Девятый коп

      Однажды, скитаясь по своему миру, Создатель встретил бомжа-сочинителя.

– Меня зовут Надхи Варья, – представился Творец, доставая из котомки две консервные банки, – а ты?..

– Я Сочинитель, но подумываю стать Творцом или Создателем. Пока не решил, – ответил Сочинитель.

– Давай поужинаем, Сочинитель, а консервы разогреть бы не помешало.

– Спасибо, я как раз проголодался. Пойду хворост поищу. А что за имя у тебя такое? Ты индус? Вроде не похож.

– Нет, не индус. Просто понравилось и я его себе взял. Банки нечем открыть, а хворост я уже собрал. Нам хватит и разогреть еду, и заснуть в тепле.

– Надо бы запасти побольше, ведь сентябрь уже и ночи холодные.

– Ночь сегодня будет тёплая, самая тёплая этим "бабьим летом".

– Чудесно было бы... А откуда ты знаешь? – засомневался Сочинитель. – Уверен?

– Конечно! – усмехнулся Надхи Варья.

– Ладно, как скажешь. Поедим и потом схожу за дровишками. Просто на всякий случай. А ведь одно маленькое чудо у нас уже есть!

– Какое? – с улыбкой спросил Надхи Варья.

– А вот какое! – тоже улыбаясь, достал из кармана драных штанов маленькую блестящую штучку Сочинитель и протянул на ладони. – Я называю свою единственную ценность "Девятый коп".

      Надхи Варья внимательно рассмотрел миниатюрную консервную открывашку. Плоский овальный стальной предметик имел круглую дырочку и отогнутый под прямым углом острый коготок-нож, которым протыкалась и взрезывалась упрямая консервная жесть. Прямо рядом с коготком был устроен зацеп, чтобы упираться в выступающий край банки. А на одной стороне штампик: 9 коп.

– Расскажи про неё. Не зря же ты так назвал открывашку.

– Однажды мне весь день не везло. С утра хотелось есть, но раздобыть еды не удавалось. От ларьков прогоняли полицейские, объедков не попадалось, милостыню не давали. Я насчитал восемь попыток попросить в ларьках и все восемь раз рядом оказывались недобрые люди в полицейской форме, а продавщицы смеялись и дарили им какие-то мелкие лакомства за изгнание вонючего бродяги-попрошайки. В самой глубине незнакомого квартала меня вдруг пожалела почти не говорящая на нашем языке пожилая усталая женщина-продавщица и подарила банку килек в томатном соусе. А милиц... Ну, полицейский, конечно, не прогнал меня, а только нахмурился и промолчал. Он там зажигалку покупал. Я шёл к автобусной остановке и не знал, печалиться мне или радоваться. Не зубами же банку вскрывать? Сел под навес, грущу. Люди принюхались и отошли, а я стал смотреть вниз себе под ноги и вдруг увидел её. Представляешь? Я сижу с банкой в руке и очень хочу есть, а мне прямо под нос является открывашка! Это ли не чудо?

– Представляю! – опять усмехнулся Надхи Варья. – А дальше что было?

– Я поел. Было хорошо. В банке было много соуса.

– А кильки?

– Тоже попадались. Когда я открыл банку, кто-то из ожидающих автобуса полез в свой пакет и отломил мне половину булки. Хороший получился ужин. Или завтрак. Видел надпись на открывашке? Я поразился совпадению и назвал свою находку "Девятый коп". Она давно со мной. Я тогда сочинил стих про умершего приятеля. Мы одно время вместе бомжевали.

– После еды прочтёшь? Люблю слушать стихи.

– Ладно, мне тоже будет приятно. Я много сочинял, но наизусть помню только один.

– У этого предмета тоже есть история, – сказал Надхи Варья, открывая первую банку. – Когда-то открывашку купил в магазине за девять копеек ханыга и напился, а потом и подрался. Милиция его задержала и вызвала "скорую". Назывался такой вызов "пьяный-битый". Приехал студент, подрабатывавший на станции фельдшером до выпускных экзаменов. Ханыгу отвезли в дежурную больницу и в приёмном покое обобрали. Было у него в карманах рублей десять с копейками, пропуск на завод и эта открывашка. Деньги поделили с медиками приёмного покоя, а студент-фельдшер взял открывашку себе. Прошло много лет, студент стал врачом и много банок открыл этой, а все другие приспособления для открывания, какими он обзаводился после, ломались, терялись и портились. Даже дорогие и изощрённые, а вот эта копеечная добыча прослужила до самой смерти. Выйдя на пенсию, старый врач, завладевший твоей единственной чудесной ценностью почти три десятка лет назад, постепенно обезумел, страдал неряшеством и сделался неопрятен. Умер он в дерьме и маразме, а родня выгребала мусор из квартиры, ставшей настоящей помойкой, много дней. В один из мусорных пакетов ссыпали всё содержимое буфетного ящика, битком набитого немытыми ложками-вилками, баночными и бутылочными крышками, старыми упаковками, засохшей мандариновой кожурой, окурками, фантиками и прочим мелким мусором. Вместе со всем в пакет попала и эта открывашка. Это был последний мусорный мешок в тот день. Наследник, уходя к себе домой, понёс его не в контейнер, а решил скинуть в урну на автобусной остановке по пути. Только прорвался он и за секунду до выбрасывания выпал твой драгоценный "Девятый коп" из мешка. А ты подобрал.

– Надхи, да ты поэт! Такую историю придумать... Это ж сюжет для небольшого рассказа! – воодушевился Сочинитель, а Надхи только печально улыбнулся, заканчивая вскрывать вторую банку.

– Долма армянская в виноградных листьях с мясом, – прочёл Сочинитель на этикетке. – Ух ты, никогда такого не пробовал. Слыхал, что настоящая домашняя долма божественно вкусна, но пробовать не приходилось. А ты едал?

– Было дело! – с удовольствием улыбнулся и кивнул Надхи, пристраивая банки на камешки над сухими веточками. – Веточек маловато. Принесёшь? Пока соберёшь хворостины, как раз нагреется, – добавил он, возвращая открывашку Сочинителю.

      Вернулся Сочинитель с охапкой мелкого сушняка и большим окурком. Минут через пять Надхи Варья снял банки с огня и поставил в ближайшую лужу. Коротко зашипев, банки остыли и они поели, доставая долму из соуса прямо пальцами.

– Домашняя долма намного вкуснее, особенно со сметанкой, – заметил Надхи Варья, облизывая пальцы.

– Да-а... – мечтательно согласился Сочинитель. – Вкусить бы... На вот, вытри пальцы, – протянул он пачку мятых белых салфеток с фастфудовским логотипом.

– Благодарю. С оставленных подносов насобирал?

– Ага. Часто успеваешь обойти уличные столики, пока охранник не гонит. У меня даже две нераспечатанные трубочки-соломинки для колы имеется, только пить нам нечего. У тебя прикурить есть?

– Нет, – мотнул головой Надхи Варья, – ни спичек, ни зажигалки.

      Прикурив от веточки из костерка, Сочинитель некоторое время размышлял, поглядывая то на Надхи, то на огонь. Уходил за хворостом он от кучки веток, а вернулся уже к огню. И как зажглось? Но, раз от добра добра не ищут, решил не спрашивать. Докурив, надумал отблагодарить товарища маленьким концертом. Встав в позу чтеца, продекламировал:

Ночи холоднее, в шесть утра дубак.
Нищий неприкаянный влез в поганый бак,
В мусоре согрелся, спит и видит сон,
Будто стал богатеньким и здоровым он.
Вкусные объедки кушал с серебра,
Будто были детки и полно добра.
Даже тесть и тёща чай попить зовут,
Из красивой баночки сахару кладут
И дают конфеты... Это всё фигня!
Пухлый, разодетый, он дожил до дня
Проводов на кладбище в лаковом гробу.
И рыдали родичи... Закусив губу,
Огорчённо хмурились старые друзья
(Были не бомжи они, а почти князья).

Заморозок утром был, иней выпал в семь.
Спал да улыбался. И замёрз совсем.

      После чтения Сочинитель присел и они долго смотрели в огонь молча. Потом Сочинитель достал из кармана жестяную беломорную коробочку с окурками, машинку для кручения сигарет и принялся вытряхивать из окурков остатки табака.

– Дёрнешь? – протянул Сочинитель пахучую самокрутку, а Надхи Варья отрицательно качнул головой.

– А ты бросить не хочешь? – спросил он Сочинителя чуть погодя, когда тот закашлял.

– Раньше хотел, но не мог. Теперь могу, но не хочу. Я про "раньше" почти ничего не помню-то, а вот про желание бросить курить помню точно... – вдруг поделился Сочинитель.

– А про замёрзшего... Так всё и было?

– Да, я в приют тогда на одну ночь попал. Когда вернулся на наше место, друга уже нашли и увезли. Местные видели, как в труповозку его грузили улыбающимся. Только про его сон я придумал.

– Не придумал... – тихо сказал Надхи Варья и они опять долго молчали, глядя в огонь.

* * *

      Румяные жопки и аппетитные сиськи не хотели сгорать. Фотоиллюстрациям было всё равно, конечно. Просто за ночь журналы отсырели. Перед сном Сочинитель уходил в кустики подальше и набрёл на место недавнего пикничка. Там и валялось несколько пачек журналов, рекламирующих блудливые радости Большого Города. Удивительно было бы найти такое в лесу, но в большом парке возле огромного мемориального кладбища и не то ещё встретишь.
      Кто-то бросил несколько двадцатижурнальных пачек, запаянных в пластик, возле остатков пьянки. Нашлась почти целая бутылка воды без газа и наполовину полная двухлитровка пива. Эх, ещё бы чипсов! Но хорошего понемногу.
      Сочинитель не очень удивился, выудив из куста рядом с местом недавней пьянки сломанную миниатюрную рацию. На ветках какой-то шутник развесил использованные презервативы и один надутый. Он почти сдулся и был похож на однососковое вымя козы-мутантки. Если бы Сочинитель не подошёл глянуть на инсталляцию, не нашёл бы аппаратик.

– Заработает? – спросил Надхи пыхтящего над раскуроченной рацией Сочинителя, выудившего из кармашка засаленной куртки отвёртку и торопившегося на закате использовать свет для ремонта находки.

– Если повезёт... – пробомотал Сочинитель. – Вроде бы ремонтировал такие когда-то. А ты в технике как?

– Никак, – пожал плечами Надхи, – Не моё это.

– Вот, если эта ёмкость полна, то на эту часть ловится сигнал, а тут клеммы и пайка... Ага, это  отошло и прибацаем... И поймает, а ёмкость-то... Вот! Индикатор горит, но тускловато. Жаль, проверить нельзя. Вторая нужна... – сам с собой общался мастер починки находок, попивая пивко, завершив и ремонт, и питьё как раз к заходу.

      Пластиковые мешки для обёртывания ног поделили поровну, вместо подстилки пригодились журналы с фото платных красоток. У костра приятно лежалось, даже пар изо рта не шёл. Ночь и в самом деле оказалась сухой и тёплой.

– Даже спина не болит! – сонным голосом поделился радостью Сочинитель. – То ли костёр у нас волшебный, то ли ты дистанционный целитель... – добавил, засыпая.

      Надхи Варья только улыбнулся и не ответил.

***

      Утром Сочинитель вертелся на журналах и проснулся с удивлённым выражением лица.

– Зря журналы разглядывал на ночь! – сказал он и начал выпутываться из мешков и клочков пластиковой плёнки. – Сто лет уже не просыпался от эротических снов. О! А спина опять не болит. И плечи... Может, тут место целебное? А?

– Может... – откликнулся Надхи Варья, глянув на пустую ёмкость из-под пива. – Или твоя ёмкость была полна и на ту часть ты  принимал сигнал?

      Сочинитель посмеялся и потопал в кустики. Вернув природе излишки, вернулся и предложил сжечь в костре и пивной пластик, и разлохматившиеся журналы. Не хотелось оставлять мусор, как те люди, чьим мусором они с Надхи так удачно воспользовались.
      Внезапно заработала рация: "... некомплект, а надо бы все иметь! Где поляну накрывали, могли забыть?.. А ты дай объяву на сайте, а то босс платить заставит... У тебя пятитонка лишняя есть? Если бомжи притащат, за тонну выкуплю. Даже за полторы... Хоть и не рабочая, её ж списать можно..."
      Рация отключилась, похрипев что-то на прощание, что уже не разобрать было.
      Сочинитель высмотрел на рации клеймо с адресом фирмы и радовался грядущей премии.
      Перед уходом Надхи попросил ещё раз прочитать стих. Сочинитель встал у догорающих журналов, поправил ногой почти догоревшую лепёшку бывшей пивной бутыли и настроился. Сегодня он читал свой стих немного не так. Было меньше торжественности и больше печали. Струйка чёрного дыма шатнулась от костра к лицу и выкатилась слеза, а голос дрогнул. Дочитав, он присел и помолчали.

– Почему-то мне кажется, что больше не увидимся... – начал Сочинитель и запнулся.

      Подумав, он не стал договаривать. А Надхи кивнул и стал смотреть в костерок. Подбросив последние палочки, он внимательно глянул на Сочинителя и вздохнул.

– Офисные уже обсудили, сколько платить за потерю. Счастливо тебе.

– И тебе счастливо, – откликнулся Сочинитель и махнул рукой, прощаясь.

      Уходя по тропе, он не обернулся. Из глухой части парка на край выбираться минут тридцать, а дальше пешочком по знакомым улицам. До офиса, где ждёт премия, час быстрым шагом. А шагать быстро теперь можно. Сегодня суставы не скрипят и на душе светло. И торопиться приятно.

      Надхи Варья знал, как всё будет. Охранники, потерявшие рацию, пожадничают. И так извели на пикник слишком много, а инициатору приглашения платных дам ещё и на венеролога предстоит потратиться. Рацию у Сочинителя заберут, а вместо премии будет удар в лицо. Он упадёт виском на острый край ступеней и его отнесут в ближайший мусорный бак.
      Следствия не будет. Все быстро забудут. Только полицейский, вызванный на "труп в мусорном баке", несколько дней будет морщить лоб, стараясь забыть. Он точно видел, но так и не вспомнит. А та зажигалка, что покупалась у доброй гастарбайтерши, давно на мусорке уже. И не работает уже там та женщина, да и ларёк перенесли на другое место.
      Всё суета сует. Текучка же тем и хороша, что теснит томления духа.  Могилы без имени тоже не будет. Неизвестных теперь кремируют. Не сгорит только консервная открывашка и очень долго будет ждать следующего владельца.
      Надхи Варья сменил облик и имя. Теперь он работает в охране. И волос с головы не упадёт без воли. Убийца Сочинителя был лыс, как шар бильярдный. На его лице с недавних пор поселилось кислое выражение. С таким скоро и похоронят.