Владимир Луговской. Часть первая

Мы сидим в студенческой аудитории.
Нас четверо. Все живём поэзией, горим её испепеляющим огнём.
И сами тоже пробуем свои робкие силы в стихотворчестве.
У нас есть кумир.
Это, на наш взгляд, великий поэт современности Владимир Луговской.

Звучат в тишине его стихи.
Серёжа Карнеев слушает молча. Он всегда сосредоточен, замкнут в себе.
Эдик Карпухин отбивает рукой ритм поэтической строки.

Я читаю:

Ты зачем сегодня к морю приходила?
Это ведь нечестно, не по правилам игры.
Но какая в море сдержанная сила,
Как суров и вечен силуэт горя!

Витя Савченко вскакивает с места.
Он восторженно восклицает:
- Нет, вы только вдумайтесь в этот контраст – суровая сдержанность моря и несдержанность женщины!
«Ты зачем сегодня к орю приходила?». Вся жизнь состоит из контрастов.
Надо говорить так, как Луговской – спокойно, ясно. Научиться бы.
- Научимся, – отвечает Серёжа Карнеев, – у нас всё впереди.

Нашего любимого поэта Владимира Луговского давно нет на свете.
Его жизненный путь был сложен и неоднозначен, как и у большинства творцов.
Но со всеми сложными поворотами судьбы он навсегда остался идеалом, к которому хотелось хотя бы приблизиться.
Удалось ли?

В моей книге «Прикосновение» есть стихотворение, которое я нигде больше не перепечатывал.
Оно – о моих друзьях, об их судьбах.
Я хочу привести это стихотворение здесь целиком.

Каких друзей мне молодость дала!
Беспечных, безоглядных, бескорыстных.
Но право на верёвку или выстрел
Швыряла жизнь булыжниками зла.

Сиюминутность горькую забыть
Им было не дано неблагодарно.
Никто не увернулся от удара,
Никто не уклонился от судьбы.

Давно друзьям я писем не писал,
Их общий адрес почте не подвластен,
И телефон, смолчав на слове «Здравствуй»,
Не исказит хмельные голоса.

Но каждая тревога или боль,
Передаётся им необъяснимо,
И, долгим покровительством хранимый,
Могу ещё я быть самим собой.

Мне видятся – акация в цвету,
Бездумный день, жара, начало мая.
И мы идём, друг друга обнимая,
В необъяснимость, в бездну, в пустоту.

И мы идём, неспешные друзья,
А солнце преломляет наши тени.
И всё дрожит, как сквознячок весенний,
Неведомый намёк небытия.

Мне попалась в руки старая, пожелтевшая фотография.
Мы четверо обнялись перед фотообъективом.
Может быть, это было единственное свидетельство нашей духовной близости накануне вступления в большую жизнь.
Снимок куда-то исчез вскоре после написания стихов, которые я привёл выше. Я многократно перерыл весь дом.
Нет его нигде.
Словно, выполнив свою странную миссию, он тоже канул в небытие.

Братства давно нет.
Судьба избила, исхлестала всех нас, перекорёжила, переломила  по одному, как тонкие прутики.
Ни один из нас не сказал своего единственного, высокого, решающего слова.

Витя Савченко застрелился в конце семидесятых.
Он шёл по жизни, предъявляя к ней завышенные требования.
Реальность обманула его. Витя не выдержал разочарования.

Серёжа Карнеев сгорел, погас, как зыбкая искорка на ветру.
Был он самым талантливым, самым возвышенным из нас, всю жизнь поклоняясь двум  химерам – Поэзии и Женщине.
Девочки на курсе смеялись:
- Серёжа, скажи мне – «ты»
Он пыхтел, краснел, напрягался и едва выдавливал из себя:
- Как я могу сказать вам «ты»? Ведь вы женщина.
Подразумевалось, «вы существо иного, высшего порядка».
Серёже нужно было родиться в девятнадцатом веке.
Двадцатый оказался для него слишком жесток.

Тысячи испытаний выпало на долю Эдика Карпухина.
Покончил жизнь самоубийством после Афгана его любимый старший сын, его гордость.
Потом тяжёлая болезнь свалила его с ног.
Необычайно одарённый, сочинявший пронзительные стихи, он не мог найти издателя для своих стихов
и вынужден был унижаться перед сильными мира сего, чтобы опубликовать хоть часть своей прекрасной лирики.

О себе не говорю.
По воле недоброжелателей, я на долгие годы был отлучён от творческой жизни,
скитаясь по пыльным таджикским дорогам.

Друзья! Всё, что случится – это где-то впереди, за неведомым перекрёстком.
А сейчас мы просто сидим в студенческой аудитории.
Звучат в тишине стихи нашего общего кумира – Владимира Луговского.
Эти стихи находят отзвук в наших молодых сердцах.
Всей своей трудной судьбой Луговской связан с Востоком. Мы тоже живём на Востоке.
Его творчество – настоящее откровение.

Таких стихов никто до него не писал:

С первым ветром весны торопись на Восток,
Где качается мак – огнекрылый цветок,
Трактористы костёр зажигают в ночи,
Кличут в тихих ущельях седые сычи.
Будет узок твой путь или, как море, широк,
С первым ветром весны торопись на Восток.

Я читаю:

Там парным молоком закипают сады! – и выглядываю в окно.
Весь мир одет в бело-розовый наряд. Цветут знаменитые таджикские абрикосы.
Весна!
Весна – в душе. Весна – в мечтах.

Он, великий волшебник – Луговской – дал нам крылья.
Мы пройдём по жизни в обнимку с его поэзией.
Это так замечательно и знаменательно.
Наш кумир живёт почти рядом – в прекрасном городе Ташкенте.
Можно съездить и поговорить с ним. Можно подарить ему свою влюблённость.
Можно! Можно! Всё можно!
А жизнь непредсказуема.

Немного странно – почему замечательный московский поэт Владимир Луговской живёт в Ташкенте?
Об этом мы ещё ничего не знаем. Все откровения придут позже.
А пока с нами только его стихи, спутники на всю жизнь.

                Р.Маргулис