Ангел мой

                АНГЕЛ  МОЙ

                Посвящается
                моим родителям.



     На Южном Сахалине ранней весной не часто выдаётся лётная погода.
     Но в этот безоблачный мартовский день 1947-го года неяркое дальневосточное солнце, не взирая на мороз и снег, покрывавший остров, всё же, напоминало, что зима закончилась.
     Учебный самолёт-спарка* ИЛ-2, сделав смелый разворот над заливом Терпения, взял курс на аэродром.
     Командир звена, находившийся в передней кабине, проводил инструктаж в воздухе или, как говорят авиаторы, «давал провозные» недавно прибывшему в полк молодому лётчику.
     Выполнив в зоне все упражнения по программе, они возвращались на базу.
     Лейтенант остался доволен своим подопечным и теперь, летя над морем, выглядевшим с высоты четырёх километров абсолютно гладким, просто наслаждался полётом.
     Невысокие сопки в белом зимнем одеянии и разбросанные по всему побережью закованные льдом многочисленные мелкие озёра притягивали взгляд своей сдержанной красотой.

     Все лётчики – немного романтики.
     Чувство восторга и ощущение собственных крыльев Иван впервые испытал, поднявшись в воздух девять лет назад.
     В те годы обострилась ситуация на западных границах СССР.
     Не спокойно было и на востоке.
     С территории созданного японскими милитаристами в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии) марионеточного государства Маньчжоу-Го неоднократно устраивались военные провокации против нашего государства и МНР.
     Летом 1938-го года произошло столкновение между советскими и японскими войсками на юго-востоке Приморского края в районе озера Хасан.
     В 1939-м году – вооружённый конфликт на границе с МНР: с мая по сентябрь в районе реки Халхин-Гол шли непрерывные бои между советско-монгольскими и японо-маньчжурскими войсками.

     Наше правительство принимало меры по укреплению группировки сил на Дальнем Востоке, в том числе, авиации.
     Развернулась компания по набору молодёжи в аэроклубы.
     В самые отдалённые уголки страны, где зачастую жители и железной дороги никогда не видели, с целью наглядной агитации прилетали самолёты.
     Такое необычное событие произошло и в небольшой деревушке в предгорьях Алтая.
     Среди мальчишек, с любопытством и опаской рассматривавших диковинную машину, пилоты выбирали тех, кто посмелее, и облетали с ними окрестности.
     Ваня держался в полёте настолько бесстрашно и с таким интересом расспрашивал лётчика о загадочных цифрах и стрелках на приборной доске, что тот предложил ему сделать ещё один круг.
     А когда они уже прощались на земле, спросил:
    – Наверное, решил стать лётчиком?
    – Да, – коротко и уверенно ответил парнишка.

     Получив лётное образование и прослужив в штурмовой авиации пять лет, он усвоил главное: лётчик не только подчиняет себе сложную машину, чутко прислушиваясь к её внутренней жизни, но и полностью зависит от неё.
     И только составив с нею единый организм, способен на выполнение сложных  задач.
     Так было и на тренировочных полётах, и во время боевых вылетов в период Маньчжурской операции Советско-Японской войны 1945-го года.
     Тогда безоружный, на самолёте-корректировщике, снабжённом фотокамерами, Иван совершал облёт приграничной территории Маньчжоу-Го и проводил для обзора и анализа фотосъёмку целей, уничтоженных нашими штурмовиками.
     Его прикрывали два истребителя.
     Он остался цел. Но к окончанию этой непродолжительной войны фюзеляж  «корректировщика» был весь изрешечен осколками зенитных снарядов.

     Капитуляцией Японии завершился последний этап обескровившей наш народ Второй Мировой войны.
     Начались мирные будни военного лётчика.
     Сейчас, под ровный гул мотора, спокойно давая по внутреннему переговорному
устройству заключительные наставления находившемуся в задней кабине Юрию, Иван плавно вёл самолёт на снижение.
     Они приближались к аэродрому, ещё полтора года назад принадлежавшему ВВС милитаристской Японии.

     Крупная авиабаза (с двумя асфальтовыми взлётно-посадочными полосами и рулевой дорожкой; восьмью металлическими ангарами и двадцатью открытыми стоянками для самолётов) находилась в полукилометре от посёлка Найро.
     Оперативная ёмкость её оценивалась в одну авиационную дивизию.
     Ещё несколько минут – и самолёт примут надёжные руки членов экипажа.
     А после доклада командиру полка и недолгих разборов полёта лётчики поспешат к своим семьям.
     Иван отчётливо представил себе в одном из окон восьмиквартирного одноэтажного дома свою жену с их пятимесячной дочкой на руках.

     Впервые он увидел Машу весной 1943-го года на построении полка вновь сформированной авиационной дивизии  10-й Воздушной армии Дальневосточного Военного округа.
     Тогда ему в числе других молодых лётчиков присвоили первое офицерское звание: младший лейтенант.
     Его эскадрилья стояла в двадцати километрах от станции Завитая, где располагался штаб полка, и куда личный состав приезжал каждую субботу – либо в кино, либо на танцы.

     Иван любил танцевать с изящной голубоглазой девушкой, легко и без устали кружившейся под задушевные звуки баяна.
     Недостатка в партнёрах она не испытывала, и ему приходилось быть расторопнее, чтобы получить её согласие на танец.
     И, когда после окончания Советско-Японской войны их полк перебазировался на очищенный от японских войск Южный Сахалин, он уже не мыслил своей жизни без Машеньки.

     Иван мечтательно улыбался, вспоминая сейчас события недавнего прошлого.

     И вдруг…стало необычно тихо.
     Исчезла привычная вибрация корпуса самолёта.
     Произошло непредвиденное: сердце машины остановилось.
     Иван бросил взгляд на приборы – высота две тысячи метров.
     Все попытки запустить двигатель ничего не давали.
     Встречный поток воздуха вращал винт вхолостую.
     Стрелка высотомера угрожающе поползла влево.

     – Командир, что случилось? – послышался взволнованный голос Юрия.
     – Заглохли, Юра…попробуй запустить у себя!
     До аэродрома оставалось сорок километров.
     – Ничего не получается! – секунд через пятнадцать прокричал младший товарищ, – что будем делать?
     – Планировать, Юра, планировать, – Иван старался сохранять спокойствие.
     А сам с горечью подумал: «Если бы не над водой…дотянем ли до берега?»
     Самолёт терял высоту, стрелка подходила к критической для прыжка с парашютом отметке.
     Оставались считанные секунды для принятия решения, и любое могло стоить жизни обоим.

     Штурмовая авиация относилась к авиации сухопутных войск, поэтому самолёты не были оснащены спасательными плавсредствами.
     И, не взирая на то, что полёты проходили преимущественно над Охотским морем, лётчики на случай аварийной ситуации не имели даже спасательных жилетов.

     – Юра, открываем фонари!** – скомандовал Иван.
     Это было всё, что он как командир мог предпринять.
     Но приказ «прыгать» так и не прозвучал.
     Делая всё возможное, чтобы удержать машину в горизонтальном положении, Иван пытался отдалить встречу с водой. Но она неумолимо приближалась.
     И когда до берега оставалось километров десять, ледяной фонтан от винта, уже погружающегося в волны, обрушился на открытые кабины.

     Ему было двадцать четыре.
     Неужели конец?! – полоснула незнакомая, отвратительная мысль, вместо паники и страха вызвав внезапную злость, – Маша…ну, как же так? Нет…нет!».
     Он до боли стиснул челюсти и, закрыв глаза, потянул на себя штурвал.
     И в этот момент неожиданно ощутил очень слабый толчок.
     За ним – второй, третий…
     – Не может быть, – вслух произнёс Иван, боясь поверить в чудо.
Но двигатель действительно работал.
     – Командир…, – только и смог выговорить уже отчаявшийся Юрий.
     – Юра, держись!

     Самолёт удалось поднять всего на несколько метров.
     Иван не шевелился, опасаясь, что любая манипуляция с управлением может привести к остановке двигателя.
     Так, на «бреющем» они пошли к берегу.
     «Дотянем, дотянем, – как заклинание, мысленно твердил он, – нужно продержаться одну минуту, всего одну».
     На аэродроме уже заметили ИЛ-2, летящий низко над водой, и поняли: что-то неладно.
     Все наземные аварийные службы были готовы к встрече.
     Четыре километра, три – земля близко, но зловещая вода ещё ближе.
     Сердце самолёта работало неровно, из последних сил. В любой момент оно могло остановиться.
     Уже отчётливо виден был аэродром: строения, техника, люди.
     «Дотянем…ещё несколько секунд» – Иван затаил дыхание, впившись взглядом в берег.
     Последние метры над заливом – и шасси коснулись взлётно-посадочной полосы.
     И в тот же миг…двигатель заглох.
     Гася скорость, самолёт беззвучно катился по аэродрому. К нему отовсюду бежали люди.
     Товарищи помогли лётчикам выбраться из залитых студеной водой кабин.
     Иван и Юрий, неуклюже передвигаясь в отяжелевших мокрых меховых комбинезонах и унтах, в ответ на сыпавшиеся со всех сторон нетерпеливые вопросы твердили лишь одно: «Заглохли».
     Оба сейчас с таким же трудом верили в то, что всё обошлось, как ещё две минуты назад – в то, что могут погибнуть.
     Их срочно доставили в штаб полка, а самолёт тягач отбуксировал в капонир***.

     В большом необжитом кабинете горел свет.
     Двое молодых мужчин, одетых не по форме, грелись у «буржуйки» и пили горячий чай.
     За столом напротив сидел командир полка и делал записи, задавая им вопросы.
     Майор уже выслушал подробный доклад о происшествии, и теперь ему предстояло разобраться в его причинах и наказать виновных.
     ЧП удалось избежать, иначе его по головке не погладили бы.
     Но думал он сейчас больше о другом: «Как же повезло этим ребятам! Жизнь лётчика зачастую зависит от секунды, а судьба подарила им минуту – целую минуту».
     А вслух, удивив их своим неатеистическим заключением, майор, обращаясь к Ивану, сказал: «Да, лейтенант, видно, бережёт тебя твой ангел-хранитель».

     Среди девушек первой эскадрильи у Маши была самая «неженская» специальность –  мастер по вооружению.
     В её обязанности входило: подвешивание бомб в бомбовых люках; установка и зарядка пушек и пулемётов под плоскостями.
     Чтобы легче было нести со склада неподъёмную пулемётную ленту, она обматывала её вокруг туловища.
      – Что же ты делаешь, Маша? Ведь тебе ещё рожать, – ругали её сослуживцы мужчины, –  сказала бы нам. 
     В ответ, она лишь отмахивалась, смеясь.
     Работать приходилось в любое время суток и при любой погоде – самолёты всегда должны были находиться в боевой готовности.
     Особенно тяжело приходилось зимой в сорокаградусный мороз, когда при вкручивании взрывателя в бомбу оголённые пальцы примерзали к ледяному металлу.
     Но никто не сетовал на трудности, все понимали, что настоящие тяготы службы и смертельная опасность там, на западе, где шли ожесточённые бои с фашистами.
     Лётчики непрерывно атаковали командование полка рапортами с просьбой отправить их на западный фронт. Но ни один рапорт не был удовлетворён – они нужны здесь, на восточных рубежах, где уже собирались «грозовые тучи».

     Не взирая на пакт о нейтралитете, подписанный между СССР и Японией в апреле 1941- го года, Япония не оставила мысли о нападении на нашу страну.
     Была проведена скрытая мобилизация в Маньчжурии, и Квантунская армия увеличена вдвое.
     Одержав победу над фашистской Германией, СССР сосредоточил силы на ликвидации очага агрессии на Азиатском континенте.
     И 8-го августа 1945-го года объявил войну милитаристской Японии.
     Штурмовой полк, в котором служили Иван и Маша, был переброшен на границу с Маньчжурией.
     С полевого аэродрома близ небольшого села Тамбовка наши лётчики совершали боевые вылеты для нанесения ударов по военным объектам и районам сосредоточения вражеских войск в приграничной зоне Маньчжоу-Го.
     После полного разгрома Квантунской армии полк перебазировался на освобождённый от японских войск и ставший советским Южный Сахалин.

     Маша демобилизовалась, но, сменив форму сержанта и рабочий комбинезон оружейницы  на штатскую одежду, осталась работать в родном полку.
     Через месяц Иван сделал ей предложение и на новогоднем вечере представил командиру как свою невесту.
     Майор знал обоих со дня формирования полка и без колебаний дал разрешение на брак.
     Для Ивана Маша стала не просто женой, но соратницей и другом, хорошо понимавшим его и знавшим до мелочей опасную службу военного лётчика.


    
     Её волнение достигло предела: Ваня задерживался больше, чем на час.
     Она обежала всех соседей – офицеры были уже дома, но об Иване и Юрии ничего не знали.
     Наконец, кто-то сообщил, что они в штабе. А вскоре явился один из членов экипажа за тёплой одеждой для своего командира.
     Глядя в потемневшие от беспокойства глаза молодой женщины, он поспешил поклясться, что с её мужем всё в порядке. 


     Маша увидела его, стремительно приближавшегося к дому по расчищенной от снега дорожке военного городка.
     Он пристально всматривался в своё окно, зная, чем стало для неё время тревожного ожидания.
     Между раздвинутыми простенькими белыми занавесками, чуть розовеющими в лучах заходящего солнца, прижавшись лицом к детской головке, неподвижно стояла Маша.
     Иван невольно замедлил шаг, впервые поражённый этой картиной и, сглотнув подступивший к горлу ком, неожиданно для себя, лишь одними губами, неслышно прошептал: «Ангел мой…хранитель мой».



      * самолёт-спарка – самолёт с дублирующим управлением в задней кабине.

      ** фонарь – верхняя прозрачная часть кабины.
      ***  капонир – укрытие для самолётов.