Камера пыток

Она хлестала себя душем по спине,  то холодным, то горячим, чтобы взбодриться. Немного устала. Восьмой был живуч, вымотал все нервы и вымазал кровью весь пол.
Она думала, не получают ли некоторые из них наслаждения, ползая в собственной крови и в жидком говне?
    В юности ей нравилось ползать в ногах у своего тогдашнего мужа, не в крови, а просто на коврике,но это было по любви и не так кровожадно. Ее первого мужа интересовало именно унижение, кровожаден был второй, но тут, как говорится, ворон ворону глаз не выклюнет, поэтому со вторым мужем ей было несколько проще и спокойнее.
      А еще намного раньше, когда ее в детстве душили, терзали и валяли   ( такое происходило регулярно, ведь «девочка должна учиться») она в какой-то момент будто слышала некий щелчок в голове и начинала получать удовольствие. При этом окружающие предметы утрачивали свои строгие геометрические формы. Шкафы удлинялись и кренились, окно сворачивалось в трубочку, а люстра вертелась, пружинисто подпрыгивая.
      Этот "щелчок" в ее голове происходил, когда становилось уже так плохо, больно и безысходно, за такой последней гранью черного и безнадежного отчаяния, где, казалось бы, может быть только смерть и безумие.
       Но там было и кое-что еще. Там, свернувшись кольцами, притаился змей удовольствия. Блуждая в тумане, теряя сознание от боли и ужаса, от отчаяния и главное, от бессилия что-либо изменить, в этом тумане она выходила прямо к нему, и он жалил ее.
       Боли от укуса она не чувствовала,  ведь другая боль была гораздо сильнее. И когда яд этого потустороннего змея проникал в ее кровь, из кошмара рождалось наслаждение. «Мне хорошо»! –кричала она и поднималась с колен.
        В ней рождался кто-то новый, совсем новый, сотканный из боли, унижений и змеиного яда.
   


Камера пыток 1 Марш манекенов



Она ( имя ее я назову позже, пока еще не настало время), до вполне сознательного возраста не понимала, что нужно отвечать ударом на удар. И ее с первого класса били все, а она молча терпела, не отвечала, не убегала и не плакала, принимая удары, как стенка. Так ее приучили дома.
В конце концов она начала задумываться и даже пожаловалась своей бабушке, единственной, которая ее ни разу не ударила за всю жизнь:"бабуль, меня почему-то все бьют, подходят и лупят, а я не понимаю, за что".
- А ты дай сдачи.
В ответ она молчала,хлопая большими непонимающими глазами. Она не знала, что такое "сдача", ведь не в магазине же, а спросить боялась, мало ли что.
Ответ про сдачу ее пугал, как тогда, в большом универсальном магазине на кассе. В те годы нужно было подойти на кассу и назвать сумму и отдел, "мясо" или, допустим, "хлеб". И вот подходит она с десятью рублями и говорит:"шесть рублей в хлебный, пожалуйста". Культурно так говорит, по-взрослому. Наивно полагает, что получит чек и сдачу.
   Но кассирша повела себя очень странно -начала громко возмущаться, что это не шесть рублей, а десять. Она, тогда еще девятилетняя девочка, готова была от ужаса провалиться сквозь землю. Что ей было делать? Жалко пищать про пресловутую сдачу? А если эта тетя заорет еще громче, вылезет из кассы и начнет ее избивать как мама, ведь она же -взрослая?!
   Вообще, как ни вспомнит себя, так хочется снова и снова принимать душ. Жалкое, грязное существо, одетое в три слоя старых тряпок и немытое неделями, она постоянно тряслась, заикалась и заговаривалась, стыдилась своих оговорок и от этого стыда тряслась и заикалась еще больше.
    Какое уж там "сдачи дать"?! Да ее били ногами в грудь, а она стояла навытяжку, опустив руки. Такой она была долго-долго. Когда ей было уже двадцать лет, она попала в больницу на операцию. Удаляли опухоль, и был риск, что лицо останется обезображенным. Перед операцией хирург зашел к ней в палату и произнес:"нужно поговорить".
Она чуть не обмочилась и подумала:"за что? Я же еще ни в чем перед ним не провинилась".
Каково же было ее облегчение, когда она узнала, что всего лишь может остаться косоротой уродиной с подтекающими слюнями, а вот бить ее никто не собирается! "Режьте, доктор" -махнула она рукой. И действительно, пару месяцев походила "косоротой". Но зато ни в чем не виноватой.
   Понятно, что каждый мог с ней делать что хочет. Ей повезло -ее ни разу не изнасиловали. Но и только. Ей не платили за работу, а если и платили, кто-нибудь тут же отбирал у нее деньги, и она молча, безропотно отдавала. И не потому, что кого-то боялась.
     Ей не грозили ножом, просто говорили:"т ы должна"! Она никому не была должна, на самом деле, но не подозревала об этом и жила в полной уверенности, что должна всему миру, "жалкая, ничтожная личность".
     Не то теперь. В сущности, ее никто не заставлял лично участвовать в пытках, это она могла решать, кто будет пытать и кого, а в случае надобности и поменять их местами. Уже у многих из ее приближенных, кто ее недооценил, личная охрана неожиданно превратилась в конвой.
     Просто ей иногда нравилось смотреть, как от боли, страха и ожидания мучительной смерти пустые глаза людей наполнялись глубоким смыслом. Они буквально преображались. Она давно заметила, что много людей, идущих по улице, это -марш манекенов. Она сама придумала это название -"Марш манекенов", и оно ей очень нравилось.
      А вот от мысли, что эти плачущие куклы в другой ситуации вонзили бы ей в спину нож. даже не задумываясь, ни за что, просто так, или предали бы, только потому, что так легче, тогда ей становилось нестерпимо скучно, и она откладывала в сторону щипчики, аппарат для электро-судорожной или что у нее было в руках на тот момент. Еще один манекен шел в переплавку Великого Земного Завода Игрушек.




Камера пыток 2 День смеха


Она точно помнит, когда впервые впала в ярость. Наверное, ей было года четыре. Она тогда очень любила пить квас. И соседка-пенсионерка ее спросила:»деточка, а что такое «квас». Она тогда мысленно поразилась:»какая неразвитая старушка, даже не знает таких простых вещей.
И стала ее просвещать. Просвещала долго и вдохновенно, мол, старинный русский напиток, мол, в жару так освежает, настаивают его на черных сухариках и много-много еще всяких сведений. Она помнит, что говорила довольно долго.
А через день ее бабушка рассказала ей, как к ней подошла та соседка и как смеялась над этой лекцией о квасе. Она молча заскрипела зубами, в глазах потемнело, потом побагровело, а потом  уже и знала, что не понимает шуток. Тем хуже! Над кем смеетесь, господа?
А смеялись пока что над ней. Та пенсионерка была первой. Через пару лет юная Диктатор ( нельзя сказать  «диктаторша» - это звучит нехорошо и может показаться, что речь о жене диктатора, а не о самом, о самой, тьфу) в общем, она пошла в школу и начались бесконечные насмешки.
 В кабинете школьного врача ее осрамили, что она не носит трусов под колготками. А она не знала. Она думала, что трусы –это летом, а зимой –колготки. Оказывается, все вместе. В качестве сменной обуви ей дома выдали домашние тапочки, и когда она в них ходила по школе, хохотал весь класс.
  А уж про тихий час и говорить нечего. Их, шестилеток, после занятий укладывали спать. В этой самой спальне ей и задали провокационный вопрос:» почему у тебя ноги такие черные»? Ей стало стыдно и она промяукала себе под нос что-то вроде:» мне их мама не помыла». Но у всех были чистые ноги, а она не знала, почему.
А одноклассники на разные лады коверкали ее фамилию и спрашивали:»почему у тебя такие большие уши»? Это из сказки про Красную шапочку, но она не знала сказок и обижалась.  «Ну ничего, я вырасту, тогда посмотрим, у кого уши, а у кого –вареник, ладно-ладно, я вас всех запомню»! –злилась она.
Вот как бывает, если не знаешь сказок. Прошло много лет, прежде чем она поняла, что никто над ее ушами не издевался. Поняла, но было поздно –зерна ненависти успели прорасти, заколоситься и дать богатый урожай.

А теперь она могла гордиться, что о ней, как о Сталине, не сложено ни одного анекдота. Ну не любит она шутников.  Хорошо работало так же негласное правило сообщать куда следует о тех, кто любил пошутить над ближним. В годы ее юности часто употребляли такое слово «прикольнуться». Вот этих «приколистов» и брали на заметку. Первое апреля отменили и запретили, тогда появился кружок диссидентов, тайно праздновавших этот день.   
Где надо уже к вечеру знали поименно всех участников «тайной вечери» и вскоре они таинственным образом исчезли. Она возродила традиции тридцать седьмого года, стараясь как можно больше добавить и нового, своего, нельзя же просто слепо копировать. Так, если в Завод Игрушек попадал человек с хорошим здоровьем, его использовали как донора крови.
     Итак, она не знала сказок и не понимала шуток.



Камера пыток 3 Качалась и скрипела лампа

 


                "... Выкатился глаз
                Старушечий, грозен,
                Будто бы вспомнивший
                Вдруг о чем,
                И долго в тусклом,
                Смертном морозе
                Федькино лицо
                Танцевало в нем..."


                Павел Васильев
                "Соляной бунт"


    Шли годы. Диктатор сменила школу, потому еще раз и еще. Но вслед за ней кочевали два мальчика, которых она не успевала разглядеть- они сразу, как завидят ее, начинали плевать ей в лицо, а она уворачивалась и убегала, и прозвище "обезьяна".
Обезьяна -будущий Диктатор, представляла себе в мечтах, как ловит их всех по одному и кромсает кромсает, кромсает, КРОМСАЕТ, КРОМСА...."!!!! КРОВЬ, КРРОВЬ!!! БОЛЬШЕ, БОЛЬШЕ КРРРОВИ!!!
    Но кровь и выпущенные кишки оставались в мечтах, а наяву все было совсем не так. Дома Диктатора продолжали терзать и душить, о том, как ее унижают в школе, она и не рассказывала. Какой смысл? Спасти ее от всех нападений могла только круглосуточная личная охрана.
    Каждое утро, выходя их дома, она попадала из огня да в полымя. Душить не будут, но под дружный хохот оскорбят и плюнут в лицо, причем не один раз. Эти два мальчика ( хотя, если они попадались ей в двух школах подряд, их, наверное, было четыре) обстреливали ее сериями увесистой харкотины.
    Возможно, ей не хватало чувства собственного достоинства. Но даже когда она стала отвечать матери ударом на удар, это ничего не изменило. Она по-прежнему была ниже плинтуса и гаже самых презренных. Даже те. об кого вытирали ноги абсолютно все, могли преспокойно оплевать ее. Она была хуже, чем шелудивое животное.
    К сожалению, обезьяна обладала мышлением. В ней рос свирепый монстр, которого она принесла на себе из параллельного мира. С тех пор много раз ее душили и доводили до удовольствия от боли, но монстр назад уже не вернулся, хотя двери параллельного мира были для него открыты, он остался жить в душе Диктатора.
    А Диктатор пока еще был запуганной  девчонкой, на год, а то и на два года моложе всех в своем классе -шею терзающая мать хотела, что обезьяна пораньше выучилась и не сидела на шее, а стала зарабатывать. Обезьяна шла в школу и прикидывала, кто из окружающих наиболее опасен на сегодняшний день.
    Только один раз ей удалось почуять запах крови своего врага -она сорвалась после очередного унижения схватила металлическую линейку и стала орудовать ею, как ножом, полосуя лицо той девки, которая натравливала на нее остальных.
"Я тебе отрежу уши, отрежу уши"! -орала Обезьяна и старалась угодить по ушам острым краем. Сейчас эта девочка находится в "Зоопарке". Это -не Завод Игрушек, а место, где Диктатор проводит массу свободного времени.
    Там в клетках, прикованные за ногу, голые и грязные, сидят ее одноклассники. И даже тех пацанов, которые гнались за ней и оплевывали, она нашла. Их оказалось пятеро.
    Один из них написал в своем блоге, как заплевывал одну уродливую и придурочную девку. Все смеялись. Управление "К" нашло его через пятнадцать минут. Диктатор допрашивала лично.
     Кровожадный змей качался на хвосте, играл кольцами и раздувал капюшон. Молодой мужчина с пустыми глазами плакал, пускал кровавые пузыри и сдавал одного за другим. Качалась и скрипела лампа, одетая в решетку, Диктатор выбила ему глаз. Второй глаз продолжал плакать.
Потом его бросили в подвал. Диктатор наблюдала, как воспаляются и гноятся раны после допроса и смеялась. Когда манекены научатся плакать, наступит Великий День Смеха. Она подождет -она терпелива. Она их научит, приложит весь педагогический талант. Она их переловит всех.
     Когда этому, в гноище, стало совсем плохо, она приказала перевести его в лазарет и лечить. Он ей нужен был живым -над мертвым не поиздеваешься, они уже не в нашей власти.
А Диктатор с малых лет мечтала о власти. Власть -это возможность безнаказанно мстить тем, кто так же безнаказанно мучил тебя.


    
Камера пыток 4 Вуду и тотальный контроль


  Но не нужно думать, что Диктатор только ублажает свои кровожадные инстинкты, кормя своего внутреннего монстра супом из старых обид. Порой ее путь был устлан вовсе не розами, а духмяным парнЫм дерьмом.
   После одного из покушений на Красной площади повесили двадцать человек. Они висели вплотную друг к дружке, обледенев на морозе и раскачиваясь под порывами ветра. Тихой, морозной ночью, ближе к рассвету, когда уже и воронкИ отъездили, собрав урожай арестованных, висельники вращались на ветру и стукались коленками, этот звук разносился по всей Красной площади.
     Никому нельзя было доверять. Она наступала людям на самые любимые мозоли -мешала воровать. По данным ТК ( Тотальный Контроль), ей каждый день кто-то выносил негласный смертный приговор). Казненные на площади провисели до весны, а когда их сняли, людям долго еще казалось, что над мавзолеем по-прежнему раскачивается этот причудливый занавес, не железный, как когда-то, а из плоти человеческой.
     А в память о своем детстве Диктатор задумала масштабную детскую программу.  Главным в ней было не "рожайте больше", нет, каждая детская жизнь была ценна. Переловили всех беспризорников, прошлись по всем детским домам, уволив почти все начальство.
      Это была великая чистка! Публичные расстрелы повыбили из сознания людей глупую, устаревшую мысль о том, что все можно. В данном случае не имеющая чувства юмора Диктатор понимала лишь одну хохму:"это чьи дети такие грязные? Наши? Ну что, этих отмоем или новых наделаем?"
   После публичных казней, показанных в прямом эфире всеми крупными телеканалами, Россию объявили Империей Зла, еще более опасной, чем Советский Союз. Диктатор ответила на это усилением промышленной и технической разведки.
    За удачную кражу новых конкурентных технологий присваивались звания и ордена, премии и роскошные подарки -квартиры, дома. Один из бывших владельцев такой квартиры ( черный риэлтор из фонда пожизненной ренты) долго таился во дворе, а потом бросился на жену одного из разведчиков. Слава Богу, только ранил. Но теперь квартиры подвергались более серьезной проверке.
    Во всех детских учреждениях разместили видео-регистраторы, везде, даже в туалетах, особенно в туалетах. Специально подобранные психологи отсматривали запись, и однажды целый класс был арестован.
    Эти двадцать пять девочек и мальчиков оказались слаженной, дружной бандой. Был и двадцать шестой -тот, над кем они издевались. В доме его родителей так же установили видео, негласно, конечно, выманив наружу взрослых.
    Одноклассников разделили и посадили, затем лишили родительских прав его родителей. Их взяли на заметку, но пока они не нарушали закон. Скорее всего, они будут под присмотром до самой смерти.
А сын попал в реабилитационный центр, где тоже все просматривалось.

   И никто не знал, что Диктатор до сих пор считает себя маленькой девочкой-тряпкой, удачно спрятанной в диктатора.
   Что такое наши воспоминания? Образы в нашем сознании или что-то плотное, осязаемое? А может, это и есть настоящие мы, упакованные в прошлое и настоящее?
   Мать Диктатора была помешана на побрякушках. Коротконогая, с визгливым голоском, вся увешанная украшениями, без всякого вкуса и меры, она долго была для Диктатора страшнее Бога и дьявола, вместе взятых.
    Однажды она подарила Диктатору и младшей дочери ( у Диктатора была еще сестра)по набору украшений из кости -сережки и колечко. Диктатор кисло улыбнулась, слегка позавидовав сестре -у нее колечко было резное, а ей достался просто костяной кружок с дыркой. Девочки должны были носить украшения, а принимать ванну было вовсе не обчзательно. Диктатор ощущала себя вонючим хорьком и тряпичной куклой. Про хорька -в пояснениях не нуждается, а про куклу сейчас расскажу.
    Диктатор мысленно ( конечно, только мысленно, высказать вслух такую крамолу она бы не посмела и благодарила милую мамочку за подарок, весь день смеясь ее идиотским шуткам, то есть вела себя как девочка хорошая, послушная), прозвала свое аскетичное и примитивное кольцо "пиленой говядиной" и вскоре равнодушно потеряла его.
Через какое-то время мать спросила "а где твое кольцо"?
-ОЙ, где-то лежит, я потом поищу".
Диктатор засуетилась, предчувствуя беду и надеясь отвлечь мать. Но это было не так просто.
-Где кольцо, я тебя спрашиваю?
-Ну не помню я.
-Ах, не помнишь? сейчас ты у меня живо вспомнишь.
   Дальнейшее было каким-то мельканием предметов относительно головы. Ножки стола, кровать, стул, потолок, порог, ножки стола, потолок, кровать -все сливалось в этом диком хороводе. Ругань матери доносилась как сквозь вату, очертания предметов смазались, и только металлический вкус во рту был отчетлив -из носа шла кровь, причем, похоже, внутрь.
    Диктатор чувствовала себя куском материи или ваты, тряпичной куклой, она гнулась во все стороны под руками матери, будто разом лишившись всех костей и мышц, и ощущала себя отдельно от тела, поражаясь, какое оно, оказывается, гуттаперчевое, ей бы в цирке выступать. Мать гнула, таскала за волосы и корежила кусок бесчувственного желе.
   Такой безвольной она была в детстве и юности всякий раз, когда на нее наседал кто-то уверенный и громогласный. Один раз в жизни она оказалась на игре в Зарницу. Всем выдали повязки и объяснили правила. Если повязки сорваны, ты побежден. И одна мордатая девочка, часто не дававшая ей прохода ( дело было в детском санатории) просто крикнула:"эй, а ну подойди"!
Послушная, хорошая девочка ( будущий диктатор) подошла, с нее молча сорвали повязки и сказали:"иди, чего встала, доложи, что тебя победили".
Она доложила какой-то взрослой личности в военной форме, и, сопровождаемая его презрительным взглядом, засела под деревом до конца игры. Она была послушной девочкой, на радость маме.
    Колечко так и не нашлось, а ей, пока ее жали, душили и выкручивали, подумалось, что если б была в мире какая-то добрая сила, то она пришла бы ей на выручку. Добрая сила не пришла, а Диктатор потом подумала, какая она все-таки дура! Кто пришел на выручку тем, которые задыхались в газовых "душевых" концлагерей? В одиннадцать лет Диктатор был была довольно начитана, что тоже бесило "строгую маменьку".
"Иосиф Тито" -услышала Диктатор во взрослом разговоре и поправила мать:"Броз Тито".
-ЧТООООО????
-Все правильно, ребенок прав.
-Ребенок прав?! Ну-ну!
И мать обожгла "послушную девочку" взглядом, полным неземной злобы.
   Но где-то она все-таки допустила серьезную ошибку, раз где-то в подсознании и сознании дочери, абсолютно умятой и покорной, как кусок пластилина, поселился кровожадный монстр.
     В девятнадцать лет будущий Диктатор сменила адрес и фамилию и несколько лет наслаждалась тем, как ловко она убежала от мамы. Но этого было мало для взрослой уже девицы, это было совсем по-детски, Змей из параллельного мира требовал решительных мер. Диктатор давилась ненавистью,словно кипятком, истекала желчью и корчилась ужом на сковородке.
    И наконец она решилась. Слепив из воска фигурку матери, она сделала из ботиночного шнурка скользящую петлю и повесила "куклу". Когда вуду-человечек изрядно нависелся, послушная хорошая девочка сделала гроб из обувной коробки и крест из двух дощечек. От матери у нее не было ничего, но помогла сестра. Ей мать отдала свою старую сумку, в кармане
которой лежал окурок.
   Сложив все это в гроб, она поехала на кладбище. Долго там кружила среди могил, выбирая место. из церкви вышел священник и увязался за ней. Она упала, растянула лодыжку и ушла за ограду, где и закопала куклу-вуду как самоубийцу. Нога сильно болела, но Диктатор, хромая, рванула оттуда с невероятной скоростью, как преступник и потом долго сидела на берегу реки.
    Вскоре мать сломала лодыжку, но этого было недостаточно. Заговор делался на мучительную смерть, а не на какую-то травму. У Диктатора тоже долго болела нога, несколько дней она не могла ходить.
    Теперь мать находилась в Зоопарке и Диктатор, притомившись от государственных дел (иной раз голова кругом шла), устало тушила об родительницу окурки, иногда тягостно размышляя, можно ли вырвать из своей души саму себя -ту самую тряпичную куклу.



Камера пыток 5 Дело врачей

                "...Когда ты один и ночь за окном
                от черной пурги хмельна,
                когда ты один и тогда беги,
                ибо дело твое -хана..."

                Александр Галич
.
Доктор Пашутин услышал шорох колес. В этот вечер слух Пашутина был необычайно обострен. Доктор узнал, что в ЦМк -Центральный медицинский контроль, поступила десятая жалоба. Отправив жену и детей в деревню, доктор ждал ареста. И вот, кажется, дождался.
   Автомобиль с потушенными фарами остановился у подъезда. Пашутин выключил настольную лампу и  бросился к посветлевшему окну. "Карета подана" -прошептал Пашутин и услышал брожение в своем кишечнике. "Ну что, Пашутин, пошутим"? -так спросили когда-то Пашутина ребята -дворовая шпана. И начали бить. Били долго и смачно. Тогда еще юного будущего доктора так же подвел кишечник.
   Вещи уже были собраны. В подъезд вошли трое. Доктор открыл окно и неловко, криво прыгнул с третьего этажа, подвернув ногу.
   В тюремном лазарете его коллега смачно рыгнул на печать и шлепнул на заключение. Сергей Васильевич Пашутин, шестидесяти трех лет, неожиданно выздоровел от всех своих болезней. Слово "здоров" стало самым страшным приговором. Куда-то вдруг исчезли гипертония, стенокардия и артрит. Доктора Пашутина ждал веселый этап и холодный барак в финале.
   Возможно, доктора промозглыми ночами посещали воспоминания о больных, которых он оставлял без помощи, не со зла, а просто по лени и разгильдяйству, да еще в надежде на коньяк. Коньяка было хоть залейся, а больные все перли валом, все ныли и кряхтели. И тридатилетний мужчина с осложнением на сердце после гриппа, ему доктор прописал витамины.

    Этот пациент давно уж похоронен, конечно, он еще жил, годы, но что это была за жизнь? И осиротевшие дети этого мужчины не узнали, кто -причина всех бед, ведь их отцу сказали, что он -здоров. Кто сказал? Ну конечно, Пашутин.
    Нет, в промозглом барачном холоде было Пашутину не теней из прошлого, да он и лиц не помнил. Умер доктор от воспаления легких, отвезли его подыхать в барак потеплее, да и то не сразу, а когда упал на утреннем разводе. Положили доктора поближе к моргу, чтоб не напрягаться. Ведь лагерный врач, хоть и говорил Пашутину, мол, здоров и годен, все прекрасно понимал. Но было спущено сверху указание : врачей оставлять без медицинской помощи.
"Ну что, Пашутин, пошутим"? -усмехнулся лагерный врач, и жизнь замкнулась в кольцо.
    с койки, где свечкой догорал Пашутин, уже отправились в небытие многие его коллеги. Конечно, загубленных ими больных все равно не вернуть, но не это -цель правосудия. Что поделать, даже Бог не воскрешает.
"...Когда его ночью столкнули в клеть-
зачлись подлецу дела,
она до утра на рыжем снегу
слезы над ним лила.
А утром пришли, чтоб его зарыть,
смотрят -а тела нет!
И куда он ушел, и куда он исчез,
не узнал никто.
И это -ее секрет..."* - звучал проигрыватель в кабинете лагерного врача, когда желтое лицо доктора Пашутина слепо таращилось в потолок мертвецкой.

* Александр Галич "Королева материка".



Камера пыток 6 Эра милосердия
Анна Новожилова
                "...Сытое сомнение бушует льдом,
                сказками пугает, а я, крестясь,
                из кровавой пены построю дом.
                Заживу как ангел, как лютый князь..."
                Олег Сурков

          
               
     Много врачей стартовало в небытие с больничной койки в лагерном лазарете. А те, с кем Диктатор имела сомнительное удовольствие пересечься лично, содержались в Зоопарке, среди бывших одноклассников, среди мужчин, которые когда-то тешили свою похоть с будущим диктатором.
     Несмотря на бдительный и неусыпный контроль, в Зоопарке нередким явлением был суицид. Удавилась на лифчике одна из одноклассниц Диктатора, Новичкова - лысоватая блондиночка, через жидкие светлые волосики на голове просвечивала розовая кожица, еще эту девушку отличали крошечный рост и басовитый голос.
    Она была довольно сдержанной в школе, в детстве и не терроризировала будущего диктатора постоянно, но резко однажды осадила, когда та обратилась к ней с каким-то вопросом. Стало понятно, что не смеет тогда вовсе еще не Диктатор, а ничтожество, обращаться с вопросами к приличным людям.
    А когда били "тогда еще не диктатора" всем классом, Новичкова с особенным удовольствием ударила будущего диктатора обеими ногами в лицо, в шикарном прыжке.   
    Вместе с Новичковой, которая для всей своей родни пропала без вести, и останки которой закопали в безымянной могиле возле Зоопарка, что-то ушло из души Диктатора. Наши призраки, даже ненавистные, оставляют пустоту, уходя. Диктатору было не на что опереться все эти годы, и она, Диктатор, опиралась на ненависть. Теперь одна из опор самоудалилась, вместо злорадства Диктатор ощутила какой-то холодный ветерок и затеяла тотальную проверку Зоопарка.
    И это было очень вовремя. Доктор Шулепов раздобыл где-то леску, зараза. Диктатор подняла личные дела охранников и обнаружила, что один из офицеров увлекается рыбалкой.
    Шулепов когда-то осматривал Диктатора в маммологии. Диктатору было двадцать лет, и хоть она считала себя мужчиной женского пола, нет, даже вот так : Мужчиной Женского Пола; но все-таки была от природы женщиной и женские недомогания были ей не чужды. Грудь болела и это немного беспокоило, все-же рак груди в роду имелся.
   Так Диктатор попала на прием к Шулепову. Раздевшись до пояса, она предъявила болящие части тела, Шулепов склонился, а Диктатор тактично отвернулась в сторону, чтоб не дышать на доктора. Отвернулась влево, а слева как раз висело зеркало. Шулепов немедленно рявкнул:"в зеркало будешь пялиться перед своими хахалями". Диктатор вышла из его кабинета, глотая слезы. Прошло много лет, и эти молчаливые слезы переродились в серную кислоту.
"Ах, ты ж сучара ты бацильная, удавиться решил, да? Уйти от меня вздумал, легкой смерти захотел"!- Возмущалась диктатор и пинала тяжелым милитаристским ботинком доктора Шулепова, одетого в смирительную рубашку. В его бесцветных глазах уже не было прежней отчаянности, ее место заняло отчаяние. Похожее слово, но совсем другой смысл.
    В процессе проверки бывший муж Диктатора был осмотрен лучшими врачами, затем ему удалили несколько кишечных полипов и вывели стому на переднюю стенку живота. Диктатор очень радовалась, что процесс перерождения полипов и развития рака кишечника удалось захватить вовремя.
       Бывший муж тоже был ей нужен живым. Мертвые -не в нашей власти. Мертвым - не больно. Убийство -не месть, так, ерунда. А вот годы, вечность в камере, где в любое время суток может прийти Диктатор, чтобы поиздеваться, и никто ему, то есть ей не указ -вот это месть. 
     Новичкова поняла, что никогда не увидит света. Ей было всего тридцать пять, она выдержала два месяца бессрочного заключения. Как ни странно, меньше всех был склонен к суициду бывший муж Диктатора, на втором месте - мать, об которую дочь-Диктатор тушила окурки в минуту задумчивости.
      Курила Диктатор в последнее время немного, давала о себе знать болезнь легких, происходившая, скорее всего еще из юности, в шестнадцать лет Будущий Диктатор выкуривала в день три с половиной пачки Примы. Были в те годы такие очень дешевые сигареты без фильтра. Будущий диктатор тогда жила у знакомых в непонятном качестве, сбежав из дома, где мать запрещала ее кормить.
      Здесь же, в Марьиной Роще, среди водки и Примы, никто не обносил тарелкой супа. Друзья и собутыльники хозяина квартиры относились к Диктатору как к ребенку и однажды даже поспорили, чья она дочка.
-Моя!
-Нет, моя!
   Но Диктатор курила страшно, злостно, терзаемая мыслями о том, как жить дальше и где жить.
   Многих из этих людей уже нет в живых. Смирнову, тому самому хозяину, государство по указке Диктатора выплачивало персональную пенсию.
   Теперь, через столько лет бывший муж был уже пожилым человеком, но тем сильнее цеплялся за свою жизнь, даже за эту, в качестве животного, посаженного на цепь, лишь бы жить, жить. Инстинкт. Диктатор могла быть спокойна. Ее сила подпитывалась ненавистью, и этой опоре ничто не угрожало, кроме естественного хода времени.
   Ненависть еще в юности заменила будущему Диктатору  кровообращение, усилила костные ткани и придала целеустремленности. И это была уже совсем новая личность.
Лишенная таких простых человеческих недостатков, как жадность, или, например, любовь к роскоши и поклонению, Диктатор ставила своих врагов в тупик.
    Обстановка в стране сделалась здоровой, можно даже сказать, спортивной. Видеокамеры следили за каждым, воспитатели в детских учреждениях, врачи, полицейские, абсолютно все жили под присмотром. "Большой Брат". Нет, "большая Сестра".
    И те, кто следил, сами находились под постоянной слежкой, никто точно не знал, где заканчивается и заканчивается ли вообще эта цепочка слежки за всеми, кто наблюдает за всеми и за всеми теми, кто наблюдает за наблюдателями.
    Обыватели берегли свои нервы и не думали о таких вещах, чтобы не сойти с ума. Для них это было все равно что думать о сотворении мира : вначале было слово. А что было до слова? Неужели совсем ничего? Кто же тогда его сказал, это самое слово? Лучше не морочить себе голову, так думали обыватели и жили счастливо в государстве с минимальной преступностью, где настала "Эра Милосердия"*.

* -мечта одного из героев фильма "Место встречи изменить нельзя". Дескать, искоренят преступность и тогда она настанет, Эра Милосердия.

Окончание http://proza.ru/2012/12/05/1792