Плоды

  Еще в молодости, прыгая с одной должности на другую, Неволя понял главное: не стоит торопиться выполнять обещания, данные тем, кто помог продвинуться по служебной лестнице и мог рассчитывать на поддержку в будущем. Пообещав что-то сделать завтра, надо переносить выполнение на послезавтра, а затем на следующий месяц, заверив, что дивиденды вырастут, но потом, в будущем. А за то время много воды утечет.
Так он всегда и поступал. Теперь он ни в чьей помощи не нуждался. Куда ему выше? Следующих выборов не будет. Лишняя осведомленность толкачей в сложившейся ситуации даже опасна. Поэтому надо сделать так, чтобы никто не сболтнул лишнего.
   Конечно, он знал, кому обязан своим выигрышем. Но ему очень не нравилось, что начальник ГРУ каждый раз на заседании совета безопасности упрекал его, Неволю, в излишней узурпации власти и, как следствие, отсутствием альтернативных путей развития экономики и России в целом. Слишком умный этот Чистилин. А Неволе больше нравились люди подобные его бабке – тупые исполнительные олигофрены, человеко-роботы, без эмоций и жалости. Именно такими личностями он себя и окружал.
   Последнее время ему очень нравилось присутствовать на допросах, как несогласных вольнодумцев, так и бывших соратников. Кроме того, боясь  утечки информации, Неволя лично, как когда-то Иван Грозный, принимал участие в дознаниях. Хотя все эти инсценировки правильнее было бы назвать расправами.

  Заросшие щетиной, в мятых мундирах, узники кремлевских казематов потеряли счет времени. За все время пребывания арестантов в застенках с ними никто не разговаривал. Еду им приносили раз в день и нечистоты выносили тоже раз в день. Вот поэтому и отсчитывали арестанты время мисками баланды и парашей.
Сегодня для Неволи был особый день. Он сидел на специально принесенном для него высоком кресле, словно на троне. Рядом с ним, чуть пониже на стуле, сидел его младший сын. Своего отпрыска диктатор воспитывал по оригинальной методе. Игры со сверстниками, детские летние лагеря отец, имеющий педагогическое образование, считал пустой тратой времени. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что нужно познать и уметь его приемнику.
 «Кто не с нами, тот против нас!» – на глазах у сына лишая жизни неугодного, любил повторять известный лозунг Неволя-старший. – Вот что главное в жизни, сынок. Слушай папку и под старость хлеб есть будешь. – После этих слов родитель заходился смехом.
Как обычно для таких случаев, отец и сын были одеты в военную форму: Неволя-старший в маршальский мундир, а его отпрыск – в китель без погон. Рядом с вершителями судеб стоял палач – редкостной души сволочь. Эта гора мышц в полицейской форме и в погонах подполковника, широко расставив ноги, обутые в берцы, играючи перекидывал из лапы в лапу двухпудовую гирю.
   – Посчитай, малыш, у кого больше звезд на погонах, – обратился отец к мальчику.
   – Вон  у того дяди, – указал пальцем в Чистилина малец.
   – Молодец! Хорошо считать умеешь. Займись им. – Неволя ткнул рукой в спину палача и добавил, обращаясь к генералу: – А ты боишься умереть, Чистюля?
Седовласый человек посмотрел на Неволю сверху вниз, и в его взгляде не было ни намека на испуг, глаза горели презрением. Потом Леонид Иванович посмотрел на мальчика и спросил у тирана:
   – Зачем ребенка на казнь привел? Ирод! Зачем душу его невинную губишь? – Затем, устремив взгляд к потолку, обратился к Всевышнему:
   – Господи, я не знаю, зачем ты затуманил мне разум и моими руками вознес на трон этого монстра – Неволю. Я не вправе ху…
  – Господь желал видеть меня на троне России и потому вложил в твои куриные мозги, кого выдвигать в Президенты. Ха-ха-ха… – цинично перебив человека, говорящего последние слова перед смертью, заржал тиран.
   – Я не вправе хулить тебя, Господи, – вновь начал исповедь Чистилин, – я ругаю себя, скорее ненавижу...
  – А как я тебя ненавижу! – опять грубо перебил его Неволя. – Ты смеешь указывать мне, как поступать! Даже сейчас перечишь мне. Никто! Слышишь, никто не смеет мне указывать! Я обреку тебя на муки и буду смотреть в твои молящие о смерти глаза.
   – …я не вправе хулить тебя, Господи, но я корю себя… Нет, я ненавижу себя за то, что не пустил себе пулю в лоб…
   – Убей его! – заорал диктатор, и палач, услышав его, замахнулся.
Мощный удар гирей в спину проломил позвоночник, отделив от него часть ребер. Тело пролетело через всю камеру и, неестественно сложившись в обратную сторону, упало у стены. Глаза, в которых застыла неопределенность, смотрели в полоток не моргая.
   – Ты что наделал, тупая скотина?! – заорал Неволя на «гориллу». – Ты должен был его покалечить, а не сломать пополам.