Кем вы, лжецы, были бы без коллективизации?

      КЕМ  ВЫ, ЛЖЕЦЫ, БЫЛИ  БЫ  БЕЗ  КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ?

26-го октября сего года в 22 часа 25 минут «правдолюбцы» из НТВ обрушили на зрителей очередную   историческую ложь  под названием « Хлеб для Сталина. История  раскулаченных». Так  и  хочется  спросить  Пивоварова, Парфёнова, Коха, Хаматову   и других лжецов:  кем были их отцы и не отреклись ли они от своих отцов , как это сделали    В.Молотов,  С. Михалков,   Д. Лихачёв,  А. Твардовский,  Ч.  Айтматов,   В. Чкалов  и тысячи государственных и партийных деятелей, академиков, советских  писателей и журналистов,  деятелей культуры, капитанов социалистической индустрии, председателей колхозов и артелей?   Ведь в другом  случае предатели  в то переломное время не смогли бы вывести в тележурналисты и артисты  своих известных ныне чад!
А в патриархально-общинном  сельском хозяйстве  речистый Алексей с трудом добился бы должности свинопаса;  не менее затейливый Леонид –  был пастухом со свирелью, которому не доверили бы рекламу зубной пасты «Блендомед»:  русский же немец Кох – подмастерьем у колбасника. Худощавая  казашка Чулпан даже  не удостоилась бы сомнительной чести быть главной героиней бай - манапской  эротической игры под названием «Развязывание верблюдицы», во время которой голая молодуха на многолюдном тое не руками, а зубами, распутывает узел волосяного аркана на вбитом в землю колышке! А уж читать и писать без коллективизации  у нас в стране никто из них не научился бы ни за какие коврижки. И  невеждам  не ведом был бы самый пронзительный отрывок  из книги В. Чивилихина  «Память» стр. 9-11 (Изд. «Мектеп», 1987):  «Читать я научился очень рано. Вышло всё так. Долгими зимними вечерами  собирались с нашей окраинной улицы жены  кондукторов, машинистов, кочегаров, смазчиков, слесарей, стрелочников.    …Появлялась учительница из ближайшей школы. Я ждал её, как божество, потому что это было на самом деле божество.
- Добрый вечер, товарищи!- произносила в дверях.
  Прежде чем начать занятие, грела руки у раскрытой печки, они были насквозь прозрачные и совсем красные.   И вот божество  разворачивает рулоны бумаги, вешает листы с большими буквами на стенку, близ лампы, чтобы  повидней было, и начинает. Женщины какими-то чужими, деревянными, ненатуральными голосами повторяют: «Мама моет Лушу» или «Мы едем в Москву. Хором ладно получалось, а по отдельности  ученицы стеснялись, запинались, подолгу думали над каждой буквой, и я нетерпеливым шёпотом начинал им подсказывать. Однажды произошёл случай из всех случаев. Угол подальше от лампы  всегда занимала одна тётка с конца нашей улицы. Ходила она в чёрном платке, таком же платье, и ещё помню, я очень боялся её тёмного корявого лица. Когда читали все вместе, она беззвучно шевелила губами, но самостоятельно не могла назвать ни одной буквы, лишь испуганно смотрела на учительницу или тупо, тяжело молчала. Я даже думал, что она не умеет разговаривать. И вот
Случилось не понятное и для моей головёнки, даже, можно сказать, страшное. Всё шло своим чередом. Произносили хором  какие-то слова. И вдруг эта тётка закричала грубым голосом:
- Что же это деется бабы?! Читаю! Сама! Грамоте знаю, бабы!
Она шагнула вперёд и упала лицом к полу. Учительница хотела её поднять, только сил не хватило, а тётка  не давалась, начала тыкаться изрытым оспой лицом в её белые чёсанки-валенки, обняв их руками. Учительница кое-как вырвалась, почему-то заплакала, выбежала наружу, где трещал январский мороз, а я на печке заревел благим матом, испугавшись, что тётка покусала волшебству  ноги и первая моя учительница больше никогда к нам не придёт».
На эту же тему написал замечательную повесть  «Первый учитель» и  киргизский  писатель, лауреат Нобелевской премии Ч. Айтматов.  Но  в лживом фильме   не нашлось  добрых  слов  ни про избы-читальни,  ни про сельские клубы,  ни про школы, ни про бесплатные фельдшерские амбулатории и районные лечебницы,  ни про детские ясли и сады, благодаря чему ещё до Великой Отечественной войны на территории   РСФСР, да  и в национальных республиках тоже,  были побеждены всеобщая неграмотность населения  и  вековые смертельные инфекционные болезни людей  типа холеры, чумы, оспы, сифилиса, малярии, туберкулёза! Авторы очередного пасквиля (после «Анатомии протеста-2») не нашли время и желания отыскать в нашей стране честных долгожителей, которые честно рассказали бы о  жизни раскулаченных крестьян  до и после коллективизации. Моя матушка, Акулина Митрофановна Глибоцкая, родилась в 1904-м году. Вышла замуж и жила до коллективизации  в многолюдной семье  Ставицких в Оренбургской области. Их признали кулаками за 25 десятин земли, две лошади, 10 коров, 10 свиней и 20 овец, и домашней птицы без счёта. Разносолы в семье были 3-4 раза в году, на Престольные праздники, а в будни - варили 2-х ведёрную кастрюлю похлёбки, правда, с мясом, колы не було поста, да огромную сковороду картошки.  Так вот матушка  до самой смерти в 1982-м году  кляла свою  покойную свекровь Агриппину  за то, что та, ведьма, будила снох в 4 часа утра и заставляла  бедных, ткать вручную холст. Ни простынь, ни наволочек, ни исподнего белья из этого холста в доме не полагалось, ибо свекор, «шоб вин сказывся», запрещал эти излишества под тем предлогом, что мы «не ахвицера якы-небудь»! Никаких там женских поясов, или  гигиенических прокладок не было и в помине.  В их семье были специальные валенки, в которых женщины в «критические дни» по очереди ходили без чулок целый день, а дурную кровь выливали из обуви вечером, перед сном! Таким образом, готовый  холст жадная свекровь складывала в свой комод. А когда «вона померла, шоб её чорты в аду в горячей смоле варили до сих пор», то   той холст, шо  скупердяйка  колысь сама ткала, будучи снохой, превратился в труху! «Хиба так можно було измываться над нами? – не переставала, помню, удивляться  матушка. Так во время короткого сна молодухи  вставали покормить грудных дитяток, да новорожденных телят, поросят и ягнят, которых держали на первом этаже  в соломе на полу. Вонь була, як в хлеву.  За лучинами надо было глядеть, чтобы не погасли, «або красного петуха в гости не позвали». Мыла свекор не разрешал покупать, злыдень, мылись золой. Голову сушили в домашней печке, о ваших фенах, даже в сказках не упоминалось. Да что там фен? Заготовлять впрок продукты не умели. Тико капусту с яблоками квасили в кадушках.  Кое-шо из мясных и молочных продуктов  хранили в погребах со льдом, да в колодцах с холодной водой. А вот коптить свиные окорока, чи колбасу изготовить возили  к немцам-колонистам за 300 вёрст. О консервировании чи мариновании слыхом не слыхивали, да и  стекляных  банок с крышками тогда не продавали. - Мама! – удивлялся я, - А разве трудно было сделать коптильню для себя в своём  селе? - Да не принято это  было.  –  отвечала несчастная женщина, - Да и хто знал из  наших крестьян  як окорок засолить, як селитрой мясо помазать, якими опилками дымить? Это сейчас у вас, диты,  не жизнь, а сущий рай, ей-богу. Электрический свет и водопровод с канализацией у  квартирах, паровое отопление, пылесос, стиральная машинка, радио, телевизор – тико  живи, аж помирать не надо! Вы будете смеяться, но  мени хотилось бы дожить до тих рокив, колы люды  на Луне поселяться! А мы с женой, глупые, в ответ ей: - «Ха-ха-ха! Ну, мама,  и запросы у тебя»! И это мечтала женщина, которая после раскулачивания  два года побиралась  по дворам, а её первые два сыночка-близнеца умерли у неё на руках от голода.  «Боялась, -говорила, - общего одеяла в колхозах. А теперь, думаю,  якому чёрту я була нужна под тим одеалом?» Муж её, мой отец, был  эти годы в заключении, ходил под конвоем на стройки объектов социалистической индустрии.  Но он  остался живым,  чтобы зимой 1941-го  года   пропасть  без вести  в  боях  под Москвой в составе  Панфиловской мусульманской  дивизии,  которая вкупе с Народным  ополчением из столичных горожан и Сибирскими  православными дивизиями,  остановила фашистов вопреки нынешним поповским сказочкам о победе над гитлеровцами  какой-то чудотворной  Казанской  иконы  Божьей матери, которую-де  или сам Сталин, или Молотов,  или  будущий военный преступник  Жуков обвозили, дескать,  вокруг Москвы на самолёте?!  А может его расстреляли палачи из заградительных отрядов, которых служил отец нашего президента Путина. Я у мамы 9-й  ребёнок по счёту, но моих братьев и сестёр уже нет в живых. И только счастливый случай спас нас с братом-близнецом от смерти из-за дикого суеверия в народе. В первые месяцы 1942-го года, когда у полугодовалых крошек  началась голодная водянка, Акулина Митрофановна решилась-таки  сдать двойняшек в районные детские ясли,  несмотря на клятвенные уверения соседки, десятипудовой тёти Васёны, о том, что там  у крошек берут кровь для раненных красноармейцев. -«Хай здыхають не на моих очах!» - решила отчаявшаяся женщина, на руках у которой оставалась ещё 15-летняя дочь Шура с врождённым пороком сердца, и 3-летняя дочка Нюра. Месяц она не ходила в детские ясли за мёртвыми телами, пока оттуда не пришло письменное извещение навестить близняшек, в противном случае их сдадут в приют! Пошла со слезами на глазах, а там ей выносят сытых и здоровых карапузов без каких-либо признаков кровопийства! Сестра Шура вскоре умерла из-за сердечной недостаточности. Моего брата-близнеца случайно застрелил в восьмом классе из старо-старой берданки наш одноклассник Володя, оба они любили возиться с оружием. Я благодарен моей счастливой  судьбе за то, что моя мама 18 лет перед своей смертью жила в моей семье с доброй снохой и с двумя любящими её внуками.  И я не боюсь оказаться  неблагодарным к матушке с батюшкой за то, что  с ужасом теперь думаю: без коллективизации  кем бы я был? Избегнул бы того идиотизма сельской жизни? Стал бы  инженером-строителем?  Объехал ли по своему  желанию  половину Союза ССР пока не осел в самой Москве?  Стал ли членом Союза писателей РФ?  Нет, нет и нет!  Да, я не  оправдываю лютую жестокость во время коренного перелома патриархального уклада жизни советских крестьян и скотоводов.  Но ведь  первыми войну против своего народа  начали не большевики, а русские цари и их министры: Пётр   Первый  Антихрист, Николай Первый Палкин, Николай Второй Кровавый, да Аракчеев  с избиением до смерти шпицрутенами крестьян и солдат, да Столыпин с его виселичными галстуками  и  вагонами…  Но про этих мучителей  своего народа  сегодня только и слышишь  хвалебные оды от лукавых  на язык и не благодарных коллективизации  тележурналистов с канала НТВ.