3. Пасторальные истории

Начало: http://www.proza.ru/2012/09/08/866

               


- Лукаш, бисова дытына, а ну йды сюды, я тэбэ ципком пэрэтягну…
- Да не я это дед, мамой клянусь, не я!
Ван Хельсинг выглянул в окно. Дед Панько ковылял в сторону калитки. За нею стоял лохматый парень с довольно сконфуженным видом. И чего они с утра завелись, не спиться им. Ван Хельсинг подтянул трусы, нахлобучил шляпу и вышел на крыльцо.
- Драть твою маму дед, - заорал от боли лохмач, дед всё же исхитрился и перетянул его костылём вдоль спины, - Ну я ж говорю, не я это…
- А мени всэ одно – ты, чи твойы дурни, однаково…
Охотник ещё пару минут понаблюдал за перепалкой, почесал в паху и решил вмешаться.
- Эй, мужики! Хрена вы тут орёте с утра. Спать ни фига не даёте. Под утро свинья эта драная орала, а щас вы. Ну шо за хрень? Что у вас тут случилось?
- Та ото ж и сталось! Сам жэ ж кажэш, що свыня пэрэд ранком галасувала. Розродылась такы.
- Ну, так это ж хорошо? Или нет? – удивлённо поинтересовался охотник.
- Гарно, то воно гарно. Алэ ты ж пиды до нейы та подывысь.
Ван Хельсинг заинтересованно направился к сараю. Зашёл. Слышно было как он чертыхаясь пробирался среди сваленного там хлама. И вдруг резко замолчал.
- О, побачив, - констатировал дед.
Из сарая выбрался охотник. Зажимающий рукой рот, и с очень-очень бледным лицом. Посмотрел на парня. Сглотнул и сказал:
- Да вы сдурели? Головы совсем пустые?
- Ну не я это, Гэбриэл! Я ж говорю, может Конрад, он как голодный так всех без разбору жрёт.
- Прям так и всех?
- Ну кого поймает – того и жрёт. Да и ладно, что там страшного?
- А ты сам пойди, глянь. Дед, а ну пусти его, пусть посмотрит.
Парень пожал плечами, открыл калитку и нехотя направился к сараю. Зашёл. Следом вошли Ван Хельсинг с дедом.
- Ну из-за чего панику поднимать? Ох бля, ну и ну…
Под стеной на пуке соломы лежала на боку, здоровенная свинья. Рядом примостились и сосали молоко поросята. Четверо. Обросшие длинной волчьей шерстью и с волчьими же зубками. С копытцами и розовыми пятачками. И такого же цвета поросячьими хвостами…
Лукаш пятясь и икая продолжал оправдываться:
- Ну точно Конрад, он как сытый, всех любит. Ну кого поймает – того и любит…
- Ну й грэць з ным, - дед поменял вдруг отношение к происходящему, - Нэхай смокчуть… Як пидростуть, забырайте свойых вылупкив… Одного залышытэ – я з ным на полювання буду ходыты. На скунсив. Розвэлося йых щось багато. Та й дэ взялыся – нэ розумию. А цьому свынелюбу, скажэш – пиймаю биля хаты вбъю, як е вбъю!

***
Прошло чуть больше года. Ван Хельсинг прогуливался по берегу. Рядом носился по кустам подросший волкохряк. Единственный оставшийся. Остальных, как чуть подросли и стали поглядывать на мамку не только как на источник молока, но и как на источник мяса, оборотни забрали в лес. А оставшегося дед назвал Богданом. Сказал:
- Як Хмэльныцького, тэж був вылупок  - нэ дай божэ якийсь матэри таку дытыну.
Ну, Лизка, дура, имечко сразу сократила, сначала Богдя, а потом Бодя… В общем так и прижилось.
Ван Хельсинг свистнул. Из ближайшего куста тут же высунул довольную морду Бодя. Из уголка пасти торчал здоровенный мухомор – Бодина страсть. Он мог их жрать вёдрами. Гэбриэл предполагал, что мухоморы всё-таки оказывают на свина какое-то наркотическое действие, а может и нет. Но как тогда объяснить то, что после употребления грибочков, Бодя часа полтора ползал по двору. Да ещё и зажмурившись. А после этого прятался за баней, в собственным рылом отрытой траншее. И грозно, с подвыванием, хрюкал на осмеливавшихся проходить мимо. Да, кстати, мечта деда не сбылась – скунсов хряк ловить отказывался. Категорически. Зато знатно ловил котов. Иногда за день умудрялся полдеревни от кошаков очистить. Поначалу деду их приносил, а тот отбирал и отпускал. Так хряк стал их на окраину деревни сносить и в колодец бросать. Есть там такой, воды нет совсем, высохла давно. Вот туда, он отловленных и сбрасывает. Штук двадцать иногда за день умудрялся закинуть. А людишки, потом их по два дня вытаскивают. Матерятся, но вытаскивают. А что делать – мышей-то ловить кому-то надо. А хряка наказать… Так дед Архип как-то попробовал – врезал раз Боде по горбу палкой. А тот, ночью пробрался к нему в огород, выдрал всю морковку и с каждого кочана капусты солнце сделал. Морковку понадгрызал и вокруг капустных головок выложил. Так что вышло у деда к утру сорок с лишним солнышек на огороде. Да на каждой головке сверху приличная кучка свинских отходов лежит. Вонючих – жуть. С тех пор свина не трогали…
- Иди сюда Бодя, - позвал охотник, - Полежим на бережке, покурим.
Ван Хельсинг закурив, присел у воды. Бодя, зайдя по колено и шумно отфыркиваясь, ловил головастиков и с удовольствием ел. При этом попадавшихся невзначай лягушек аккуратно выбрасывал на берег. Укладывал на спинку, прижимал копытцем к земле, чтоб не дёргалась, и медленно проводил языком по животику. Затем облизывал ей мордочку, выжидал три-четыре секунды, и мощным броском отправлял прибалдевшую лягушку в ближайшие кусты.
- Бабка Одарка! Ну бабка Одарка! – раздался рядом знакомый голос. Ван Хельсинг нехотя повернул голову. Метрах в десяти от него как раз был забор Одаркиной хаты. Рядом с забором кучковалось трое – братцы Самусенки и, вы только подумайте – Лукаш.
- Ну що вам, ироды? – отозвалась бабка.
- Слышь бабка, немцы в деревне есть? – выпендрился Грицько. Компания пьяно захихикала. Ван Хельсинг приготовился впечатляться. Обычно бабка на такие шутки реагировала однозначно – неожиданным, мощным броском полена. Редко кто уворачивался. Но сегодня всё пошло не по плану.
- Ой хлопци, а е нимци.
- Та ты шо бабка гонишь, - не поверила троица, - Какие на хрен немцы?
Петро обернувшись ткнул пальцем в сторону охотника, и на всякий случай разъяснил бабуле положение вещей:
- То ж Гавря! Он не немец. Он наш – скока самогона вместе выпито.
Но бабка отмахнулась лишь и поведала им жуткую историю. Как подплыл по реке чёрный корабль, уткнулся резным драконом носа в берег, и жутью веяло от того корабля. И вышел на нос некто – ликом ужасный, с рогами на голове. И жутким топором в руках. И молвило чудовище:
- Эй бапка! Млеко, яйки, самохонка! Бистро, бистро!
- Ну а ты чего? – поинтересовался заинтригованный рассказом Лукаш.
- А що я? Горилкы дала, а за яйцямы та молоком до Парамонивны видправыла. В мэнэ ж ни курэй, ни коровы, ни якойы иншойы худобы нэма…
- Так ты  шо бабка, немцам самогонки дала? Да ещё и в деревню их направила? – обалдел Петро.
- Тю. А чого ж нэ даты? Воны ж як порядни люды заплатылы. Евро заплатылы. Нэ тэ що вы, у борг.
- Да ну тебя бабка – напугала. Я уж думал война. – успокаиваясь сказал Грицько, - Дай-ка нам двухлитровую. Хотя… Гавря бахнешь с нами? – поинтересовался он мнением охотника. И получив одобрение поправился, - Трёхлитровый давай.
- А гроши? – заинтересовалась бабуля.
- К концу недели, бабка. Мамой клянусь, - встрял в интеллектуальную беседу Лукаш.
- А не брэшэш? – с подозрением прищурилась Одарка.
- Да мы ж никогда не врём, - вмешался Грицько, - Говорят тебе, в конце недели, значит так и будет, - ткнув пальцем в сторону Лукаша, добавил, - Мамой его клянусь…
- А бис з вамы, зараз прынэсу.
Получив заказанное, троица подошла к Ван Хельсингу и стала располагаться рядом. Грицько, как обычно, потянул из-за пазухи ломоть сала, лук, хлеб, стаканы. Выпили по первой. Без особого перерыва налили по второй. Рядом раздался мощный всплеск. Почуявший запах сала, Бодя потерял контроль и навернулся с берега в воду. Все кроме охотника дёрнулись от неожиданности. Разглядели причину. Петро ткнул локтем Лукаша, сказал ухмыляясь:
- Гля племяш, твой. Будущий чемпион – на четыреста, вольным стилем…
- А в ухо? – мрачно поинтересовался Лукаш.
- А кстати Лукаш! – встрял в беседу Ван Хельсинг, - Тут дед интересовался. Те трое, ну которых вы забрали, они мухоморы жрут? Или как и вы – по лесу за зайцами гасают?
- Ох Гэбриэл… Жрут, ещё как жрут. Весь лес траншеями перекопали. И на прохожих из них кидаются. Зашугали всех. А за зайцами они не гоняються. Сговорились, сам не знаю как, с лешаками – нагребутся грибов, орехов, ягод – и в соседнем селе меняют – на сало, картошку, самогон, курятинку. Свиньи одним словом.
- Да дела, - печально вздохнул охотник скармливая Боде здоровый кусок сала. Тот получив своё опять занялся головастиками и лягушками.
- Слушай, - заинтересовался вдруг Грицько, - А чё это он жаб лижет?
- О, брат. Мы с ним пару месяцев назад вот так же гуляли. Только он лягух просто выбрасывал. А то вдруг подскользнулся – да и чмокнул одну, и в воду навернулся – как всегда. А она возьми да и в девицу превратись. Бодя ж у нас Конрада сынок. А Лукаш и братец его Конрад – как ни как – князья. Ну, там у себя, в Венгрии. Это здесь ты с ними, за панибрата, а раньше, э-эх…
- Да не тяни, Гавря, - прервав начинающуюся паузу попросил Грицько, - Дальше-то чего было?
- Ну я ж и говорю – Конрад – князь, а Бодя, хоть и хрен знает что, тем не менее – как бы принц.
- Ну-ну и чё…
- А девица видать царевна заколдованная. Села такая на кочку, ручки к груди прижала и зовёт страстно:
- Где ж ты принц, меня освободивший. Иди приголублю тебя…
- Ну-ну и чё…
- А ничё. Тут эта хрень волосатая из воды вылазит и к ней. Темперамент-то папин, приголубить бы, похрен кого, да пару раз бы… А та увидела – в крик, ноги в руки и тикать.
- И чё?
- До сих пор ищем, а она у Грицька в сортире прячеться…
- Тьфу, на тебя. Брехло.
- Шо сразу брехло. У свинюки этой, ненормальной спроси. Я ж откуда знаю, чё он жаб лижет – а потом в кусты выбрасывает, может они галюциногенные…
***
Вдруг из-за излучины реки показался… дракар? Был он размером с лодку, человек так на шесть. Но на вид натуральный дракар. В нём сновало десятка два созданий. С котёнка размером. Вооружённые, соответствующего размера топориками и мечами. На носу стоял опираясь о топор, ну-у, наверное предводитель.
Из-за забора закричала бабка:
- Оно воны! Бачитэ? Я ж казала нимци!
Внимания на неё не обратили. Следили за корабликом. Грицько ткнув в сторону предводителя пальцем, громко зашептал:
- Гляньте какой! Маленький, а ва-ажный!
Дракар ткнулся носом в берег. Предводитель взмахнув топориком представился:
- Я Олаф. Конунг великохо нарота Норфешских тролей. А фы кто?
- Чё то я не понял, - пробормотал охотник, - Мне мой дед рассказывал – троли – здоровенные тварюки, метра три ростом. А вы, до колена мне в прыжке, хрен дотянитесь. Измельчали вы здорово. Чумкой что-ли переболели…
- Мы фсехта пыли такими – маленький, но хортый нарот…
- Да, да я понял, просто дед говорил, что в тяжёлом бою победил одного. Как раз норвежского тролля.
- Как зфали тфоехо тета неснакомец?
- Да как и меня – Гэбриэл. Гэбриэл Ван Хельсинг. У нас в семье через поколение передаётся имя…
- О-о… Я знать эта история? Претытущий конунг пыл упит тфоим тетом. Твой тет пыл пьян. И сел на Бйорна….
- Так вы чё – мстить приехали? – напрягся охотник.
- Почему мстить? Бйорн пыл реткая паскута. Теперь я – конунг. Я рат. Все раты. Счастье тля фсех.
- Ну, так чё припёрлись? – вежливо поинтересовался Грицько.
- Мы – оккупанты. Исфините – покупанты. Купить – сало, млеко, яйца – протукты питания…
- А-а, ну валяйте, - смилостивился Грицько.
- Потскажите пошалуста…, - начал было троль, но дракар вдруг начал сильно раскачиваться – заскучавший Бодя решил почесаться. Троли похватали оружие, выпрыгнули из дракара и с решительным видом предприняли попытку окружить свина.
- А вот этого не советую, - глядя конунгу в глаза, зловеще сказал Ван Хельсинг, - Шкуру хрен пробьёте, даже не пораните, а он вас запомнит. И как-нибудь ночью подловит, и лодчонку вашу гамном закидает. Были прецеденты.
Троли нехотя отступили и стали грузиться обратно в лодку. Главный, подумав, сказал:
- Латно, мы опратно ф терефню. Протолшим покупать протовольстфие.
Кораблик начал отчаливать потихоньку. Вдруг из-за поворота реки показалась странная конструкция, довольно споро идущая против течения. Со странного плавсредства доносились возбуждённые возгласы:
- Давай-давай братцы, дружно. Раз, два, раз, два… Не посрамим. Не дадим фашистскому оккупанту родную землю топтать…
Плавсредство охотник узнал. В общем, это был бы вполне обычный плот, если б не одно но… Мощный винт позволял ему передвигаться в любых направлениях. Ван Хельсинг сам четыре месяца назад ездил за движком в Карпаты, к тамошним гномам. Система в общем как у прогулочных катамаранов – винт и педальный привод. Только рассчитан на двадцать пар ног. Системка обошлась местным в бочку Одаркиной самогонки, но как уверяли заказчики – это того стоило. Глядя с какой скоростью идёт плот, Ван Хельсинг подумал, что да – действительно стоит. А вспомнив кто просил его съездить за двигателем, да и кому собственно принадлежит плавсредство, с озабоченным видом обернулся к тролям:
- Вы это… – уматывайте. Там Васька, со своими головорезами, рулит. Отгребёте… Он немцев не любит. И банда его тоже немцев не любит. Особенно если они пьяные. А они всегда пьяные.
- Но мы не немсы, - попытался оправдаться конунг, - Мы плахоротный, великий нарот тролей…
- Уматывайте, вам говорят. Васька – домовой, а не этнограф. Ему шо норвежские троли, шо ирландские леприконы – один хрен – немцы. А следовательно – оккупанты. Щас подгребут и вломят вам.
Троли всё же предприняли попытку избежать столкновения, но плот с разгону врезавшись в дракар выбросил его на отмель. Пьяные домовые как горох посыпались на норвежцев. Те попытались оказать сопротивление, но были смяты, наголову разбиты, и попытались было спастись бегством, но не знали куда. Отмутузив тролей, домовые потребовали репараций, в виде Одаркиного самогона в количестве двадцати литров. Олаф скрепя зубами заплатил. После получения откупа Васька оттаял сердцем, и пригласил оккупантов, оприходовать репарации совместно, под шашлык. И вся толпа в предвкушении направилась в сторону леса. Бодя почуяв крупную пьянку пристроился следом. Лишь Вася обернувшись крикнул:
- Гавря, скажи деду – пусть калитку не запирает. А то я, скажи, буду поздно, с войны, уставший, и через забор хрен перелезу… И за свина не переживайте, присмотрим…
Ван Хельсинг встретился с недоумённым взглядом Лукаша. Пожал плечами и сказал:
- А он неделю назад, ночью, пьяный через забор полез. Штанами зацепился. Я утром во двор вышел, а он так и спит вверх ногами, на заборе. Ну ладно давайте продолжим, что-ли, а то от этих войн уже и протрезветь успели…
Как попал домой, охотник не запомнил…
***
Утром, выйдя во двор, Ван Хельсинг обескуражено встал над спящей в большой луже троицей. Посредине – лёжа на спине спал свин. Изредка, во сне, почёсывая розовое пузо, ласково оглаживаемое лучами восходящего солнца. Слева, спиной к Бодиному боку, спал Васька – домовой-антифашист, пьяный до невозможности. Ну а справа… Справа, тесно прижавшись к свину, и нежно обнимая его, спала симпатичная девчонка, лет шестнадцати.
Рядом засыхала лягушачья шкурка…

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/09/28/667