Дьявольские козни герцогини Милявски

Рассказ участвовал в конкурсе мистических историй
на сайте "Литературный альманах АвторЪ",
вышел в полуфинал



Этой ночью пан Брылянски, глава городка Лиледзь, в полном беспорядке раскинувшегося на берегу реки Лудка, дает бал в родовом замке в честь помолвки младшей дочери Эльжбеты. Небольшие узкие улочки, где приютились различные ремесленные мастерские: вкуснопахнущие пекарни, починочно-пошивочные цеха и ближе к окраине сыродутные кузни, а также широкие проезды с каменными домами готической архитектуры для вельможных семей – все сходились к центральной площади с ратушей и часовой башней. Там же у костёла святого Анджея рядом со стеной из многоцветных витражей, стиснутых вертикальными ребрами между контрфорсами и изображавших блаженство святой жизни, но подальше от дверей с нависающими над ними арочными тимпанами, усеянными рельефами со сценами Страшного суда, толпился простой люд. Невзирая на заведомое предупреждение верующих об опасностях греховной жизни, в кои входили и сплетни, они обсуждали новость. Приглашения в замок получила вся местная знать, мало-мальски участвующая в официальной жизни Лиледзи.


Месяц назад пан голова не забыл прислать курьера с пригласительным письмом и для герцогини пани Милявски, полноправной хозяйки богатого поместья, доставшегося ей в наследство от странной тетушки Совильи.


– Пани герцогиня, вы слышали? На рынке говорят о приезде к господам Брылянски благородных гостей из столичного королевского города Кракова. Вот бы их увидеть, хоть краешком глаза, – тараторила служанка Крыся, ловко закалывая булавками подол платья хозяйки.
– Неужели молодой инфант приедет тоже? Цветочница сказала, – она слышала от покупателей, – он душка! – следом за Крысей швея Сара подшивала подол и вынимала булавки, накалывая их на фартук.
– Какие еще новости в городе? – равнодушно спросила герцогиня.
– У инфанта есть личный секретарь, – рослый красавчик с тонкими французскими усиками и ямочкой на подбородке, – по стати и манерам он не уступает вельможному господину, изъясняется на семи языках.
– Много мелете обе попусту, прикусите ваших болтунов! Совсем распустились!


Девушки обиженно замолчали.
– Ах, как много материи нынче уходит на платье! – посетовала герцогиня.
Крыся и Сара переглянулись, многозначительно подняв брови, подавили смешок. Скаредность богатой хозяйки шатко балансировала между добродетелью и пороком.


Герцогиня пани Милявски отпустила швею и служанку, помогавшую одеваться, и критически осмотрела наряд. Венецианское зеркало в серебряной оправе, – наследство дражайшей тетушки, – послушно воспроизвело высокую молодую женщину с тонким девичьим станом. Гордый изгиб шеи, холодный взгляд темно-серых глаз, надменное выражение лица и плотно сжатые тонкие губы дополняли портрет «ледяной» особы. Черное с розовыми клиньями платье из плотного шелка – ее новая прихоть, – пожалуй, опять вызовет приступ словоохотливости у местных сплетниц.


Узкий лиф с треугольным мысиком на юбке нигде не морщит, вообще сидит как на манекене. Мода французского двора докатилась и до польских земель. Затянутый до легкого неглубокого вдоха корсет со шнуровкой на китовом усе позволял его обладательнице дышать лишь верхней частью легких и слегка диафрагмой. Но для светской красавицы в полном расцвете сил к этому не привыкать – маленькой порцией воздуха больше или меньше – мелочи. Чего только не вытерпишь ради привлечения предмета тайного обожания. Герцогиня Милявски вздохнула так тихонечко, чтобы китовый ус не врезался в ребра, и выдохнула через рот, сложив губы маленькой буковкой «о». Она где-то слышала, что такое дыхание способствует расслаблению мышц и хорошему настроению.


Женщина продолжала разглядывать платье, – к новой вещи надо успеть привыкнуть, чтобы она стала второй кожей. Пышные на плечах рукава-фонарики заканчивались на запястьях узкими манжетами на застежках-крючках. Верхняя юбка на кринолине лежала правильными встречными складками.


  «Короче», – таинственно хмыкнула она. – «Начало новой любовной истории положено. Осталось продумать интригу, и тщательно сплетенная ею паутина будет почти готова к воплощению». Герцогиня Милявски ласково улыбнулась отражению и подмигнула. Отражение раздвоилось, подмигнуло ей, и двойники опять слились воедино. Вмиг мраморно-холодное лицо оригинала по-детски озарилось мечтой, стерев морозную печать гордыни. Да, она умела менять выражение лица, словно балаганные актеры театральные маски.


***

«Ку-ка-реку!», – пропели громкоголосые откормленные петухи, приветствуя вечернюю зарю. Дворник зажег газовые фонари на подворье, отбрасывающие неясные тени на заросли подстриженного шиповника, незатейливо притулившегося под окнами хозяйской спальни. Кучер подал к парадному расписную карету, запряженную шестеркой гнедых лошадей, и подобострастно распахнул дверцу. Герцогиня села в карету, на запятки вспрыгнули пара дюжих мужчин, – бывших наемников из королевской армии, – вооруженных короткими и широкими киличами и обученных сабельному фехтованию в пешем бою.


Победное завершение Казимиром IV Тринадцатилетней войны, ознаменовавшееся полным поражением Тевтонского ордена и подписанием бумаги о признании себя вассалом польского короля принесло «счастливую пору славы» стране. Польская школа фехтования, использующая хитрые приёмы парирования и рубящих ударов, считалась теперь сильнейшей в Европе. Несмотря на мирное затишье в Речи Посполитой и золотое время, наступившее для расцвета городов Гданьска, Эльблонга, Торуни и Лиледзи, усердно помогавших королю в борьбе против крестоносцев, – порой в эти леса заглядывали рыцари ордена, не брезговавшие мелким разбоем. Так что личную охрану герцогиня пани Милявски лишней не считала.


Из-за макушек кряжистых дубов робко выглянул молодой месяц, на безоблачном иссиня фиолетовом небе обозначилась звездные брызги белых, синих, малиновых и желтых капелек ночи. Романтически настроенная женская натура мысленно сложила из них сердечко. Где-то в ветвях заухал невидимый филин. Быстроногая шестерка лошадей, весело фыркая и громко цокая подковами, резво несла повозку вперед. Путь до замка панов Брылянски, в общем-то, близкий, – занимал около получаса по лесной просеке. Герцогиня отхлебнула из флакона настойки из лепестков чайной розы, заботливо приготовленной домашним лекарем, утерла губы тыльной стороной перчатки и откинулась на подушки. Под мерное покачивание добротных рессор и ритмический перестук копыт она предавалась грезам.


***

Она думала об удаче, везении и фортуне. Сколько она себя помнила – ей везло в любом мало-мальски стоящем деле. Везло всегда и везде – ангельски в мелочах и дьявольски по-крупному. Стоило задумать любую авантюру, продумать её хитросплетённые аллюры, зигзаги удачи и выбрать нужных партнеров в игре, – выходило точно по плану. Она умело режиссировала спектаклем, дергая за ниточки марионеток, подпавших под ее власть и призрачное обаяние.


Сколько герцогине лет не знал и не ведал никто. Одни говорили, что пани Милявски помнит старушку – прабабку инфанта, – бывшую ей подругой детства. «Да-да, ту самую королеву Ядвигу, преклоняющуюся перед Тевтонскими орденоносцами. Пока старушка правила, то не одобряла шляхетские желания победить грозного врага, чтобы возвратить выход к Балтике. Причина? Она любила греться у камина и жаловалась на вечно промозглую погоду и сырость. Не верите? Спросите об этом великого магистра ордена Конрада фон Юнгингена, ведь он ухлестывал за герцогиней в юности».


Другие сомневались: «Этого не может быть, потому, что не может простой человек, не имеющий тайных знаний, посвящения в тамплиеры или высокий сан инквизиторов, жить так долго и оставаться молодым. Нашли что вспоминать! Власть от магистра давно уж перешла к его брату Ульриху». Третьи крестились и шептали на ухо соседям: «Ведьма, она ведьма, и по ночам из печной трубы вылетает на метле. Нет, мы не видели, но слышали – ураганный ветер давеча завывал над крышами, бешено крутил флюгера и рвал на части кровлю. А хор кошачий в полночь? Коты просто обезумели, глядя на сырный круг луны, – до утра рулады выводили, спать не давали. Это ее рук дело!».


Четвертые оставались скептиками: «Человеческая зависть – дело обычное. Герцогиня Милявски несомненно была бы милашкой, если бы не ее скверный характер и жутчайший гнев, охватывающий ее разум временами, когда она топала ногами, бесновато кричала на прислугу, распаляя внутренний огонь необузданной злости все больше и жарче. После чего безумица конвульсивно билась на полу в истерике и жевала ковер, пуская слюни. Да ей лечиться надо! Слава святым Анджею и Магдалине! В оные времена сожгли бы ее на костре».


***

Замок панов Брылянски. Перед парадным множество карет подъезжающих гостей. Слуги мельтешат меж кучерами и дворецкими, наперебой старясь угодить господам.
– Добрый день, пани Милявски! – поздоровался главный дворецкий замка. – Как доехали?
– Быстро, – коротко ответила герцогиня, опираясь на протянутую руку поджарого пожилого человека. – В доме тепло?
– В бальной зале и гостиной с утра горят камины.
– Хорошо.
Под руку с дворецким они поднялись по ступеням, накрытым красной ковровой дорожкой, и вошли в дом.


Отполированный паркет, расписные потолки с фресками на библейские темы, тысячи свечей в люстрах, зеркала в полный рост, тяжелые пурпурные шторы и бархатной обивки диваны с гнутыми спинками по столичной моде составляли довольно богатое убранство бальной залы. Танцмейстер в зеленом, расшитом серебряными нитками, коротком кафтане, белых чулках и туфлях с золотыми пряжками суетился около оркестрантов, отдавая последние распоряжения. Пан и пани Брылянски здоровались лично с каждым гостем.


– Добрый вечер, пани Милявски! Вы очаровательны, герцогиня, как всегда. Всех затмите сегодня вашим нарядом, – выдал неуклюжий комплимент пан Брылянски.
– Благодарю вас, пан голова, – кивнула герцогиня, сделав книксен.


Она присела на диванчик, рассматривая гостей и обстановку. Знатные дамы и господа прибывали в большом количестве, выводя в свет отпрысков на выданье – стеснительных молодых девушек, впервые примеривших бальные платья, и петушащихся молодых людей, разудало соперничающих между собой в витиеватом красноречии.
 

Мужское холостячество Лиледзи мотыльками слетелось на огонь горячих страстей, бурлящих в знатном обществе, не ради одного знакомства с будущими невестами, но скорее ради связей с полезными людьми, могущими помочь в продвижении карьеры.
 
Младшая дочь хозяина – хорошенькое и наивное дитя шестнадцати годков, – несколько лет воспитывалась в строгих католических традициях в монастыре святой Каталины в Италии. После обучения в школе святош она целый год была затворницей замка. Сегодня девушка впервые увидит столь многолюдное общество и познакомится с женихом. Конечно же, будущего мужа привлекало богатое приданое невесты, назначенное ее родителем паном Брылянски, но и прехорошенькая внешность панночки Эльжбеты играла не последнюю роль в браке по расчету.


«Расчет!» – подумала герцогиня, поправляя складки платья. – «На этом-то и нужно строить интригу». Приданое девушки, – а это немалый куш в виде имения с пахотными землями в предместье Кракова, – заинтересовало герцогиню давно. Повода как-то не было заняться этим доходным вопросом.


***

«Ага, вот и наша невестушка показалась», – обрадовалась искательница приключений. Герцогиня поздоровалась с девушкой и пригласила панночку Эльжбету пройтись по бальной зале:
– Я знаю новые «па» дворцовой мазурки, хотите, покажу?
– О, пани Милявски, я буду рада выучить их. Пойдемте в каминный зал! Там большие зеркала, и в них все видно, – загорелась юная красавица, неискушенная в светских манерах и не знакомая с возможными кознями милых соседей.
   
   
– Так, пани Эльжбета, стойте в третьей позиции, правая ножка впереди, приседаем в деми-плие, а руки делают препарасьон и плавно раскрываются в стороны. Веер держите в правой руке цепко, но небрежно. Широкий шаг вперед и два шажка коротких следом. А теперь балянсе, балянсе и тур-поворот. Движение начинаем из-за такта. Вдох. Раз, два, три, и… раз-два-три!
– Ха-ха-ха! Ну как, получается? – рассмеялась пани Эльжбета и, вспомнив наставление аббатисы из монастыря святой Каталины, смущенно прикрыла рот веером, – ведь смех почитался чем-то очень неприличным для порядочной девушки.


Герцогиня укоризненно посмотрела на нее. Щеки толстушки раскраснелись, выдавая пышущее здоровьем тело девственницы.
– О да, ваши движения красивы и правильны. Продолжим? Раз-два-три! Тур, еще тур, хорошо!
– Ой, больше не могу, голова закружилась!
– Держитесь за мою руку и идемте к зеркалу! Сейчас все пройдет. Отвлеките внимание на прическу, поправьте локон. Что ж, недурственно. А теперь посмотрите на меня, там же за стеклом. Какого цвета у меня глаза?


Эльжбета разглядывала отражение герцогини, ее стильный наряд, заморское колье из редкого голубого жемчуга на мраморно белой коже шеи и миндалевидной формы глаза. Темно-серые волны предштормового моря обдали девушку полярным холодом. Взгляд пани Милявски проник в ее душу, плоть и кровь. Эльжбета вздохнула полной грудью, а выдохнуло уже отражение герцогини:
– Цвета моря, у вас глаза. Что это, я в вашем теле? Пани герцогиня, скажите, это сон?
– Да, милая невеста, это сон. На ближайший вечер или …грядущие семьдесят лет. Мы поиграем, вы будете герцогиней, а я вами. Хорошо?
– Я не согласна.
– Как можно не соглашаться со сном? Вы бредите наяву или просто почиваете, спите… Ваш разум дремлет, вы – это я, я – это вы…
Новоявленная герцогиня побледнела и упала в обморок.
– Эй, кто-нибудь, – мнимая пани Эльжбета отвернулась от зеркала и кинулась в бальную залу. – На помощь, герцогине плохо!


***

Гости и слуги кинулись на зов, – первые посмотреть, вторые помочь. Танцзал почти опустел. Поверхность одного из зеркал зарябила, подернулась серо-серебристым туманом, и легкое дуновение эфира изнутри просочилось в этот мир. Зеленоватый светящийся кокон поменял цветовую гамму на желто-коричневую и обрел плоть в виде молодого человека, точь-в-точь личного секретаря инфанта. Мелкие круговые волны жидкого стекла разгладились, поверхность зеркала затвердела, не повредив амальгамы.


– Уф, проход между мирозданиями открылся удачно! Надеюсь, я не опоздал и угадал с датой? – сказал молодой человек, поправляя бутоньерку на воротнике кафтана. – Ну-с, поищем нашу любвеобильную пра-пра… сто раз «пра» тетушку, герцогиню пани Милявски. Надо сорвать ее коварные планы. Исправим историю, а заодно и родословную нашей фамилии, – ведь наследственная болезнь, уродующая психику каждого третьего потомка, нам ни к чему. Вперед!


Семейный лекарь панов Брылянски энергично растирал виски лжегерцогини уксусом.
– Она очнулась! – загудели в толпе.

Герцогиня Милявски недоуменно взирала на собравшихся зевак и, кажется, ничего не помнила из только что произошедшего.


– Добрый вечер, герцогиня! Вам уже лучше? Разрешите представиться, я, Жан Жак Совильи, дальний родственник вашего кузена по материнской линии, – поздоровался он с пра-родственницей. – Позвольте поцеловать ручку?
– Вот как? А где ж инфант? – поинтересовалась она, разглядывая секретаря.
– Сейчас прибудет, если вы не против, я его встречу, – он откланялся и вышел из залы.


– Доброго здравия, ваше высочество, – Жан Жак Совиль лихо щелкнул каблуками, приветствуя инфанта у парадного крыльца.
– Вижу, – ответил тот, лениво обводя глазами полупустую гостиную. – Будет ли здесь весело?
– Кто ж знает, провинция! Но местных прелестниц я уже успел заметить.


***

Панночка Эльжбета во весь дух устремилась по лестнице в свою комнату наверху. Она кинулась к зеркалу, и… о, ужас! На этот раз что-то пошло не так. Вместо единой личности невесты Эльжбеты, как задумывалось, на нее смотрело два отражения: левое было герцогиней Милявски, а правое – пани Эльжбетой. Кем же она выглядит на самом деле? Она схватилась за голову: «Две личины в одном теле! О боже, – это одержимость бесами»!
– Не будем нервничать, дорогая, – сказала дама отражению. – Позовем прислугу и узнаем, кого же та увидит.


Руки потянулись к колокольчику. Дзинь-дзинь! Дверь открылась, появилась полусонная служанка:
– Чего изволите, пани Эльжбета?
– Поправь мне бант на юбке, похоже, он развязался.
– Сию минуту, – служанка присела, проверяя крепость узла.
Из чего получалось, что внешность у нее пани Эльжбеты, а разум герцогини Милявски. «Это радует! Надеюсь, все-таки, истинная одержимость бесами мне не грозит».


В это время в комнату влетела разъяренная герцогиня:
– Вы, вы, что наделали? – обратилась она к панночке, грозно сдвинув брови.
Но тут заметила, что рядом с хозяйкой ползает на коленях нежелательная свидетельница:
– Воо-н отсюда! – возопила она в приступе бешенства на служанку и затопала ногами.
Она сжала кулаки, истово потрясла ими перед носом девушки, исказив лицо в жуткой гневливой гримасе. Служанка не на шутку испугалась (кто этих господ разберет?!) и, не вставая с четверенек, быстренько выползла из покоев госпожи.


Пани Эльжбета села в кресло, раскрыла веер и рассмеялась:
– Браво, вы забрали все мои скверные привычки и черты характера. Меня же будут отныне считать ангельским созданием на вашем фоне, вельможная герцогиня пани Милявски!


Герцогиня метнула в нее испепеляющий взгляд и вытерла потное лицо:
–  Я знаю, что вы задумали, – хотите отобрать у меня жениха? Раз я наполовину вы, то чувствую вашу любовь к нему. Воровка! Крадете мою молодость, судьбу и жениха в придачу. Я тоже не лыком шита, и в монастыре мы не одним танцулькам обучались. Разные науки давались желающим их воспринять. Об алхимии и медицине наслышаны? Две личины в одном теле считаются одержимостью бесами или болезнью, именуемой шизофренией! А оная передается по наследству. Понимаете, что родословная нашей фамилии будет не лучшего качества? Я вынуждена буду обо всем рассказать духовнику и моему, пше праша, теперь вашему жениху. Нас обеих упекут в желтый дом или сожгут на костре! Вы этого добиваетесь?


– Ты не столь наивна, как я думала, – пани Эльжбета потерла виски. – Во-первых, я хотела лишь пошутить. Во-вторых, да признаю, на этот раз я где-то ошиблась с полным раскладом сил. Давай договоримся, мы обе отдохнем, и после бала я попытаюсь вернуть все обратно. Сей момент я устала. Считай этот вечер просто игрой, – не каждый день выпадает возможность посмотреть на себя со стороны, не так ли? Давай выпьем бургундского вина и поиграем! Сегодня у тебя помолвка, так я не подведу, обещаю…


***

– Дорогие гости, дамы и господа, встречайте наследника и единокровного брата великого магистра Тевтонского ордена Конрада фон Юнгингена, вельможного пана и рыцаря Ульриха фон Юнгингена! – представил церемониймейстер присутствующим и панам Брылянски вошедшего не очень молодого человека. Рыцарь, претендующий на руку пани Эльжбеты, выглядел бравым воином с благородной сединой в волосах. Он твердой походкой подошел к хозяевам и галантно поклонился.


– Приветствую вас, вельможные паны, пан и пани Брылянски! Мне оказана честь быть приглашенным и принятым в вашем доме. Позвольте преподнести мои скромные подарки, добытые в походах и боях по югу Европы, – соболиные и лисьи меха, восточные пряности и специи, редкие розовые и лавандовые масла, испанские и португальские вина, золотые украшения с самоцветами.


Пани герцогиня Милявски нервно кусала губы, а невеста пани Эльжбета просто светилась от счастья: «Ульрих, милый Ульрих! Он так похож на брата Конрада, правда каким тот был в этом же возрасте, я успела забыть». Девушка милостиво улыбнулась, а «отец» сказал:
– Добро пожаловать в наш дом, дорогой гость! Мы искренне рады, а наша дочь пани Эльжбета в восхищении!


Грянул оркестр, бал начался. Жан Жак Совильи не отходил далеко от герцогини Милявски, пожирая пратетушку глазами. Он пытался понять, что-то такое необыкновенное и недозволенное она уже сделала или же пока только собирается с духом? Неожиданно перед герцогиней вырос герой вечера, Ульрих фон Юнгинген:
– Разрешите вас пригласить на мазурку, пани Милявски?


Он закружил ее по залу и зашептал на ухо:
– Я все помню, герцогиня! Вы бывали у нас в гостях, и я дико ревновал вас к брату Конраду. Сюда же приехал с целью увидеть и отыскать с юности милое и знакомое мне лицо. Вы ничуть не изменились, пани герцогиня Амалия Милявски!
– О помолвке с пани Эльжбетой не забыли, рыцарь Ульрих?
– Тактический ход. Толстушка невеста – лишь пешка в моей игре. Забудем о ней! Эту ночь я хочу провести с вами, дорогая!


Музыка смолкла, они раскланялись. Герцогиня выбежала из зала на свежий воздух. На улице под каштаном Жан Жак Совильи и нашел тетушку. Ее душили и смех, и слезы одновременно. «Как только она вернет привычный облик, попросит батюшку отказать в браке развратному Ульриху!» В конце концов, обида схватила ее за горло, и женщина не на шутку разрыдалась. Молодой человек утешал «дальнюю родственницу» как мог. За этим занятием их и застали Ульрих с мнимой пани Эльжбетой.


– Я внучатый племянник герцогини, – оправдывался Жан. – Тетушке что-то нездоровится этим вечером. Пожалуй, мне нужно проводить пани Милявски до дому.
– А что, милая Эльжбета, давайте, мы все вместе проводим герцогиню! Заодно прокатимся, подышим свежим воздухом?
– Замечательная идея! – согласилась «невеста».
– Карету пани герцогини Милявски, карету! – прокричал дворецкий.


Места хватило всем, кучер тронул поводья, лошади заржали и поехали легким прогулочным шагом. Воздух и впрямь веял вечерней прохладой и запахами ночных фиалок, прелью старых опавших листьев, северным ветром с Балтики и, конечно же, навозом. Не успели они въехать в лесную дубраву, как раздался залихватский свист. Слева, справа и спереди дорогу им преградил отряд разбойников:


– Стой! Тпру, удалые!! Панове, выходьте из кареты, это будет наша повозка!


Охрана герцогини завязала бой, круша киличами ближних грабителей. Но отряд разбойников не иссякал в числе. Мужчины, Ульрих с двуручной саблей гросс-мессер и Жан с дубинкой, кинулись им на помощь. Четверо смелых, – кучер был бы пятым, если бы не кинулся со страху в лес, – против десятка оголтелых наглецов сражались в кромешной темноте, практически посылая удары наугад. Женщины в карете слышали то глухое перестукивание палок или дубинок, то звонкий визг клинков, то боевые возгласы нападающих, то стоны обороняющихся…


И вдруг наступила тишина – ватная всепоглощающая, морозом страха пробирающаяся под одежду, липкой влагой застывшая на щеках, под носом и в уголках глаз. Обе дамы зашмыгали носом, вытащили откуда-то из рукавов платочки и, стараясь не дышать, вытерлись. Завыли где-то шакалы, – знать с высокогорных долин Татр спустились отары овец. Зафыркали испуганно лошади. Герцогиня Милявски толкнула дверцу, выглянула наружу. Тучи расступились, пропуская мертвенно-бледный свет от молодого месяца. Совиная тень промелькнула над местом битвы. Женщины несмело вышли из кареты.


– Ульрих, – негромко позвала одна.
– Жан, – окликнула другая.
– Пресвятая Дева Мария, спаси и помоги! – всхлипнули обе, найдя обоих спутников лежащими поверх груды чего-то копошащегося, на что и смотреть-то не хотелось.


Женщины взяли Жана за руки и за ноги, – он был полегче, – и с трудом перетащили его в карету. Затем вернулись за Ульрихом. Тяжеловесного рыцаря им пришлось тянуть волоком за полы кафтана и с отдыхом. Мокрая дорожка тянулась следом, не предвещая ничего хорошего. Чудом они втащили в карету и его. Пани Эльжбета осталась внутри экипажа, герцогиня Милявски села на место кучера:
– Но! Поехали, залетные! Давайте, давайте, рысью. Но! – герцогиня жестко хлестнула по бокам крупа ведущей лошади. – Рысью, волчья сыть! Рысью!


Повозка объехала препятствие в виде большой темной кучи, набрала скорость и быстро покатилась к замку. От тряски всхлипнул Жан, громко застонал Ульрих.
– Вы живы! – вскрикнула пани Эльжбета. – Слава боже, тебе, и всем святым!
Всю дорогу девушка поддерживала то одного, то другого, чтобы они не сползали на пол, трясущийся на ухабах.


***

Рассвет застал настоящую пани Эльжбету на коленях перед святым образом Девы Марии. Она истово молилась о спасении души своей и неразумного жениха Ульриха. Закончив молитву, девушка добавила:
– Я больше так не буду, честное слово!
С горящей свечки капал воск на блюдце. Девушка задула огонь, сложила заветный листок вшестеро и спрятала его на груди. Она поспешила вниз проведать болящих.


– Не советую моих пациентов до выздоровления никуда перевозить, – сказал лекарь, вытирая полотенцем руки. – Хотя раны сложные и не смертельные, уход все равно им нужен длительный и хороший. Важно не допустить нагноения и воспаления. Я пошлю за опытными сестрами милосердия в Краков, через пару дней они будут здесь.


Он откланялся хозяйке, взял саквояж и вышел. Женщины оставили сиделок при больных, и направились в столовую. Проходя мимо зеркала, они замерли перед ним, разглядывая друг друга. Что изменилось? Отражения их стали цельными и неделимыми, каждая пребывала в теле, данном от рождения.


– Пани Милявски, я должна признаться кое в чем, – робко начала разговор пани Эльжбета и потупила взор. – Однажды я разбирала старые документы нашей семьи в библиотеке дедушки и нашла дневник некоей Совильи. Я подумала, что это какие-то любовные истории, и хотела узнать о том, как любили люди, жившие до нас. Открыв первую страницу и пробежав глазами робкие стихи и далее ее письма, я не могла оторваться от чтения до последней страницы. Между письмами оказался листок с заклинанием о смене личины. Когда вы начали игру, я тоже прочитала это же заклинание, поэтому-то мы и стали обе половинчатыми. Я вспомнила, действие чар проходит, если прочитать текст задом наперед, что ранним утром я и сделала. Простите меня, ради бога!


Герцогиня пани Милявски вздохнула, вытерла лоб платком, погладила девушку по плечу:
– Спасибо за отвагу и поучительную историю. Наши мужчины живы – это главное, слава святым! Я тоже должна кое-что рассказать.
– Вот как?
– Да. Эту ночь я не сомкнула глаз, сидя рядом с ранеными и проживая день за днем свою жизнь, перебирая яркие светлые и темные эпизоды моей биографии. Жан Жак бредил и говорил странные вещи. А я слушала и слушала, удивлялась сказанному. Из далекого будущего он пришел именно ко мне, чтобы предотвратить ошибки родословной линии, возникшие по моей вине. Ах, как я не дальновидна! Он вызвался помочь мне не совершить главного просчета – не играть с переменой личины, дабы не забрать вашей молодости и не лишить брака с Ульрихом. Тогда страшная болезнь одержимости не коснется наших общих потомков, я не враг им, – герцогиня расчувствовалась и всхлипнула. – Я ни на что не претендую, выходи замуж за Ульриха, и у вас будут чудесные дети. Кстати, Жан Жак Совильи и ваш далекий потомок по дедушкиной линии. Так случилось – судьба кинула его в предместье Лиледзи сражаться не столько за прошлое герцогини Милявски, сколько за ваше будущее, пани Эльжбета. Вы теперь понимаете, что с заклинаниями нужно обращаться крайне осторожно?


– Надеюсь, понимаю. Слава Деве Марии, все хорошо, что хорошо кончается, – согласилась девушка. – Я больше не буду, честное слово! Вы не сердитесь?


Герцогиня шумно высморкалась в платок, глаза ее просветлели:
– Мы обе были не на высоте, дорогая пани Эльжбета. Приглашаю вас в столовую откушать чаю с круассанами! У меня появилась гениальная мысль: герцогине пани Милявски давно пора писать мемуары о Тевтонском ордене, она много знает такого, о чем даже не догадывается королевский летописец. Как говорит Жан Жак, мои еще не родившиеся легендарные записи – просто дьявольские козни одной именитой особы, – и они станут необыкновенно бесценными в будущем, но это совсем другая история…