Толян

       Толян не знал, сколько на свете таких, как он, но подозревал, что немало. Одно он знал точно – эта цифра стабильна: каждый день их каста пополняется новыми членами, и такое же количество покидает грешную землю. И еще – их намного больше, нежели гласит официальная статистика. Так же, как и наркоманов, алкоголиков, преступников и больных СПИДом.
       Они – лица без определенного места жительства.


#######

       Когда-то Толян был вполне приличным человеком. У него была семья, двое сыновей, красавица жена, добротный дом и нормальная работа. И еще была слабость, которая его и погубила, – спиртное.
       История его падения довольно банальна и похожа на многие другие.
       По поручению председателя совхоза поехал в областной центр за деньгами. Непонятно, как это получилось, но зерно продали, все оформили, а деньги не забрали. И председатель послал за ними Толяна, причем оказалось, что в автопарке проблемы с машинами, и ехать придется на автобусе. Сумма была крупная, но люди в то время были более беспечны.
       Задание казалось почетным – абы кого не пошлют.
       Приехал в заготконтору, забрал деньги, расписался, рассовал пачки по карманам и поехал на вокзал.
       До автобуса было два часа, а потом еще три часа дороги. Чтоб скоротать время, зашел в рюмочную, пропустил несколько по сто под чебуреки. Молодой тридцатилетний парень, жизнь была весела и прекрасна. Радовала мысль, что председатель премию обещал. Купит жене сапоги или кофту, смотря, сколько выпишут.
       Прогулялся недалеко от вокзала, присел на скамейку в каком-то дворе, и стало в сон клонить. Прикрыл глаза, а когда очнулся, на улице была ночь, он был избит, а карманы, естественно, пусты. И лежал не на скамейке, а в кустах поблизости, в которые мочился несколько часов назад.
       Толяна охватила паника. Черт с ним, с автобусом, с разбитым лицом, с похмельем. Но денег было слишком много. Зарплата всего совхоза за квартал плюс премии, в том числе его собственная. Три месяца люди не видели денег, ждали конца страды и реализации. Да его же растерзают раньше, чем успеют посадить.
       Что делать, Толян не знал. Чтоб отработать эту сумму, ему нужно работать всю жизнь. А ведь у него семья. Говорила же Нинка, супруга, что водка до добра не доведет. Накаркала, сука.
       Чтоб унять мандраж и успокоить головную боль, необходимо было срочно выпить. Денег не было ни копейки. На дворе ночь. Дошел до ближайшего круглосуточного киоска и обменял часы на две бутылки крепкого пива.
       Тут же навязался собутыльник – потрепанный мужичок, по виду понятно, что злоупотребляет. Делиться пивом не хотелось, но нужно было кому-то пожаловаться и спросить совета. Да и одному в ночном незнакомом городе жутковато.
       После совместного распития случайный знакомец привел Толяна в какой-то подвал. Так Толян оказался в компании бомжей.

#######

       Советов наслушался массу, и все сводились к одному – домой возвращаться нельзя, пусть поживет пока в этом подвале, а там - куда кривая судьбы выведет.
       На вопрос, а как же семья, Толян услышал довольно резкий ответ от бородатого старика:
       - По-твоему, мы здесь нелюди? Думаешь, только у тебя душа болит? У каждого из нас есть семьи. Но вот моим без меня лучше.
       Толян быстро влился в коллектив. Ему объяснили основные правила, главное из которых – каждый день он должен приносить в общак выпивку и еду. Или хотя бы выпивку.
       Человек ко всему привыкает. К хорошему, конечно, быстрее, но и к плохим условиям можно приспособиться. Да и когда пьешь, легче перенести холод, голод и душевные страдания.
       Короче, Толян быстро перестроился и у него пошла совсем другая жизнь – собачья, нечеловеческая, но все равно жизнь.
       Кормился Толян тем же, что и все бомжи – собирал бутылки, металл, подворовывал. Нужно было немного, на пару консервов и бутылку паленой водки. Когда не удавалось ничего добыть, искал объедки в мусорных бачках. Но отсутствие еды переносилось легче, чем спиртного.
       У бомжей был свой мир, словно другое измерение. Свои порядки, законы, подобие какой-то иерархии. Весь город был поделен на ареалы обитания. В чужой район соваться было нельзя, местные бомжары могли проучить. Бывали случаи, когда за пару подобранных на чужой территории бутылок забивали до смерти. Лучше всего жили бродяги в центре – там и бутылок намного больше, и помойки побогаче. Хотя в центре менты сильнее гоняют. Везде есть и хорошее, и плохое. Неплохо жили рядом с рынками, но там частенько чурки зверствовали. Летом у воды хорошо, помыться можно и постирать, но там пикники, да и наркоманы ошиваются.
       Толян обитал в районе автовокзала. Место неплохое, мини-рынок рядом, парк. Правда, микрорайон криминальный, много шпаны и ментов. И те, и другие не сахар.
       Толян боялся, что может столкнуться с односельчанами на вокзале. Хотя узнать его теперь  можно было с трудом – похудел, отрастил бороду, седых волос прибавилось. Горбиться начал, шепелявить – несколько зубов потерял. Лицо от грязи потемнело.
       В подвале жило человек десять, кто-то исчезал, появлялись новые. Вели себя тихо, чтоб жильцы не ругались. Малейшее недовольство, и подвал заколотили бы. А здесь было тепло и не сыро.
       Спал Толян в углу на куче тряпья. У него даже был свой маленький тайничок, где он мог заныкать фанфурик или пару червонцев на черный день.
       Было у них подобие лобного места, где разводился небольшой костерок. Вечерами сидели вокруг огня, выпивали, общались, готовили нехитрую еду. Временами Толян побаивался, что все уснут пьяные и случится пожар. А потом решил – будь что будет. Сгорят все – значит, так суждено.
       В самом дальнем углу справляли нужду. Здесь нужно было светить себе под ноги, чтоб не вляпаться. Тут же лежала стопка газет, вытащенных из почтовых ящиков.
       Толян любил посиделки у костра, особенно, когда сыт, пьян и сигарет хватает. Сидит молча, курит одну за другой, смотрит на огонь и думает. Вспомнит Нинку, детей. Как они там? Прошло уже десять лет. Нинок, конечно, постарела. Уже начал забывать ее лицо. Она такая красивая была. После двух родов поправилась, конечно, но не сильно. И полнота ничуть не портила ее, даже шла ей. Только постель стала чуть теснее. В койке, кстати, была огонь.
       И добрая была, редко ругалась. А надо было построже с ним. Глядишь, все иначе повернулось бы. Хотя, может и вправду судьба есть и все изначально предрешено.
       Нинка хозяйственная была. В доме всегда чистота, всегда еды наготовлено. Не работала, но хозяйством занималась. Поросята, корова там, огород. Иногда одна все делала, даже говно у поросят убирала, когда он задерживался. Баню истопит, даже бутылку, бывало, купит. Детей спать уложат, сходят в баню, попарятся. Потом посидят вдвоем, выпьют, поговорят. Потрахаются потихоньку, чтоб дети не проснулись, и уснут в обнимку. Нет, недостоин Толян такой бабы.
       Сыновья, Андрюшка и Виталька, погодки. Сейчас им уже семнадцать и восемнадцать лет. Виталька, наверно, в армии служит. Или учится где-нибудь. Может, в институте даже. Возможно, в городе живет. Сейчас и не узнает их. Интересно, какие они стали? И что об отце думают?
       Наверняка, на семью все село ополчилось. Не знают ведь, что случилось, думают, поди, прикарманил деньги да сбежал. Может, и Нинка так думает. Хотя нет, она думает, что его убили из-за денег. И не подозревает даже, что муж ее просто смалодушничал. За шкуру свою испугался и семью бросил.
       А как хорошо было б сейчас вернуться и жить, как прежде. Смыть с себя слой грязи, побриться, постричься, вставить зубы. Он бы даже пить бросил, ведь было б ради чего.
       Была у него мыслишка – приехать домой, и будь что будет. Убьют односельчане – так и пусть, поделом ему. А может, и не убьют – мало ли воды утекло. А вдруг Нинка другого нашла? И пацаны его папой называют? Или не нашла, но и обратно не примет. Даже деньги копить начал на билет, да на одежку поцивильнее. А то в его лохмотьях в автобус-то не пустят. Но, скопив немного, тут же все пропивал. Потерял он стержень, да и был ли он?

#######

       Сидят вот у костра бомжары, разговаривают потихоньку, смеются вполголоса. Пьяные все, а нет разухабистости, куража.
       Интересно, о чем каждый из них сейчас думает, и думают ли они вообще? Может, от водки совсем мозги высохли? А ведь у каждого есть свое прошлое. И кто-то надеется еще вернуться. Вот только не всем есть куда возвращаться.
       Вот Санек, ровесник Толяна, рядом сидит и молчит. Был школьным учителем. Жена развелась с ним, квартиру отобрала и на улицу выгнала. Он до сих пор иногда приходит к бывшему своему дому и смотрит на окна. Однажды напился и начал в дверь ломиться. Вышел молодой совсем парень и так отмудохал Санька, что тот в больничке месяца три провалялся. Привыкнуть успел к теплой постели и жрачке халявной. Только водки не давали. А потом опять бомжевать вернулся, а куда еще идти? Умный человек, начитанный. Один из немногих, с кем можно нормально поговорить.
       Витек, спать укладывается, картонки раскладывает. Старый, больной весь, помрет скоро. Из подвала редко уже выходит, обузой становится. Ему лет семьдесят, но выглядит на все девяносто. Хотя, возможно, ему и пятьдесят. Говорит, что сам не помнит. Прикидывается дураком, или вправду мозги набекрень уже. Родные дети выгнали его из дома. Хотя, если не врет, прописан до сих пор. Толян подозревал, что выгнали Витька, устав от его беспробудного пьянства. А, может, просто сволочи. Но пил он уже давно и основательно. Если их из подвала выгонят, Витек тут же кони двинет, потому что даже ходит уже с трудом. Ссытся иногда.
       Колька и Сашка, молодые парни. Колька – бывший детдомовец и беспризорник. Всю жизнь на улице, ничего хорошего и не повидал, и не увидит. Сын алкашей, сам пьет лет с пяти. А Сашка просто придурок. Родители есть, не пьяницы. А он непутевый, с детства от рук отбился. Школу забросил, с беспризорниками по чердакам да подвалам лазил. Родители хотели его в армию отдать, чтоб не пропал совсем. Так он вообще из дома ушел и больше не появлялся. Говорит, как призывной возраст пройдет, так вернется. Но Толян не верит в это. Сашка уже давно втянулся в подзаборную жизнь, и по-другому не сможет. Спился уже давно, деградировать начал, даже говорит плохо, короткими предложениями.
       Людка, сидит, уткнувшись в плечо Кольке, смотрит на огонь. Ободранная вся, под глазом фингал. Сколько ей лет, неизвестно, но в нормальной жизни успела доработать на фабрике до пенсии. Мужа похоронила, детей нет, начала спиваться. Разменивала квартиру на меньшую, но ее обманули и без всего оставили. Рассказывала, что когда-то была знакома с Галиной Брежневой. Врет, наверно, хотя, чем черт не шутит.
       Антоха – вечный зэк, из своих лет сорока отсидел половину. И всегда за ерунду – то разобьет стекло в киоске и вытащит спиртное, то таз алюминиевый утащит. Кто-то миллиарды ворует, а сидят придурки вроде Антохи. Зона ему – дом родной. Недавно вышел, но ненадолго. Обычно, как холода наступают, так он на зону рвется, там хоть крыша над головой и кормят. Хотя есть большой нюанс – с водкой проблемы. Нет, для кого-то это вовсе не проблема, и икру с коньяком едят, и баб трахают, но не такие, как Антоха.
       Хромой, бомжует недавно, но уже вряд ли выберется. Прозвище получил после того, как его избили подростки, повредив ногу. С тех пор хромает. Как его зовут, никто не знает, да это и неважно. Приехал на заработки из  деревни, которая дальше и глуше, чем толяновская, паспорт забрали, на деньги кинули. Работал бесплатно, за еду, все надеялся на что-то. Домой было стыдно возвращаться. Постепенно запил, и быстро опустился. Толян не раз твердил ему, чтоб тот домой ехал. Но Хромому, видимо, нравится такая жизнь, не раз говорил, что он – гражданин мира, и свободен, как птица в полете. Что ж, его право. Хотя нет, нету у него права быть свободным, когда семья там с голоду пухнет!
       Семен – пьяница с рождения. Сколько ему лет – неизвестно, по виду – шестьдесят, а по паспорту, может, тридцать. Родители его подохли от водки, теперь его черед. Комнату в общаге пропил, и переселился в подвал. Когда вспоминает, как спустил все деньги, всегда говорит одно и то же: «Зато как погулял! Один раз живем!» Толяну довелось поучаствовать в этом пиршестве. Наелся тогда вдоволь. Вся окрестная пьянь в те дни была друзьями Семена. Половину денег у него попросту сперли. Да уж, воистину один раз живем, и каждый распоряжается по-своему отведенным ему сроком.
       Алка. Вот кто в натуре мозгами обделен. Хотя есть в ней какой-то шарм. Ей сорок лет и, несмотря на крайне запущенную внешность, можно разглядеть остатки былой красоты. Ей выпала величайшая удача, о которой мечтает каждый бродяга. В нее, в бомжиху и алкашку, влюбился вполне приличный мужчина, с квартирой и машиной. Не ущербный вроде, но и не совсем нормальный, раз такое отчебучил. Привел к себе домой, отмыл, накормил, приодел и жить оставил. Закодировал, подлечил, по салонам поводил. Сделал из нее супербабу. Когда она пришла в подвал, вся расфуфыренная, бомжары ахнули. И стали завидовать по-черному.
       Мужик тот ее боготворил. Кормил, одевал, в театры и кино водил. Работать не заставлял, даже убирался и готовил иногда сам. Алка порою бегала тайком в подвал, приносила еду, водку. Хвалилась, как прекрасно живет, а сама с завистью смотрела, как они пьют принесенное ею спиртное.
       Идиллия продлилась недолго, несколько месяцев. Алка стала снова выпивать, поначалу украдкой, понемногу, потом скрывать стало невозможно. Пока муж на работе, приводила бродяг помыться и поесть. Трахалась с ними на семейном ложе, заразила мужа чесоткой. Из дома пропадали вещи. Иногда не приходила ночевать, и он шел ее искать. Находил пьяную где-нибудь в подвале или кустах и тащил на себе домой. Снова кодировал, но бесполезно. Все надеялся, что образумится. И даже бить ее не решался.
       А потом вдруг в одночасье разлюбил и выгнал. И вернулась Алка туда, откуда пришла – в свой родной подвал. Бомжары злорадствовали и смеялись над ней. И никто не помнил хорошее, что она для них сделала.
       Алка говорила, что свобода ей дороже золота, и поэтому ни о чем не жалеет, кроме того, что не успела прописаться. И все считали ее величайшей дурой. Кстати, Толян несколько раз трахал ее, когда все спали.
       Таковы вот обитатели дна. Толян делил их на две категории – кто виноват сам и кому не повезло. Себя он ставил посередине.

#######

       Вши Толяна не особо донимали, но вот чесотка просто одолела. Чесался он постоянно. Иногда болезнь доходила до такой стадии, что даже напившись до бесчувствия, он ощущал, как жестокие чесоточные клещи грызут его беззащитное тело. Чесался он яростно, до крови, потом ходил в болячках и ссадинах, которые плохо заживали. Бывало, повезет, и в мусорных бачках у больницы найдется просроченная серная мазь. Тогда клещи малость затихали. Но полностью вылечиться было невозможно, нет условий. И к больнице часто не походишь – чужая территория. Толян уже бывал здесь бит, и санитарами, и местными бродягами.
       Как и всякого бомжа, били Толяна часто, раз в неделю обязательно. Больше всего доставалось от гопников. Их Толян ненавидел и боялся. Нет никого бесправнее и слабее бомжа. Шпана била просто так, без всякого повода. Толян выявил закономерность – чем младше гопники, тем более жестоки. Даже менты не били так сильно. Шпана же словно стремилась убить. И убивала – постоянно ходили слухи, что где-то забили до смерти очередного бродягу.
       Когда-то район, где обитал Толян, был наркоманским, но потом одних поубивали, другие сами сдохли.
       Что ж, может, и такие, как Толян не имеют права на существование? Ведь пользы-то от них никакой, разве что бутылки убирают. А вреда навалом – воруют, заразу распространяют. Пожары часто устраивают, засыпая пьяными у костра или с сигаретой.
       Били Толяна жестоко, но все еще теплилась жизнь в его тщедушном теле. Отлежится в подвале или больничке, оклемается и дальше небо коптит.
       А между тем бомжары дохли, как мухи. Очень многие травились. Иногда компанией напьются и разом ласты склеют. Сам Толян несколько раз висел между жизнью и смертью. Но организм справлялся, бродяги – народ живучий. Только глаза пожелтели.
       Многие не могли пережить зиму. Чаще всего засыпали пьяные на улице и замерзали. Те же, кто дожил до весны, почти все имели обморожения. Один знакомый бродяга рассказывал, как лишился нескольких пальцев. Надоело жить, напился, разделся и прилег в кустах на морозе, но среди ночи какой-то собачник заметил его и скорую вызвал. «Не дал помереть, сука!» - горько усмехался в конце рассказа и демонстрировал руки.
       Часто случались пьяные драки между собой, заканчивающиеся убийством. Контингент криминальный, многие сидели. Все озлоблены на жизнь и часто друг на друга. Достаточно малейшей искры, чтоб разгорелось пламя. Из-за рюмки водки убивали, из-за пустой бутылки. Из-за ревности (да-да, и любовь бомжам не чужда!), из-за косого взгляда, да мало ли из-за чего еще.
       Так и жил Толян, не зная, когда костлявая за ним придет. Потому и не напрягался особо, что любая минута могла быть последней.

#######

       Наконец-то Витек помер. Заметили это, когда он пролежал несколько дней, не давая о себе знать. Никто не слышал, чтоб он мучился, и решили, что умер во сне. Повезло, говорили все, так только святые мрут. Хотя какой из него святоша.
       Смерть Витька застала их врасплох. На дворе ночь, все пьяны. Сначала оттащили подальше от теплых труб, ближе к параше. А то неизвестно, когда помер, может, разлагаться начнет. Потом решили вообще из подвала убрать. Нашли где-то санки и повезли труп к мусорным бачкам. Присыпали снегом и пошли обратно. Но Санек высказал дельную мысль – если Витька найдут здесь, это может отразиться на всех. Поэтому решили отвезти тело подальше. Но никто на ногах не стоял, было лень напрягаться, да и патруль мог поймать с трупом. Посему просто бросили Витька в мусорный бак, сверху мусором закидали. Когда в мусоровоз свалят, даже не заметят, что там труп. А заметят – возиться не будут. Так и отвезут на свалку. Поистине собачья смерть.
       Беда не приходит одна. Через неделю после смерти Витька подвал закрыли.
       В тот вечер Толян возвращался в свое логово в неплохом настроении. Он был немного пьян, почти не голоден, в правом кармане пальто лежала банка кильки, в левом – два фанфурика боярышника.
       На подходе к дому увидел картину – его товарищей грузили в ментовоз. При этом менты крыли их матом, а возмутившейся Алке дали смачный пендаль. Когда уазик уехал, Толян услышал стук молотка.
       Спустя полчаса крадучись подошел и увидел, что дверь намертво заколочена гвоздями. Именно намертво – не поможет даже гвоздодер. Другого входа не было. Нужно искать другое убежище.
       Эту ночь провел в подъезде того же дома, спал на картонке. Весь следующий день бродил и высматривал, где обосноваться и к кому прибиться. Сунулся было в теплотрассу, но его окружили беспризорники, дети совсем, пришлось убраться. Решил опять переночевать в подъезде. Однако, стоило расстелить картон, как проходившая мимо женщина приказала выметаться вон. Толян ее проигнорировал, но минуту спустя она вернулась с мужем, который вышвырнул бродягу на улицу.
       Полночи Толян бродил по микрорайону и трясся от холода. Он был практически трезв, и это угнетало еще больше. Надеялся встретить знакомых, не могли же все разом испариться. На всех подъездах стояли домофоны. А мороз тем временем крепчал, усиливалось и желание выпить.
       Тогда у него появился план. Нужно разбить стекло в ларьке, вытащить джин-тоник или пиво покрепче и выпить, пока едут менты. Хоть в теплой камере поспит.

#######

       На окошке ближайшего круглосуточного киоска висела табличка «закрыто». Значит, продавщица спит. Или трахается с хахалем, который может накостылять, что явно не устраивало Толяна. Тем не менее он подобрал камень и разбил стекло в области напитков. Звон резанул по ушам, но это только на руку, – торговка быстрее проснется. Все бутылки оказались пустыми. Разбил с другой стороны, хотел вытащить сникерс – муляжи. Присмотрелся – толстая продавщица спит без задних ног.
       На шум никто не реагировал. Тогда Толян обошел киоск и дернул дверь. Та была на цепочке, но тощая рука Толяна пролезла в проем и скинула ее. Войдя, он учуял родимый запах перегара. Продавщица была мертвецки пьяна. Планы Толяна поменялись. Залпом выпив банку коктейля, нашел в углу спортивную сумку и принялся набивать ее. Коктейли, сигареты подороже, шоколад, - лихорадочно запихивал, утрамбовывал, чтоб больше поместилось.
       Менты тем временем уже были в пути, – кто-то увидел из окна, как Толян громил киоск, и сообщил. В тот момент, когда Толян шарил по карманам продавщицы в поисках ключа от кассы, подъехал патруль. Вор был пойман с поличным.
       Три молодых сержанта, включая водителя, были пьяны. Вытащив бомжа на улицу, принялись избивать его дубинками. Потом, затащив бесчувственное тело в отстойник, принялись выносить товар и складывать в машину, намереваясь все списать на бомжа.
       - Гляньте, может, сдох, - сказал тот, что постарше.
       Водитель метнулся и спустя минуту вернулся с растерянным лицом.
       – Бля, кажись, в натуре сдох.
       Не сговариваясь, выгрузили товар обратно.
       - А эта кобыла? – водитель кивнул на продавщицу.
       - Похуй на нее, она в умат, - махнул рукой старший. – Поехали.
       Труп вывезли за город и бросили в кювет, прямо у шоссе. Не удосужившись даже закопать, поехали обратно патрулировать ночной город.
       Мужчина, позвонивший в милицию, все видел, и остался в недоумении, почему сначала взяли товар, а потом выгрузили обратно. «Наверно, вещдоки», - подумал он, и пошел спать.

#######

       Под утро начался снегопад, и Толян оказался погребен под толстым слоем снега. Его обезображенное тело подберут лишь в начале лета.