Глава 22. Новый Тарзан и его подружки

                По воскресным дням в клуб привозили большие оцинкованные коробки. Предварительно вывешивались афиши с названием фильма, написанным от руки красной краской.

Утром фильм показывали детям. Если же фильм был интересным, уговаривал мать взять меня и на вечерний сеанс. Но, большей частью, фильмы очень скучные. Смотрели, потому что нет выбора, а так, хоть какое-то развлечение.

Мальчикам полюбился фильм Михаила Ромма «Тринадцать» 1936 года, о непонятных нам басмачах и смелых пограничниках. Особенно впечатлила сцена с нехваткой воды в пустыне.

Наши пограничники, чтобы показать залёгшим за барханом басмачам, что у них много воды, хотя её был мизер, находчиво начали ею умываться у всех на виду, собирая её в ёмкость. И, конечно же, наши не могли не победить! 

Особенно нравились, так называемые, трофейные фильмы с субтитрами: «Ричард – Львиное сердце», «Железная маска». По фильмам узнавали историю лучше, чем из учебников.

       Первые же кадры «Три мушкетера» привели мальчишек в восторженное изумление. Мы привыкли к торжественному и медленному зачину фильма, а здесь с первых же кадров показали веселую потасовку. Да и весь фильм заполнен забавными выходками героев. Чего стоит переворачивание пленника и вытряхивание из него важного документа?!

Мы были готовы по-несколько раз смотреть этот фильм, но показали лишь один раз. Много смеялись, а песенка эмигрировавшего Марка Покрасса, стала шлягером, то и дело напевали: «Вар-вар-варвар-варвара», единственное что успевали запомнить.

Братья Даниил и Дмитрий Покрассы были известными композиторами. Они прославились сочинением бравурных мелодий, напоминающих о героизме, воспевающих мощь Родины и прославляющих советских вождей. Это — «Марш танкистов», «Если завтра война», «Москва майская», «Марш Буденного».

Потом еще долго не будет столь смешного фильма, пока через семь лет не появится «Мистер Питкин в больнице» с Аткинсом в главной роли. «Мистер Питкин на фронте» был уже не смешон, даже улыбки были кислые. На этом и закончилась карьера Аткинса в СССР.

Какое-то время ничего интересного не привозили, пока однажды не произошло эпохальное событие. Уже по афише мальчишки поняли, что фильм «Тарзан» нужно обязательно посмотреть. Или же, слухи опередили.

Первая серия вызвала восторг. Фильм показывали весь день. Выпускали одних зрителей, и тут же запускали других. И мы, мальчишки, снова и снова стремились насладиться доселе невиданным зрелищем: джунглями, сообразительными животными, о чем до этого и представления не имели.

Первую серию я посмотрел четыре раза, вторую и третью по три раза, но четвертую — «Тарзан в городе» — всего два раза, но она и не столь интересна, как остальные серии, в городе мало чего есть привлекательного.

Вечером, во время постоянных наших посиделок, кто-то из мальчишек сказал, что в Америке сняли двести серий про Тарзана, но мы закупили всего четыре, даже есть книги про него. Вот бы почитать!

      Тарзаньи крики мальчишек, то и дело раздавались на улице, мальчишки прыгали по деревьям и жалели, что у нас нет лиан, чтобы прыгать как Джонни Вейсмюллер, олимпийский чемпион по плаванию.

     Затаив дыхание, смотрели за его любовью к Джен: она расслаблено лежит на спине у берега реки, куда и отпускает плыть лилию, слабый намек на нечто непонятное нам, мальчикам.

У частников появились в продаже фотографии Вейсмюллера, копии кадров фильма. Популярность фильма настолько вскружила голову актёра, что он перенёс личность героя на себя: на улице, пугая прохожих, издавал крики Тарзана, хотя в кино они были смикшированы. Закончил жизнь в сумасшедшем доме.

Много позже услышал, как артисты Дуров и Гафт хвастались, что они сто раз смотрели серии про Тарзана! Может быть, и привирали, трудно такое представить в действительности, надоест.

      С каждым днем становилось всё теплее. Мальчики всё больше времени проводят на улице. В классе учительница пересадила меня ближе к доске, возможно, по просьбе матери, которая сказала, что я плохо слышу.  к девочке, на которую до этого и не обращал внимания.

Между нами быстро возникает взаимная симпатия, я даже не замечал небольшого косоглазия, без которого, она была бы очень миленькой.

На уроке мы даже прикасаемся руками под партой, и это нам обоим нравится, хотя и не произнесено и десятка слов друг другу. Всё ясно без слов.

Мы сидим в ряду, который ближе всего к окнам, думаю, это привилегия избранных, остальным приходится сидеть в полумраке, лампочка под потолком никогда не включалась.

       После уроков вместе вышли на улицу. К Дине подошла ее подружка Люся из первого класса. Мы коротко поговорили и договорились встретиться после обеда на холме, где жила Люся.

С того дня после школы, наскоро перекусив, куском хлеба и кружкой чая, шел на холм, где жила Люся, к ней приходила Дина и мы, среди чайных кустов на узкой солнечной тропинке, окантованной зелёной травой, принимались играть в Тарзана, Джен  и Читу.

         Первые дни соблюдалась очередность, кому быть Читой, а кому Джен. Я лихо прыгал с тунги на тунгу, ветки росли почти параллельно земле, одно дерево ниже другого, очень удобно прыгать с одной ветки на другую, получалось слабое подобие тарзаньих прыжков. Напрыгавшись, возвращался к девочкам. Вместе фантазировали. Время пролетало быстро.

          Встречались почти каждый день на солнечном склоне. Никто нам не мешал, уборка чайных листов еще не началась.

Иногда Дина протестовала, что я постоянно назначаю её Читой, и тогда, скрепя сердце, признавая её правоту, я назначал — быть, Джен. Люся тоже не возражала, потому что знала, в следующий раз она снова станет Джен.

Я и она уже начинали чувствовать, что Дина становится помехой в наших отношениях. На уроке мы уже не пытались соприкоснуться руками.

Когда Дина не приходила, игра получалась живее, интереснее, не было скованности. Вероятно, и Дина вскоре это поняла, перестала приходить на горку, о чем мы не жалели. И когда она вообще не явилась в класс, я этого не заметил.

Позже узнал, что они переехали в другой город. Её отец был офицером в воинской части, которая находилась на вершине поселка.

Как-то мать от кого-то принесла чугунный барельеф в виде медали диаметром в 30 сантиметров, изображающей чью-то голову. Поворачивая, в извивах волос, можно рассмотреть какие-то фигурки, словно в детских рисунках: найди в ветвях дерева охотника и зверя.

Но, сколько я ни вглядывался, ничего не мог заметить. Попросил мать показать, но она отмахнулась:

 — Нельзя это показывать. Опасно.

       По её тону понял, что это нечто запрещенное, не только для меня, но и для взрослых. Иначе, зачем надо зашифровывать? Диск никому не показывали, лежал под кроватью. Когда уезжали, то и не пытались взять с собой этакую тяжесть. Да и не нужен. Было немного странно и непонятно, кому понадобилось отливать эту бесполезную вещь? Да и что там могло быть опасного? Профиль Троцкого?

Кто-то надоумил мать завести кур, тем более что во дворе, в общем ряду нам выделен сарайчик. Мать принесла в комнату курицу, уже сидевшую на яйцах. Ей выделили место под нашей кроватью. Перегнувшись через край, можно увидеть курицу, беспокойно вертевшую головой от моего назойливого внимания. Иногда она вставала и выходила на середину комнаты, где пила и ела, потом снова возвращалась.

Через несколько дней у неё пропало желание сидеть на яйцах. Заставить не могли, и мать решила сама вывести цыплят. Положила яйца в железную миску, предварительно обернув тряпьем, и время от времени, подогревала на электроплите. Иногда забывала поставить, иногда перегревала. В комнате стояла сероводородная вонь, то ли от испортившихся яиц, то ли от выводившихся цыплят.

Самое удивительное, что цыплята, всё же, вывелись. Но не все.

 За лето превратились в пять курочек, вечером приходилось загонять в сарай на насест. Днем их никто не кормил, вечером иногда сыпали пшено или какую-нибудь крупу. Не помню, был ли от них хоть какой-то прок в виде яиц, которые они могли оставлять, где попало, но иногда мать какую-то из них резала, и мы были сыты два дня.

На чайных кустах появились побеги, флеши, которые нужно вовремя сорвать, чтобы не огрубели, не переросли, тогда сортность упадет. На сбор чая вывели и школьников. Каждому дали по кодори, большой плетеной корзине, которую надевали как рюкзак, за спину. И два дня мы собирали, рвали молодые листики, высший сорт.

Учителя записывали, кто сколько собрал. Я набрал около десяти килограммов и заработал 11 рублей с копейками. Это мои первые деньги, жалел, что сбор так быстро для нас закончился, и я не смог больше заработать.

За школой и между вздымающимся отвесно холмом в узком проходе часто собираются мальчишки. Началось повальное увлечение самодельными пистолетами из медных трубочек, в которые забивалась спичечная сера, вставлялся большой изогнутый гвоздь на чёрной резинке, который, срываясь, ударял о серу и оглушительно бабахал. Чем больше серы, тем сильней эффект.

Но у меня нет возможности достать медную трубку, чтобы самому соорудить подобное. Стреляли, пока не кончались спички и деньги на них. Увлечение быстро закончилось, когда прокатился слух, что кому-то из мальчиков взрывом причинило травму, оторвало палец?

        В магазине появились пластмассовые точилки для карандашей, куда вставлялось и зажималось лезвие от бритвы. У матери лежали несколько новых простых карандашей оранжевого цвета, которые я тут же заточил, а один, для форса, вставил в нагрудный карман и вышел на улицу повыше бетонного бассейна.

Навстречу, в черном костюме, шел молодой грузин, которому понравился мой красиво заточенный карандаш. Он выхватил его из моего кармашка и, ничего не сказав, сунул в свой верхний карман — реализовал право силы.

Я не сильно обиделся, даже польстило, что мой карандаш заставил, вынудил мужчину, совершить неблаговидный поступок. Легко представить, что он сделает, если увидит где-либо более ценную вещь.

Дома заточил новый карандаш, но уже не стал выставлять напоказ, чтобы никого не соблазнять. Так приобретается жизненный опыт, который, впрочем, быстро забывается.

       По-соседству с нами, в торцевой комнате жил мужчина средних лет, который запомнился тем, что часто набивал папиросные гильзы табаком — это я видел, когда проходил по дороге мимо нашего дома, а внизу их квартира отлично просматривалась, и он, сидящий в центре комнаты за столом, жена, стоящая рядом.

Много позже узнал, что гильзы продавались в большой коробке по 250 штук, которые набивались специальным мундштуком.

Я раза два был в его комнате и поражался, зачем столько ненужного труда, если можно пойти в магазин и купить готовые папиросы?

Не понимал, такой способ обходился дешевле, да и табак можно подобрать по своему вкусу. Часто ему помогала жена, жалуясь, что коробки на неделю не хватает.

Мальчики предпочитали сигареты, которые чуть дороже дешевых папирос, но не столь сухие, не так драли горло.

Но даже на дешевые сигареты не всегда хватало денег, тогда мы шли к магазину, перед которым небольшая площадь из забитых в песок булыжников, там можно найти множество окурков. Валялись чуть подгоревшие спички, которые тоже собирались в карман.

Потом их, взяв между указательным и большим  пальцем, крест на крест, давили спичку противника. Чья сломается, тот и проиграл, выплачивает победителю, другую спичку. Примитивный способ, хоть чем-то развлечь свой досуг.

Эта площадь излюбленное место мальчишек.

                Вечером на столбе горит лампочка, что придавало уют среди окружающей темноты, приходили даже девочки, но они своей компанией, не смешивались с нашей. Мальчишки иногда их задевали, те задорно отвечали.

Набрав окурков, мы собирались в кустах, за домом, где нас никто из взрослых не мог увидеть, и начинали курить. Мальчики учили затягиваться дымом и в это же время говорить:

— И-и, мама идет.

Попробовал, и долго кашлял. Мальчики довольно смеялись. У них получалось без кашля. Я только начинал.

К концу учебного года на чайные плантации напала прожорливая гусеница, которую собирали в банки, платили за каждый собранный килограмм. Всех учеников вывезли на плантации километров за пять от школы. Там находилась чайная фабрика.

Все собирали гусениц, кроме меня. Противно было даже прикоснуться. Да меня никто и не заставлял, был сыном учительницы, которая тут же присматривала за учениками.

        День солнечный, беззаботный, без потрясений и происшествий. Запомнился зелёный хвощ, похожий на низкие сосенки, рос между чайной плантацией и дорогой.

После окончания сбора мать дала немного денег, и я пошел к киоску за клубом, где продавали вкуснейшие душистые карамели «Дюшес». Более вкусных позже не встречал.

Чтобы я не болтался на улице, мать иногда заставляла сидеть на её уроках в старших классах. Однажды, с воспитательной целью, принялась воспитывать меня, высмеивая перед классом – это особенно обидно.

Я встал и сказал, что убегу из дома, и выбежал из класса. Она приказала ребятам догнать меня, что они и проделали с большим удовольствием.

Я убежал под гору до родника в чайных кустах, там часто пили холодную и вкусную воду. Ребята окружили меня и привели в класс. Попытка к бунту была предотвращена.

Лет через десять, когда я снова попал в Салибаури, один, из догонявших, с удовольствием напомнил мне этот случай, как они гонялись за мной по чайным кустам.

Подружился с Танцюрой из третьего класса. Иногда приходил к нему домой в двухэтажный деревянный барак в другом конце горки. Его отец был одним из завербованных.

В большой комнате кровати у противоположных стен, и стол у окна. На стене аляповатый коврик с русалкой на пруду, окруженном уродливыми деревьями. Такие коврики продавались на рынке и стоили дешево. У нового друга младшие братья и сестры, которые не запомнились.

Показал дешевый диапроектор. Через небольшое увеличительное стекло можно рассматривать диафильмы, которых наперечет, не более пяти. Запомнился грач, к которому ученик приставил мягкий знак.

 Когда сомневался, как писать это слово, то всегда вспоминался этот диафильм.

Жили они бедно. Как-то  мы с друзьями встретили его отца, поднимающегося от военного городка с большим узлом из белой простыни, в которой лежали нарезанные куски пышного белого хлеба. Такой хлеб я давно не ел. Танцюра пошел с ним домой, а мой напарник с осуждением сказал:

— В столовой города куски насобирал.

Я сразу же представил, как хорошо живут люди в городе, если столь большие куски не доедают, оставляют на столе. Не выбрасывать же!? Я понимал, что семье Танцюры приходится туговато, от таких кусков, и я бы не отказался, это лучше, чем голодать, как мы с матерью, постоянно хочется жрать.

Диапроектор мечта многих мальчишек. Как-то, моему товарищу удалось выпросить у родителей денег, и мы пошли в Махинджаури, километров за пять, спустились почти к морю, до которого метров триста. Но не пошли купаться, то ли море не прогрелось,
 то ли опасались местных мальчишек. В те года было мало курортников, почти безлюдно.

В газетном киоске выбор диафильмов скуден. Купили диапроектор за 14 рублей, две коробочки диафильмов и отправились в обратный путь.

Я мечтал, когда-нибудь и себе купить такой же, но знал, у нас нет денег на такое баловство, поэтому даже и не заикался о нём.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/25/881