Все путём. Не-путёвые заметки 2

Начало http://proza.ru/2012/07/26/1643

                *     *     *

Первым, кого вижу в толпе встречающих – сын. Он возвышается над всеми, как маяк, и лицо у него – «здравствуй, Азия» - эйфорически сияет и переливается. Как маяк. Если через полчаса не уложить спать, покусает первого встречного. Сорок уколов от бешенства. Никому не понравится.
Я кидаюсь ему на шею: - Сына, почему ты ничего не писал?
- Я писал! - с вызовом отвечает он. - Папе надо было смотреть почту. С планшетника на телефон – не проходит! - и усмехается. Внимательно изучив содержание его усмешки, я  сердито смотрю на мужа. Тот делает отсутствующее выражение лица и старательно избегает моего взгляда.
Я отворачиваюсь и обнимаюсь с Лолитой и Луисом. Они совсем не изменились. Сегодня им досталось! Два раза в аэропорт и обратно. Что бы мы без них делали? Билеты, гостиницы, проводы, встречи…  И так – все годы, много, много лет.
Дружба – удивительная штука.


                *    *     *

Мы едем в гостиницу.
Я смотрю в окно.
Когда-то я жила в этом городе, раскинувшемся ярким, небрежным платком по  склонам извилисто-разветвленной долины. Обычной жизнью замужней женщины с маленьким ребенком. Вставала по утрам, кормила сына кашей, оставляла на полдня в детском садике, что рядом с домом. Ходила по магазинам и готовила еду, стирала в этой постирочной штуковине на террасе верхнего этажа (которые здесь традиционно предназначены для стирки и сушки белья). И ждала с работы мужа.

Я ходила и ездила по этим узким кривым брусчатым улочкам, стремительно ныряющим вниз и так же стремительно взлетающим вверх мимо двух и трехэтажных разноуровневых лубочных домов, крытых разноцветной черепицей с витыми и резными редкими балкончиками и частыми террасами в окружении зарослей всегда цветущей зелени. И не испытывала ни малейшего трепета.

Не знаю, решилась бы я здесь водить машину - автоматы здесь не "катят", а с механикой "не катит" у меня. Зато с безумием - всё в порядке.
( - Я что, похожа на сумасшедшую?! - возмущённо спрашиваю мужа.
- Да-а-а, - протяжно отвечает он, изумляясь собственной храбрости.)

Я забредала в старый город только по делу и вскользь отмечала его древние готические соборы. И так же вскользь - их неизбывную красоту. Но не так, чтобы очень. Мне некуда было торопиться. Здесь – свой ритм. И потом, я ведь тогда не знала…
И грызла гранит испанского языка.

Я предполагала остаться здесь надолго, но жизнь распорядилась иначе.
Я покинула этот город и основательно подзабыла испанский.
Я люблю его. И восхищаюсь. Даже больше, чем когда жила здесь.

                *    *      *

Когда я с маленьким сыном впервые приехала  в Кито, его двух- и трёхэтажная камерность удивила и разочаровала. Как же так? Ведь столицы - это непременно небоскрёбы.  А как же?! Так мне тогда казалось. Я впервые выехала за границу. И сразу - навсегда.

Окружающие постарались поразить моё воображение.
Приятели мужа в первый же день потащили в гору – а то вдруг я решу, что низковато…
 Справка: столица Эквадора - Кито располагается на высоте более 2800 метров над уровнем моря, что уже само по себе… Если вы полезете ещё выше, а меня – «полезли», то - соответственно…)
...чтобы показать памятник Деве Марии - хранительнице города и сам город с высоты птичьего полета со смотровой площадки Loma Del Panecillo. Памятник Деве Марии - как бы и не совсем памятник конкретно ей. Эта статуя была создана, как точная копия  древнего бесследно исчезнувшего оригинала - статуи хранительницы города - крылатой женщины, победившей змею. И тем не менее, сегодня она называется именно так.

А муж, потрясённый моей худобой - даже для меня это было чересчур и попахивало "освенцимом" - решил накормить повкуснее. И выбрал для этого севиче (sebiche). Классный выбор! Небанальный такой. Как?! Вы не знаете севиче? Я тоже не знала. И даже не предполагала.
Справка: sebiche – блюдо, приготовленное из морепродуктов (креветки, рыба, молюски и иже с ними в виде осьминожек и прочего безобразия) в равнодолевой   смеси чистого лимонного и апельсинового соков с луком и помидорами. Морепродукты обычно закладываются в этот маринад сырыми (в соседней Перу в это время бушевала холера). Неслабо, правда? В особенности на неподготовленный желудок. На десерт мне с гордостью принесли огромное блюдо полурассыпчатой каши  - за счёт заведения, как гостье города -  и просветили, что это quimbolitos.
Справка: quimbolitos готовится из молотой кукурузы особого сорта. Короче – мамалыга, только сладкая.

Им удалось меня поразить. На все сто. И даже больше.
Я едва не плакала, пытаясь проглотить ядовито-скользкую мерзкую гадость, которая, невзирая на острое чувство голода,  настойчиво скользила обратно. И давилась кашей. «Господи, неужели я теперь всегда буду это есть?! Как же жить, Господи?!»
А ночью чуть не умерла от лихорадки: меня швыряло из огня в мороз и обратно, покрывало жарким потом и я сбрасывала все одеяла на пол, вслед за чем индевела и опять начинала стучать зубами, и как ни укутывай... Гипертонический криз. Высота. Кито – самая высокогорная столица мира. Требующая к себе особого отношения. Акклиматизации.

Жители Эквадора, фанатичные, как и все латиноамериканцы, приверженцы футбола и баскетбола, предпочитают проводить турниры у себя дома, в столице. Через полчаса после начала игры соперников можно брать голыми руками.

Когда мы переехали в Кито, я по привычке пыталась делать утреннюю зарядку. Зарядка давала странный эффект – десять-пятнадцать минут упражнений и пациент скорее мёртв, чем жив.
А, добравшись с продуктами до третьего этажа, обычно обессиленно сползала вдоль стеночки и устраивала пикник у дверей собственной квартиры, войти в которую уже не было мочи.
 
Впоследствии я полюбила sebiche и даже quimdolitos и оценила неповторимую и необъяснимую - ну нет у меня таких слов - красоту города.

И вот что я скажу. Не торопитесь вываливать  на неискушённого человека бадью…  как бы это поточнее выразиться, ну, того, что лично вам кажется восхитительным - подумайте хорошенько – результат может случиться прямо противоположный ожидаемому.  Потрясайте  – кто ж вам не дает? – но дозированно, дозированно!


                *    *     *

Мы останавливаемся в гостинице «Кито».  Как всегда.

Лолита и Луис давно оставили всякие поползновения поселить нас у себя. Они знают - мы деликатно откажемся. У них большой и красивый дом. В el Valle. Это долина по соседству с Кито, она расположена существенно ниже и поэтому там теплее. Сейчас с ними остался лишь младший сын, старший - живёт отдельно, дочь - учится в Канаде, и места в доме хватит ещё на три таких семьи как наша. Но все представители нашего придурочного семейства ценят свободу и независимость. Поэтому Лолита обеспечивает нам гостиницу, а Луис - машину.

Это старая гостиница. В последние годы ее модернизировали. И всё равно...
В городе есть другие, современнее, возможно, удобнее, возможно, упакованней.
Но мы останавливаемся в гостинице «Кито».
Вы не знаете эту гостиницу? О, вы много потеряли. Она удивительная.

Она была первой пятизвёздочной. Но не это главное.

Она стоит в предгорье. Это, во-первых. И весь город лежит перед ней, как на ладони.

Она единственная, за неброским фасадом которой находится изумительной красоты гостиничный парк с открытым бассейном посередине. Ни одна из построенных позже не смогла позволить себе такой роскоши – земля сильно подорожала. Лёжа на шезлонге возле бассейна в окружении лужаек, фигурных цветников и затейливо подстриженных деревьев... И гор, одна из которых вырастает из ущелья, обрезающего парк. По горе вьётся змейкой дорога. Здесь все дороги такие. Представляете? Это, во-вторых.

В-третьих. Внимание! На последнем, седьмом этаже гостиницы располагается ресторан «Techo del Mundo» - «Крыша Мира». Ресторан со стеклянными стенами с трёх сторон. Здесь мы обычно завтракаем. Завтрак - изысканная эквадорская кухня.  Но даже, если бы её здесь не было. Я сидела бы  с чашкой кофе и смотрела на горы, опоясанные утренней дымкой тумана с нахлобученными на них шапками облаков. И на огромный город, распластавшийся внизу и карабкающийся вверх по склонам. И на первые лучи солнца, которые, вырвавшись из плена горной гряды, пронизывают ресторан насквозь и освещают вершину горы Пичинча, что находится на противоположной стороне долины.

Солнце здесь поднимается в семь часов утра. И в семь вечера – садится. Экватор. Я долго не могла привыкнуть. Ну, что в семь вечера уже темно. Всегда.

Гора Пичинча. Здесь по историческим данным Антонио Хосе де Сукре одержал победу над колонизаторами-испанцами. И завоевал независимость Эквадора.
Однажды мы побывали на её вершине, поднявшись по канатной дороге. Пешую прогулку мои мужики дружно и наотрез отвергли. И слава Богу. Как же я потом была им благодарна! Длина канатной дороги два с половиной километра. А если пешком и вверх? Высота горы Пичинча  - более четырёх с половиной!
На вершине бушевал свирепый порывистый ветер, и в какую бы сторону ты не повернул – точно в лицо. Под ногами - жёсткая, стелющаяся трава и небольшие цветочки убойной раскраски - всё-таки экватор. Я обмоталась шарфом на манер восточных женщин, оставив только глаза. Восточная женщина из меня… Но холод! Собачий!
Через десять минут у мужа разболелась голова. Мы передумали обедать наверху и скачками понеслись вниз.

                *    *    *

На этот раз мы пролетаем мимо завтрака. И у меня нет возможности поздороваться с городом, как обычно, оглядев его с высоты "Techo del Mundo" и мысленно сказав: - Ну, здравствуй.  Я приехала. Как ты тут без меня?
В шесть тридцать  мы с мужем садимся в такси и отправляемся в клинику на медицинское обследование.  На целый день. Тотальная ревизия. Это тоже – Лолита. Сына сбагрили на руки невесте их сына. Что непонятного? У Лолиты с Луисом есть сын, то есть, у них два сына, но речь о старшем, у которого есть невеста.  Вот она  и будет развлекать нашего сына целый день. Мы все отлично устроились!

Такси уверенно устремляется по узкой - на две машины, которые едва не задевают друг друга боковыми зеркалами - крутой дорожке, вымощенной камнем, в сторону  el Valle (пригород Кито).

- А помнишь, как Луис здесь остановился? – спрашиваю мужа. – Кажется, как раз возле этого магазинчика.
Луис тогда заглушил машину и со словами: - Un minutito. Aqui se venden el pan bien rico (Одну минутку. Здесь продают очень вкусный хлеб), - вышел, оставив нас на спуске под уклоном градусов в 40-45 (чес слово, не вру!)  Джип в ту же секунду затрясся, как припадочный, задергался, знаете, как бегун на старте, который вот-вот рванёт. Я, сидевшая на переднем сиденье (укачивает меня сзади!) глядя вниз, в перспективу – и глаз она, поверьте, не радовала - почувствовала сильный дискомфорт, заёрзала и оптимистично-эмоционально спрогнозировала: - Чёрт! Мы сейчас разобьёмся! Ко всем чертям!
- Ручник!!!
- Он и так поднят! Какая связь?!
- Держи!!!
- Что???!!!
- Ручник!!!
И я держала. То есть изо всех сил держалась за него.
И перевела на возвратившегося Луиса глаза такой насыщенной выразительности и широкораспахнутости, каковой у меня отродясь не водилось, и качнула взметнувшейся вверх копной волос.
(- Папа, а правда, если человека напугать, то у него волосы дыбом встают? – спросил в метро старший сын моего Мужа, когда ему было лет шесть.
- Ну, да. А что?
- Вон там стоит мальчик, - он тихонько из-под рукава показал пальчиком, прикрыв его второй рукой – ну, нельзя – некультурно! - и дополнил это движение подбородком и глазами,- его, наверное, очень сильно напугали.
У дверей вагона стоял панк).

                *    *    *

Они очень похожи на нас. Общим пофигизмом и парадоксальным чувством юмора.
- Reduce la velocidad (уменьши скорость), - написано на одном из плакатов.
Через двадцать метров: - Reduce la velocidad ahora (уменьши скорость сейчас же).
Еще через двадцать: - Reduce la velocidad ahora mismo (уменьши скорость сию же секунду).

Однажды мы проезжали мимо кладбища. На кладбищенской стене вертикально вверх была нарисована стрелка и написано: «Una via» (одностороннее движение).
Хотите оспорить?

И они... совсем другие.
Я попробую рассказать. Ну… как сумею.

                *    *     *

Они охотно  улыбаются и смеются. Не дежурной американской улыбкой. Они действительно вам рады. Сердечно, открыто и естественно. Так радуются солнцу, воздуху, траве… Они много шутят, хлопают вас по плечам и радостно хохочут вместе с вами.

Нас регистрируют, заводят карточки и передают на руки провожатому. Он будет опекать нас в течение всего обследования. Чтобы мы не заплутали в этажах и кабинетах. Он помогает всем, кто его (обследование) сегодня проходит и попутно всем тем, кто - нет. Мы с мужем то разбегаемся, то сталкиваемся в коридорах или возле кабинетов – обследования женщин и мужчин несколько отличаются... по  известным физиологическим причинам.

Меня взвешивают и измеряют. Сорок девять килограммов. Со всей присущей мне ядовитостью мысленно поздравляю себя: - Отлично! Один килограмм минус! Чтобы его нагулять, нужен год безоблачно-счастливой, абсолютно спокойной жизни. Где такую взять?

Я вся в присосках на беговой дорожке. Она всё ускоряется и ускоряется. Кардиолог подбадривает меня и каждую минуту повторяет, что вот ещё чуть-чуть… Дорожка продолжает ускоряться. Он заботливо спрашивает, могу ли я ещё, я пожимаю плечами: «Да сколько угодно». Через пять минут он сдаётся. И я понимаю, что обычно бывает наоборот.

Приёмная гинеколога.
Врач примерно моего возраста, может, чуть постарше. Такой… благополучно-ухоженный. Его взгляд скользит по мне. И я уже знаю, что будет дальше.
Выйдя вторично, он мягко, но уверенно ставит всех женщин в известность, что вот эту сеньору следует пропустить. «Эта сеньора»  естественно  я.
Гинекологи с урологами питают ко мне слабость. Почему-то только мужчины.
Он мне симпатичен. Но я его огорчу.

Сколько мне лет?  Первый выстрел.
Замужем ли? Ага. Попало. Впрочем, вряд ли он рассчитывал на иное.
Ну, всё.  Контрольный. Он спрашивает, где я живу.
Мне нравятся мужчины, умеющие держать удар. Не суетящиеся.
Но еще больше мне нравится, когда такие мужчины начинают суетиться вокруг меня. А что, есть такие, которым не нравится?
Я совершенно расслабляюсь и говорю: - Доктор, у нас проблема.
- Вас что-то беспокоит?
- Ммммм... (Как бы это сказать?)
(«- Доктор! У меня обстипация дефикации! До экзофтальма, гиперемии и гипергидроза!
– А по-русски…
– Запор у меня. Сижу, зенки пучу, морда красная и пот течет…»
Из  Григория Родственникова)
Я пересказываю этот текст, как помню и умею. Мы смеёмся.
- И вот такая фигня всякий раз стоит только пуститься в дорогу. Ну, и как будем меня осматривать, доктор?
- Как-нибудь справимся. С Божьей помощью.
В смотровой он открывает дверь в маленькую каморку: - Вот здесь, моя сеньора, вы полностью раздеваетесь и накидываете один из этих халатов, - указывает на вешалку.
Я удивляюсь: - Completamente? (Полностью?)
- Si, mi carino (да, моя нежность), - он улыбается  и закрывает дверь.
Я тут же высовываю голову: - Hasta lаs medias? (Вплоть до носков?)
- Creo, que los soks podemos quedarlos. Espero, que no nos molestan. (Полагаю, что носки можно оставить. Вряд ли они нам помешают).
Мне нравятся мужчины с чувством юмора.
И профессионалы.
Не больно. Ничуть.
Редкий случай.
Он берёт мою руку и слегка надавливает моими же пальцами: - Смотрите, моя любовь, вот здесь небольшое уплотнение, и слева тоже. Чувствуете? Я думаю, что ничего страшного. Но на всякий случай мы сделаем маммографию. «Да я просто обожаю, когда мою… гм… грудь кладут под пресс!».
- Приходите ещё, моя сеньора. Буду рад Вас видеть, - прощается он со мной. Навечно.

Вам понравилось?
Кому-то что-то показалось?
Они всегда так разговаривают.
Mi amor (моя любовь), mi carino (моя нежность или моя дорогая, в зависимости от контекста), mi tesoro (моя драгоценность), mi corazon (сердце мое),mi querida (моя любимая) – обычные разговорные обращения, представляете? – обычные.

В коридоре сталкиваюсь с мужем.
- Ты откуда?
- Вступала в интимную связь с гинекологом. А ты?
- А я – с проктологом.
- Даже не знаю, кому из нас повезло больше.

Последняя процедура – эндоскопия.
Это когда в желудок опускают зонд.
В отсеке раздается дружный храп. Сольную партию, из второго бокса,  уверенно ведёт мой муж. Всю жизнь изумлённо  и вопреки утверждающий, что не храпит. Храп меня несколько удивляет. У них здесь что, санаторий?
Мне прокалывают кисть и вводят какую-то жидкость.  Иглу оставляют в руке, и процедуру повторяют через некоторое время. В рот суют что-то вроде  раструба. И строго наказывают не спать.
Когда я просыпаюсь… Мужа уже нет. Боксы основательно опустели. О том, что мне что-то делали, напоминает обширный синяк на руке.

Я беседую с терапевтом, который держит в руках результаты моего обследования. Он женоподобен, гермофрадитен, с высоким голосом, и мне приходится сделать усилие. К появлению  мужа, который переживал, как я буду объясняться с медперсоналом – да отлично объяснилась! -  мы уже всё выяснили. Что, если не обращать внимание на мелкие неприятности, отравляющие моё существование в прямом и переносном, я вполне могу отправляться в космос.
- А у тебя как?
- Единственная полностью сохранившаяся функция организма – репродуктивная.
Надо же! Какие мы, все-таки, разные. Она же у меня – единственная, необратимо пострадавшая.

                *    *    *

В гостинице сын увлечённо беседует с Фернандо. Потом он признается, что Фернандо – классный, и будет пытаться сказать ещё что-то, с трудом подбирая слова… и не сможет, но я его пойму. Трудно объяснить душевную близость с человеком, когда никаких видимых оснований для этой близости нет. Когда вы – представители разных культур и народов и живёте друг от друга за тысячи километров.  Когда встречаетесь раз в несколько лет и между этими встречами – никакого общения. Но я знаю, что так бывает.

Фернандо –  племянник  Мужа, средний сын его сестры - Ирэне. Их двое у неё средних – Фернандо и Пабло.
Он в Кито на учёбе. И узнал, что мы приехали.
Я очень рада его видеть. К этому мальчику - уже не мальчику - у меня особое отношение.

Лет десять назад мы сидели с ним вдвоём в гостиной, и он рассказывал мне о своей потерянной любви.  О девочке, уехавшей в Штаты. О том, что она звала его с собой, ждала, и он собирался.  Родители употребили всё свое влияние, чтобы  не допустить этого.
Я не могу ни поддержать, ни осудить  их.
Просто никогда не говорю на эту тему.
Следы его любимой потерялись – она уехала нелегально. А он тосковал ещё много лет. Мне кажется, что и до сих пор... Но я не спрошу.

Передо мной сидит красивый молодой мужчина.  Ему тридцать,  у него трудная и опасная работа -  он  капитан полиции, отдел борьбы с наркотиками. Жена - Мария Луиза души в нём не чает.  Она сама его выбрала. Ещё бы!  Я её понимаю!   Он сомневался, но отступать было некуда - с дочерью шефа так не шутят. Недавно у них появился малыш.
Мария Луиза - самая эффектная невестка Ирэне. С шармом. С изюминкой.
- Какая у Фернандо красивая жена, – сказала я, увидев её впервые.
Она мне очень нравится.
А ему?
Нет, я не спрошу.
Я рассматриваю фотографии его сына, мы шутим и смеёмся, но, когда гляжу на него, то вижу юношу, в тусклых глазах которого застыли тоска и боль.

                *    *    *

Мы все вместе, с присоединившимися Луисом и Лолитой, ужинаем в ресторане на «Крыше Мира».
Под нами город, сверкающий огнями.  Это очень красиво. Вы ведь знаете - вечерние города... Но я больше люблю его утренним.
- ? I como salio el todo? (ну, и как всё прошло) - в один голос интересуются Луис и Лолита.
- Excelente! (великолепно)– отвечает муж. - Tu pagas mil dolares para gue te dicen que estas viejo, gordo, volviendo sordo, ciego y con mucha colesterol (ты платишь тысячу долларов, чтобы узнать, что ты старый, толстый, глохнешь, слепнешь и у тебя зашкаливает холестерин).

                *    *    *

- Надо оформить ребенку нормальную седулу (sedula- удостоверение личности), - говорю я. - Полсемьи полицейских, а он на седуле - практически новорождённый.

На таможенном контроле в Кито офицер миграционной службы долго крутил в руках русский паспорт сына и его седулу*, где сын представлен можно сказать  в младенческом возрасте, прилаживая их так и эдак друг к другу. Имена и фамилии на документах тоже разные (ну, так получилось!). И спросил о двойном гражданстве. Двойное гражданство в Эквадоре - вещь обычная. Но  сын об этом не был информирован и поэтому, незамутненно глядя в глаза офицеру – сверху вниз – и широко улыбаясь (а что делать? – сам лопухнулся и забыл убрать седулу), отверг инсинуации. Прочие вопросы также успеха не имели – сын ушёл в несознанку и сделал вид, что не понимает.

Офицер ещё раз покрутил в руках паспорт и седулу, произвёл объёмную мыслительно-образно-реконструирующе-идентификационную работу, пытаясь сопоставить и совместить обе фотографии, равно как имена и фамилии  - всё это время сын сосредоточенно изучал солнечные пятна на стене и форму собственных ногтей -  тяжело вздохнул,  пробормотал что-то про буррос (burros – ослы, исп.) и шлёпнул въездную визу.

                *     *     *

Утром Муж выходит из ванной и смотрит на меня обиженно-укоризненно.
Я начинаю мысленно прокручивать в голове... Вроде ничего такого. Его зубной щёткой туфли не чистила, носки в унитаз не спускала, на его полотенце не топталась.
Бритва! В личных корыстных целях. Так это было вчера.  И я её, кажется, прополоскала. Или нет?

Муж продолжает смотреть. Я отвечаю вопросительным взглядом.

Полотенце соскальзывает с него вниз.
Что такое?! У нас мужской стриптиз?! Он что – с ума съехал?! Нашёл время! Самолёт через полтора часа!

И тут!.. На густо-волосатой груди - две девственно-стыдливые беззащитные лысые проплешины округло-правильной формы. Абсолютно! Чистые! Ни единого волоска. Следы от присосок, к которым крепились диоды. Вот это да! 100%-я эпиляция. (Дамы, возьмите на заметку).

Я бы на его месте тоже обиделась.

                *     *     *

Наш маленький аэропорт в la Toma закрыт на реконструкцию. И мы летим в Cuenca. Это самый надменный город Эквадора. И значительно дальше от места нашего назначения, чем la Toma.

Оттуда три часа по горам и долам (преимущественно по горам) серпантином вверх вниз - Господи, дай силы выдержать эту болтанку! и никакие окружающие красоты!.. – и мы дома.

Продолжение http://proza.ru/2013/04/08/1057