О жизни, любви и красоте. Часть 2

            Однажды Лева, сидя на заднем сиденье машины, тяжело вздохнул и сказал: “Как жить не хочется”.  Я чуть руль не выпустила из рук: “Боже мой, что такое?!”  Мой шестилетний сын ответил: “Как подумаю, чем жизнь кончается...” В ту пору он еще не читал Довлатова…

           Говорят, легко и счастливо живется лишь в то время,  когда ты еще не знаешь, что дважды два – четыре. Отнюдь. В моей голове громоздятся этюды, слипаясь, как пластилиновые вороны, превращаясь в одно большое незнание. …Мне лет пять… Я сижу на заборе и думаю о бренности бытия… Человек рождается…, живет…, умирает… И в ту секунду, когда один человек умер, на свет появился другой. И стал жить вместо этого, умершего, продолжая его жизнь, возможно, он стал им, тем, который умер. И, значит, жизнь продолжается, значит, человек не умер, а продолжает жить в другом теле… И так будет бесконечно. Стоп! Но это же значит, что я уже жила!  Я пришла вместо того, кто ушел в мир иной, я продолжаю его жизнь, но я не знаю, кем я была, ничего не помню о той жизни…  И когда я умру,  вместо меня в этот мир придет другой человек и продолжит мою жизнь, я тоже ничего о нем не узнаю. И не узнаю, какой будет жизнь потом, после меня… Но так неинтересно!  Мне стало обидно. Я спустилась с забора и заплакала беспомощно и обреченно…

            Размышления о жизни и смерти у Левы  начались лет в пять или чуть раньше. Почему люди умирают, сколько лет живут, зачем женятся, как рождаются дети, нужен ли для этого мужчина, в чем смысл жизни, откуда появляются мысли, как устроена память... В семь лет он сказал: “Если жизнь есть, то она есть зачем-то. Жизнь есть затем, чтобы жить”.  Чуть позже: “Жизнь – как компьютерная игра. Только в отличие от игры ее повторить невозможно”.  В девять лет он сказал: “Я себе представляю жизнь  как тонкий канат. Идешь по нему, балансируешь. А когда устаешь, силы покидают – падаешь и умираешь”.  Как-то играли мы с ним в шахматы, фоном по телевизору прозвучала фраза: “Мы иногда так живем, так себя ведем, как будто есть что-то ценнее жизни”.  Лева, делая рокировку, сказал: “Если есть что-то ценнее жизни – так это другая жизнь”.

             В три с половиной года Лева услышал песню со словами: “Всем движет любовь...”  Пропел ее, подумал и сказал: “Я с этим согласен. Без любви не было бы воспроизводства жизни.  Ведь узы между мужчиной и женщиной связывает любовь”.  Привела дословно. Стилистически наворочено, не совсем понимая значение слова “узы”, но какая мысль!.. Даже представить не могу, откуда он в три с половиной года знал слово "узы" и "воспроизводство жизни"...

             Когда Леве было три с половиной года, мы впервые надолго уехали в Сочи. Спустя две недели папа улетел в Москву. Мы проводили его в аэропорт и остались вдвоем. Я что-то говорила, пыталась отвлечь Леву от грустных мыслей, купила ему черный лимузин – в порядке компенсации за папино отсутствие... (лимузин, кстати, - единственная игрушка, которая осталась на память о тех счастливых годах). Лева очень скучал. Грустил.  Молчал  и все время думал о чем- то. Однажды, тяжело вздохнув, произнес: “Жить не хочу”. Я вздрогнула и сказала: “Я понимаю. Ты грустишь, потому что папа и Кира далеко. Ты впервые с ними расстался и теперь скучаешь. Давай мы им позвоним”.  Позвонили. Лева стоял у окна и, глядя на море, рассказывал папе в трубку: “Когда ты улетал – моя любовь улетела с тобой и находится сейчас рядом с тобой в комнате. А когда я улетал из Москвы – моя любовь к Кирюше осталась у него в комнате и живет сейчас там, греет его. А моя любовь к маме живет с нами здесь и ходит с мамой за ручку”.

            Через год, Леве было четыре с половиной, мы опять жили в Сочи.  Пошли с ним однажды в “Белый Дом “ (дачное правление)  платить за что-то. Лева увидел там красивую девочку. Вернулся задумчивый, взял лист бумаги, что-то написал, спрятал. Через несколько дней не выдержал и  показал мне свою записку: “Видел красивую девочку. Надо ее найти и взять в семью”.  Ходили искать. Не нашли. Забылось... Но те дивные каракули храню до сих пор. Это, пожалуй, его первая длинная фраза, написанная самостоятельно.  Огромными буквами, по одному слову в каждой строчке, но без ошибок... До этого были  словосочетания типа “любимая мама” или “люблю папу”. А писать он начал в три года... левой рукой... справа – налево... и в зеркальном отображении...

            Лева удивительно тонко чувствует красоту.  Может долго рассматривать какую-нибудь незабудку, а потом сказать: “Какую красоту создает природа...”

            Однажды летом в Москве мы шли с ним по улице. Навстречу – красивая девушка. Юная, тонкая, топик, животик, солнце заблудилось в волосах... Прошелестела мимо,  осыпав искрами радости.  Мы с Левой разом остановились, вместе оглянулись и долго смотрели вслед.  “Красота...”- только и вымолвил пятилетний ребенок.

            В десять лет  он считал самой красивой в классе самую умную девочку.
            Переоценка происходила постепенно. Частенько при участии взрослых.  Когда Леве было пять с половиной лет,  у нас в Сочи  отдыхали друзья из Оренбурга – Ира и ее муж Вячеслав Григорьевич.  В.Г. - человек жизнерадостный, веселый, тоже тонко чувствующий красоту, поэтому на пляже ни одна женщина не оставалась без его внимания.  Однажды, вернувшись с пляжа,  уронив себя в кресло,  В.Г. налил себе бокал красного вина и решил поделиться с Левой своими  впечатлениями. А надо сказать, что в то время между В.Г. и  Левой  шла борьба.  В.Г. Леву "воспитывал", все время спорил и злил его, постоянно делал замечания и говорил очевидные глупости, считая, что ребенок  ничего  не понимает. Лева в ответ дерзил, отвечал резко, в общем, разговаривал с ним так же.  И вот В.Г. говорит мечтательно: “Сколько на пляже красивых женщин...” Лева резко: “Красивые – не значит умные.” Точка.  В.Г.: “У одной была такая грудь...” Лева отвечает задумчиво, при этом забивая очередной гвоздь в стенку сарая: “Да... создала же природа такую красоту – женщину.  Женская грудь – красиво. Но грудь может быть большой, а ум  маленький”.  На что В.Г. возразил,  подливая себе вина: “А зачем ей ум? Главное, чтобы все было при ней. Вот видел там одну такую хорошую...” Лева очень резко ответил: “Надо с ней жизнь прожить, чтобы утверждать это!” Поговорили...

            Лева  в раннем детстве очень тонко чувствовал все нюансы в разговорах:  интонации, лесть, неискренность взрослых. Он не понимал, почему это взрослые дяди, увидев Леву, хватали его и начинали подбрасывать вверх. Лева отчаянно сопротивлялся, отбивался,  как мог, тогда  взрослый дядя снимал с него шапку и начинал нести бред про глазки-реснички-кудряшки... Этим самым подписывая себе приговор. Лева презрительно щурился и прятался за моей спиной.  Взрослый дядя переставал для него существовать.  Если же взрослый дядя продолжал настаивать на общении (если я не могла его остановить), Лева мог сказать ему, что он думает об этом дяде.

            Я иногда спрашивала  какого-нибудь взрослого дядю: “Послушай, ну почему ты позволяешь себе такое по отношению к ребенку? Он ведь такой же человек, только маленький.  Тебе же не приходит в голову, например,  при встрече со мной  хватать меня и тискать”.  Один взрослый дядя ответил: “Почему не приходит? Приходит. Но я держу себя в руках...”  Тогда я Леве объяснила: “Это любовь. Терпи”.

             С глупостью взрослых тоже было трудно примириться.  Однажды Лева катался во дворе на мотоцикле. К нему подошел пожилой мужчина и сказал: “Ооо! Какой мотоцикл! Хороший?” Лева,  пока не чувствуя подвоха, ответил: “Да, нормальный. Две скорости. Аккумулятор заряжается три часа...” И прочие характеристики. Ну, все по-мужски... И вдруг взрослый дядя говорит: “Дай прокатиться”. У Левы в глазах просто калейдоскоп чувств! Он  промолчал, подъехал ко мне и спросил: “Он действительно хочет прокатиться? Или он глупый? Или меня считает глупым?” А   дядя вслед кричал: “Какой жадный мальчик!”  Пришлось объяснить ему кое-что об этих взрослых... Леве было три с половиной года.

            Еще одно событие, произошедшее в это же время, окончательно лишило его иллюзий относительно взрослых.  У нас на даче была соседка с внуком. Мальчик был примерно одного возраста с Левой.  Он катался по дороге на маленьком тракторе с прицепом.  Бабушке, видимо, надоело бегать за ним по улице. Она позвала Леву и предложила покататься с Никитой. Ну... чтобы я присмотрела, видимо. Я стояла неподалеку с другой соседкой, Мариной. И мы наблюдали эту историю от начала до конца, не вмешиваясь. Мне было интересно, как Лева сам выйдет из этой ситуации.  Вот они прокатились, потом бабушка сказала: “Хватит”. Чтобы отвлечь неугомонного внука, предложила им наперегонки бежать к велосипеду. Кто первый прибежит – тот и будет кататься на нем. Лева прибежал первый. Сел на велик и собрался ехать. Никита заплакал.  Подошла баба Галя,  грубо сняла Леву с  велика  и  посадила  Никиту. Лева стоял молча.  Глаза закипали. Кулачки сжимались. Потом он резко повернулся и пошел в сторону нашего дома.  Прошел мимо нас с Мариной.  В глазах шторм. В сердце землетрясение.  В сжатых кулачках  части тела бабы Гали.  В зубах скрежет обломков  велика... Молча вошел в дом.  Минут пять его не было. К сожалению, я не видела, как он боролся со своими эмоциями.  Он вышел из дома победителем. Постоял немного на крыльце. Потом взял лопату и пошел копать. С тех пор он соседку в упор не видел. А потом, немного позже, он сказал мне, что больше никогда не будет плакать. Я пыталась разубедить,  объясняла, что это эмоции, что даже взрослые плачут...  Он  ответил: “Пожалуйста. Пусть плачут. Если они себе это разрешают.  Я себе этого не разрешаю. Все”.  С тех пор он не плачет. Ну… только один раз…

             Вскоре после этого произошла еще одна история, поставившая восклицательный знак не только в отношении взрослых, но и в отношениях с детьми. Это случилось  недели через две после случая на даче.  Мы гуляли на бульваре.  Лева начертил линию, написал под ней  “старт”, отсчитал десять шагов, начертил еще одну линию и начал писать “финиш”. Мы хотели поиграть в соревнования...  Но тут пришли дети!..  А с детьми у Левы как-то не очень складывалось... Однажды в Ботаническом саду (Леве было полтора года), на него внезапно налетел мальчик и исцарапал в кровь лицо и шею, никто из взрослых  даже не успел среагировать. С тех пор Лева сторонился детей.  Если гуляли в Ботаническом саду и вдали появлялись дети, Лева сразу останавливался, говорил: “Дети!” - и поворачивал в другую сторону.  Ну вот... пишет Лева слово “финиш”. Подошел мальчуган, присел рядом и стал рисовать по Левиным буквам.  Лева сказал: “Не рисуй тут. Рисуй в другом месте. Я пишу “финиш”. Сейчас буду соревноваться”.  Мальчик, будто не слышит, продолжает свое. Лева сказал еще раз. Он продолжает, испортил надпись. Лева попытался  оттащить его. Тут курица-мать вместо того, чтобы объяснить что-то своему ребенку начала орать на Леву. Что-то типа “ты же не один тут – он тоже хочет каляки-маляки рисовать”.  Лева сказал, что он не “каляки-маляки” рисует, а СЛОВО ПИШЕТ, а рисовать можно подальше. Тут курица-мать совсем разошлась. А я решила, что пора вмешаться. Я подошла к Леве.  Он увидел  меня и расплакался. Он повис у меня на шее и рыдал так горько! Так мучительно осознавая несовершенство мира! Так безнадежно понимая, что тупость и несправедливость всегда будут где-то рядом... Ему было три с половиной годика… С тех пор он не плакал. Вернее, плакал без слез. Особенно, когда зависел.

              Однажды в школе его доканал один противный мальчишка. Это было в третьем классе. Лева там был новичком. Более того, это был его первый год обучения в частной  школе и в школе вообще.. По-настоящему.  Поскольку  в первом классе он учился всего неделю, а во втором  полтора месяца – и все это в течение одного года, а потом сразу в третий. Но это совсем другая история... И вот он подрался с этим мальчиком...,  который его дразнил..., проходу не давал..., обзывал обидными словами..., угрожал  сломать шахматную доску о Левину голову (Лева играл в шахматы, а мальчик в футбол)...  По-настоящему подрался, используя все доступные средства, включая “плохие слова”.  В раздевалке их настигла психолог. Мальчика, как потерпевшего, она сразу отпустила, а на Леве начала отрабатывать зарплату (как потом сама мне и сказала). Она  долго и нудно объясняла Леве,  что драться – это плохо,  что говорить “плохие слова”  в  “нашей,  славной традициями  частной школе”,  не принято,  что Лева должен извиниться (перед кем?!!!) и признать свою вину (??).  Лева стоял, глядя в сторону  и молчал. Она требовала, чтобы он посмотрел ей в глаза.  Лева отворачивался, давясь слезами, отчаянием и ненавистью. Она настаивала. Тогда он глубоко вздохнул..., повернулся к ней лицом..., поднял голову... “Он взглянул на меня свысока! - говорила она мне потом. - Он, такой маленький, ниже меня ростом, не плакал, хотя глаза были полны слез. Он смотрел свысока, по-взрослому. В глазах целый мир...  Он молчал. Мне стало страшно...  Я отвернулась”.  Тогда Лева  тихо сказал: “В вашей славной школе многие дерутся. И все произносят “плохие слова”. И я их сейчас произнес. Но я от них не отказываюсь. Более  того, я готов их повторить. Потому что ОН их заслужил”.  Вот так.  Психолог потом долго сокрушалась: “Как же так? Он такой маленький, а смотрел свысока. И не  плакал”.  Я долго потом ей  объясняла, что  Лева совершил, как минимум, три маленьких подвига: он защитил свое достоинство, он признал, что говорил  “плохие слова”, он не плакал, хотя и мальчик, и психолог добивались этого. А что в глаза не смотрел...,  так ведь со слезами надо было справиться. А это, имея богатый опыт, можно сделать только в одиночку...

        Однажды, Леве  было  восемь лет,  мы гуляли в Ботаническом саду. Встретили там    подружку по песочнице Соню, она гуляла с папой.  Соня – красивая девочка с огромными голубыми глазами, светлыми волосами – точная копия  красавца папы.  Соня в то время занималась художественной гимнастикой.. Мы разговорились о том, о сем..., красота, гимнастика... Я спросила: “Соня, хочешь быть такой, как Алина Кабаева?” Соня ответила: “Нет, не хочу”.  Я удивилась: “ Но ведь она такая красивая!” Тут Лева подключился: “Быть красивой – не значит быть умной”.  Я спросила: “А что лучше, быть красивым  или быть умным?” Лева сказал: “Конечно умным”.   Соня сказала: “Нет, лучше быть красивой...” Лева: “Наличие красоты не гарантирует наличие ума”.  Красивая умная девочка Соня промолчала...

       Впервые о женской красоте Лева заговорил в два года. На обложке журнала Игорь Верник сидя любовался женщиной в купальнике, изображенной  до пояса снизу... Лева сказал: “Тетина попа”.  Я спросила: “А может, дядина?” Он возразил: “Нет, тетина!” Я удивилась: “Почему?” Он сказал: “Касиииво...”

       А в день, когда ему исполнилось десять месяцев, к нам в гости пришли друзья. Они принесли мне огромный букет белых роз. Я показала их Леве и сказала: “Лева, это цветы”.  Он, кажется, задохнулся  от увиденной красоты: “Ах! Цветы?!”- произнес абсолютно четко. Мужчины открыли рты: “Он уже разговаривает?”
Спросили у него: “Ты уже такой  большой?” Лева ответил: “Я малеай”. Маленький, мол, еще.

       А сейчас Леве 16 лет и он встречается с удивительно красивой девочкой. И удивительной дурой. И стервой к тому же. И это не имеет никакого значения.



Продолжение http://www.proza.ru/2014/02/04/43