Маросейка из цикла Москва ускользающая

                V

                Маросейка

     Какое наслаждение устроиться,  поудобнее,  на широком подоконнике и, сладко затягиваясь, пускать колечки дыма в августовское вечернее небо. Нет, это какое-то особенное место! Повезло мальчишкам, их окна выходят прямо на Маросейку, где со 2-го этажа так любопытно следить  за пестрой спешащей толпой. А на их женской половине общаги окна выходят  на мусорные баки.
    Она дружит с мальчишками, они охотно пускают ее на полюбившийся  подоконник, с интересом слушают  последние новости, что-то советуют, угощают своей стряпней. Она бы так и сидела здесь на подоконнике,  как на островке среди житейского неспокойного моря, лениво прислонясь к оконному косяку. Особенно часто ее взгляд задерживается на строительных лесах напротив. Какая-то загадка маните еще и еще раз заглянуть за сколоченные доски. Эти  внимательные глаза напротив: вот что не дает ей покоя. Глаза добрые и строгие одновременно, выписанные старинными красками. Она давно догадалась, что на  напротив мальчишеской спальни через узенькую  Маросейку спрятан за лесами старинный  малюсенький храм. Только зачем его прячут? Словно кто-то страшится этих строгих и все понимающих глаз. Где же она еще встречала подобные глаза? Ах, да! В ее родном городке, который она только месяц как оставила, где прожила  до 17 лет и   куда уже не хотела возвращаться. Теперь ее дом здесь на Маросейке.
   А тогда в том недавнем школьном прошлом, веселясь,  с подругами  на  берегу Оки, она забежала, смеясь, в  тот одиноко стоящий с разбитыми окнами склад,  и замерла. Внутри  стояла  торжественная тишина. С  высоких сырых  стен  на  нее  вдумчиво  смотрели   прекрасные  старинные лики. В  летящих одеждах, с распростертыми за спиной   крыльями  они словно звали  в неведомый   иной  мир. Она вышла к подругам другой, задумчивой, серьезной. А сейчас ее снова манят глаза напротив.
     Все! Пора! Мальчишки ее прогоняют. Как, неужели уже полночь? Да, конечно, она прощается со своей общежитской братией, плетется по темному коридору на свою женскую половину. Завтра ранний подъем, две остановки на метро и снова суматошный день на кухне до вечера. Котлы, сковородки, кастрюли. Только успевай поворачиваться. Одна радость – перекуры с поваром Юркой, который щедро наливает им с девчонками в обед свой фирменный суп с клецками. Он частенько предлагает ей и стаканчик вина. Но она отказывается: голова должна быть ясной. Она не хочет терять этот год понапрасну. Ведь 100 раз уже  объясняла  Юрке, что это просто нелепая случайность ее провал в театральный. После работы она поспешит в   свой актерский кружок. А вечером опять, сидя на подоконнике, будет смешить мальчишек, пересказывая им сегодняшнюю репетицию.
   А когда Маросейка, наконец, затихнет,  и сонные мальчишки будут ее прогонять, слезая с подоконника, она мысленно  пожелает спокойной ночи этим глазам напротив.