Велимир Хлебников - закат жизни... и далее

(Издание четвёртое, исправленное и дополненное)
Великий Новгород 2022г.

0т автора
Минуло более четырёх десятков лет со дня установки памятника на могиле Велимира* Хлебникова и открытия его музея в ДК деревни Ручьи Крестецкого района, что в Новгородской области.
28 июня 2022 поклонники произведений Хлебникова отметили хоть и печальную, но знаковую дату – 100 лет со дня кончины поэта.
С тех пор почитатели творчества поэта-будетлянина постоянно посещают, давно ставшие традиционными Хлебниковские чтения. Многих наших современников интересует – как это происходило почти полвека назад в Ручьях Новгородского Края?
Поскольку мне довелось быть участником многих событий и дискуссий той поры, присутствовать при воспоминаниях свидетельницы последних месяцев жизни поэта Степановой Евдокии Лукиничны, его похорон и дальнейших посмертных событий, связанных с могилой поэта, предлагаю эту книгу, где могу достоверно назвать имена участников давних событий неравнодушных к судьбе самого Хлебникова и местных жителей бескорыстных исследователей истории с моими субъективными заметками и отступлениями.
Мой интерес не был связан научной целью, поэтому я не стремился систематизировать информацию или запоминать источники, откуда я её получал, чтобы затем перед кем-то отчитываться. Просто, хотелось больше знать о личности, которая была мне интересна. А если я сомневался в достоверности или информация расходилась со здравым смыслом, либо фактами из произведений и документов самого Хлебникова, я её отсеивал.
Заранее прошу извинить, если кого-то не запомнил или некоторые события трактовал не так, как это поняли другие. Моя задача передать, как информация из разных источников, нередко противоречивая и не всегда реальная, понята мной. Тем более, что многие события происходили задолго до моего рождения...

* Велимир Хлебников – псевдоним Виктора Владимировича Хлебникова. Время от времени возникают вопросы о правильности написания имени псевдонима. В прижизненных публикациях и изданиях есть три варианта - «Велимир», «Велемир» и «Велемiр», которые принято считать равноценными. Однако в жизни наиболее употребляемое имя – ВЕЛИМИР.


ПУТЬ К ВЕЛИМИРУ
Начну с того, как Хлебников вошёл в мою жизнь.
Когда я учился в старших классах, в книжном магазине Боровичей Новгородской области мне попалась на глаза книжечка с необычным именем автора – «Велимир Хлебников». Книги стоили тогда очень дёшево и я, особо не раздумывая, из любопытства, купил и по привычке, за один вечер «проглотил» её. Не буду кривить душой – стихи мне не понравились. Эталлон поэзии я представлял по стихам Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Есенина…
Словосочетание «поэт-футурист» впечатления не произвело, однако, слово «будетляне» мне очень понравилось, а «зинзивер» я встречал ранее в орнитологической литературе, где так называлась большая синица. В общем, утолив любопытство, я положил книгу на дальнюю полку, не предполагая, что когда-либо вернусь к ней.
Спустя лет десять, когда я уже был преподавателем, разбирая старые книги, вновь натолкнулся на эту книжечку и бегло прочитал. С тем же успехом. Интереса не было. Только ещё через пяток лет, когда опять случайно, наугад открыв «Утёс из будущего», и ясно представил в мыслях эту Хлебниковскую фантазию, был заворожён! Раньше я просто старательно просматривал буквы текста, пытаясь подогнать Хлебниковские стихи под моё представление о поэзии. А здесь дошла мысль автора, и она уже будила мои собственные грёзы, создавая умозрительные образы.
Несколько вечеров с удовольствием читал творения Велимира, наслаждаясь совершённым мной открытием. В желании разделить восторг, дал почитать книгу, приоткрывшую для меня Мир Хлебникова, кому-то из своих приятелей, и она навсегда «прилипла» к чужой полке.
Совершив в себе это открытие глубины произведений, не беру смелость назвать себя знатоком творчества Хлебникова. Ещё очень многое из его творений и по сей день остаётся для меня загадкой, а что-то и вообще принять не могу. Однако, общаясь с почитателями творчества Велимира, нередко получаю новые прозрения.
Так, однажды в девяностых годах сопровождая по линии Агентства Печати «Новости» по Новгородскому краю коллегу-журналиста из Германии Дитера из Дюссельдорфа, остановились у родникового ручья с местным названием «Белый ручей», который пересекал автодорогу Крестцы-Окуловка около села Ручьи. Походя, я сообщил ему, что на местном кладбище похоронен Велимир Хлебников, а в сельском доме культуры музей его имени. К моему удивлению немец воспылал восторженным интересом. Понаблюдав за иностранцем на посещении могилы, и с каким вниманием он слушал экскурсию местной жительницы Марии Аверьяновны Каракозовой, которая безвозмездно, не считаясь со временем суток, много  лет водила гостей по музею, и радушно угощала кружкой свежего символического молока с краюхой хлеба, я убедился в искренности его интереса. Тогда я полюбопытствовал, почему он – немец, знает русского поэта-футуриста, который и в Советском Союзе-то не очень широко известен? И получил от него такое утверждение:

«У Вас в России есть Великий русский поэт слова – Александр Сергеевич Пушкин. А Велимир Хлебников – Великий русский поэт мысли! Правильный смысловой перевод его поэтических произведений на любые языки Мира звучат в сознании стихами!» Мне очень понравился его взгляд.

Мысль иностранца совпала с грёзами самого Хлебникова, который всегда стремился к созданию «языка мысли» или всеобщего «звёздного языка». Не удержусь от предположения, что возможно Велимир пытался осознать разрозненные факты находок девятнадцатого, начала двадцатого столетия древних осколков камня и керамики со всех континентов - в Европе, Юго-Восточной Азии, Африке, Северной и Южной Америке с надписями на непонятном языке, но содержащие сходные значки. Возможно он и желал воссоздать язык протоцивилизаци тех времён, когда все народы до библейского, Вавилонского столпотворения общались на едином наречии.
В заключение гость добавил, что он давний поклонник творчества поэта-будетлянина, и самое ценное впечатление для него из нынешней поездки в Россию – посещение реальной могилы и музея гения.
Ещё бы! Общаясь с немцами в 90-х годах прошлого века, я дивился проницательному мнению Хлебникова на многовековую «дружбу» наших государств высказанному в одной из статей восемь десятков лет назад.
Осознав это, мне подумалось, что, несмотря на странный, по мнению недалёких обывателей, образ жизни, Велимир Хлебников был совершенно искренен и постоянен в своих принципах и идеях. Не расходился с ними в реальной жизни. Именно это и привлекает меня в его личности. Я далёк от мысли идеализировать или обожествлять его, но личность Хлебникова достойна уважения, широкого интереса и почтения.
Образы подобных людей не раз встречались в литературе, как например князь Мышкин в романе Достоевского «Идиот», но это вымышленный герой, художественная фантазия автора. А Виктор Владимирович Хлебников был реальной личностью, который вполне сознавал свою исключительность, хотя и не кичился ею. Учиться он начал в раннем детстве. Уже в возрасте четырёх лет хорошо читал по-русски и по-французски. Учился увлечённо с широчайшими интересами, успешно совмещая точные науки с естественными и историей. В университете изучал японский язык. Время выпало смутное, волнующее, но Виктор не испугался, не пытался прятаться, и избегать сомнительных и даже опасных событий. Так 1903 году в Казани  его занесло на студенческую антиправительственную демонстрацию. В результате он едва не погиб, а далее арест, месяц тюрьмы, исключение из университета и мысли, мысли, мысли... Тогда под воздействием таких кровавых событий с огромным числом жертв, как Цусима, в его душе родилась ответственность за жизни людей. Что вылилось в поиск законов времени, чтобы найти оправдание смертям и предотвратить войны. Через своего отца юный Виктор получил обширные знания о культуре и обычаях Астраханских Калмыков, которые часто вспоминали тибетские Доски Судьбы. Их Хлебников и взял за основу математических расчётов Судеб Человечества.
Коротко побывал в Москве и, поначалу, посетив галереи и музеи восхитился, но быстро разочаровался столкнувшись с бестолковой суетой и лицемерием основной массы люда.
В 1908 году Виктор Хлебников перевёлся на учёбу в Санкт Петербург, где часто посещал «Башню» Вячеслава Иванова - место встречи знаменитых поэтов «Серебряного Века», которые называли себя на западный манер - «футуристами», но при появлении Хлебникова и несмотря на его скромность, полагаю не без его влияния, для поэтов появилось новое слово - «БУДЕТЛЯНЕ». Кстати, с этого же времени у Хлебникова появился псевдоним его имени - «ВЕЛИМИР». Казалось бы, поначалу Велимир был доволен дружеской, творческой атмосферой «Башни», однако вскоре он себя почувствовал чужим, и может быть даже лишним в этом шумном кругу литературной элиты того времени, особенно, когда коллеги громко, кукольно искажая голос и иногда, почти агрессивно, декламировали его стихи, сводя до клоунады и зубоскальства, что никак не соответствовало авторскому замыслу и его характеру, далёкому  от  шутовства. Хотя, дружеские изгаляния принимались им невозмутимо, без попытки поправить. Сам он читал свои стихи монотонно, не играя голосом и не меняя ритма. Его образ жизни и общение с окружением походило на издревле известное подвижничество странников и юродивых. И никакой информации про  блгословение Виктора Владимировича на эти подвиги найти не удалось, думаю и не могло быть в период развития бесовского атеизма. Однако, многие из изречённыж Велимиром фраз поражали своей осмысленностью.

Несколько позже один из современников вспоминал. Когда, собравшись узким кругом, друзья, в числе которых был и Хлебников, заговорили о себе. Один восторженно изрёк:

«Подумайте! Таких, как мы, на всей Земле всего лишь несколько человек!»
На что Маяковский громогласно утвердил:
«А я вообще, один!»
Почти без паузы Хлебников скромно потупился, и чуть слышно произнёс в своём уголке:
«Таких, как я, и совсем нет…».
Это был экспромт, но сколько острого ума и осознания Хлебниковым своего места в мире!
Однажды в Харькове на одном из собраний полушутя, полуглумливо друзья Велимира присвоили ему «титул» – «Первый Председатель Земного Шара!». И хотя Хлебников понимал, что друзья устроили балаган на потеху публике, безропотно и даже слишком серьёзно принял на себя этот сан и нёс его со всей ответственностью до самой смерти. Менее, чем за полгода до кончины, 30 января 1922 года, он единолично издал «Приказ Председателей земного шара» и завершив словами «скучно на свете», подписал «Велимир Первый». Можно добавить – и единственный!
Может быть, это и было подобие признания в нём Великого, но не только Русского, а Всемирного поэта мысли!
Несмотря на его странности в общении и быту, Хлебников обладал незаурядным умом, талантом рисовальщика, даром предвидения, глубиной познания человеческого общения. Достаточно прочитать хотя бы его аналитическую монографию «О западном соседе», которую он написал в 1913году, проникаешься его пониманием международных отношений России и Германии.
Мне очень понравилась мысль Ефима Григорьевича Эткинда о ценности идей Велимира:
«Из тех идей, которыми он оплодотворил словесность, он не все реализовал сам; идеи Хлебникова оказались богаче его творчества».

По-разному можно относиться к словотворчеству поэта. Тем не менее, восстановленное им старое русское слово «самолёт», встречавшееся двести-триста лет назад в устных Народных сказках, как «ковёр-самолёт», теперь прочно вошло в нашу речь. Не исключаю мысль, прозвучавшую  в одной из дискуссий, что и слово «паровоз» появилось в нашем лексиконе не без участия Хлебникова.
В фантазиях Велимира давно! Больше века назад проскакивали прообразные идеи интернета. Хоть я далёк от мысли утверждать Хлебникова «изобретателем всемирной паутины». Но именно тогда и звучало слово «паутина». Кто знает? Не исключаю, что по Воле Всевышнего, спустя годы в урочище Санталова напротив будущей гранитной «Скамеечки-Выдры» вдруг однажды, поднимутся невообразимые архитектурные сооружения из современного интернета, как символический «ПУТЬ ПОЭТА-БУДЕТЛЯНИНА В ВЕЧНОСТЬ!» но сомневаюсь, нужно ли? И насколько это будет гармонично с фантазиями самого Хлебникова?

Подобных людей всегда сопровождает шлейф досужих домыслов. Естественно, что многие читатели, прикоснувшись к творениям Велимира, пытаются осмыслить и истолковывать по-своему, что думал и хотел поэт. Не думаю, что это возможно, так как никто из них не имели похожего хода мыслей и сколь-нибудь сходного образа жизни. Нередко приплетали и собственные фантазии. Например, я не раз слышал вымысел, который, как ни странно, якобы исходит от Петра Митурича, что местный батюшка воспротивился захоронению Хлебникова на кладбище как нехристя. И его были вынуждены похорониь вечером через ограду. Эта выдумка тиражируется в разных вариантах.
Во-первых, существует запись места рождения и даты крещения Виктора Владимировича Хлебникова в одной из православных церквей по месту жительства родителей.
Во-вторых, сам Велимир Хлебников, много раз заполняя разные анкеты, писал о себе, что он Православный.
И, в-третьих, я сильно сомневаюсь, чтобы в 1922году даже самый фанатичный батюшка затеял такой глупый скандал на похоронах скромного человека, страдальца почившего после мучительной болезни. Не подтвердила эту байку с ночными похоронами и единственная свидетельница тех событий, с кем мне посчастливилось общаться, Евдокия Лукинична Степанова. По её памяти, ручьёвский батюшка был добрым и мудрым пастырем для своих прихожан. Она лично знала всех, кто участвовал в похоронах, среди которых был её муж, и видела как они провожали гроб и через незначительное время спокойно вернулись.  Если бы на самом деле что-то произошло неординарное, то этот конфликт остался бы притчей во языцех по всей Крестецкой округе. Но этой легенды не родилось.
Посудите сами – если бы, как сообщается в одном из вариантов подобной фантазии, у группы хоронивших Хлебникова людей, действительно возникли препирательства с батюшкой, жилая изба которого находилась рядом с кладбищем, то на шум сбежалось бы всё село любопытствующих и похороны покойника на жаре затянулись бы до позднего вечера, но свидетелей видевших всё своими глазами, не нашлось.
 Правда, с другой стороны, среди односельчан не сохранилось воспоминаний об Отпевании и Предании Земле с молитвой раба Божия Виктора. Лукинична об отпевании тоже ничего не помнит, как она сказала: «...не слышала, и врать не буду...». Похороны прошли обыденно и немноголюдно…
Кому нужны эти лживые «сказки»? Видимо на волне моды на атеизм толпа людей, прикрывающая этим популярным словом того времени собственную безграмотность, спешили овнешнить свою лояльность новому мракобесию власти, и сочиняли всуе подобные небылицы.

Чем вдумчивее я знакомился с воспоминаниями Петра Митурича, и сопоставлял с иной поступавшей от него информацией, тем больше возникало сомнений. Многое не сходилось воедино. Особенно после бесед с живым свидетелем тех событий в период наших совместных исследований с коллегами, о которых немного коснусь в дальнейшем повествовании.

***

ВСТРЕЧИ С ЕДИНОМЫШЛЕННИКАМИ
Так постепенно, исподволь Хлебников вошёл в мои размышления и жизнь.
В 1970 году я стал новгородцем,переехав из Боровичей.
Здесь в шестидесятых-восьмидесятых годах прошлого века существовало неформальное содружество профессионалов документального кино, радио, телевидения и печатных средств массовой информации. В нашей среде часто рождались дискуссии на различные темы о легендарных личностях связанных с Новгородским краем. Неоднократно наш интерес возвращался и к яркому образу Велимира Хлебникова. Общаясь с коллегами, я познакомился с замечательными творческими людьми того времени Виктором Абрамовичем Глассом, Игорем Ивановичем Иванкиным, Эдуардом Васильевичем Раненко, Александром Исааковичем Овчинниковым, Виктором Сергеевичем Трояновским, Виктором Михайловичем Горшковым, Василием Михайловичем Черняевым, Таисией Исаевной Баровской. Несколько позже в содружество вошли Дмитрий Захарьевич Хавин, Игорь Яковлевич Манюков, Александр Иванович Орлов. Присоединились поэты Игорь Александрович Таяновский, Сергей Владимирович Иванов, художник-архитектор Евгений Леонидович Казанцев и многие другие.
Часто случалось на события областного масштаба коллеги выезжали в районы области совместными группами. Возвращаясь из подобной поездки в Боровичи, мы остановились в общественной колхозной столовой славившейся вкусными, сытными и недорогими обедами в деревне Ручьи. После трапезы, заинтересовавшись видневшимся невдалеке силуэтом облупленного кирпичного храма, пошли посмотреть. От былого благолепия храма не осталось и следа. Сквозь решётки открытых окон гулял ветер. Помещение использовалось, как мастерские по ремонту сельско-хозяйственных агрегатов. Оттуда перед нами открылся вид на ещё более древнюю, деревянную церковь великомученика Георгия Победоносца девятнадцатого века. Кресты были сброшены. На высоком шпиле над колокольней висел, сверкая позолотой, скособоченный, медный шар. Мы обошли вокруг храма, прошлись по кладбищу и вдруг наткнулись на полусгнившую намогильную дощечку с вырезанной надписью:
«Велимир Хлебников 1885-1922».
Однажды мне сказали, процитировав какой-то документ, что Хлебников ещё при жизни написал себе эпитафию:
 
«Пусть на могильной плите прочтут: «он вдохновенно грезил быть пророком».

Но это осталось только в архивах. Живущие почитатели не особо стремились выполнить его посмертную волю, то ли по незнанию, либо, это было элементарное пренебрежение.
Над могилой стояла наклонённая сосна, на которой явственно проступали несколько строчек надписи, вырезанных ножом. Они заплыли смолой и уже начали зарубцовываться. Однако, хоть и с трудом, но можно было разобрать:

«Ногу на ногу положив (или заложив...),
Велимир сидит. Он жив!»
Как мне стало известно позднее, автором этих строк был Даниил Хармс написавший стихотворение: «Виктору Владимировичу Хлебникову (1926)»
Исполнитель надписи на стволе остался неизвестным. По степени сохранности заплывшей смолой надписи возраст этой вырезки, когда мы её нашли, был примерно пять-семь лет.
 
Суть зарифмованной надписи была неточной. Судя по воспоминаниям современников, невозможно было представить Хлебникова, сидящего вальяжно развалившись и положившего ногу на ногу. Он был очень застенчив. Манера сидеть была прямой, соединив колени и не касаясь спинки. Даже первоначально можно было принять его за безвольного рохлю. Однако в общении, все кто с ним беседовал, поражались его тихой, но железной воле, с которой он отстаивал свои выстраданные мысли. Видимо поэтому на творческих диспутах, когда Хлебников появлялся в помещении, все вставали.
Один профессор с изумлением вспоминал об этом, не понимая, какая сила заставляла его, солидного человека, подниматься вместе со всеми перед студентом?

Так или иначе, всё указывало на то, что мы стояли перед могилой, именно Велимира Хлебникова.
Удивлению не было предела.
Эдуард Васильевич Раненко, кинооператор Ленкинохроники, ранее уже предпринимал попытку съездить киногруппой в деревню Санталово, где, как было известно, скончался поэт. Географически казалось, что это находится совсем в иной стороне, потому, что санталовская дорога от автотрассы Москва-Ленинград вела с другой стороны посёлка Крестцы, и к тому же была так разбита лесовозами, что стала непроезжей для студийного УАЗика. Попасть в Санталово не удалось даже засушливым летом. Не было тогда в обиходе точных карт, по компасу никто не ездил, навигаторов тогда не существовало даже в фантазиях. А ручьёвское кладбище, мимо которого неоднократно проезжали, оказалось ближайшим погостом, где хоронили и санталовских селян.
***

НОВАЯ ВОЛНА ПОИСКОВ
Случайная находка именной дощечки послужила для нас поводом для новой волны исследований новгородского периода жизни поэта и толчком к поиску людей причастных к сохранению могилы. Потому что по степени разрушения доски её возраст был всего чуть больше десятка лет. Это указывало на то, что за могилой присматривали уже и после предполагаемого перезахоронения поэта в шестидесятых годах ХХ века.

На этот раз поиски увенчались успехом. В то время мне довелось обеспечивать фотоснимками крестецкую районную газету и часто приходилось приезжать. После долгих мытарств, через Крестецкого краеведа Павла Васильевича Гурчёнка, хлопотавшего о создании местного краеведческого музея, мне удалось найти Алексея Алексеевича Степанова и его мать, бывшую жительницу деревни Санталово, ровесницу века – Евдокию Лукиничну, которая в то время жила в Крестцах и оставалась последним свидетелем, кто при жизни своими глазами видел Хлебникова. Именно Степанова в дальнейшем по-возможности присматривала за его могилой. Муж Евдокии Лукиничны, будучи любознательным двадцатилетним парнем, неоднократно лично встречался с Велимиром на вечерних посиделках, когда он появился в доме Митуричей и был ещё в состоянии общаться. А когда Хлебников скончался, Алексей Степанов был в группе людей, кто проводил поэта в последний Путь.
Чуть позднее Алексею на том же кладбище вместе с Евдокией – случилось хоронить их малолетнюю дочь. Тогда он и показал жене могилу Хлебникова. Ей показалось удивительным, что на могиле был насыпан холм больше обычного. Алексей тогда же пояснил жене, что гроб захоронили, не так глубоко, так как Хлебникова в скором времени должны перевезти в Москву. Поэтому и насыпали приметный холм.
Спустя несколько лет в 1927 году Алексей Степанов трагически погиб сам и был похоронен на том же кладбище на расстоянии чуть больше десятка метров от Хлебникова. С тех пор Евдокия Лукинична, ухаживая за могилой своего мужа и других родственников, стала приглядывать и за бесхозной могилой поэта. Со временем намогильный холмик расползся и почти сравнялся с уровнем земли.
Через четыре десятка лет после кончины Велимира живописную деревеньку Санталово построенную древними пращурами на слиянии двух чистых речек Анненки и Олешонки, одно название которых ласкало слух, власти объявили почему-то неперспективной и потребовали от жителей, чтобы через два года их никого не было на этом месте. И чтобы некоторые, самые упорные жители, к которым относилась и Лукинична, не засиживались на родимой земле, власти обрезали линию электричества, которую после войны с таким радостным энтузиазмом провели совместными усилиями, оставшиеся в живых фронтовики.
Лукинична, бросив добротный, благоустроенный деревенский дом с садом на произвол судьбы, переселилась в большой барский, двухэтажный дом в Крестцах, который за прилежное услужение подарили престарелые баре - хозяева имения, называвшие её по доброму Дунюшка-Голубушка.
Пережив это потрясение, Евдокия Лукинична стала реже посещать кладбище по причине хлопотности и пошатнувшегося здоровья.
Однажды ей сообщили, что прах «твоего Вити» увезли в Москву - ну, увезли и увезли... Однако весной следующего года перед Пасхой, по традиции посетив Ручьи, она с удивлением нашла могилу нетронутой. И тогда чтобы обозначить для потомков её местоположение, после неудачной попытки московских инициаторов перезахоронить прах Хлебникова в 1960-х годах, сердобольная женщина натаскала булыжников и обложила могилку, чтобы она совсем не исчезла с лица земли. И по просьбе Евдокии Лукиничны, была изготовлена та скромная доска, которую мы нашли на могиле спустя полтора десятка лет.
***

ЛУКИНИЧНА
Инициатор новой волны поисков – Эдуард Васильевич Раненко кинооператор Ленинградской студии документальных фильмов, решил снять фильм об этих исследованиях. Ведь, это же счастливый случай найти живого свидетеля далёких двадцатых лет. Причём Евдокия Лукинична на девятом десятке лет сохранила ясный ум и связную речь, которую можно было слушать как мелодию, наслаждаясь выговором.
Однажды мы, опасаясь за её здоровье и учитывая её возраст, с осторожностью предложили ей съездить с нами в Ручьи и Санталово. Глаза пожилой женщины сверкнули молодостью, и она с задором приняла наше приглашение.
Оказавшись на ручьёвском кладбище, Евдокия Лукинична, несмотря на слабое зрение, ходко и уверенно прошла к могиле своего мужа и от неё прямо указала на место упокоения поэта, хотя с её последнего посещения погоста прошло несколько лет.
По пути в Санталово она увлекательно рассказывала о том, как Хлебников попал в их края. О жизни старой деревни, многолюдных весёлых праздниках, тяжёлой, но дружной работе на полях. На лице её отражались, то грусть, когда она повествовала о молодом ещё, но изнурённом тяжёлой болезнью Хлебникове.
То недоумение и раздражение, когда вспоминала период своего бригадирства, и ей приходилось «воевать» с неумными директивами от районных чиновников.
То злая обида, когда по распоряжению властей от санталовцев забрали весь их урожай отборного зерна и заменили немыслимой смесью хилых злаков вперемешку с сорняками и трухой, которая не годилась даже на корм скоту. А ведь нужно было и самим выжить, и на посев оставить лучшие семена.
Только когда воспоминания касались молодых лет жизни с мужем и пятерыми детьми, весь облик её начинал светиться внутренней радостью.

Как я понял из её рассказа, зимой 1922 года Пётр Митурич, художник и интеллектуально образованный человек своего времени, встретившись на каком-то событии в Петрограде или Москве с тяжело больным Хлебниковым, пригласил его после голодной зимы, пожить лето в Санталове, где в деревенской школе учительствовала его жена - Наталья Константиновна. Чтобы в голодное время на чистом воздухе и свежих харчах подправить здоровье и отдохнуть от городской суеты. Велимир принял это приглашение и ранней весной, когда в лесу местами ещё лежал снег, он тронулся в путь и на поезде приехал по одной версии в Крестцы, а по другой, более вероятной, в Боровёнку Окуловского района.
Неизвестно по чьей вине, но Митурич* не получил от Хлебникова известия о дате приезда, поэтому и не встретил его. Велимир по своей скромности не стал никого обременять хлопотами, а, узнав направление, самостоятельно, как это он делал всегда в своих путешествиях, пешком отправился в Санталово. Не успев преодолеть расстояние за один переход засветло, был вынужден заночевать в сыром и холодном лесу. К его тяжёлой болезни добавилась простуда.
Доподлинно мне неизвестно, чем болел Хлебников. По некоторым предположениям туберкулёзом, по-народному – чахоткой. Или лихоманкой, как иногда называли рак. Это сейчас не очень и важно. Главное, болезнь оказалась последней.
Как рассказывала Евдокия Лукинична, гость появился в Санталове внезапно. Митурич с Натальей Константиновной радушно встретили Хлебникова. Выделили для него одну комнатку в здании школы. Оправившись от простуды, Велимир стал выходить на прогулки, любовался цветами. Несколько раз Лукинична видела, как он возвращался домой с букетиком то белых, то синих подснежников, а иной раз ландышей. Часто подолгу сидел на берегу речки, любуясь рыбёшками в воде или на облака. По вечерам в его комнатке стали собираться местные мужики. Их конечно очень интересовал «Председатель Земного Шара». Среди них был и муж Евдокии Лукиничны – Алексей Степанов. Там велись беседы на разные темы, от местных, и до глобальных. Некоторыми новостями из услышанного на этих встречах Алексей делился с женой. О чём она и поведала нам, хотя созналась, что толком не поняла, о чём на посиделках шла речь?
Дотошный Эдуард Васильевич, желая уточнить, насколько близко была знакома сама Лукинична с Велимиром, задал конкретный вопрос:

«Евдокия Лукинична, А сами-то лично Вы видели Хлебникова?»
«А как же? Вот так, как Вас. Он на той стороне речушки, а я по этой стороне иду стёжкой. Поздороваемся и я дальше бегу…»
«Что ж Вы с ним не поговорили-то?»
«Откуда ж я знала, что он помрё…? И нельзя было. Как я, мужняя жена, могла заговорить с чужим мужчиной?
Да и что я могла сказать?
Он учёный человек, а я буду к нему приставать с какими-то глупостями.
Он же о своём думает!»

В этом коротеньком диалоге столько информации о той эпохе. О русских нравах, деревенских правилах приличия, уважении к знающему, образованному человеку и деликатности простой крестьянки.

Болезнь не отступала, и Хлебников постепенно «таял». Видя серьёзность положения, Митурич в июне месяце уговорил Хлебникова обратиться за медицинской помощью в районную больницу. Как Велимир ни противился, в конце концов, согласился, и по просьбе Петра местный житель отвёз Хлебникова на лошади в Крестцы.
В уездной больнице без должного ухода, да на казённых харчах Хлебникову стало ещё хуже. Он слёг окончательно и появились мокнущие пролежни.
Когда врачу стало понятно, что Велимиру не суждено выздороветь, сельчане, опять на лошади вернули его обратно, чтобы Хлебников последние дни жизни находился среди своих людей, а не в одиночестве больничной палаты.
Евдокия Лукинична видела сама, как его на телеге привезли обратно осунувшегося, высохшего. Велимир боком лежал на охапке сена, и устало смотрел  на встречавших его людей.
Митурич хотел поместить его в ту же школьную комнатку, где он жил раннее. Хлебников воспротивился и попросил поселить его в баньке, которая стояла на берегу речки, метрах в двадцати от школы. Видимо не захотел своей болезнью доставлять опасность здоровью детей. Так и поступили.
В чистенькой баньке на полоке устроили постель. Матрас и наволочку набили свежим, душистым сеном. Хлебников просил принести ему букетик васильков, но тем летом в июне их ещё не было. Лукинична очень сокрушалась, что не смогла выполнить его такого бесхитростного желания.
Чуть больше недели принимала банька своего постояльца. 28 июня 1922года Велимир Хлебников почил и, как написал на посмертном рисунке Пётр Митурич, последнее его слово было: «Да»…
Это закреплено в архивном документе – на листке бумаги, хранящемся в ЦГАЛИ:
«Утром в 7-8 час. 27.VI на вопрос Федосьи Челноковой, «трудно ли ему помирать», ответил «да» и вскоре потерял сознание. Дышал ровно со слабым стоном, периодически вздыхая глубоко. Дыхание и сердце постепенно ослабевало и в 9 ч. 28.VI прекратилось». Чуть ниже нарисован гроб с надписью по боку «Первый Председатель Земного Шара Велимир Хлебников» и ниже дописано: «Опущен в могилу 1 1/2 глубиною на кладбище в Ручьях Новгор. губ., Крестинского уезда, Тимофеевской вол., в левом заднем углу у самой ограды между елью и сосной. П.Митурич».

* – Как видно в воспоминаниях же Лукиничны об этом несколько иначе, чем у Митурича. Он повествует, что они с Хлебниковым, якобы, приехали в Боровёнку вместе.
Однако, Хлебников в своём последнем письме из больницы пишет знакомому доктору А.П.Давыдову:

«Дорогой Александр Петрович!
Сообщаю Вам, как врачу, свои медицинские горести.
Я попал на дачу в Новгородск. губер., ст. Боровёнка, село Санталово (40 вёрст от него), здесь я шёл пешком, спал на земле и лишился ног. Не ходят. Расстройство /неразборчиво/ службы. Меня поместили в Коростецкую «больницу» Новгор. губ. гор. Коростец, 40 верст от железной дороги.
Хочу поправиться, вернуть дар походки и ехать в Москву и на родину. Как это сделать?»

Как можно понять из текста, Хлебников по пути в Санталово был один. И то, что он предпочёл спать на сырой земле, а не беспокоить сельчан попутных деревень, вполне соответствует его скромному характеру и давним привычкам.
Что касается Митурича, то я думаю, будь он рядом, не стал бы рисковать здоровьем, а наверняка договорился бы о ночлеге в тёплой избе у добрых людей.

Вообще-то, исходя из рассказа Евдокии Лукиничны, я понял, что с б0льшим участием и заботой к больному поэту отнеслась жена Митурича, Наталья Константиновна. Сам Митурич не особо нянчился с Велимиром. В Крестецкую больницу отправил одного с колхозным возницей. Когда крестьянин вторично был в райцентре, как водится у односельчан, он зашёл в больницу проведать Хлебникова, врач сообщил ему о безнадёжности пациента и пригласил для разговора самого Митурича, поскольку Велимир был его гостем, тот в своих заботах не откликнулся, тогда, в третий приезд возницы, врач волевым решением вернул смертельно больного Велимира в Санталово.

В вышеуказанных документах бросаются в глаза разночтения об одном и том же географическом месте.
В записке Митурича:«Ручьях Новгор. губ., Крестинского уезда»
Хлебников в письме доктору пишет:«Меня поместили в Коростецкую «больницу» Новгор. губ. гор. Коростец»
На самом деле речь идёт о посёлке Крестцы и Крестецком уезде Новгородской губернии.
Приезжий, тяжелобольной Хлебников мог ошибаться - он не местный. В Крестцах никогда раньше не был.
А для Митурича, в качестве хозяина принимавшего гостя в доме где живёт его семья, подобная ошибка непростительна. Просится догадка, что воспоминания Митурича и его рисунки появились значительно позднее фактических событий, поэтому и изобилуют неточностями. Человеческая память, не закреплённая на бумаге с фиксацией точной даты и времени вещь ненадёжная и недостоверная.
***

ЛУКИНИЧНА В САНТАЛОВЕ В 1984 ГОДУ
… Евдокия Лукинична ехала с нами на свою Родину, где прошла самая счастливая пора – детства и замужества, поэтому глаза её блестели как в юности.
То, что она увидела, сразу заставило посмурнеть её лицо. Когда мы остановились около разрушенной школы, где она училась в далёком детстве, а позднее работала уборщицей, во всём её облике появилась жгучая жалость безвозвратной потери.
Деревянную школу, крытую черепицей разрушили явно нарочно. Брёвна без признаков следов гнили просто валялись в беспорядке, раздернутые при помощи трактора именно до уровня бревна, где Пётр Митурич рельефно вырезал легендарные слова: «Здесь жил и умер Первый Председатель Земного Шара Велимир Хлебников». Видимо это бревно и было целью злоумышленников – похитивших реликвию.
У входа в школу нашли старое, примерно двух-трёх годичной давности несуразно-удлинённое, заросшее кострище. Игорь Яковлевич выбрал в нём пару головешек, и углем по указке Евдокии Лукиничны, под предполагаемым местом пропавшего бревна повторил слова о Хлебникове:
«Здесь жил и умер
Первый Председатель
Земного Шара
В.Хлебников
28.VI.1922»

Лукинична загоревала, что из-за разрушенного моста не может пройтись по бывшей деревенской улице, добраться до места своего дома. Стоя у развалин школы, она показывала через разлившуюся речку на взгорок, покрытый высоким травостоем и кое-где стоящими застарелыми яблонями. С тоскливой скорбью рассказывала об узорных избах, шумных, радостных деревенских праздниках, бурно цветущих садах, что и было когда-то красивой деревней Санталово. Даже присутствие в названии буквосочетания «Санта» невольно наталкивает на мысль о Святом Месте.
Старое урочище встретило нас покоем, нарушаемым звонкими, нехитрыми песнями птиц.
На берегу речки сквозь заросли ольхи и гигантской крапивы с трудом можно было рассмотреть сгнивший, обросший лишайником, просевший почти до земли сруб баньки, где завершилась земная жизнь удивительного человека – поэта, Велимира Хлебникова.

Обратный путь в Крестцы сопровождался тягостным молчанием. Подтвердилась старая народная мудрость: «Не нужно возвращаться в те места, где Вы были когда-то счастливы. Ибо ждёт Вас горькое разочарование!»…
***

А БЫЛО ЛИ ПЕРЕЗАХОРОНЕНИЕ?
Дальнейшие исследования в архивах области показали, что никаких документов на вскрытие могилы и разрешений на изъятие праха для перезахоронения не существует в природе. Никто из родственников и иных людей не заявляли о необходимости перезахоронения в органы местной власти. Поэтому Крестецкий районный исполнительный комитет не создавал никаких комиссий для эксгумации и не принимал никаких решений. И если что и произошло, то это были самовольные и подсудные действия неизвестных лиц участвовавших в противозаконном акте. Ссылки на, якобы, существовавшую справку-разрешение от сельсовета необоснованны. Так как сельсовет, по словам юристов, не обладал полномочиями решать подобные вопросы. Если сельсовет и выдал подобный документ, то он изначально не имел юридической силы.
Да и весь процесс перезахоронения иначе как кощунством не назвать:
В летнюю пору некие люди, не уведомляя уполномоченную местную власть о своих намерениях, проникли на территорию заросшего сельского кладбища. Не присутствовали ни представители власти, ни эксперты способные идентифицировать прах покойного. Организаторы этого акта не удосужились даже найти людей, кто достоверно мог показать место захоронения, не говоря о соблюдении процессуальных норм и ритуала перезахоронения. Не зная места подлинной могилы, при помощи случайных местных жителей наугад произвели какие-то беспорядочные раскопки. Естественно, найти ничего не смогли. Похоже, что они и не ставили себе такой задачи. Их вполне устраивала имитация перезахоронения. Насыпав в пакет немного земли, и кинув туда найденную пуговицу и какую-то ЧУЖУЮ, может быть даже и нечеловеческого происхождения костяшку, неудавшиеся гробокопатели отбыли в Москву, чтобы «закопать» изъятую с Ручьёвского кладбища символическую горстку земли с чьими-то останками непременно на Новодевичьем кладбище.
Спустя полгода морозной зимой на Новодевичьем кладбище Москвы, как написал на это действо в своём стихотворении «Перепохороны Хлебникова» Борис Слуцкий, «кучка малая людей знобко жмется к праха кучке» в январскую «Стынь, ледынь и холодынь» «зарыли» «Праха малый колобок»….
Невольно возникает вопрос: «А где, и насколько достойно в течение полугода хранилась авоська с «Праха малым колобком» Великого Поэта?» Волей Судьбы именно в то время, когда новгородцы во всю силу творили музей Хлебникова, и ставили Памятник на могиле Велимира, завершилась жизнь автора сихов о перепохоронах.

Весь этот процесс перезахоронения без соблюдения протокола, традиций и ритуала выглядит недостойным, глумливо-шутовским действом «кучки малой людей», которые вдобавок ко всему сотворили ещё один кощунственный акт – возложили на условную могилу поэта на Новодевичьем кладбище Москвы НАДГРОБИЕ ЧУЖОГО НЕВЕДОМОГО ЧЕЛОВЕКА – «подлинную каменную бабу» с одного из древних безымянных захоронений далёких степей. Причём эти важные действия не подкреплены никакой, мало-мальски достоверной, документальной информацией, что это за древнее изваяние «каменной бабы»? Статус захоронения откуда сняли эту скульптуру? И какого населённого пункта?

***

На этом очередной этап исследований приостановился. Наступило затишье на несколько лет. Продолжалось только дружеское общение Эдуарда Васильевича Раненко, Игоря Яковлевича Манюкова и киногруппы с удивительным человеком Евдокией Лукиничной Степановой, к которой мы заезжали проведать и справиться о здоровье при каждом удобном случае.
***

ОЛЕГ АНДРЕЕВИЧ ОБЛОУХОВ
Зимой 1986 года, морозной январской ночью в моей квартире раздался телефонный звонок. На том конце провода я услышал звонкий восторженный голос:
«Добрый день! Это Слава Кочевник?»
Я озадаченно поправил, что не Слава, а Саша. Собеседника это ни мало не смутило, и он продолжил:
«А всё-равно! Я Олег Облоухов, художник из Ростова-на-Дону! Приехал к тебе! Я сейчас на вокзале. Приходи ко мне. Нам нужно с тобой поговорить!»
Я уже окончательно проснулся, но всё-таки решил напомнить неведомому собеседнику, что сейчас середина ночи. И стоило бы подождать до утра. На моего нового знакомого это не произвело ни малейшего впечатления. Так же восторженно он продолжал:
«Не! Я уже выспался. Мне про тебя рассказал…» – и далее последовало пространное перечисление ряда лиц, через которых он меня нашёл. Разговор внезапно прервался. После бесплодного ожидания повторного звонка, я решил идти на вокзал.
Там с дубовой вокзальной скамьи пустующего зала мне навстречу радостно поднялся плечистый, слегка сутулый мужчина, чуть выше меня ростом, с лохматой шевелюрой русых вьющихся волос обрамляющих румяное лицо в роговых очках с толстыми плюсовыми стёклами, отчего голубые глаза его казались неимоверно огромными.
Приветливо улыбнувшись, он обнажил крупную редчину между верхними передними зубами. Одет он был явно не по сезону – в лёгкую курточку. Глядя с детской наивной улыбкой, он сообщил мне, что у него кончились деньги, и он не смог мне перезвонить по автомату. Пожав его закоченевшую руку, я ощутил, что незнакомец продрог, что называется, до мозга костей. Я тут же пригласил его к себе. Без разговоров, взяв под мышку объемный сверток и подхватив два огромных туго набитых портфеля, Олег охотно направился за мной. Гость оказался сверх словоохотливым. Его рот не закрывался ни на минуту. По пути я узнал, что он давний почитатель Велимира Хлебникова и исследователь его творчества и биографии. И главная цель визита в Новгород, это посещение могилы своего кумира. Когда мы пришли домой, к моему удивлению, он достал из своих баулов изрядно потрепанные фотографии могилы Хлебникова и Евдокии Лукиничны, которые когда-то давно делал я, уже не помню кому, и был готов к продолжению обстоятельного разговора, но я предложил ему всё-таки в остаток ночи выспаться. Что мы и сделали. Согревшись, Олег мгновенно уснул.
***

Утром мы отправились на корреспондентский пункт Ленинградской кинохроники на улице Славной дом 53, где я познакомил Олега с Эдуардом Раненко, Игорем Манюковым и остальными друзьями, с кем занимались исследованиями новгородского периода жизни Хлебникова, истории с захоронением и последующим состоянием могилы Велимира. За целый день мы обменялись массой взаимно интересной информации, но признаюсь, – к концу дня словоохотливость Облоухова всех нас сильно утомила.
На следующее утро первым шестичасовым автобусом мы с Олегом отправились в Крестцы. Как только автобус тронулся, Олег начал рассказывать соседним пассажирам цель своей поездки в Крестецкий район. Речь его становилась громче и громче. Вскоре его выступление звучало на весь салон безо всякого микрофона. На въезде в посёлок все пассажиры знали кто такой Хлебников и чем знаменит. И странное дело – Облоухова слушали с интересом и без раздражения, хотя среди пассажиров наверняка были и те, кто хотел подремать в столь ранний час. Никто не шикнул и не проявил явного недовольства. Наоборот, когда он, прощаясь, выходил из автобуса, его проводили возгласами одобрения и аплодисментами…
В Крестцах я представил Олега Андреевича заместителю председателя райисполкома, Виктору Николаевичу Виноградову, редактору районной газеты Людмиле Михайловне Веткиной, заместителю начальника районного отдела культуры Данилу Петровичу Шевцову и, оставив Облоухова на их попечении, отбыл в Новгород. Нужно было работать.
Через два дня на третий, как всегда восторженно сияющий Олег с утра появился в Новгороде, на Славной 53 и объявил нам, что 28 июня, то есть через пять месяцев в ДК деревни Ручьи будет открыт музей Велимира Хлебникова. А на его могиле будет установлен памятник!!!
Повисла полная тишина…
Когда, оправившись от шокирующей новости, мы позакрывали рты, прозвучал робкий вопрос:

«Кто будет делать-то?» на что был получен мгновенный и уверенный ответ:
«Мы!» И Олег сделал над нами объединяющий пасс.
«А откуда экспонаты?»
«Я привезу!!!»

Когда все окончательно пришли в себя от потрясения, разговор стал более конструктивным. Инициатива Облоухова ни у кого не вызвала отторжения. Мы ранее в наших разговорах много раз высказывались за подобные идеи, но до появления Олега всё оставалось на уровне теоретических дискуссий. Теперь каждый по-новому посмотрел на свои возможности в выполнении единой конкретной цели. Также выяснилось, что наш общий знакомый скульптор, земляк-курянин Владимира Фёдоровича Гребенникова и его однокашник по художественному училищу – Вячеслав Михайлович Клыков более двадцати лет назад, с одобрения Мая* Петровича Митурича, придумал и создал памятник, который предполагал установить на могиле Хлебникова в связи с ожидавшимся перезахоронением на Новодевичье кладбище. Монумент не был востребован организаторами перепохорон, и приготовленная для работы его гипсовая модель в натуральную величину осталась в мастерской скульптора. Теперь она пришлась очень к стати.

Озадачив новгородцев, вечером Облоухов уехал к себе в Ростов…

* – Май, это родной племянник Велимира Хлебникова. Пётр Митурич примерно через год после смерти Хлебникова оставил** свою жену Наталью Константиновну с детьми Васей и Машей в Санталове, а сам перебрался в Москву. Там он женился на родной сестре поэта Вере. У них 29 мая 1925 года родился сын, которому дали имя – Май.
Вячеслав Клыков был хорошо знаком с младшим Митуричем и характеризовал его, как доброго, скромного и мягкого человека. В процессе работы Вячеслав рассказал символизм своей идеи, которая Маю тоже пришлась по душе. Понравилась ему и гипсовая модель памятника. По неизвестной мне причине установка памятника не состоялась. Видимо – так было угодно Судьбе! Вячеслав Михайлович предназначал своё творение на реальную могилу поэта, а в Москве не могила, а символическое, искусственно созданное место памяти Велимира Хлебникова и захоронения праха людей в разной степени причастных к его имени. Поэтому этот памятник оставался невостребованным в запасниках скульптурной мастерской Клыкова до нашего времени, а теперь пришёл свой срок…
** – санталовцы, по словам Лукиничны, любили, уважали и жалели Наталью Константиновну. Когда она осталась «соломенной вдовой» с двумя детьми, местные мужики очень отрицательно, даже с агрессией, отнеслись к этому факту. В русской деревне тогда ещё существовала чистота семейных нравов. Случаи супружеской измены, конечно бывали, но не так сильно осуждались, как отказ от собственных детей. Видимо это и было главной причиной того, что Митурич ради своей безопасности больше никогда не появился в Крестецком краю.
***

ЭНТУЗИАСТЫ – ВПЕРЁД!
Все мы загорелись идеей Облоухова и стали каждый пересматривать свои ресурсы. Искать новые резервы. Обдумывались транспортные возможности. Рождались эскизы, чертежи. Доставали сырьё.
Олег Андреевич, как в воду канул!
Нет известий месяц, два, три…
Затем, как всегда вдруг! В середине мая московским поездом появился Облоухов. По-обыкновению с массой свёртков, чемоданов, котомок и сразу сообщил, что завтра в ночь поездом из Москвы в Окуловку приедет группа добровольцев-студентов, которых нужно встретить и направить в Ручьи, где они примут участие в создании музея.
Сказать, что работа пошла, значит, ничего не сказать. Всё завертелось в бешеном темпе. Эскизы реализовались в мемориальные доски, чертежи превращались в конструкции.
Клыков у себя в мастерской отлил и подготовил для транспортировки памятник.

Олег Андреевич сразу определил намогильной доске статус одного из главных
материальных экспонатов музея, снял её с могилы и унёс на хранение.

Перед установкой памятника возник вопрос, где конкретно ставить? Посовещавшись, мы решили поставить не на самой могиле, а рядом с ней, обозначив её каменным крестом из дикого камня около подножия сосны на случай, если всё-таки появятся дотошные правдоискатели и возникнет необходимость производить вскрытие могилы чтобы убедиться в истинности местоположения гроба, то это можно сделать, не трогая монумента. Мы не собирались заниматься этими изыскания и тревожить могилу, чтобы оправдываться перед сторонними наблюдателями, но решили предусмотреть такой вариант. Тем более сейчас, имея современные ультразвуковые приборы для сканирования грунта, можно до мельчайших подробностей исследовать могилу, даже не вскрывая её, и не проявляя кощунства по отношению к праху. Это положит конец распространению нелепых домыслов.
Для удобства работы вокруг могилы расчистили площадку от зарослей сорной растительности, хотя бы для удобства, чтобы подвезти памятник и установить подъёмный кран. Как-то получилось, что по обезглавленной могиле, как по тропинке все норовили пройти ногами. Облоухова это очень раздражало, но не долго. Невдалеке от кладбища он случайно нашёл кучу строительного галечника, мелкого булыжника и крупного щебня с кусками плоского базальта. Олег выпросил у хозяина огромную пластину дикого, серого камня и принёс на кладбище. Там при помощи кузнечных зубила и молота, отколов лишние части, изваял подобие древнего креста, по форме сходного с кладбищенскими крестами нескольких веков назад и вкопал его на месте, где стояла намогильная дощечка. Случайное попрание могилы несведущими людьми прекратилось. Каменный Крест и поныне спонтанно перемещается около памятника или сосны, потому что после установки памятника энтузиасты не пришли к общему мнению, где его окончательное место в комплексе.
Автор памятника Вячеслав Клыков предлагал простейший и бесхитростный вариант – установить у подножия сосны, где вблизи и находится могила поэта. Надеюсь, придет время, найдётся достойный, решительный человек и прекратив давние сомнения, сумеет установить крест на его месте!

Облоухов работал день, и ночь. Спал чуть не на ходу по часу-два в сутки. По ходу дела вносил коррективы в проекты, преображая интерьеры некогда безликих помещений. В экспромтах Олега раскрылись лучшие черты по-хорошему одержимого человека. Не удержусь и подробно опишу два примера:

На выделенных под музей площадях было мизерное помещение умывальника без окон и дверей. Ну, нечего там было разместить для экспозиции, настолько было мало места! А Олегу пришла идея разместить там подобие диорамы.
Следующим утром ни свет, ни заря Михайлов Алексей Иванович - Председатель Ручьевского сельского Совета, кому тоже понравилась эта идея, пешком направился в Санталово, а это около десятка километров пути. Там он разобрал угол сруба разрушенной школы и на собственном горбу три километра по бездорожью перетаскал брёвна до пролазной дороги, где сейчас на развилке находится памятный камень поворота на Санталово. От которой можно было воспользоваться гужевой повозкой и привезти новоявленные реликвии в музей.
Так появился подлинный экспонат – угол сруба здания санталовской школы, где реально жил Хлебников. На срубе разместились несколько фотографий. На полу расстелен слой душистого июньского сена, которое к каждым чтениям заменяется свежим. Так появился один из уникальных уголков музея.

***

Поднимаясь на второй этаж помещений сельского ДК, все видели пустую вогнутую стену. Но она не стоила нашего внимания. А Олегу пришла идея повесить на пустующей стене над лестницей фотопанно с лошадьми.
Какое панно?
До открытия оставалась неделя!
Оказывается, Облоухов видел это панно в каком-то(!) доме культуры в Ленинграде и решил направиться туда. Когда мы везли упёртого в своей мысли Олега Андреевича на новгородский автовокзал, по ходу состоялся с Эдуардом Васильевичем такой разговор:

-  «Скажи хоть как называется дом культуры-то?»
-  «Я не помню!»
-  «Как же ты его найдёшь? Их там много…»
-  «…И кто тебе даст это панно? Нужно хоть позвонить, чтобы ребята со студии помогли».
-  «Да не знаю я, как называется дом культуры, а дорогу хорошо помню. Найду! Только ребятам не звоните, а то они вмешаются и всё испортят».
-  «И как же ты поедешь? Билетов-то нет. Давай я хоть бронь возьму».
-  «Не надо, я сам уеду, а Вы завтра вечером встречайте меня с Ленинградского поезда. А то панно большое в автобус не поместится!»
-  «Какое?»… В ответ жест обширной окружности обеими руками…
-  «Размер-то, хоть какой?»
-  «Не помню! Но знаю, что нам подойдёт…»

Подъезжаем к вокзалу, гудящему как улей. Середина июня – самый разгар всяких поездок на дачи, каникулы и в отпуска. Толпа разгорячённых и измученных ожиданием людей плотной массой окружила кассовые окошки. Уже много часов ждут транзитных автобусов в надежде уехать.
Олег зигзагами и как-то незаметно через полминуты был уже напротив заветного окошка. Оно внезапно открывается и кассир сообщает:
«Четыре места со Старой Руссы на Ленинград!»
Олег через головы первых протягивает мятую пятёрку:
«Мне один билет!»
Через мгновение тишины буря ярости утомлённых людей, как реакция на неслыханную наглость. Но Олег удивлённо смотрит на беснующуюся толпу своими огромно увеличенными линзами очков глазами, и, показывая им билет, доверительно сообщает:
«Мне же билет надо…»
Странно, но народ, как под гипнозом, утихает в каком-то виноватом угрызении. Будто они здесь случайно стояли:
«Что мы, в самом деле? – человеку ехать надо, а мы тут склоку развели…»

***
На следующий день Облоухов из Ленинграда не вернулся. В три ночи меня разбудил телефон. Естественно, это был он. Торопливой скороговоркой Олег сказал, что ему коротко разрешил позвонить дежурный по вокзалу, потому что у него нет денег, и он сообщает, что его нужно встречать следующим вечером. Панно при нём, а сегодня он немножко опоздал на поезд…
Слава Богу, появилась ясность!
Оказалось, в Ленинграде Олег быстро разыскал нужный дом культуры, где висело панно, которое, однако, ему не дали забрать без разрешения директора. Олег, в линялой рубашке, выгоревших синих тренировочных штанах с растянутыми коленками и стоптанных сандалиях на босую ногу выглядел, по крайней мере, странно, но, терпеливо дождавшись встречи, уговорил-таки директора отдать панно для музея Хлебникова. С трудом отодрал его от стены и направился на трамвай, но его там не ждали – просто не пустили! Пришлось с вожделенной реликвией через весь город идти на Московский вокзал пешком. Купив на последние деньги билет, он довольный успешным и своевременным выполнением плана, стал дожидаться поезда. Через пару часов подали состав на посадку. Но вот незадача! Панно никак не хотело входить в вагон. Олег побежал в здание вокзала, нашёл у кого-то ножовку(!), распилил панно на части. Пока он возвращал пилу хозяину, поезд ушёл…
Пришлось сутки в компании с панно дожидаться следующего поезда. Поскольку денег оставалось только на хлеб, пришлось Облоухову целый день запивать его бесплатной газировкой из автомата, поставленного в служебном помещении для рабочих вокзала.
На следующий вечер проводница подошедшего поезда, сначала почему-то не хотела пустить его в вагон по вчерашнему билету. Но Олег, с присущим ему искусством, сумел убедить её в обратном. И на полулегальном положении благополучно прибыл в Новгород.
Так музей Хлебникова получил ещё одну реликвию – панно с мчащимися во весь опор конями по калмыцкой степи на Родине поэта.
***

НАРОДНЫЙ МУЗЕЙ!
Музей создавался на истинно народном энтузиазме. Все оказывали посильную помощь.
Работники дома культуры, во главе с Шевцовым Данилом Петровичем работали как на чрезвычайном положении.
Московские студенты тоже не считались со временем.
Не отставали от них и школьники Ручьёвской школы под руководством Ларисы Михайловны Мельниковой.
Новгородский художник Владимир Фёдорович Гребенников создал эскизы памятных досок, и совместно с Эдуардом Васильевичем Раненко воплотили их в жизнь в меди, латуни и бронзе. Одно из этих произведений в средине девяностых годов местные постперестроечные вандалы ради сиюминутной выпивки отодрали и сдали как цветной лом.
Крестецкий леспромхоз выделил пиломатериалы и древесно-волокнистую плиту.
Новгородское Производственное Объединение «Волна» в лице Семёна Григорьевича Маева обеспечило металлом для мемориальных досок и технических конструкций.
Директор Крестецкого автохозяйства Владимир Иванович Скворцов выделил транспорт для доставки строительных материалов и памятника из Москвы. Владимир Гребенников сопроводил бесценный груз в качестве экспедитора-штурмана.
Крестецкая Передвижная Механизированная Колонна предоставила автокран для разгрузки и установки памятника.
Директор совхоза «Ручьи» Владимир Васильевич Сергеев поначалу проявлял видимое недружелюбие и некоторое раздражение к энтузиастам, когда видел на стихийной народной стройке своих рабочих. Ведь май-июнь самая горячая пора на селе! Но когда он убедился, что это не вредит основной работе, посадка и сев завершились удачно, Владимир Васильевич стал действенным помощником. Сам директор и рабочие совхоза считали за Честь обеспечивать в дальнейшем традиционные Хлебниковские чтения хлебом и молоком, чтобы гости могли достойно поддержать девиз поэта, поднять кружку с молоком и закусить горбушкой свежего хлеба...
Напутствуя на работу по установке памятника, начальники крановщика и шофёра попросили нас оплатить им работу в выходной день, а сама техника была в нашем распоряжении бесплатно. Мы с ними договорились о сумме. Ребята, прибыв на место, стояли в сторонке, пока готовился для них фронт работ и лениво переговаривались. Потом, улучив момент, они подошли ко мне с вопросом:

-  «Интересно, что это за люди, которые здесь суетятся?»
-  «Вот этот с топором, снимает опалубку, известный скульптор, Лауреат Государственной Премии СССР, Вячеслав Михайлович Клыков.
Лёжа на земле, сваривает конструкцию Заслуженный Деятель Искусств кинооператор Раненко Эдуард Васильевич.
Помогает ему известный новгородский художник Владимир Фёдорович Гребенников.
Седой человек с лопатой планирует площадку Отличник кинематографии РСФСР Игорь Яковлевич Манюков…»
-  «Такие люди! Интересно, а сколько же им заплатят за работу?»
-  «Нисколько!»
-  «Почему?»
-  «Они работают просто из уважения к Личности Велимира Хлебникова, чтобы увековечить его Память!»

Ребята озадаченно переговариваясь между собой, отошли. Через некоторое время вернулись и, смущаясь, отказались от обусловленной зарплаты. Вдобавок после того, как мастерски выполнили свои профессиональные действия, а работать им пришлось нелегко, балансируя между могил и деревьев почти вслепую, они не уехали сразу, а остались до конца рабочего дня, оказывая очень действенную и уместную помощь.
***

Все работы были закончены к самому празднику. Заблаговременно о предстоящем событии разослали объявления и пригласительные билеты всем известным почитателям Хлебникова, руководителям* Союза Писателей СССР и персонально дорогому гостю Маю Петровичу Митуричу.
На подъёме настроения стали ждать гостей!
 
* – Ни Май Петрович, ни лидеры Союза Писателей СССР не появились на этом торжественном событии.  Приглашение игнорировали. Однако спустя время одна из московских многотиражек  «Московский художник» разразилась гневной статьёй за коллективной подписью нескольких известных фамилий, где обвинила Новгородских энтузиастов в недобросовестности, хотя наши инициаторы действовали с одобрения и содействии властей всех уровней Новгородской области в отличие от стихийных московских «перезахоронщиков» самовольно хозяйничавших на ручьёвском кладбище... Народ в Ручьях не особо горевал по поводу отсутствия на празднике чиновников от литературы, а с удовольствием сами отметили это культурное народное торжество Всесоюзного значения…
***

С ПРАЗДНИКОМ, ЗЕМЛЯКИ!
Наступил торжественный день 28 июня 1986 года. Все хлопоты позади!
Собралась масса народа. Только из Новгорода прибыло целевым назначением два переполненных автобуса с гостями из Новгорода, Москвы, Ленинграда, Поволжья…   Всех не перечесть!
Многие приехали своим ходом. И конечно главными участниками праздника были те, чьими руками создавался этот музей. В тот день спонтанно сложился сценарий празднования, который поддерживается более двадцати лет.
Первоначально все гости в неспешном шествии прошли на могилу, почтили Память поэта и возложили живые полевые цветы, которые так любил сам Хлебников. Инициатор и главный исполнитель этого грандиозного события Олег Андреевич Облоухов выступил с поздравлением и проникновенным словом Памяти.
С коротким объяснением символов памятника выступил автор Вячеслав Михайлович Клыков:

«На вертикальной, слегка пирамидальной уплощённой плите со скруглёнными углами в нише на лицевой стороне скульптура обнажённого мальчика со свитком в руках блаженно вслушивающегося в Мир, как образ чистоты в поэзии Хлебникова и связи с Богом и Природой. На голове мальчика трёхлучевая корона – символ триединства времени Прошлого, Настоящего и Будущего. По периметру вокруг ниши памятник обрамляют письмена. Это не буквы, а, – как сделал ударение Клыков – интуитивная Азбука. Вязь из псевдобукв и значков разноязыких письмён прошлого. Фрагменты зарождающейся азбуки. Под нишей надпись «Велемир Хлебников» и годы его жизни. На оборотной стороне памятника несколько строк известного стихотворения Хлебникова «Ещё раз, ещё раз…» в виде народной граффити.»

Изваять этот памятник Клыков предполагал из глыбы белого мрамора, но на открытии он пояснил, почему не стал делать, как замышлял ранее. По его мнению, памятник из белого камня выглядел бы слишком помпезным для сельского кладбища, и не соответствовал бы характеру и образу скромной жизни Велимира. С ним согласились почти все.
С добрыми напутствиями обратились официальные лица района. Это событие не оставило равнодушными Крестецкую и Новгородскую прессу. От «Новгородской Правды» приехали журналист Иванкин Игорь Иванович, корреспондент и литературный критик Дериглазов Руслан Александрович. «Новгородское Радио» представила корреспондентка Светлана Герасимова. Репортаж для Центрального Телевидения снимал специальный корреспондент Дмитрий Захарьевич Хавин. Полную хронику всех событий, включая и предыдущие снимала всем составом киногруппа Ленинградской Студии Документальных Фильмов во главе с Эдуардом Васильевичем Раненко и Игорем Яковлевичем Манюковым. Известный новгородский фотолюбитель из Новгородского Университета Артур Робертович Виснап. С тех пор масса их коллег тоже стремится увековечить на своих кадрах это неординарное, традиционное ежегодное действо...

Затем все направились в обратный ход, где около дома Культуры шествие гостей встретили Хлебом Солью и величали песнями нарядные в народных русских сарафанах девушки деревни Ручьи.
После короткого митинга в фойе дома Культуры состоялась ритуальная трапеза с традиционной краюхой хлеба и молоком. Таким образом, искренние слова поэта:
«Мне мало надо!
Краюшку хлеба, да каплю молока!
Да это небо!
Да эти облака!», теперь стали девизом музея и важным фрагментом традиционого сценария Хлебниковских Чтений.
Далее прошествовали на второй этаж, где расположилась обширная выставка плакатов, журналов, фотографий и прочей изо продукции с материалами о Велимире Хлебникове.
Затем состоялось открытие музея. Традиционную ленточку перерезал Виктор Николаевич Виноградов заместитель председателя Крестецкого райисполкома. А первым посетителем музея стала Евдокия Лукинична Степанова. В этот день она сама была живой, желанной и главной реликвией музея. Тогда же возникла ещё одна добрая традиция созданная педагогом Ларисой Михайловной Мельниковой – экскурсия по залам музея, которую проводили школьники Ручьёвской школы существовавшая до самого закрытия учебного заведения. Теперь выпускники по возможности соблюдают традицию до сих пор.
После экскурсии в зрительном зале начались первые Хлебниковские чтения, после которых Олег Андреевич выступил с душевным обращением и благодарностью в адрес участников создания музея и наградил всех их уникальными собственноручно сделанными глиняными медалями с профилем Велимира Хлебникова.
***

Планы Олега Андреевича Облоухова были грандиозными. Первым делом намеревался восстановить деревянную церковь Георгия Победоносца. Добровольцами-архитекторами был создан проект реставрации храма, и даже однажды, во время очередных чтений девяностых годов в тесном приделе на покосившемся полу древнего храма отслужили молебен в Память раба Божия Виктора. В саму просторную церковь входить было опасно по причине ветхости.
Начались реставрационные работы на кирпичном храме 19 века. Освободили помещение от мусора. Установили строительные леса...
…но постперестроечная тенденция разрушения нашей Родины приостановила эти работы.
Времена меняются.
***

ВРЕМЯ ИДЁТ…
И ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
Не дожив двух лет до своего векового юбилея, скончалась Евдокия Лукинична Степанова – последняя наша современница, своими глазами видевшая Велимира Хлебникова при жизни.
В 2006 году завершилась жизнь скульптора Вячеслава Михайловича Клыкова.
В 2007 году не стало Дмитрия Захарьевича Хавина.
Отошли в Мир Иной родной племянник Хлебникова – Май Петрович Митурич.
директор совхоза «Ручьи» Владимир Васильевич Сергеев, руководитель литературного студенческого объединения НовГУ Юрий Чистяков.
В 2009 году похоронили новгородского поэта Игоря Александровича Таяновского.
Первого ноября 2012 года почил самый активный энтузиаст-исследователь новгородской Хлебниковской эпопеи Эдуард Васильевич Раненко, через две недели следом за ним скончался Валерий Викторович Демьянов,а через полтора года похоронили Владимира Георгиевича Радинского.
12 августа 2014 года не стало с нами Старкиной Софии Вячеславовны, многократной и желанной участницы Хлебниковских чтений. Автора многих трудов о Велимире Хлебникове.
Покинула нас корреспондент Новгородского Радио «Славия» Светлана Васильевна Пахомова постоянно радовавшая нас душевными репортажами традиционных Хлебниковских Чтений.
27сентября 2018 умер литературный критик, журналист, поэт Руслан Александрович Дериглазов.
  Почил в феврале 2023 года, скромный житель Крестец Кириллов Николай Евгеньевич который без лишней шумихи вложил много энергии в действия, пытаясь замедлить разрушение храма Георгия Победоносца на Ручьевском кладбище.
И много других людей сохранивших для потомков память о месте упокоения поэта, причастных к музею, традиционным чтениям и верных Памяти о Хлебникове.
Сам Облоухов, то ли по причине слабеющего здоровья, то ли из-за финансовых трудностей уже несколько последних лет не смог появиться в Ручьях. 20 марта 2020 года пришла скорбная весть из Таганрога, где 19 марта на восемьдесят первом году жизни перестало биться сердце основателя и Первого общественного директора музея Олега Андреевича Облоухова где его и похоронили на одном из городских кладбищ.
Большая часть оставшихся в живых энтузиастов по причине возраста и ухудшающейся материальной жизни тоже не в состоянии посещать Ручьи по памятным датам.
Несмотря на трудности, жизнь музея продолжается!
И вот уже больше трёх десятков лет мы имеем счастье ежегодно участвовать в Хлебниковских чтениях и посещать последний приют Первого Председателя Земного Шара. Всегда гостеприимно открыты двери такого же скромного, как и сам Велимир Хлебников, музея его имени. В числе посетителей, как отдельные почитатели и знатоки творчества Велимира Хлебникова, так и литературные объединения из Новгорода и области, Санкт Петербурга, Москвы, Калмыкии, Прибалтики, Белоруссии, Украины и дальнего зарубежья.

Среди гостей много новых, молодых лиц поэтов, литераторов, художников и разного уровня почитателей со всего Мира, что очень радует.
А всех нас собирает в Ручьях Велимир Хлебников!
Вечная ему Память!!!

Александр Алексеевич Кочевник
Великий Новгород.
akochevnik@yandex.ru


КАК-ТО В ИНТЕРНЕТЕ встретились мне «ПЕРЕПОХОРОНЫ ХЛЕБНИКОВА»
Бориса Абрмовича Слуцкого. (7 мая 1919г. — 23 февраля 1986г.)66лет

Перепохороны Хлебникова:

Стынь, ледынь и холодынь.
Кроме нас, немногих, нет никого.
Холодынь, ледынь и стынь.

С головами непокрытыми
Мы склонились над разрытыми
Двумя метрами земли:
Мы для этого пришли.

Бывший гений, бывший леший,
Бывший демон, бывший бог,
Хлебников, давно истлевший:
Праха малый колобок.

Вырыли из Новгородчины,
Привезли зарыть в Москву.
Перепохороны проще,
Чем во сне - здесь, наяву.

Кучка малая людей .
знобко жмётся к праха кучке,
А январь знобит, злодей:
Отмораживает ручки.

Здесь немногие читатели
Всех его немногих книг,
Трогательные почитатели,
Разобравшиеся в них.

Прежде, чем его зарыть,
Будем речи говорить,
И покуда не зароем,
Непокрытых не покроем
Ознобившихся голов:
Лысины свои, седины
Не покроет ни единый
Из собравшихся орлов.

Жмутся старые орлы,
Лапками перебирают,
А пока звучат хвалы,
Холодынь распробирает.

Сколько зверствовать зиме!
Стой, мгновенье, на мгновенье!
У меня обыкновенье
Всё фиксировать в уме:

Новодевичье и уши,
Красно-синие от стужи,
Речи и букетик роз,
... и мороз, мороз, мороз!

Нет, покуда я живу,
Сколько жить ещё ни буду,
Возвращения в Москву
Хлебникова не забуду:
Праха - в землю,
Звука - в речь.
Буду в памяти беречь!

Болдырев Юрий Леонардович (1934-1993)59лет
Литературовед, филолог, эссеист, друг,исследователь и публикатор творческого
наследия поэта Бориса Слуцкого.
Составитель и комментатор нескольких посмертных сборников Слуцкого и его
первого собрания сочинений в 3-х томах (1991).
Выступал с воспоминаниями и чтением стихов Слуцкого.

Одна из фраз встречи о творчестве Б.А.Слуцкого:
Слуцкий отличался крайней плодовитостью, каждый день писал по стихотворению,
а в лучшие годы — по три-четыре в день.
Стихи эти отличаются неровностью и неудобочитаемостью.

Скончался Ю.Л. Болдырев в 1993 году, похоронен в Москве на Пятницком кладбище,
рядом с Борисом Слуцким.