Марафон

Много мыслей теснится в голове. Очень часто они роем проносятся от одного
«а если бы» до другого «а может быть».

А может быть, раньше надо было  что-то сделать, не утаивать грех, не
допускать его на порог?

Или если бы я была строгой, а не такой доброй и снисходительной, то и
все иначе бы сложилось?

А пока – только усталость. Духовная усталость. Вот сейчас приду домой –
а там опять бутылки. Уходя, заглянула в его комнату – спал. Он только 
пришел под утро. Значит, сейчас еще спит. Не разбудить бы. С похмелья
раздражительный, часто злость его одолевает. Лукавый крутит. Вот уж
сколько лет за его освобождение от пьянки молюсь.

Устала. Который  день не смогу даже слова ходатайственного произнести
в молитве. Пустота.
Решила – не буду.. Да, пьет. А кто сейчас не пьет? В округе почитай
каждый к бутылке прикладывается. И молодые и в возрасте. Видно судьба
у него такая, а у меня – терпеть. Тяжело, но видно смириться надо.

***

Волной тяжелого винного перегара пахнуло из квартиры. В полутемной
прихожей чуть не упала, запнувшись о брошенную, как попало, обувь.
Тихонько проскользнула на кухню.

- Ма…. – в проеме стоял великовозрастный, небритый сын. 

- Ма-а-а, - повторил он, в недоумении раскрывая рот, - ты мне сегодня
в каком-то чудном сне приснилась. Глаза его округлились.

-  Якобы бежишь по стадиону. Первая причем, бежишь. Марафон какой-то.
Все далеко позади. До финиша осталось всего ничего, а ты остановилась,
махнула рукой и, понурившись, ушла со стадиона. Ма, с тобой все нормально?
Чё это мне сны такие снятся?

Господи! Да это же я молиться перестала, - обожгла мысль. На половине
пути  сошла с дистанции. Махнула рукой на сына, получается.

С всхлипом вдохнув воздух, сдерживая слезы, прижав руки к груди, бросилась
в свою комнату. Упав на колени, со слезами и словами раскаяния, с новой,
нахлынувшей на неё неистовостью, возопила к Господу материнское,
выстраданное годами:

- Прости! Прости меня. Мою слабость, мое уныние. Спаси и помилуй сына моего.