Заметки о русской поэзии

    Поэзия - явление живое и развивающееся. Поэтому со временем поэзия приобретает некоторые новые черты, хотя указать такие черты очень сложно. Не зря говорят, что ничего не бывает того, чего раньше не было. И всё же, если сравнить поэзию прошлых веков с современной, то различия выступают довольно отчётливо. Возьмём для примера следующий ряд: Ломоносов, Пушкин, Маяковский, Бродский. Динамика развития и изменения в подходе к стихосложению у этих авторов выступает особенно контрастно!
      Гражданские мотивы, так ярко прозвучавшие в русской поэзии в стихах Пушкина, Лермонтова, Некрасова и Тютчева, наличествовали уже у Ломоносова и Державина.
      У создателя русского поэтического языка – Пушкина (предшественником его можно назвать Жуковского) можно найти замечательные примеры пейзажной, любовной и философской лирики. Здесь у Пушкина были великие последователи, такие как Баратынский, Фет, Тютчев, Бунин, Есенин, Блок и некоторые другие. Русская эпическая поэзия началась с выдающихся поэм Пушкина, Лермонтова и Некрасова. Сатира в нашей поэзии ведёт начало с эпиграмм Пушкина и басен Крылова.
       Оказались блефом громкие заявления типа «Сбросим Пушкина с корабля современности», звучавшие в начале XX века из уст некоторых модернистов. Осыпалась декадентская шелуха с некоторых крупных поэтов, и для современников стал второстепенным тот факт, что Брюсов и Блок были символистами, Гумилёв, Георгий Иванов, Мандельштам и Ахматова – акмеистами, а Северянин и Маяковский – футуристами. Вопрос только в том «Был ли тот или иной поэт действительно великим или нет?»
        Так что же отличает лучшие образцы поэзии XX века от поэзии XIX, и тем более от поэзии XVIII века? Можно указать на появление новых ритмических рисунков у Маяковского, Вознесенского и некоторых других поэтов. Важно также существенное расширение лексики и новые словоупотребления у Хлебникова, Маяковского, Беллы Ахмадулиной. Лирика  Блока и Есенина характеризуется такой пронзительностью, которой прошлые поэты, может быть, за исключением некоторых стихов гениев, не достигали. Таких головокружительных метафор, как у Пастернака, без сомнения у старых поэтов не было. Философская глубина и сочетание всех этажей русского языка у Бродского, пожалуй, тоже явление уникальное.
    Русская лирика XIX века в значительной степени отражала народные страдания, была лирикой печали и гнева (Некрасов, Никитин), уныния (вспомним Лермонтова "Печально я гляжу на наше поколенье...") Только в некотором небольшом количестве произведений звучала гордость русской удалью (Кольцов, Лермонтов), русскими победами («Бородино»), высокой миссией России в мировой истории (Тютчев). В XX веке после Октябрьской революции тональность русской поэзии заметно изменилась. Революционная романтика продиктовала многим поэтам большие надежды на кардинальные изменения русской жизни. Это особенно ярко демонстрирует творчество Маяковского, Багрицкого, Луговского, Светлова и других поэтов. Поэты ощущают величие задач, стоящих перед русской поэзией в деле обновления России. Вспомним, например, знаменитое стихотворение  Николая Майорова:

Мы были высоки, русоволосы,
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.

     Мировые войны и революции, потрясшие Россию и весь мир,  наложили существенный отпечаток на русскую поэзию. От поэм Блока «Возмездие», «Скифы» и  «Двенадцать», поэм Маяковского лежала дорога к потрясающей лирике поэтов, воспевших подвиг русского народа в Великой Отечественной войне. Вряд ли в мировой поэзии можно отыскать подобный прецедент  коллективного создания широкого полотна великой битвы нашего народа с фашизмом (Твардовский, Исаковский, Симонов, Дудин, Орлов, Гудзенко, Берггольц, Друнина и многие, многие другие). Вместо мифологических героев древнегреческих поэм на поэтические страницы пришёл простой русский солдат (Василий Тёркин и другие), оторвавшийся от мирной жизни, чтобы защитить свою Родину. Это потребовало изменения как поэтического языка, так и самого отношения к поэзии, которая действительно стала моральным оружием защитников нашей земли от захватчиков. Вот стихотворение Семёна Гудзенко:

Когда на смерть идут — поют,
а перед этим
        можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв —
       и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
За мной одним
         идет охота.
Будь проклят
          сорок первый год —
ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —
        и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
       не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий.
                А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
         я кровь чужую.
1942

Такого предельного накала эмоций и такой обнажённой правды о войне не знала прешествующая поэзия!
      Мне представляется, что одно из важных отличий современной поэзии от поэзии XIX века обусловлено следующим обстоятельством. Поэты стали смотреть более широко на окружающий мир. Они приобрели в некотором смысле космическое зрение. Причём, взаимоотношение с окружающим миром у современных поэтов стало более личностным. Это отчасти связано как с развитием науки, так и с более широкими возможностями распространения информации о мире. Приведу конкретные примеры.  Вот стихотворение Леонида Мартынова «Эхо»:

Что такое случилось со мною?
Говорю я с тобой одною,
А слова мои почему-то
Повторяются за стеною,
И звучат они в ту же минуту
В ближних рощах и дальних пущах,
В близлежащих людских жилищах
И на всяческих пепелищах,
И повсюду среди живущих.
Знаешь, в сущности, это не плохо!
Расстояние не помеха
Ни для смеха и ни для вздоха.
Удивительно мощное эхо.
Очевидно, такая эпоха!

Пушкин только в далёком будущем надеялся быть услышанным всеми народами России. В середине XX века аудитория у Леонида Мартынова была значительно более широкая, чем у Пушкина в его время. Вот Сергей Орлов пишет о погибшем солдате: «Его зарыли в шар земной, а был он лишь солдат…».  Похороны солдата выливаются в мировую трагедию. Или отрывок из стихотворения Владимира Луговского:

Мальчики играют на горе,
Сотни тысяч лет они играют.
Умирали царства на земле,
Детство никогда не умирает!

Здесь замечателен переход от обыденной игры детей к всемирной истории человечества.
А вот гениальное стихотворение Анны Ахматовой, написанное сразу после молниеносного разгрома немцами Франции в 1940 году:
 
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит.
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
И только могильщики лихо
Работают, дело не ждет.
И тихо, так, Господи, тихо,
Что слышно, как время идет.
А после она выплывает,
Как труп на весенней реке,
Но матери сын не узнает,
И внук отвернется в тоске.
И клонятся головы ниже.
Как маятник, ходит луна.
Так вот — над погибшим Парижем
Такая теперь тишина.

1940.Осень.Фонтанный Дом

      В этом стихотворении поражает понимание Анной Ахматовой происходящего непостижимого обычным разумом катаклизма во всемирной истории. А ведь в 1940 году фашисты ещё не напали на Советский Союз!
      Поэты XX века легко сопрягают высокую поэзию с обычной будничной жизнью. Поэтическая лексика обогащается  бытовой: «От чёрного хлеба и верной жены мы бледною немочью заражены» (Эдуард Багрицкий). Этот приём  особенно широко применяем  Иосифом Бродским: «Рыбы жуют кислород…», «Ветер смеётся во тьму…», «Я еду по зиме…», «речные волны, блестящие словно складки поношенных брюк…», «Мы умрём на арене. Тем лучше: не облысеем от женщин и перепоя…». Ещё примеры из Бродского:

Прощай, мой сад !
Надолго ль? Навсегда!
Храни в себе молчание рассвета
Великий сад,
роняющий года
На горькую идиллию поэта.

Или вот:

Каждый пред богом наг,
наг,
Жалок, наг
и убог.
В каждой музыке
Бах,
В каждом из нас
Бог.
Ибо вечность — богам
Бренность — удел быков…
Богово станет нам
Сумерками богам.
И надо небом рискнуть,
И, может быть,
невпопад.
Ещё не раз распнут
И скажут потом:
распад.
И мы завоем от ран.
Потом взалкаем даров…
У каждого свой
храм,
Каждому свой
гроб.
Юродствуй, воруй, молись!
Будь одинок, как перст!…
…Словно быкам — хлыст,
Вечен богам
крест.

     Смахивает на Маяковского. Но, похоже, философски поглубже будет!  Я полагаю, что такие стихи невозможно представить написанными ранее XX века.
     Сейчас многие говорят, что время поэзии прошло!  Именно так, например, в одной рецензии мне написал сейчас один товарищ. С одной стороны это действительно так. Поэтические мероприятия не собирают огромные залы слушателей, как бывало в 60-х годах в Политехническом,  где выступали Евтушенко, Рождественский, Вознесенский, Ахмадулина и другие поэты. Очень трудно продавать сборники стихов. А с другой стороны перечислим такие факты. Сколько в стране литературных объединений. На Стихи.ру каждый час любители поэзии сотни стихов штампуют! А всего написали уже полтора десятка миллионов! Т.е. даже если там и читают только друг друга, то это уже нескольким сотням тысяч стихи зачем-то нужны.  А ведь у каждого поэта стихи читают не только другие поэты со Стихи.ру. Например, на моей странице на Стихи.ру процентов 80-90 приходят неизвестные читатели  с Яндекса и Гугла ! Значит, им интересно. Иначе б не заходили!
 Выше я пытался проследить динамику русской поэзии на протяжении последних веков. Выстраивая ряд поэтов: Жуковский – Пушкин – Лермонтов – Тютчев – Некрасов – Блок – Есенин - Мандельштам – Ахматова – Маяковский – современные поэты, я пропустил важнейшее звено. Я ничего не говорил о русской школе символистов и поэтах русского зарубежья, эмигрировавших после Октябрьской Революции на Запад. Хотя Блок и Брюсов и принадлежали к школе символистов, но в некотором смысле их уже можно рассматривать как мостик к Советской поэзии. Тогда как такие поэты, как Георгий Адамович, Георгий Иванов, Иван Бунин, Владислав Ходасевич, Владимир Набоков, представляющие замечательное звено русской поэзии, были не затронуты социалистическим реализмом. Надо сказать, что, как перечисленные выше поэты, так и поэты символисты, очень не похожи друг на друга. Бальмонт, Сологуб, Мережковский, Гиппиус, Анненский и другие – это отдельные поэтические миры. Каждый из них заслуживает отдельного подробнейшего разбора. Прямо скажем, что десятилетние замалчивания этих имён советской критикой – позорнейшая страница русской литературы. Я уже писал ранее об Иннокентии Анненском http://www.proza.ru/2015/08/06/923, о Георгии Иванове http://www.proza.ru/2013/01/31/1786, о Фёдоре Сологубе http://www.proza.ru/2015/12/01/1879 , о Владимире Набокове http://www.proza.ru/2014/12/02/1148 и Георгии Адамовиче http://www.proza.ru/2015/07/11/931. Все эти имена – достойнейшие продолжатели великой русской литературы XIX века. В отличие от большинства советских писателей, которым даже при их талантливости не хватало порой общей культуры и образования, писатели, о которых я веду речь, вели подробные дневники и публиковали серьёзные литературно-критические работы. Бунин и Мережковский были одновременно великими поэтами и прозаиками. Гиппиус, Одоевцева, Георгий Иванов оставили замечательные мемуарные произведения. Ходасевич написал прекрасную книгу о Державине. Бальмонт, Георгий Адамович были известными критиками и искусствоведами. Публицистика Бунина и Мережковского, также как и мемуары Иванова, Гиппиус, Одоевцевой, существенно дополняют картину до- и послереволюционной жизни России, искажённо представленной советской историографией.
         Конфликт большинства русских символистов с Советской властью был неизбежным. На знамени символистов значились  идеализм и религия. Во многом, стихи символистов продолжали тенденции упадка, уныния, душевной опустошённости, царившей в русской поэзии конца XIX века (Надсон, Случевский, Фофанов и др.) Творчество отца русского символизма Дмитрия Мережковского пронизано мотивами одиночества,индивидуализма, тоски, мистических прозрений:

Поверь мне: люди не поймут
     Твоей души до дна!.. 
Как полон влагою сосуд, —
     Она тоской полна. 
. ..

Чужое сердце — мир чужой, —
     И нет к нему пути! 
В него и любящей душой
     Не можем мы войти. 

 Или ещё:

И хочу, но не в силах любить я людей:
Я чужой среди них…

         Мережковский утверждал, что вера, религия – краеугольный камень человеческого бытия и искусства. Символ для символистов есть образ, имеющий очень широкое наполнение. Это и аллегоричность, и связующее звено между божественным и природным миром, несущее тайный мистический глубинный смысл. По выражению Иннокентия Анненского язык символизма  - «беглый язык намёков, недосказов», который никогда нельзя понять полностью. Нечто такое, для чего в языке и слова не найдёшь.  Большое значение для символистов играла музыка, которая,  по  словам Андрея Белого,  «идеально выражает символ». Высокой музыкальностью отмечены стихи Бальмонта и Блока.
       Не смотря на то, что русские символисты внесли свежую струю в русскую поэзию конца XIX века и начала XX века ,  они противостояли материалистическим воззрениям русской критики Белинского, Чернышевского и позднейших марксистских критиков.  Символистам была близка философия Ницше и Шопенгауэра.
       В то же время, русский символизм заметно отличался от западного  своей высокой духовностью, разнообразием творческих личностей.  С символизмом  прежде всего связано понятие «серебряный век» русской поэзии. Символизм послужил основой для последующих течений в русской поэзии, в частности, акмеизма Ахматовой, Мандельштама и других. Своим учителем называл Брюсова Николай Гумилёв. Такие поэты, как Георгий Иванов и Владислав Ходасевич,  после недолгого пребывания в Советской России эмигрировали,  и долгое время боролись за звание первого поэта русской эмиграции. В конце концов,  таким был признан Иванов.  Впрочем,  Бунин считал первым поэтом эмиграции Георгия Адамовича. По моему мнению, поэзия Георгия Иванова, вообще,  – одна из вершин русской поэзии.  Хотя мне нравятся и некоторые стихи Ходасевича. Например:

Стансы

Бывало, думал: ради мига
И год, и два, и жизнь отдам...
Цены не знает прощелыга
Своим приблудным пятакам.
Теперь иные дни настали.
Лежат морщины возле губ,
Мои минуты вздорожали,
Я стал умен, суров и скуп.
Я много вижу, много знаю,
Моя седеет голова,
И звездный ход я примечаю,
И слышу, как растет трава.
И каждый вам неслышный шепот,
И каждый вам незримый свет
Обогощают смутный опыт
Психеи, падающей в бред.
Теперь себя я не обижу:
Старею, горблюсь,- но коплю
Все, что так нежно ненавижу
И так язвительно люблю.

     Некоторые символисты (Блок, Брюсов) признали Октябрьскую Революцию и внесли существенный вклад в советскую поэзию.

   P.S. Вот я сейчас перечитал то, что раньше написал, и подумал, что читатель может составить мнение, что я считаю Бродского следующим этапом развития русской поэзии,  по сравнению с Маяковским. Это, конечно, не так. Маяковский, по моему мнению, превосходит Бродского по ряду позиций. У Бродского нет стихов и поэм, равных описанию любви в поэме Маяковского «Флейта- позвоночник». У Бродского нет темперамента бойца за какие-то идеи, который был у Маяковского. Вспомним «Я всю свою звонкую силу поэта тебе отдаю атакующий класс». Умные стихи Бродского вряд ли способны так эмоционально подействовать на читателя, как лучшие произведения Маяковского.