, что кончились хорошие времена.
Странно, что они вообще – были.
26 марта 1998 г..
* * *
Мне вдруг показалось, что всюду убого,
что поизносилось, потерлось житье.
И я попросила добавки у Бога,
он тут же подкинул на хлеб и тряпье.
И я приняла это благо, как данность:
как будто вернул свою лепту должник!
И не осенила меня благодарность:
душа помрачилась, а ум – невелик.
17 февраля 2000 г.
* * *
Раскрою складень книги в темноте
и свет зажгу: а вдруг слова не те?
Так и случилось. Только чья вина,
что истончились, стерлись письмена?
Свеча ли тут нищает и чадит,
иль время поглощает, не щадит?
Ни поучать, ни спорить не берусь:
молитву стоит помнить наизусть.
16 февраля 2000 г.
* * *
Пусты мои закрома –
вычищены подчистую.
Все раздала – сама.
Что же я так лютую?
Что ж я одна, как перст?
Всхлипы – на каждом вздохе.
Что ж я не ставлю крест
ни на одном пройдохе?
Склоки сведу к нулю,
злые забуду свары –
новым Добром набью
пустующие амбары.

12 сентября 1998 г., 18 февраля 2000 г.
* * *
Ушла с душою уязвленной
искать приюта во вселенной,
в ночном саду нерукотворном,
окликнутая горним горном.
И ей, ветрами уносимой,
был явлен выход столь простой:
полет души неуязвимой
над беспросветной суетой.
18 февраля 2000 г.

 Лидия Николаевна Григорьева, поэт, эссеист и фотохудожник, автор десяти поэтических книг и двух романов в стихах, изданных в России и за рубежом. Член российского Союза писателей, Всемирной Академии искусства и культуры, Международного Пен-клуба и Европейского Общества Культуры.

Автор фотографических серий «Мания Моне», «Магия Мака», «Венецианские миражи» и др. Персональные фотовыставки прошли во многих городах мира, а фотоработы находятся в частных собраниях Лондона, Москвы, Венеции и Брюсселя. Все свои творческие акции последних лет проводит в новом созданном ею жанре «Фотопоэзии». Это новый жанр, идея создания которого принадлежит Лидии Григорьевой. Основная идея автора – «экстатическое любование прекрасным». Этот жанр включает в себя поэтическую и визуальную составляющие. На фоне фоторабот или же в сопровождении авторских слайд-фильмов звучат стихи автора в живом исполнении.

Об этих работах беседовал с Лидией Григорьевой  Иван Толстой внук Алексея Николаевича Толстого- российский радиожурналист, публицист, автор популярного цикла  «Исторические путешествия».

В сокращённом варианте представляю материал беседы.

Лидия Григорьева-гость радиопрограммы»Поверх барьеров» Радио «Свобода»

Иван Толстой:
 
Живя в Англии, Лидия Григорьева много сотрудничает с российским телевидением. Готовит фильмы о деятелях русской культуры в Лондоне.
 
Лидия  Григорьева:
 
Я очень часто бываю в Москве, ведь мы не эмигрировали в Лондон, а, как я говорю, мы больше похожи на писателей-путешественников - мы просто ездим по миру, и когда мой муж Равиль Бухраев получил работу на Би-би-си, вот мы теперь живем в Лондоне.

То, что мы не сожгли мосты с Россией, дало нам возможность часто там бывать и беседовать. И во время бесед я просто рассказывала о том мире, в который я попала в Англии. О полном безмолвии, которое там меня окружило, как поэта, потому что я сказала, что Бог в Англии говорит только по-английски. Я не слышала ни одного слова. Четыре года я ничего не могла написать.

Но человек, знаете ли, или остается поэтом, или нет. Он во всем поэт. И естественно меня интересовало, что делали русские поэты в Англии до меня. И выяснила я удивительные вещи.

Например, то, что Марина Ивановна Цветаева была счастлива две недели в Лондоне во время своего совершенно трагического жития за пределами своей отчизны. Ну, уж большей трагедии, чем возвращение даже вообразить себе не возможно, но она этого не знала. И вот у каждого этого фильма должна быть сверхидея. Вот сверхидея фильма о Марине Цветаевой в Лондоне - это были две недели проблеска счастья в ее судьбе. Когда ею занимался Святополк Мирский, критик, когда он написал на анлийском статью о ней, когда ее там приняли, когда у нее там появились какие-то перспективы. Она почувствовала, что она поэт, даже выехав за пределы России. Поэт не узкоэмигрантский, а, вполне возможно, уже и европейского значения. Он как бы поставил ее на такое место, возвел на некий пьедестал, что часто бывает очень нужно поэтам, потому что без такого отношения знающих людей, критиков, трудно. Самооценка часто бывает заниженной даже у таких великих поэтов.
 
Тема фильма о Гумилеве. Тоже там была любопытная тема. Например, он оставил свой архив Борису Анрепу. Это дало мне возможность рассказать о некоем таком звездном треугольнике: Николай Гумилев, Анна Ахматова и Борис Анреп. Это русский художник-мозаист, который прожил долгую жизнь и в Лондоне и в Париже, оставил массу работ, то есть стал великим европейским художником. Вот это удивительный пример. Все эти волны русской эмиграции, их трагедия, невозможность освоить этот мир, меня очень волновала. Хотя у меня всегда была возможность вернуться в Москву, в свою квартиру и продолжать там это бытие. Но в то же время я поняла, что жизнь в Лондоне открыла мне новые горизонты и возможность познания каких-то новых удивительных вещей, в том числе и в истории русской культуры, чем я сейчас там активно и занимаюсь.
 
Иван Толстой:
 
А какая стилистика, какая драматургия ваших фильмов? Вы присутствуете в них или это больше документальные картины? Как вообще вы работаете с материалом?
 
Лидия Григорьева:
 
Они сделаны, позвольте признаться, чрезвычайно примитивно. Они сделаны в стиле почти поэтических телевизионных программ. Где-то в стиле 80-х годов. То есть я там, к сожалению, для меня очень часто присутствую в кадре, поскольку ни Цветаевой, ни Гумилева в живых нет. Размахиваю руками в Гайд-парке и рассказываю о том, что здесь была Цветаева, высказываю свое мнение. Это все очень примитивно. Но высокая режиссура очень опытного режиссера, великолепный подбор музыки, присутствие самого цветаевского Лондона, делают этот фильм событием. И, очевидно, без присутствия автора в кадре невозможно было бы обойтись, как оказалось.

 В фильме о Гумилеве, например, в ту поездку российское телевидение выделило так мало денег группе, что у нас не было возможности даже никуда поехать. В поэтическом дворике кафе «Трубадур» 16 века я просто сказала большой монолог о Гумилеве, все, что я об этом думала, об этом звездном треугольнике, развивала эти идеи. И потом я думала, что мое лицо будет заслонено в кадре видами Лондона. И на это денег не хватило. То есть я там где-то 15 минут просто, простите, торчу на экране, рассказываю, а потом уже беседую с переводчиком Гумилева. То есть все время гумилевская тема присутствует, но, к сожалению, это было сделано так.

 Когда же у меня появилась возможность снять фильм о Скрябине по заказу московского  скрябинского музея  к юбилею Скрябина - 175-летию - правительство Москвы выделило деньги музею, музей смог профинансировать. Идея возникла вот так во время беседы с директором музея, который видел мои фильмы и сказал: «Не снимите ли вы, Лидия Николаевна, фильм о Скрябине?». Сниму, сказала я, потому что Скрябин - мой любимый композитор. Заметьте, я не могу, например, снять фильм о Шаляпине, потому что он горячо мною любим, но не настолько. Тоже мне нужно было найти тему. Ну, Скрябин в Лондоне две недели гастролировал. Ну, что снимать. Ну, вот он был здесь в Видмархолле. Это теперь Видмархолл, а это был холл Бехштейна, который из патриотических соображений во время Первой мировой войны англичане переименовали. Но это все равно все не тема.

И я стала читать письма Скрябина, музей снабдил меня обильной информацией. И я обнаружила, что Скрябин стал умирать в Лондоне. Что первый колокольчик (вот тут у вас в Праге смерть звонит в колокольчик), вот такой звонок раздается в жизни у каждого человека. Так вот, первый звоночек в жизни Скрябина раздался в Лондоне.
 
Он был колоссальный педант, чистюля, вы знаете, он даже деньги брал только в перчатках. Он даже писал жене, что дорогая, на это письмо упали деньги, поэтому не бери его руками, надень перчатки. Вот такая была семья. И брат жены Татьяны Шлецер увлек Скрябина идеями изотеризма, теософии. В связи с этим возникла эта идея предварительного действа, мистерии, бесконечно длящейся. И тут вдруг, как на ловца и зверь бежит, на меня стали выбегать всякие идеи.

Я открываю «Аргументы и факты» и читаю интервью со Светлановым, который говорит: да я пережил клиническую смерть, после этого я уверовал в Бога, после этого я с оглядкой на бога все делал. А вот Скрябин осмелился спорить с Богом и потому, я думаю, он и погиб так безвременно. Это то же самое, что думала я. И на меня набегают идеи, которые подтверждают мои догадки.

Я, как человек верующий, могу вам сказать, что господь предупреждает каждого человека, если он по неверному пути идет. Вот он начал не то делать. Почему у него в Лондоне возникло нечто, какой-то нарыв страшный, который приняли за фурункул, и он с дикими, страшными болями там гастролировал. И, кстати, бешеный был успех. И вот уже появилась тема, и был снят фильм. И кстати, когда у меня появилась возможность самой снять фильм, то есть мы снимали камерой профессиональной, снимал Равиль Бухараев, снимала я. Мы сняли студию, я делала фильм как автор, Равиль - как оператор. Мы делали вместе как режиссеры.

И этот фильм теперь можно купить в музее Скрябина, и он есть на канале «Культура». Я не знаю, показывают ли его, поскольку там были моменты, которые не очень были приняты на ура - это комментарии митрополита Антония Сурожского, который племянник Скрябина. Я попросила его прокомментировать теософские взгляды Скрябина. Этим фильм заканчивается. Фильм получился интересный, и заметьте, меня там в кадре нигде нет.

 Я себе нигде не нужна. Здесь только Лондон, набор фотодокументов, потрясающая музыка - лондонский репертуар в исполнении самого композитора из архива музея и вот митрополит Антоний Сурожский. Мне этого достаточно. Кроме того, по ходу этих съемок было сделано нечаянное научное открытие - неизестный автограф Скрябина в теософском обществе. Вы знаете, это возможно только в Англии. Мы туда пришли, и когда мы спросили, был ли у них Скрябин и не оставил ли он автограф, они сказали да, это 1914 год, протягивает она руку, лежит стопка дневников за все годы.
 
Хотя Лондон бомбили, мы не можем сказать, что Лондон не знал войны, вот английский порядок нам помог открыть неизвестный автограф Скрябина. Мы ксерокопию этого автографа подарили музею Скрябина. Так что фильмы снимаю не я. Фильмы возникают у меня в голове. В душе. И только по большой любви. Так же, как и стихи. Только от большой любви может что-то родиться.

И. Толстой-

Лидия, Лондон, вообще говоря, не ассоциируется в русском сознании с городом русским. Скорее - Париж, Берлин, Иерусалим, Нью-Йорк. А для вас Лондон - русский город?
Людмила Григорьева:

Ну, безусловно же нет. Я там живу как иностранка. Я не пытаюсь ни в коей мере изображать из себя англичанку. Наоборот, я заметила такую вещь: чем больше ты несешь в себе национальной самобытности, отпечатка своей собственной культуры, тем более ты интересен англичанам.

 У нас огромный круг знакомств в Лондоне, в основном это англичане, которым мы интересны. И которые интересны нам, потому что они нам дают ту информацию, которую мы никогда не получим ни из книг, ни из фильмов, то есть живую жизнь, а вы для них интересны как живые представители русской культуры, и они задают нам массу вопросов, мы бываем на всевозможных приемах и так далее.

В Лондоне есть такая маленькая культурная русская жизнь, там существует пушкинский клуб, который основали еще первые эмигранты. Есть в Оксфорде экуменическое общество, которое основали еще отец Сергий Булгаков, Бердяев и Зернов. Я ведь уже застала Лондон в начале 90-х годов, я застала еще, слава богу, сэра Исайю Берлина и мы много общались, и есть даже видеозапись нашей беседы с ним.

А так мы ведь поздно стали выезжать - нас просто не выпускали, не такие мы там были борцы за справедливость, просто мы пытались сохранить свою внутреннюю свободу и потому были естественно на подозрении у властей, как и все нормальные писатели без исключения.
 
Иван Толстой:

Англичанам понятен русский культурный тип и русские интересы духовные?

Лидия Григорьева:

Я не замечала особого интереса к русской культуре как таковой. Исключая живопись и музыку. Литература плохо переводится, это не секрет. Когда я стала понимать, как мои стихи звучат по-английски, я потеряла интерес к переводам на английский язык. У меня вышла книга в Японии, на японском, английском и русском.
 
Иван Толстой:

Японцы поняли вас?

Лидия Григорьева:
 
Вот, я думаю, да. В Японии, где культ поэзии и культ языка. И культ той поэзии, которая мне наиболее близка, то есть это короткие афористичные мысли, высказанные в короткой афористичной форме, с подтекстом каким-то. Я думаю, в иероглифах это очень красиво. Меня сейчас перевели на китайский. Я этим очень горжусь, хоть в рамочку повесить - это очень красиво - стихи в виде иероглифов. Это загадочно и прекрасно. А интереса к русской литературе особого там нет, потому что переводы ну никуда не годятся. Ахматова не в рифму. Что останется вообще, при той простоте слога, которая ей свойственна?
 
Иван Толстой:

А какой культурой интересуются англичане?

Лидия Григорьева:
 
Они чрезвычайно замкнуты на себе. Им достаточно англоязычного мира, и я думаю, то, что сейчас обсуждается вопрос изучать ли Шекспира в школе, скажет вам намного больше о том, как они относятся и к своей собственной культуре. Я боюсь, что понятие культура там сейчас полностью заменено массовыми средствами информации. У меня такие догадки и очень печальные, кстати. Потому что я встречала людей чрезвычайно образованных - они очень мало знают по нашим русским понятиям. У нас принято все знать. Там это ни к чему.
 
Иван Толстой:
 
Скажите, а русский человек в Англии, в Лондоне, меняется под воздействием обстоятельств, языка, культуры, настроения, атмосферы города?
Лидия Григорьева:
 
Для этого нужны очень близкие контакты с англичанами.
Иван Толстой:

Весь тот океан речи, который окружает поэта, английской речи, он деформирует как-то русское слово, стиль, ритм?
Лидия Григорьева:
 
Для этого нужно так глубоко вникнуть именно в английскую поэзию. Для этого нужно туда приехать будучи уже Аникстом, который жизнь этому посвятил и знает. Тогда это повлияет. Влияет все: природа, архитектура, атмосфера, то, что ты там настолько одинок. То, что тебе все улыбаются, с одной стороны, и с другой стороны ты никому не нужен - это тоже влияет.

Потом колоссальный поток информации туда стекается, выставки, бесконечные ярмарки книжные и так далее. Это тоже все влияет. А языковая стихия, я могу говорить только о себе. Вот, например, мой муж, он настолько хорошо знает английский, что, может быть, на его прозу и поэзию это и повлияет. Мне это не грозит.

Я, как Мандельштам, отношусь к английской речи - дикая кошка английская речь. У Мандельштама там армянская. До сих пор она мне царапает ухо. Но я живу в полном безмолвии, в лесу, на горе, вокруг только лисы. Они говорят на международном языке, птицы - 53 вида, английская киска, которая понимает только русскую речь. Я не выхожу за пределы своей речи, практически.
 
Иван Толстой:
 
Лидия, вы сняли фильмы о всех русских культурных деятелях в Англии о ком хотели или остался кто-то еще?
 
Лидия Григорьева:

Я вам сказала только о тех, кого я очень любила, и появилось возможность, у телевидения были деньги, они прилетели. Потом, как вы знаете, долго были, назовем это частнокриминальный раздел телевизионных программ, многие люди ушли, уехали и испарились. Но многие как раз перешли на канал «Культура» и сейчас я рискнула и позвонила на канал «Культура» и оказалось, что там работат и редактор моих фильмов и фильмы эти идут и слава богу, меня помнят. Они приняли мои заявки на следующие фильмы.

 Вы очень удивитесь, но я вдруг полюбила тему Герцен в Лондоне. Оказывается,  он очень страдал, был одинок. Я вдруг стала читать между строк «Былое и думы», отбрасывая всю политическую сторону, я брала только личностный вариант. Мы совсем его не знаем, как человека.

И если появятся деньги у канала «Культура» я была бы счастлива снять фильм Герцен в Лондоне с его закадровым голосом. Конечно актерским, каким-то. Оказывается он потрясающий стилист. Когда он описывает лондонский туман, состояние своей души. Как только он описывает визиты всяких политиков  к себе- это уже... тем более этих имен уже никто не помнит.

 Потом естественно Борис Анреп. Это бесконечеая тема. Его мозаики в национальной галерее, в Вестминстерском католическом соборе, в некоторых частных домах. У меня есть адреса, где может быть будет позволено снять. Но на все это нужны деньги.

Я не фабрика, я не ТВ, я только автор. Также есть мечта: ранний, молодой Набоков в Кэмбридже, в Лондоне и вообще влияние английского языка на Набокова было очень большим, потому что он знал английский с детства. Вот пока эти три темы.

Я думаю, что этого достоточно, поскольку я хочу еще свои книги писать. И сейчас пишу книжку эссе «Прекрасная чужбина» как раз об Англии. Хорошо когда ты там живешь не по принуждению, когда ты знаешь, что ты всегда можешь уехать.

Иван Толстой:
 
Чувство столь же вредное применительно к родине. Хорошо жить на родине, когда не по принуждению.

Лидия Григорьева-

И поэтому я не пытаюсь сказать новое слово англичанам.  Ни на английском языке, ни на русском. Я вижу свою задачу в том, что если меня господь поместил на эту гору в Англии, откуда видно далеко. А - 90 процентов (Россиян  М.У.)не могут приехать и увидеть всё это. Слава тебе господи, если у меня появится возможность рассказать им о том, что я вижу, что я знаю, что мне было дано. И вот я с удовольствием поэтому сотрудничаю с российским телевидением а не с англиским.
 
Гроза в Карлсбаде.

Сочувствую Бетховену. Ему,
Бегущему сквозь пагубную тьму,
Под грохот слухового водопада,
По улицам уснувшего Карлсбада.
Невнятная, безумна речь его,
Бегущего в ночи ни для чего,
Схватившего и сжавшего в кулак,
Пространство измельченное во прах,
Его из этой бури не изъять
Там молнии скрутились в рукоять
Гигантского как смерчь коловорота
В таких мирах для смертных нету брода
Ночную мглу тарани глыба льда
Сквозь молнии, шаровые колоба
Сквозь кожаные плети мощных струй
Гоним планидой, как солдат сквозь строй
Промок зеленый ношеный сюртук
Еще чуть-чуть и он услышит звук
Вот грохот, шквал, потоп, обвал
Облом,
Аплодисменты грянули, как гром.
О просыпайся  и рукоплещи
Бетховену бегущему в ночи.

Библиография:

Свидание. Казань. Таткнигиздат,1978.
Майский сад. М., Современник,1981.
Свет виноградный. М.,Современник,1984
Круг общения. Житейская хроника. Поэма в 3-х частях. М.3,Сов. Писатель,1988г.
Любовный голод. Пейзаж перед битвой. М., Рекламная библиотека поэзии,1993 г.
Сумасшедший садовник. Стихотворения, поэмы, М., Воскресенье ,1999 г.
Воспитание сада. Книга стихов. Спб,  2001г.
Небедные люди. Эпистолярный роман. СПб,2002 г.
Небожитель. Книга стихотворений. М., Время, 2007 г.
Сновидения в саду. Книга стихотворений. М., 2009 г.