Егоркины сказки - в день Матери

***
Всех старых коров отправляют на бойню


Егорка старательно выводил петельную загогулину, в школе это называлось – пропись.
Я смотрела в «дневник», на сантиметровую домашку по окружающему миру – «праект из листов».
– Сын, это как?
Егоркин пожал плечами:
– Сказали: пойти в лес, взять листы, принести в школу.
Я присела рядом:
– Зачем?
– Чтобы было.
Мне стало смешно. С такой надобностью можно что угодно принести.
– Сын, а в лес идти обязательно?
– Нет. Можно из-под окнов нарвать.
Я не стала поправлять, «из-под кого». Оделась, вышла к подъезду. Надо было уши обмотать: октябрьский ветер срывал последние проекты вперемешку с полузамерзшими каплями.
Так, сначала ива. Ты у нас плакучая, королева осеннего сплина, аккомпаниаторша разнесчастных любовей.
Теперь берёзка – тотем Есенина и «Любэ» вкупе с Безруковым.
Далее – советского образца шумливый клён.
И какая-то фигня в крапинку. Осина? Кой знает, дома разберёмся.
Дома уже работал компьютерный зал: сын самозабвенно гонял синего ежа, венец инженерной мысли японских извратов.
Я выложила богачество на стол. Взяла степлер. Егорка левым глазом отследил телодвижения.
– Мам, ты чего?
Я крепила листья к цветастой бумаге.
– Хочу, чтобы было красиво.
– Нам сказали: просто принести.
– И что? Это же я для себя делаю.
– А… тебе опять грустно. Ты пока не старая. Так что можешь не беспокоиться.
Я отвлеклась от крапинок.
– Не поняла?
Сын притормозил ежа.
– Ну, женщины грустят, когда они старые. Ты ещё весёлая. Тебя рано на бойню.
О как.
– А что там с бойней?
– Как что? Всех старых коров туда отправляют.
Я на всякий случай улыбнулась пошире.
– Значит, я корова?
– Нет, ты – классная тёлка. Мне один мальчик из класса про тебя сказал.
– А-а-а.
Я повертела ватман с листьями. Красотища… Надо подписать.
– Егор, мне нужна твоя помощь!
Сын гыкнул:
– Попроси по-пусяцки, ласково.
Я представила на голове рога и с чувством протянула:
– Му-у-у-у…

***

Соплячья война


Сын смотрел в математический учебник.
– Мам, почему дети должны учиться решать тупые задачи?
О как… Я мягко отвлеклась от общения по скайпу. Подошла к столу, отыскала глазами текст задачи: «У Вовы пять линеек, а у Мити шесть. Cколько линеек у них вместе?»
– Ну почему тупые?
Егорка хмыкнул:
– Пацанам делать, что ли, не фиг, как линейки собирать и потом ими меряться, у кого больше?
Как бы объяснить, что в призме некоторой сферы жизни подобные соревнования у мужчин – очень даже логичная и весьма полезная штука?
– Знаешь, представь, вместо линеек – карточки со Spider Man.
Сын сморщил бровки:
– А сразу дядя не мог написать современный учебник. Ну, там, про то, что нам интересно?
Ну вот как ответить, что дядя мог, но либо ему не дали, либо это есть суть какого-то заговора. Дебилоидов.
Сын любовно вывел «Ответ: 11 (лин)» и захлопнул тетрадь.
– А теперь моделирование вселенной! Полчаса.
Я начала торговаться:
– Пятнадцать минут.
Егорка показал язык:
– За столько минуточков я не успею ни одного криэйча засоплячить.
Криэйчи (creatures), скользкие создания с липкими конечностями, копошились на экранчике в преддверии межгалактической разборки.
Я присела рядом. Сын подставил щёку:
– Целуй, и я пошёл на соплячью войну!
Я поцеловала:
– Возвращайся, я буду ждать.
Егорка отмахнулся: типа, не мешай.
Я не мешала. Просто смотрела на грандиозные замыслы в формате одной крохотной компьютерной баталии.
Мальчикам нужны войнушки. А девочкам – мальчики, которые не могут жить без войнушек. И пока они бьются и бьют своих демонов, мы ждём их. Преданно и верно.
Любыми. Израненными. Почти обессиленными. Но не сломленными. Героическими.
И мужественными.


***

Рукавички для снеговика


Снеговичок был старый. Слепленный несколько дней назад. Ещё до морозов. Числа второго-третьего. Стоял с похмельной улыбкой из рябинкиных горошинок. С абсолютно нерождественским настроением.
Рядом в сугробе сынишка долбил лопаткой замёрзший наст. До подъезда было метров пятьдесят. Но на морозе такая дистанция увеличивалась…
Блин, да какая фиг разница, на сколь она там увеличивалась. У меня дубел нос, щёки и пальцы. Причём на всех конечностях сразу. Несмотря на использование мною продукции нашей лёгонькой промышленности из козьего пуха и кроличьего меха.
Егорка сказал, что до конца туннеля осталось пять минут. А посему, мать, давай представь себе что-нибудь тёплое. И дай додолбить начатое.
Я оптимистически оглянулась по сторонам в поисках возможных вариантов для того, чтобы скоротать время. Ни луны, ни прохожего. И никакой дворово-бездомной живности. На первый взгляд. На второй годился грустный уродец с рябиновой издёвкой. Ладно, поехали…
Я приветливо улыбнулась:
– Слышь, давно стоишь?
Снеговик опасливо покосился на сына. И неуверенно отчитался:
– Дней пять.
Я кивнула, типа, понятно. Снеговик в ответ отколупнул одну рябинку. Типа, улыбнулся.
И добавил, что зябко. Я согласилась. Ну что же делать, зима всё-таки. Ну, потом, Урал. Чай, не Мальдивы. Снеговик в ответ протянул что-то из разряда «всем там быть бы». Я тут же представила, как я с сынишкой запихиваю снеговика в переносной холодильный чемодан и еду в аэропорт. Забавно.
Я достаточно откровенно передала свои эмоции по поводу возможной реакции таможенников на появление сего трио. В ответ снеговик залихватски заржал. Егорка перестал долбить, подошёл к нам. Спросил, куда мы собрались. И когда вылет.
Некоторое время мы наперебой выкрикивали возможный исход этого… не совсем адекватного отпуска.
Наконец, когда слёзы и смех закончились, снеговик вдруг серьёзно так уточнил, а нет ли у нас в доме старых варежек. А то руки мёрзнут.
Я посмотрела на абсолютно круглые плечи просителя и тактично уточнила, а на что их надевать. Рук-то ведь нету. Снеговик грустно ответил:
– Вот поэтому и мёрзнут.
Егорка тут же обнаружил какие-то веточки. Мы быстренько смастерили более или менее прочные держалки для варежек. Моих, между прочим. Ну что ж делать, коль Рождество. И принято дарить подарки… И потом, Мальдивы ещё никто не отменял. Тем более, что снеговик пообещал вернуть козьи обогреватели, как только закончатся морозы.
Мы мило распрощались, я отыскала в снегу рябининку и объяснила, что возьму на память. Мало ли. Ну, там, внезапная оттепель – и не успеем пообщаться ещё. Снеговик молча кивнул. Егорка помахал ладошкой, и мы пошли.
Дома я положила рябиновое зёрнышко сначала в «памятливую» шкатулку. И только уже ночью достала его, потеплила в ладошках и спрятала в один из маминых цветочных горшков. Даже если не вырастешь, всё равно – тебе там тепло. И уютно. Как дома. Когда все живы. Здоровы и любят друг друга.


***

Любить Бога



Сижу в кафешке, ем пошлый гамбургер, пью химическую шипучку, наблюдаю за бегающим на детской площадке сыном.
Идиллия вторника.
Махонький выходной.
Скоро сдам Егорку няне и поеду с подругой в караошку.
Буду напрягать голосовые связочки, петь лирические куплетики, коверкая язык английскими рифмами «When I was young…»
Когда я была молода и безудержно попаста, юноши складывали свои сердца штабелями в мою честь. И не ждали моей благосклонности. Знали, что девушка умна и разборчива до безобразия.
Прошли года. Поток юношей неугасаем. Неистончаем, впрочем, как и моя мадам Сижу.
Попа моя по-прежнему упруга и сочна. А шкала разборчивости просто сходит с ума от набора качественных характеристик.
Первое – он, мой потенциальный возлюбленный, должен быть Богом.
В принципе, на этом всё и заканчивается.
Остальное я сделаю сама.
Если Богу моему будет потребно выращивать планктон на Марсе, я терпеливо буду ждать его положенные 580 дней. Или сколько там ещё понадобится.
Не важно, я придумаю, чем занять свои мозговые полушария.
Я буду верной. Я рожу нашу дочь и начну рассказывать ей каждый день о том, какой у неё героический папа.
И вот однажды, когда ты возвратишься, я подзову тебя к её колыбели.
А ты стряхнёшь с вороных висков звёздную пыль и протянешь ей свою обветренную ладонь:
– Дочь, я дарю тебе эту звезду. Её зажгла твоя мать. Её свет сделал многое. Он помог мне не сойти с ума. От одиночества и боли. Вот здесь. Слышишь? Оно бьётся. И всё это для тебя. Весь свет далеких планет. Это всё для тебя. Твоей улыбки. И твоих бесконечно счастливых глаз.


***


Академия Падших Ангелов


Звук был чистым. Как пение клинка за мгновение до посвящения…
Удар был быстрым. Как… как бы это попроще сказать-то, а… придумал… убийственным.
Упал прямо на спину. Лежу, думаю, как вставать буду. Рядом снег, луна и солнце. Значит, зима. Сумерки. И лес.
Слышу – шаги. Глаза открыл. Дивчина, вся в сиреневом. Смешная такая. На взрослую похожа. Но сердце молодое. Смотрит. И не боится. Я подмигнул. Она прищурилась. И кивнула. Смотрю – за её спиной маленький человек. Ребёнок. Точно, дитя. Такой же глазастенький. Наверное, отпрыск. Или как там… по-ихнему… сын?
Дивчина присела. Вся в очочках, умненькая. Руку протянула к крыльям. Коснулась… тихо так… нежно…
И опять не боится. И не смущается…
Вот как я, например…
Какого фиголька она меня видит?! Алло, вы! Там! Наверху! Почему она меня видит? Вопрос понятен?
Пока я возмущался, сын её присел рядом, коснулся пальчиком щеки. Горячо…
– Дядя, а ты почему ещё живой? Летел быстро, должен был разбиться. А вот и нет. Лежишь и улыбаешься. Больно ведь…
Я приподнялся. Сплюнул.
Мальчик потрогал пальчиком лужицу.
– Дядя, а почему кровь у вас синяя? Вы мутант или трансформер?
Я на всякий случай кивнул. Дивчина помогла мне встать. Сильная. Даже слишком. И в глаза так долго смотрит. Не помню, кто из наших так может.
И почему молчит? По идее, должна орать или хотя бы просто говорить. А эта…
Тут до меня дошло…
– Вы скажите что-нибудь. Я отвечу. Я не глюк. Я на самом деле. Упал вот. К вам.
Дивчина кивнула. И спросила.
– Вы надолго?
Откуда я знаю.
– Как пойдёт… Я в лесу?
– В парке. Тут недалеко дома. Спальный район. Вам к кому?
Если бы к тебе…
– Не знаю.
Ты посмотрела на сына. Тот пожал плечами.
– Мам, к нам его нельзя. Пусть в лесу живёт. С белками.
Ты вздохнула:
– Сын, нельзя его к белкам. Он в дупло не поместится.
Голос у тебя… певучий…
Мальчик критически оглядел мои крылья.
– Тогда пусть перья режет. И к белкам. Орехи кушать.
Не то чтобы мне становилось как-то не по себе. Но ситуация немного начинала выводить из себя. Меня не предупреждали, что я встречу парочку видящих. Да ещё с таким… оригинальным чувством юмора. Мои измышления прервал звук сотового.
Пришла СМС-ка. Ну наконец-то, проснулись… Типа, подтвердите запрос на переброску. И отправьте координаты. Счас я вам отправлю!!! Вашу ж прародительницу!
Ты посмотрела на сотовый. Я виновато улыбнулся:
– Меня обратно. Точнее, в другое место. Ошиблись… Слегка… Вас как величать?
– Елена. А вас?
Я покачал головой.
Ты не обиделась. Просто погладила сына по голове. Он улыбнулся, помахал мне левой варежкой и послушно потопал обратно к снегокату.
Я не знал, что делать. Обратно в Академию? Не примут. Значит, всё-таки в другое место…
Не хочу.
Не хочу отсюда.
Хочу вот эту луну, вот этот парк. Хочу тебя. Умную…
Будь что будет…
– Лена… Никто не узнает.
Она сняла очки, закрыла глаза и прижалась ко мне.
Так близко… как близко…
И я не смог… я не смог… я обнял.
И мы стояли. А затем… я поцеловал её.
Я поцеловал тебя, стараясь всем телом запомнить твой запах.
А потом полетел.
Изредка касаясь своих горячих губ.
По щекам текли слёзы.
Было невыносимо легко и непереносимо одиноко.