Мертвый город

       Сальников с трудом узнавал любимые места и уже жалел о внезапном приступе романтизма, согнавшем его с дивана.    Приветливый  в ясную погоду  пейзаж сейчас  был   почти  пугающим. Под колесами скользила непослушная  дорога,  дворники лимузина то и дело размазывали по стеклу рыжую  жижу.   Кто ж мог подумать, что ноябрь начнется в  сентябре!  За окнами  автомобиля  коричневыми хлопьями летела грязь. Там холодно, очень холодно.  Промозгло и сыро. А в машине тепло и сухо. И  музыка ничего.

***
      Десять лет назад ради теплой машины с музыкой кандидат филологических наук  Денис Андреевич  Сальников оставил преподавание и перебрался в Москву осваивать новую профессию менеджера.

        Хотя имя его укоротилось  и стал он просто  Дэном,  самоуважения  и денег в кошельке прибавилось.  Он дорос до  завотделом не последней столичной компании, и мог бы позволить себе отпуск  на заграничных пляжах. Но скучал.     Ему не хватало  громогласной  суеты университетских коридоров, студенческих походов, летних экспедиций по деревням, которые с таким трудом он выбивал у начальства.

     Фольклорная практика канула в Лету вместе с союзом братских республик. Да и была эта практика формальной. Привозили студентов всегда в одну и ту же деревню, к одним и тем же прирученным  бабушкам, которые привычно пели   одни и те же  песни, рассказывали одни и те же  байки.


     Свалился же на голову сонного, замученного нехваткой финансов деканата молодой горячий парень, который  для  своей диссертации выбрал  бесперспективную тему об отражении в этнофольклоре  синкретизма верований и  культов  славянских и финно-угорских народов  Поволжья.  И ведь не столько по библиотекам сидел, как делают сегодня все нормальные аспиранты, сколько мотался со студентами по лесным деревням,  выканючивая у приветливых, но не словоохотливых аборигенов приметы, предания и сказки.

     С тех пор прирос Сальников душой к этим местам. И рвался сюда каждый год из Москвы на летний отдых. А нынче вот припозднился. Базы отдыха  и скаутские  лагеря  недели две как закрыты,  а санаториев  Денис не уважает.

    Надежда на знакомого сторожа Сарана, любителя выпить и поговорить.
 
 
***
    - Вот и к лучшему, что никого нет, - рассуждал путешественник, нежно поглаживая прикорнувшую на пассажирском сиденье сумку с дорогущим коньяком.

         За рулем Сальников  уже более десяти часов.  Устал.  Машина вывезла его из Москвы  еще затемно, и сейчас за  лобовым  стеклом день быстро сдавался под натиском сумерек. Надо бы поставить музыку поритмичнее.

                "..Всяка нечисть бродит тучей
                и в проезжих сеет страх:
                Воет воем, что твои упокойники,
                Если есть там соловьи – то разбойники.

                Страшно, аж жуть!" - захрипел динамик любимым голосом великой страны.

    
      Слева от дороги потянулся высокий  кованый забор, сквозь который  вызывающе поблескивали темные   окна коттеджей.  Ни одного огонька!
 
     «Еще один «мертвый»  город, - чертыхнулся Денис, барабаня по рулю, подыгрывая песне. – Россия!»

***

     Его мама никогда не понимала дачных поселков.  «Для чего возводятся эти мертвые города? -  сетовала  она, кивая в сторону  «скворечников». – Раз уж выделяют землю, помогли бы со строительством, провели бы коммуникации, и жили бы люди в полноценных домах с приусадебными участками.  Нет. Понастроили тесные  каменные мешки, к ним участки с времянками за десятки километров присовокупили. А на участках этих то засуха, то беспрерывные дожди. А то урожай лезет и лезет. И вывозить его надо на себе.  Радуйся,  счастливый советский народ!»

       - Эх, мама, мамочка! Знала бы ты, что  теперь пустуют не только «скворечники», а и вот такие огромные   каменные дворцы.  Появились у людей деньги. Большие деньги. Захотелось им вырваться из тесных квартир.  Поставили они огромный дом. К ним подтянулись другие. И есть в этих домах и свет, и камин. И лес рядом.  И синяя вода в бездонных озерах. Только до работы далековато, 100 км, да и в сельскую школу детей не отправишь.  На лето семью привезли, а на другое -  уже или не хочется, или разорились.  Переходят эти дома из рук в руки. И летом-то в них особой жизни не видно, а сейчас в их сторону даже страшно смотреть.
    - Пастбище у крестьян отобрали.   Ни себе ни людям.  Пользы теперь эта земля не принесет! – продолжал ворчать Денис.


***
 
     Сальников свернул на проселок в самые сосны. Он не заметил, как  прекратился дождь и погода повернула на тепло.   По мокрому песку машина пошла медленно, качаясь на ухабах, как лодка на волнах. Дворники смиренно  улеглись.

      Навстречу свету фар   метнулась гигантская тень.  От неожиданности Денис с силой вдавил  педаль тормоза и задергал руль. Машина испуганно заметалась, не понимая хозяина. Огромный лось, неестественно выгнув спину, наклонив рогатую голову, сделал несколько скачков перед машиной, пока не догадался наконец отпрыгнуть в сторону.
 
       Надо  передохнуть. Дэн опустил холодный лоб на дрожащие ладони, затем отвинтил крышечку бутылки и прижался губами к обжигающей влаге.  Стало легче. Боковое зрение выхватило сполохи огня.

    - Неужели?!
    Сальников не поверил своей догадке.

***
 
     Численность   здешнего населения   не дотягивает и до миллиона. Больших городов нет совсем. Деревни, поселки. И леса, леса. Прямо в чаще можно наткнуться на часовню, а по селам разбросаны небольшие церквушки. Однако богатые дикой природой места славятся стойкими языческими традициями. Официально зарегистрировано около тысячи общин.

      Денис знал все капища и ристалища, расположенные неподалеку от лагеря.  Не один раз со студентами  выходил на игрища. Однако аборигены, обычно спокойные и приветливые,  любопытства не терпели: на вопросы не отвечали, либо просили непрошеных гостей удалиться, либо могли разом подняться и уйти сами. Никогда Сальников не мог определить: реальный ли обряд совершался на ритуальной поляне или проходила ролевая игра-реконструкция.
 
     Утром от действа не оставалось ни следа. Разве только украшенное разноцветными ленточками дерево. А кострищ и так в лесу немало: туристы помогают.
 
     Успокоившись, Сальников вышел из машины и пошел на огонь.  Воздух был по-вечернему мягок и свеж. От недавней промозглости не осталось и следа.  Однако шагать в ботинках по мокрой траве было неприятно. Сквозь оголенные кроны деревьев просвечивала полная луна. От ее света Сальников ненадолго ослеп, но быстро сориентировался и продолжил путь.

***

      Костер оказался не так близок, как показалось вначале. Языки пламени выхватывали из темноты силуэты девушек в национальных белых  длиннополых одеждах.

     «Совсем молоденькие, - подумал Сальников, - школьницы, студентки.  Значит, точно, просто игра.  Может, заговорят?»

     Сальников сделал, было, шаг вперед, но вскрикнула птица, и тут же ударил бубен.  Девушки вскинули руки и задвигались в странном трансовом танце.

      Сырой воздух, как масло ножом, разрезал  волчий вой.
      
       Сердце Дениса сделало сальто.
 
     - Какие волки в санаторной зоне!  Все опасные животные давно отогнаны в дальние леса. Ну, конечно же! – Денис смотрел на шамана, воющего по-волчьи на луну. – Злых духов отгоняет.

           Только сейчас Сальников заметил молодых людей. Они не танцевали.  Под звуки  бубна  и волчий вой они…  Они сажали деревья. Молодые саженцы по периметру поляны выстроились в строгий прямоугольник.

     Того, что случилось дальше, Денис никак не ожидал, но и не испугался. Может, из-за коньяка, а может, из-за того, что узнал персону.

      Из черноты леса прямо на него надвигалась белая лошадь, а на ней всадница. Красивая.  И нагая.

     «Игра игрой, но не до такой же степени!»

      Овада. Аналог славянской бабы Яги. Она же старуха с вывороченными руками и ногами. Она же обнаженная красавица на белом коне. Может утащить в воду. Может заманить в лес. Может защекотать или зацеловать до смерти.

  - Вам не холодно? – попробовал пошутить Денис.

   Девушка молчала. Лошадь надвигалась. Денис понял: его прогоняют.

   - Телефончик не дадите? – схохмил он на прощание и повернулся уходить.

    Всадница проводила его до машины. Денис ни разу не обернулся, но затылком чувствовал близость  волнующего  тела.

    Снова посыпался мелкий противный дождь. Дэн выжал сцепление,  перевел рычаг на первую  передачу.

 - А-а-а! Вот влип!

***

    Машина натужилась, но не сдвинулась с места. 
Чертов лось! Угораздило же его остановиться! Всеми четырьмя колесами стальная подруга  увязла в размытой глине.

    -Ну, милая девочка, выручай! - уговаривал ее Денис.
   
   Несчастная машина отвечала стоном   буксующих колес, гарцевала, дергалась, но не продвигалась ни на  кочку.

     В отчаянии водитель хлопнул кулаком по рулю, вывалился с сиденья и закричал в темноту:

  - Эй, ребят, кто-нибудь, помогите! Девушка!.. Овада!..Ау!

     Денис  направился к соснам. Костра из-за дождевой завесы  не было видно. Влага  гасила зовущий голос. А может, спугнул он ребят и ушли они. 



     Ему казалось, что идет он уже слишком долго. Не найти ему игралища.  Надо возвращаться. 

    Выйдя на дорогу, он не сразу увидел  машину. Значит, все-таки дал  круг.

     Денис сидел в машине, согревался и успокаивал себя коньяком.  Музыка из динамиков стала неприятно давить на уши.  Он зло выключил магнитолу.

     Глухая ночь.  До лагеря километров семь. До ближайшей деревни – три.  До коттеджного поселка – километр, но он «мертвый». На случайную помощь рассчитывать бесполезно: здесь и в самый пик сезона пробки на дорогах не образуются, дай бог, десять машин за час по трассе пройдет, а по проселку и двух машин в сутки не досчитаешься.

    Надо идти. И Денис шагнул в промозглую чавкающую  мглу.

               
               
                II

 
     Еще не веря своим глазам, Сальников  облегченно выдохнул.  В окнах самой большой усадьбы «мертвого города» мягко,  зовуще,  горел   свет.

     - Элементарно, Ватсон, кто-то же должен сторожить  эти паласы!

     Не допуская даже мысли, что ему могут отказать в помощи, Денис направился к калитке и надавил на кнопку видеозвонка.

     Дверь особняка открылась почти сразу, и по мокрым дорожкам сада заплясал луч фонаря.
   
    К калитке, не торопясь, приближался высокий плотный человек средних лет, не похожий на местного жителя, из тех, что  занимают должности сторожей и смотрителей таких вот усадеб.

    Денис набрал в легкие воздуха, готовясь выпалить тираду извинений и объяснений, но мужчина просто сделал приглашающий жест и  посторонился.
 
    Отдавая в огромной светлой прихожей куртку, Денис снова открыл было рот для оправданий, но человек произнес: 

    - Ваша комната на втором этаже, первая слева. Чай можно выпить внизу, в буфете.

     «Включи мозги, Дэн! Усадьбу продали под гостиницу.  Летом от желающих  совместить  любовь к природе и дорогой комфорт, наверняка, отбоя нет, а сейчас сюда попадают редкие романтики-одиночки или богатые рыбаки». 
   Сальников достал из барсетки  документы и деньги. Провожатый чуть заметно скривился, но взял.

     Денис успел рассмотреть, что внутри  дом был похож на сотни современных  усадеб. У скромного, пусть даже нерядового, менеджера, конечно, такого дома быть не могло, но ему не однажды случалось бывать  в гостях.
     Прямо -  просторный холл, в углублении -  большая ниша с камином. Там сидела женщина. Она приветствовала гостя  полуулыбкой и снова   отвернулась к огню.

     Слева  от входной двери небольшой круглый бассейн, справа бильярдная, рядом с ней то ли кухня, то ли столовая.

    По мраморной широкой лестнице Денис поднялся на второй этаж.  Комнаты располагались галереей по периметру.  В центре на уровне пола второго этажа висела огромная хрустальная люстра, какие бывают в старинных зданиях театров.  Эта  люстра освещала тот самый холл, служа одновременно ему потолком.  Сквозь ее ветви Денис украдкой рассматривал женщину.

    Трудно сказать, красива ли она, но, статна и, безусловно, привычна к   домам такого рода.   Молода! Даже очень молода.  Безукоризненная прическа, платье в пол и отсутствие развязных манер делали ее старше.  Или девушкой без возраста. Современное дорогое платье  ненавязчиво разбавлено этническим рисунком, как на костюмах девушек, танцевавших в лесу. В ушах и волосах  тоже этнос.

     Вот его спальня, прямо над бассейном. В комнате своя ванная.  Оценив размеры апартаментов,  умножив их на шесть по количеству комнатных дверей на втором этаже, Сальников прикинул, сколько же еще помещений первого этажа не попало в его поле зрения.

     Больше всего на свете Сальников хотел сейчас упасть в постель, но правила приличия требовали хоть ненадолго спуститься в холл и поздороваться с постояльцами.  Ведь неизвестно еще, гостиница это или жилой дом. И еще он очень хотел горячего чаю. Не отказался бы и от плотного ужина.

     В ванной комнате висел  мужской халат. Сальников не знал, как поступить. Халат, ведь, не представительская одежда, но, с другой стороны, отсыревшие джинсы выглядят не намного презентабельнее.  Он не представлял себя ни в джинсах, ни  в халате в мраморном холле рядом  с прекрасной незнакомкой.

      В дверь постучали.   
   
   - Вам должно это подойти, - провожатый протягивал  костюм на плечиках.

   Денис поблагодарил и с облегчением вздохнул.
   Он был одной комплекции с новым знакомым.
   - Чай в буфете, - напомнил человек.

                ***   

    Денис спустился. Мимо холла проследовал в сторону кухни. Он почему-то догадался, что никто его обслуживать не собирается, а еще догадался, что  в огромном доме их только трое.

     Когда Сальников  с тремя чашками на подносе вошел  в каминную, дама и незнакомец приветствовали его стоя.
 
    Расставив чашки на столике, Денис протянул руку мужчине,  представился.

    - Эпанаев, - не ответив на рукопожатие, сказал  незнакомец.
     Дениса передернуло.
    - Чачава.

     - Вы из местных? – спросил Денис, пытаясь приложиться  к руке женщины, но она легкой улыбкой и едва заметным запрещающим жестом не позволила. – Я так много бывал в этих местах, но никогда не слышал такого имени.

     - И не услышите. Причуда родителей. Это очень древнее имя. В паспорте у меня другое.

     - Денис Андреевич, - начал, было,  Эпанаев,  но девушка перебила его.

     - Что привело Вас к нам? Вы ведь москвич?

     - Как Вы догадались?
     - По Вашим столичным манерам. Ну... и ... по паспорту.
     - Да, когда-то я был филологом, бродил по этим местам, собирал фольклор. Защитился.  А теперь специалист по закупкам крупной московской компании.

     - Филолог-фольклорист, кандидат наук, а про Чачаву не знаете? - улыбнулась девушка. – Загляните в учебники филологии – они Вам помогут. 

    -  Нет, кое-что я все-таки знаю. Например,  я могу прочесть некоторые знаки, вышитые на  ленте, украшающей Ваши волосы.

    - Интересно.

    - Вот, в центре, две лошадиные морды, смотрящие в противоположные  стороны. Это стихия солнца, защита от злых сил и, одновременно, связующее звено между живым  миром и потусторонним.  Дальше олень – символ восхождения, утиные лапки – символ удачи и стихии воды.

   - Надо же! А для меня это просто модное украшение.
    - Очень красивый костюм.

     Они еще какое-то время говорили. Сальникова удивляла в ней неестественная для возраста естественность, смесь светской непринужденности и легкой отстраненности.

      Парень почувствовал предательское волнение.  Он ждал намеков, сигналов, но она не давала повода к началу  флирта.
      Да и смущали ее взаимоотношения с Эпанаевым.
      Во время беседы  тот не садился. Выжидающе топтался рядом. Несколько раз пытался обратиться к Дэну. Но каждый раз, услышав его  призывное «Денис Андреевич!», Чачава либо сама обращалась к Денису, либо останавливала Эпанаева холодным взглядом.

     «Да кто ж они, черт подери?! Отец с дочерью? - Денис всматривался в красивые лица, ища сходства. - Вряд ли. «Папик»  с содержанкой? Тоже не похоже.  Муж и жена? Работодатель и служащий?»
       - Денис Андреевич, - в очередной раз сделал осторожную попытку Эпанаев.
       - Денис Андреевич долго был в дороге. Я думаю, ему и нам всем  настала пора отдохнуть. Спокойной ночи!- Чачава поднялась.
      Ой, как обрадовался Сальников последним ее словам!
      Девушка снова отклонила его попытку поцеловать руку, а Эпанаев простился легким наклоном головы.
    
    Оказавшись наконец в комнате, Денис повалился в кровать.  Он попытался поддержать в воображении облик Чачавы: например,  ее бездонные глаза, светлые волосы, голубоватую прохладную кожу  где-нибудь в машине у его плеча, - но  тут же уснул.

                ***

     Как из ямы достал его из сна стук в дверь.
     С трудом, преодолевая головокружение,    на качающихся ногах  добрался до двери. На пороге стоял Эпанаев. Сальникову   стало не по себе.

    - Не бойтесь, Денис Андреевич, я не причиню Вам зла. Не могу, - сказал посетитель, плотно закрывая за собой дверь. Он явно нервничал. – Денис Андреевич, теперь Вы знаете все.
    - Что я знаю?
    - Все. И вы можете мне помочь.
    - Чем?
   
    В дверь постучали. Мужчины вздрогнули.

    - Денис Андреевич, скажите им, пусть они меня найдут. Я больше не могу…
   
     Стук усиливался.   
    
     - Кто найдет? Где?

     - Вы все знаете, а теперь уходите. Скажите им, пусть найдут меня, пусть найдут!  Вы знаете где. Я не могу больше!

    В дверь барабанили  так, что, казалось, она вот-вот вылетит. От страха  Дэн закрыл глаза.
    - Сальников! Сальников!  - неслось из-за двери.

                ***

     - Сальников! Сальников! Открывай, черт тебя подери!

               
                III

             Сальников открыл глаза. На него в упор смотрел волк.

    - Сальников! Что с тобой? Просыпайся! – орал Саран.
    - Не дергай ручку, - рявкнул Сальников, - дверь сломаешь. И собаку от машины убери. Она эмаль поцарапает.
    - Проснулся, хорек. Ты что навеки уснуть хочешь?– Саран оттянул  за ошейник упершуюся передними лапами в боковое стекло большую серую овчарку. - Напился да? Коньяком моим да? 
    - Не ори, Саран. Коньяк  не последний был. Как ты узнал, что я здесь?
     - Ребята, студенты-экологи, ко мне в гости заезжали, тебя на дороге увидели. Вон, трактор привели. Вытаскивать тебя будем. Коньяк хороший?
- Других не держим.

                ***
    Вечером Сальников сидел в теплой сторожке  Сарана.

    - Саран, а ты не знаешь, кто в той красивой усадьбе живет?
    - В какой усадьбе? Там же целый город пустой. "Мертвый", мать твою. Понастроили  коттеджей, пастбища позанимали и не живут, - ругался Саран,  густо приправляя, как полагается,  нормативную лексику  ненормативной.
    - В самой крайней, самой большой усадьбе кто живет?
    - А леший их знает. Эти усадьбы перепродают и перепродают. Постой-ка! А первый хозяин там ведь без вести пропал. Его все знают. И я знаю. Он мой однокашник.
     - Эпанаев?
     - Не-а, Вадька Панов 
      В девяностые    рэкетом промышлял. В страхе полреспублики держал. Крови на нем не мерено.  Бизнес отбирал. Сколько молодых ребят в банду втянул, сколько девчонок сгинуло из-за него. По нему расстрел плакал, а он вдруг именитым купцом заделался, честным предпринимателем, по-вашему.  Ботинки дорогие купил. Машину дорогую. А потом в жены совсем молоденькую девочку из хорошей семьи взял. Вроде, чин-чинарем. И все бы забылось, как водится, только слухи ходили, что бизнес его как был, так и остался на крови замешанным.  Дела стал обделывать тихо, не светясь, чужими руками.  И пропал он, уж года два как.

  - А жена?
  - Не знаю, я с ним дружбу не водил.
 
   - Не пропал он. В своей усадьбе прячется, в «мертвом» городе. Я вчера с ним говорил.
   - Да ты что, рехнулся?
   - Нет, Саран, не рехнулся. Найди способ усадьбу навестить.  Может, узнаешь однокашника.

                ***

      Ранним утром за удочкой Саран снова распекал Сальникова.
   - Ты, конечно, рехнутый,  Андреич, но я для тебя в «мертвый» город сходил. Охраны там, как в Кремле. Уж не знаю, как ты туда проник. При хозяевах   охрана и разговаривать со мной не стала бы, а так как сейчас там никого, мы твою бутылочку придавили. Большая усадьба действительно  сначала принадлежала Панову и его жене.  Только жена в автокатастрофе погибла.      Она совсем молоденькой была.  Школьница вчерашняя. А он ей машину подарил, а права, как водится, купил.  Вот она и не справилась. Машина с моста в реку упала. И Панов дом продал.  Правда, бабы местные еще молотят, ненавидела она его и счеты с жизнью свела. Психованная, зареванная она в последний раз в машину садилась.

    - А жена -  Чачава?
    - Светлана.

    - Ну-да. «В паспорте у меня другое имя», - бормотал Сальников.

                ***
    «Чачава, Светлана, филология,  Эпанаев. «Теперь вы знаете все!» Что все? » - как во сне повторял Сальников

    - Ну, ты Сальников совсем филолог. На филологии рехнулся. То-то я слышу, Эпанаев, Чачава!
     Эпанай и Чачавий – это же герои наших местных легенд.

  - Стой, Саран, стой! Не говори больше ничего.  «Вернитесь в филологию», «филология поможет», «теперь вы все знаете»…
   Эпанай, герой этноса, вор и кровавый разбойник, изгнанный из племени. Так?
   - Так.
   -  Накопил награбленное и стал именитым купцом. Так?
   - Так.
   - Насильно хотел взять в жены дочь самого уважаемого старца, юную Чачавай?
   - Так.
    - Девушка утопилась. На месте ее дома образовалось это озеро?
    - Не утопилась, а под воду ушла, дом с шайкой разбойников утопила. Да, вот на этом месте, где мы сейчас с тобой сидим.
    - Саран,  родной!  А тех, кто кровь пил, как хоронили?
     - Как-как! Осинами могилу обсаживали. Это, вроде, как у вас осиновый кол в могилу забить.
     -  А убийца и кровопийца, может быть одно и то же?
     - Ну-да, наверное. Конечно!
     - Я знаю, где искать Панова, - после долгой паузы выдохнул Денис. - Идем!

***
     При дневном свете Сальников легко отыскал место, где увязла его машина. Он уверенно шел сквозь сосны в направлении поляны.

     На краю ее, почти ровным прямоугольником росли осины.
 
     - Копайте! - приказал Сальников.

     Под осинами в глубокой яме нашли человеческие кости.

14.09.2012

 

иллюстрация:  Маргарита Сапогова


Рецензии
На это произведение написано 17 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.