Глиняный главком-1 продолжение

   Начало http://www.proza.ru/2012/10/26/1242


 Но уже в дороге выяснилось, что Джинсовка едет на похороны. Утонул ее младший брат. Джинсовка грызла ногти и рыдала всю дорогу в тамбуре, слегк постукивая затылком о заплеванную металлическую стену, тихонечко, чтоб не обнаружили и не замели в дурку. Старые шрамы от суицида на ее запятьях - прекрасный анамнез, ну просто великолепный.
    Нет, теперь она не хотела ни в дурку, ни на тот свет. Ее стремления стали уже абсолютно бредовыми -она решила воскресить брата, ни больше, ни меньше. Сумасшедшая, была такая и есть, скажете вы и будете в целом правы.
    Несмотря на осторожность, рану себе на затылке она рассадила порядочную, такую, что волосы слиплись от крови. Накинув на голову капюшон и всунув руки в карманы, она мужицкой походкой дошлепала по поселку до дома.
    Папашка в трениках спал, головой на столе, рядом с пустой поллитровкой. Джинсовка уже давно замечала сероватый оттенок лица у матери, теперь же мать была совсем серой, словно пыльной : серое лицо, серые мертвые глаза, серые волосы и некогда голубой халатик, тоже серый.
    Наутро Джинсовка двинула к моргу под вопль матери:"Марианна, ты куда"?
   Ее звали Марианной, а брата -Фомой. Видимо, пьяная фантазия отца. "Ну неспроста же уродилась у таких обычных родителей такая непонятно в кого, что-то в них изначально было, было, да сплыло" -думала порой Джинсовка. Брат Фома тоже был не прост:"вот родится у меня сын, назову его Петькой".
-"Почему Петькой"?
-"А все чтоб уважали его"!
-"Не поняла"?
-"Ну как же, Петр Фомич"!
В ответ юная Марианна брызгала брату в лицо водо из той самой речки, в которой он любил купаться, где и утонул в еще не прогретой воде в первое в этом году, майское купание.
     Теперь Фома, ее маленький, умненький-разумненький Фомушка лежал в морге на столе, холодный как эта речка.
-" Я не оставлю тебя, Фомушка, не оставлю, слышишь"! -горячо шептала Джинса-Марианна, прижав ладони к стене морга. И ей чудилось, нет, ей хотелось, чтобы чудилось, будто он ей отвечает.
   Но она знала, что лишь выдает желаемое за действительное. Было тихо в природе, не звучали никакие голоса в голове, не отзывался Фомушка с того света, а кирпичная стена была шершава, сыровата и незначительна -просто стенка. Стенка морга.
     Дома бродил похмельный папашка, жила, но не присутствовала с живыми опустевшая мать, приперлись громогласные родственники, с трудом заставлявшие сами себя говорить тише. Все это было словно параллельный мир для Джинсовки-Марианны.
    Она, как и мать, отсутствовала, только они очутились в разных мирах. В мире матери было пустынно, серо и безлюдно, а в Мире Марианны клубилось нечто, не то ее идеи, не то еще что.
     Марианна углубилась в братов дневник. Многое из написанного она знала.
Брата раздирали на части жуткие амбиции. Опять же, откуда что бралось?! Вся его мансарда была завешана портретами, тут были Сталин, Че гевара, Ленин, Троцкий, Саддам Хусейн, которого Фома особо выделял. "Мальчик из Тикрита"- называл он его. И отмечал, что родился с ним в один день -28 апреля.
    Несколько портретов Каддафи в траурных рамках и даже Пол-Пот. Компот, как, естественно,  обзывала его Марианна.
Она заново оглядела весь иконостас. Ни одного музыканта, ни одной голой бабы, впрочем, в компьютере все же обнаружилась и папка с "нюшами", и порновидео. И вот тогда Джинсовка наконец по-настоящему разрыдалась. "Он ведь был живым, живым"! -колотилось и билось в ее сознании.- "У него еще не было женщин и не будет, и не родится Петр Фомич"!
    Марианна выла и колотила кулаком по столу. Похмельный папашка влетел в мансарду и уволок рыдающую дочь вниз, на кухню, где и набулькал ей стакан водяры. А вот это было совсем лишнее.
    Косая Джинсовка двинула за пивом, налакалась в огороде, иногда заглядывая в дом, чтоб родичи не тревожились. А они и не превожились. Мать отправилась решать вопросы с похоронами, сначала взяла с собой отца, потом он вернулся один и уже пьяный.
      Марианна проспалась к вечеру и продолжила свой дикий запой. Она смотрела на зведы и тихо говорила:"Фомушка, где ты? Она моментально решила поскорее родить сына и назвать его Фомой. Она шептала:"маленький мой, маленький, прости, я так виновата, зачем же я уехала, зачем, я бы не пустла тебя на речку, я бы спасла тебя"? В общем, комплекс вины расцвел пышным цветом.
     Марианна отличалась от многих других тем, что не ревновала родителей к брату, а относилась к нему как мать. Да он и не был родительским любимчиком, так что детской ревности было не на чем расти. Марианне действительно приходилось заменять брату родителей.
     Отец уже тогда морально угасал, его художественные наклонности умирали и тихо умерли наконец, пуская самогонные пузыри. Однажды он, пьяный, залез на стремянку и начал расписывать потолок жар-птицами. Оступился, полетел вниз и сломал ногу. Недорисованные жар-птицы еще долго напоминали о несбывшемся, пока их не закрасили водоэмульсионкой.
     Мать же успевала работать на двух работах, но и только. Человеческие силы не безграничны. Марианна замечала, как она не то что стареет, а словно гаснет и подергивается пеплом. Теперь же это было ходячее пепелище.
     Весь следующий день Марианна проспала, а похороны словно и не отложились в ее памяти. Уже на другой день после того, как Фому похоронили, Марианна снова тряслась в электричке, повторяя мысленно:"ты просто утратил тело, не более того, тебе просто нужно новое, мы же покупаем новую одежду, сознание не в мозгу, мозг -только приемник волн, не более того, не более того, с тобой случилась неприятность, не более того, не более того"! И колеса отстукивали:"не более того, не более того".

продолжение http://www.proza.ru/2012/10/26/1742