Одиночество в сети. ОН

Рассказ о Нем

II

До сознания доносился ужасный скрежет, и Он попытался открыть глаза. Ужасно болела голова. Почему Ему всегда достается «по башке»? Слабое место? Или наоборот эрогенная зона? Не смешно… Просто уже потерял счет черепно-мозговым… Откуда такой ужасный звук? А вообще-то... где Он?
Он привстал и попытался оглядеться в кромешной темноте… Пахло сыростью и еще чем-то прокисшим… Хорошо еще, что обоняние давно сдает, это избавляет от многих неприятных впечатлений…
Он прислонился к стене и попытался вспомнить события прошлой ночи. Но в памяти возникали только какие-то бессвязные отрывки. Он хорошо помнил, как он ходил к Ней. Поздравлять с праздником. Относил подарок – большую картину, на которой он написал Ей свои стихи. Она приняла его с надменной снисходительностью. Хотя конечно же обрадовалась – Он это почувствовал. Ему так хотелось от Нее тепла. Сердечности. «Телячих радостей», которые всегда отвлекали Его от мрачных мыслей. А еще ему хотелось Семьи. Вокруг Нее всегда витал какой-то неуловимый домашний запах. И надежда, что этот запах для Него. Что Он вписан в Ее жизнь, а главное в Ее мысли, раз и навсегда. Ведь Он когда-то поставил на карту все. Все. Даже Ту, которая бесспорно любила Его больше всего на свете. Просто Он не знал, любил ли Он Ее когда-нибудь по-настоящему. Она была нужна Ему. Просто нужна. Очень. Пока не появилась та, Другая. Как Ему казалось тогда, Настоящая. Которая манила, и будила воображение. Которая всего лишь дала намек, положив нога на ногу, и вот уже вся Его жизнь полетела в тартарары!... Но в этот раз чуда не произошло. И они опять поссорились. Ссора постепенно переросла в скандал, ужасный и чудовищный по своей сути и размаху. Да… уж. Сменил «мечи на орала»… И она орала... орала... орала... Его мягкими руками писателя эти «орала» не перековать уже больше ни на что…
Он словно отмахнулся от горьких воспоминаний, которые вдруг нахлынули в памяти, потряс головой. Голова ответила очередным приступом боли и он застонал. «Да где я все-таки нахожусь? Нет, надо по-любому вспоминать…»
После неудачного визита, в котором Он потерял клок волос, выбил палец, и избавился, наконец, от последних иллюзий, Он долго бродил вокруг Ее дома. По инерции, наверное… Надежда умирает последней. Из недолгого опыта общения с Ней, Он знал, что ЭТО может пройти. Проходило же раньше… Потом от горечи и обиды, Он поплелся к реке… Вода всегда успокаивала Его, умиротворяла… Набережная была практически пустой. И было очень холодно. Он зябко кутался в свое вечное пальто, стараясь не думать о том, как тепло и безмятежно там, в Ее уютном гнездышке…
На набережной вдруг появилась разношерстная компания. И Он, как бездомный пес, потянулся к ним, скорее не для общения, а просто так, потому, что делать было больше нечего… Молодые ребята явно куда-то собрались: у них были рюкзаки, дорожные сумки, гитара… Компания расположилась на большой скамейке недалеко от того места, где стоял Он. Самый веселый из них взял в руки гитару и уверенно провел по ее струнам… Ну хоть что-то… Хоть какое-то отвлечение! Когда второй парень – коренастый крепыш стал доставать из пакета еду и бутылки, Он не спеша подошел к ним.
«Привет, братки! Не возражаете, если побуду недолго с вами?» - он неуверенно остановился неподалеку от скамейки, на которой расположилась компания.
«Да чего возражать. Располагайся. Все свои. Сам откуда будешь?» - вывалил сразу же все вопросы деловитый крепыш, нарезающий крупными кусками колбасу и сало.
«Из Москвы. А вы местные? Или проездом?» - вообще-то Его не особенно интересовал ответ. Он просто спросил это для поддержания разговора.
«Да мы из разных мест. Вон Витек, друган наш, из местных будет. – Витек, на которого повернулся крепыш, кивнул головой, - А мы… Мы музыканты. Не бременские, конечно, но тоже, очень бродячие».
Он покачал головой, бесстрастно наблюдая, как его собеседник деловито по-хозяйски «накрывает на стол». Сделав все необходимое, парень потер рука об руку, потом поёжился и, откупорив водку, подтолкнул его плечом: «Выпьешь за наш отъезд?»
"Да как не выпить!" - уж у кого - у кого, а у Него была тысяча поводов, чтобы выпить… Он поднял на здравицу перед собой бутылку и просто сказал: «Ну, легкой вам дороги, ребята!» Сделал большой глоток и вытирая тыльной стороной ушибленной руки рот, вполголоса добавил: «Да и мне тоже».
Дальше стало намного веселее и интереснее. Потому, что немного согрелись, расслабились и перезнакомились. Да и не суть была в знакомстве. Просто подняли Его любимую тему о музыке. Он знал об этом много: интересовался, читал, да и своих мыслей было навалом, куда ж их деть… Постепенно выпивка закончилась, и Он тоже немного скинулся с ними на новую бутылку из тех оставшихся денег, которые Ему дала в дорогу мать. Дебаты о музыкальных группах и редких записях продолжились. За разговорами и выпивкой, время летело незаметно, и вот уже неспешно подкрался вечер. Ребята всей толпой двинулись на вокзал. Он пошел с ними, потому, что деваться было некуда, а уезжать еще пока не хотелось. Была надежда, что Она «отойдет». Раньше же «отходила». Он очень на это надеялся. И ждал.
Но проводы были короткими, компания уехала. Дружелюбный Витек залихватски хлопнул рукой на прощание, а на вопрос: «Не знаешь, браток, где бы можно было вписаться на ночь», только пьяно мотнул головой в знак того, что это не к нему.
Оставалось снова попробовать пробиться к Ней. Или искать вписки по старым связям, которые Он за годы семейной жизни почти совершенно растерял. Он какое-то время раздумывал, с чего бы ему начать, и, присев, в зале ожидания на свободное место в уголке, решил началь с самого главного: набрал на мобильнике Ее номер. Бесстрастный голос автоматического оператора сообщил ему, что абонент недоступен. Он вздохнул и решил поискать другого ночлега. Где-то недалеко от вокзала жили знакомые. Конечно, прошло уже много времени, в течение которого они не общались, но попытаться стоило. Телефона их Он не помнил, вернее даже никогда и не знал. Записная книжка, верная когда-то его спутница, была давно потеряна. Как и многое-многое другое в Его жизни... А тысячи других спутниц... И Он пошел наугад по заснеженной улице, вспоминая каким-то шестым чувством дорогу к людям, которые могли бы дать ему временное убежище. Улицы по случаю праздника были совершенно безлюдными, так что, в случае чего и спросить дорогу было не у кого… и Он просто брел по обледенелой мостовой, кутаясь от промозглого ветра в старое пальто, и стараясь не вспоминать о том, что произошло сегодня утром, да и вообще, не думать. Неширокая дорога постепенно свернула куда-то в подворотню, и Он растерялся, потому что совершенно не помнил, куда нужно идти дальше. Внезапно перед глазами чуть в отдалении возник призрак женщины. Память подсказывала, что где-то здесь должна быть булочная, рядом с домом знакомых, которых Он и пытался разыскать, и Он решил спросить эту Женщину... Но она, как будто почувствовав, что Он подойдет, торопливо вспорхнула куда-то, и исчезла… Пошатавшись изрядно по району, Он совершенно замерз и понял, что не может найти дорогу. Силы таяли, истощенные утренними расстройствами и последующими возлияниями… Хотя, конечно, расстройства забирают куда больше сил и нервов, чем возлияния… Он в нерешительности остановился, потому, что не знал, куда идти дальше. И тут Он вспомнил, что у одного из его бывших одноклассников есть здесь родственники, которые могут его вписать. Уповая на Бога и провайдера, Он по памяти набрал незамысловатый номер. Объяснив, что поругался со «Своей» и негде ночевать, Он попросил договориться о ночлеге, хотя бы на одну ночь. Парень сказал ОК и уже через 15 минут перезвонил Ему, сказав, что родственники в отъезде, но у них есть знакомая, которая могла бы вписать Его, но «только на одну ночь». По сбивчивому объяснению парня, Он понял, что для того, чтобы найти нужный адрес, необходимо будет вернуться на вокзал, так было бы проще. И если бы Он уже так сильно не продрог, то, наверное, так бы и сделал. Но тратиться на городской транспорт Он считал пустым переводом денег. К тому же, Он всегда хорошо ориентировался на местности. И, покрутив головой по всем сторонам света, Он решил, что идти ему надо… вон к тем ближайшим домам, чтобы выйти на Проспект.
Так и сделал. Но за ближайшими домами Проспекта Он не нашел, к тому же не смог пройти дальше: все было перегорожено из-за стройки. Он повернул было назад, но снова попал в настоящий тупик. В душе появилась досада. Где-то совсем рядом Его ждёт тепло и ночлег, а Он самым дурацким образом заплутал в совершенно непроходимых проходных дворах. Вот вроде бы где-то здесь, а выходит, что нет… Плюнув мысленно в сердцах, Он уже решил действительно возвращаться назад. Но раздумывал, не лучше ли перезвонить однокласснику... как вдруг немного поодаль вновь возник силуэт той же женщины, что и недавно. Он ускорил шаг, и, не теряя времени, подлетел к ней, чтобы спросить, где Он все-таки находится. Увидев Его, женщина развернулась и деловитой походной шагнула навстречу. Подойдя ближе, Он робко и как-то виновато ей улыбнулся. Улыбка всегда располагает людей к общению. Он знал это наверняка.
«Ну?»- развязно спросила она Его и выжидающе подняла к нему лицо. Она была довольно молодая, и, в общем-то, складная, маленькая, но какая-то чересчур вертлявая.
«Что, ну?» - недоуменно спросил Он и, копируя ее жест, так же повел лицом вверх.
«Ну что, ты идешь? - спросила она, - или будем и дальше по улицам таскаться?»
«Иду, конечно же. А куда?» - Он решил ей подыграть. Где-то глубоко в душе Его рассмешило то, что она приняла Его за другого. Но Ему это было на руку, и Он радовался выпавшей Ему возможности где-то «перекантоваться» этой тревожной ночью.
Девица деловито взяла Его под руку и потянула во внутренние дворы, туда, куда бы Он сроду, наверное, сам не пошел никогда. Хотя бы из чувства самосохранения, которое редко Его подводило. Какая-то скрытая тревога приглушенным зуммером витала вокруг… Но выбор был небогат. И Он шел, едва поспевая за юркой спутницей, которая чувствовала себя здесь, как рыба в воде.
Они прошли какие-то дворы, нырнули в проходные подвалы, потом обошли вокруг довольно большого и недавно реставрированного старинного дома, потом перешли по переходу, снова нырнули во дворы… От холода и беспросветного ожидания, хмель в голове уже почти развеялся. Но загадочное путешествие впечатляло, и Он мог бы поклясться, что самостоятельно ни за что не нашел бы эту дорогу снова. Пройдя очередной виток спусков-восхождений, девица вывела Его в полуподвальную парадную очень старого дома. Постучав три раза в грязную, но довольно крепкую на вид дверь, она немного посторонилась. Дверь через какое-то время приоткрылась, и в дверном проеме показалась совершенно седая голова старухи с давно немытыми волосами.
«Явилась - не запылилась?» - деловито спросила бабка, явно обращаясь не к Нему и протянула руку.
«Деньги давай», - сказала жеманно девица, поворачиваясь к Нему и заинтересованно заглядывая в глаза.
«Какие деньги?» - ошарашено спросил Он и испуганно перевел взгляд с девицы на бабку.
«Опять – двадцать пять!» - удрученно выдала бабка и добавила: «Везет же тебе на ТАКИХ, Стрекоза!»
Девица вздохнула, и устало вынесла приговор: «Ладно, давай пятьсот»
Он с минуту раздумывал. В кармане оставались деньги на дорогу домой. Но Он усмотрел в этом приключении знак и решил: раз все так повернуло в жизни, значит, мне не нужно ехать домой. "Жизнь предлагает мне остаться. Пока что за 500 рублей…" Кончиками пальцев Он нащупал одну из купюр и осторожно потянул её из кармана.
«Держи. А куда идти?» Девица выдернула купюру из протянутой руки, небрежно вложила в старушечью руку и дернула Его за полу пальто: «Сюда» - кивком головы она показала на соседнюю дверь. Отделившись от стенки, Он с нескрываемым интересом пошел за ней. Его глазами предстала малюсенькая по-дурацки обставленная комнатка, в которой главной и единственной достопримечательностью была широченная кровать. Рядом ютился небольшой столик…
«И сколько я могу здесь оставаться?» - осторожно спросил Он и опасливо покосился на нее, потому что в этот самый момент, сняв куртку и сапоги, она стала расстегивать брюки.
«Сколько-сколько… Как управимся… Пока я здесь, ты точно будешь здесь оставаться» - она некрасиво оскалила далекие от идеала зубы и повернулась к нему спиной, стягивая с себя свитер. От неожиданности и понимания происходящего Его передернуло, он вытянул вперед руку, как бы останавливая ее, и торопливо выкрикнул: «Стоп! Погодь, это ошибка. Ты меня не за того приняла». Девушка медленно повернулась, не опуская рук со снимаемым свитером, и как-то зло посмотрела Ему прямо в глаза.
«Нет, ну и сколько это еще будет продолжаться?» - устало спросила она, снова натянула свитер, и, сделав руки самоваром, выжидательно смотрела на Него.
«Я… Это.. Ну, ёлки-палки… Я не специально. Перепутали мы с тобой друг друга! - выпалил Он первое, что пришло Ему в голову. – Меня девушка должна была ждать, по вписке. От знакомых…» Он говорил все более неуверенно. В голове пронеслась тысяча мыслей о том, как могло произойти это недоразумение. Все было очень похоже на «подставу», но... не могло же это произойти с Ним!
Девица поняла, что перед ней не клиент, а какой-то совершенно непонятный заблудший человек. С глубоким вздохом, она взялась за сапоги, надев которые, она потянулась за курткой. Он молча наблюдал за ней и неуверенно топтался в дверях.
«А как же деньги?» - спросил Он.
«Деньги? - девица скорчила глупую мину, - ну давай попробуем…» - и она вышла в коридор и громко постучала в дверь старухи, которой накануне они отдали 500 рублей. На стук никто не ответил и не вышел. Девка постучала еще, потом еще и еще. Никто не открывал. В конце концов, она повернулась к дверям спиной, и со всей силы стала долбить ногой в дверь. Спустя целую вечность, на протяжении которой она не прекращала своего натиска, она внезапно остановилась и замерла…
«Плакали твои денежки, дружок» - покосившись на Него тихо сказала она…. И направилась к выходу, четко меряя шагами грязный пол парадной, картинно выгнув худую шею и задрав нос.
«Эй, погодь, да постой ты! - Он догнал ее в самых дверях на улице. – И как же теперь? Мне ночевать негде. Да бабка стопудово внутри! Ты, это, подумай, может как-то можно на вписку устроиться? Я, это… я без претензий… и без приставаний. Да хрен с ней, с пятихаткой! Просто правда очень нужно где-то переночевать».
«А… я помню эту шутку, насчет водички попить…» - она скривилась с брезгливой гримасой.
«Да нет, правда, шут с ними, с деньгами. Ну нет, так нет. У тебя вписка есть у кого-нибудь?» - Он посмотрел на нее с надеждой.
Она подумала, качаясь с каблуков на мысочки, потом сказала неуверенно: «Ну, ладно, можно попробовать. Пошли к Бугру». Кто такой Бугор спрашивать было некогда, да и незачем. Что Ему бы дало такое знание? Они опять кружили в лабиринтах сквозных дворов и внутренних проходов, затем выскочили на шумный Проспект.
«Нам сюда» - показала рукой на двери ночного клуба его случайная спутница.
«После Вас», - сказал Он с усмешкой и увидел, как вытянулось ее лицо.
«Хорошо», - сквозь зубы процедила девица и пошла куда-то мимо клуба, вдоль к Проспекту. Он едва поспевал за ней. Но она была единственной зацепкой в этом огромном городе, которая может вывести Его на ночлег. К тому же, Он отдал ей целых пятьсот рублей, за которые не получил взамен ничего. Семенившая впереди девица вдруг остановилась, словно прикидывала шансы на побег, потом как бы окончательно поняв, что шансов нет, зашла в арку огромного дома, вдоль которого они шли, и еще раз повернула направо.
Прямо перед ними был затоптанный спуск в подвал, из которого в прямом смысле валил дым. Сигаретный. Не отставая от нее на на минуту, Он молча ринулся в этот пугающий лаз, из которого падал до предела тусклый свет. Оказавшись в незнакомом помещении, Он сосредоточенно вглядывался в полумрак, стараясь все же не терять из поля зрения спутницу. Когда глаза привыкли к темноте, Он увидел, что девица бросила трубку телефона-автомата на стене после короткой фразы «Выйди».
Никаких подозрений или опасений у Него не было. Он был среди людей. Никаких дурных предчувствий. Не зря Ему когда-то говорили, что у Него бывает полная безалаберность перед настоящей опасностью, и какой-то необъяснимый «шухер» в пустяковых делах. Вот только, кто ему об этом говорил? Он не успел вспомнить, потому, что вышел здоровенный мужик, по внешнему виду отчаянно напоминающий вышибалу.
«Кто? Он?» - коротко спросил тот, и, выкинув вперед руку, резко ударил Его в лицо. От неожиданного удара Он охнул и осел на пол.
«Да что же вы творите-то»,- только и успел спросить Он, как получил новый удар, уже ногой в лоб.
Нужно было переждать, как-то схитрить. Иначе, не выбраться. Он уже понял, что "попал" и сделал вид, что потерял сознание.
По звуку раздававшихся шагов, Он понял, что подошел еще один громила.
«Кто таков?» - деловито осведомился второй.
«Да придурок какой-то. Элька вон привела. Говорит, москвич. Денег хотел» - почти беззлобно доложил первый.
«Гыыы... Денег все хотят. Кто не хочет, тот дурак. А то, что он говорит… Я те тоже скажу, что я из Рио-де-Житомир» - заносчиво выдал второй.
«.. из Рио-де-Жанейро», - слабо возразил женский голос, скорее всего его недавней спутницы.
«А ты, а ну-ка брысь отсюда! И бегом!» - грозно парировал ей второй, судя по голосу гораздо здоровее первого, уже увиденного Им.
Он неуверенно пошевелился и попробовал сквозь прищуренные глаза оценить обстановку. Второй, неотрывно наблюдавший за ним, наклонившись, сразу же это заметил:
«О, смотри, он жив. Давай, потащили это мясо в подвал».
Оценив степень опасности, которой, казалось, был уже буквально пропитан воздух, Он резко сгруппировался и вскочил. Риск был оправдан. Но подвернутая недавно нога сразу же подвела, икру схватила судорога. Но Он все равно попытался выскочить на улицу, причем запальчиво крикнул: «Да, я – мясо. МЯСО! Я всегда болею за Спартак! Вперед Спартак!» Он внезапно развернулся и, схватив двух опешивших громил за руки, резко толкнул одного на другого. Амбалы столкнулись лбами и удивленно посмотрели друг другу в глаза. Свобода была так близко…
Эх, зря он тратился на слова! Ведь с детства же знает, что когда убегаешь, кричать нельзя – теряются силы. Он изо всех сил рванул наверх, но тут же на ступеньках налетел на девчушку. Маленькая, как воробышек, она уже спускалась вниз, но задержалась, потому что продолжала что-то говорить кому-то, задрав голову вверх. Кому-то, кого было не видно, и кто стоял намного выше… Девчушка охнула и упала ему под ноги, как перышко. Он замешкался, и в том была его погибель... Он только почувствовал, как две пары крепких рук приподняли Его над землей... А дальше резкий удар головой об стену. И … провал…
Он медленно, событие за событием, вспоминал все это и инстинктивно поднял руку: осторожно потрогал голову. Волосы на темени слиплись от запекшейся крови, и было трудно оценить, насколько сильно пострадала голова.
«Ну, главное - живой. Ноги-руки целы. Ничего, выберемся» - скорее успокоил Он себя, чем действительно так думал.
Думают ли те, кто выставляет нас за порог в совершенно чужом для нас городе, что станет с нами дальше? Ему понравилась эта мысль, и Он решил ее записать. Похлопав себя по карманам, Он расстроено констатировал, что карманы были полностью обчищены. «Нет, я понимаю, деньги забрали! Ну, хорошо, мобильник! Но ручку и ключи-то! Зачем???» Он осмотрелся вокруг себя, и не заметил ничего такого, что могло бы вселять надежду на спасение. Он находился в маленьком подвале с крепкими не очень старыми стенами и дверями. Он приподнялся, насколько позволяла высота потолка, и еще раз проверил карманы брюк. В левом кармане, где-то глубоко вдоль шва завалялся обломок карандаша, который Он нашел в вагоне, когда ехал к Ней. К той, на примирение с которой так надеялся. Перед глазами вдруг возникло Ее лицо, искаженное гневом, и к ноющей боли в голове добавилось острое отчаяние, обида… Он тяжело вздохнул... В этот раз Она сказала ему, что между ними все кончено… Символично. Он вытащил карандаш, на ощупь потрогал его острие. Писать можно. Так какую там мысль Он хотел только что записать??? Он оглядел глазами свою тесную тюрьму. Неподалеку, рукой дотянуться можно было, на полке стояли какие-то коробки. Наверное, консервы. Он подтянулся и ухватив кончиками пальцев за край, потянул…. Кусок картона, боковина от коробки оторвался довольно легко. «Ну, вот тебе и холст» - кисло подумал Он и попытался улыбнуться в темноте. Губы болели. Это еще от первого удара – вспомнил Он. Ужасно хотелось курить. Но Он подавил в себе это желание и, уже вполне освоившись в темноте, попробовал, сможет ли Он писать.
Тут Он вспомнил почему-то, совершенно некстати, как писала в темноте Та, которую Он оставил ради другой. Та, которая всегда была под рукой, как аптечка первой помощи. Та, которая всегда была готова сделать все, что было Ему нужно, и даже то, что не так уж и нужно было. Та, которая с собачьей преданностью всегда заглядывала Ему глаза. И с такой же собачьей ревностью кидалась на любого, кто, как Ей казалось, отнимал у Нее Его внимание. "Нелепица". "Цхелофановая мядуза". Как только Он Ее не дразнил! Он так и не понял: Она действительно не обижалась, или делала вид, что Ее это не трогает. Да... Вот Она никогда бы не выгнала Его на улицу в такую погоду. Она вообще бы не выгнала бы Его никуда и никогда. Она всегда уходила сама. А Он устал от этого…
И как это Она делала: писала в темноте?
Когда они ходили в походы, Она всегда записывала Его мысли и стихи на бумагу. Чтобы они не терялись. Благодаря Ей было написано огромное количество Его стихов. Она очень бережно относилась ко всему, что касалось Его творчества. Зная, что к Нему часто приходят мысли и стихи просто так, даже в бреду, Она всегда держала при себе блокнот и ручку. И всегда записывала. Даже в темноте. Потом все это переписывала и редактировала. Он порой сам удивлялся, насколько глубокие мысли были бережно зафиксированы Ею. Насколько сильные стихи выходили из-под Ее пера, записанные с Его слов. Как же все-таки Она все это записывала вслепую?
Она многое умела делать, о чем Он раньше никогда не задумывался… Наверное, Она умела делать все. Или почти все. Ему тогда казалось, что это так скучно… Просто совершенно не оставалось простора для инициативы. Для его мужского действия. Она могла все сделать сама, сделать за себя и за Него. А потом еще и похвалить Его за это. Все это казалось Ему игрой и притворством. И Его всегда от этого тошнило. Ему хотелось завоевывать, стараться, добиваться, заботиться. С Ней это было невозможно. Хотя…Наверное, будь Она поблизости, и узнай, что Он попал в беду, Она бы его непременно спасла! Она раскидала бы всех воротил, сломала бы все замки и достала бы Его из-под земли. И вроде бы Она была совсем не сильная, обычная. Даже, наверное, слабая… Но Он как-то не нашел Ее слабости… Почему Он вдруг вспомнил о ней? Она была... как мама, которая всегда готова придти на помощь. А ему сейчас, как раз, и нужна была помощь. Любая. Интересно, что Она сейчас делает? И вообще, где Она сейчас?
Он вдруг отчетливо вспомнил Ее лицо. Ее глаза, которые ловили каждое Его слово, губы, которые чаще всего повторяли Его последние слова. Почему все так вышло? Он не мог себе ответить на этот вопрос. Да и не хотел себе его задавать. Какая разница! Не срослось! Она была «не та», вот и все! Ему такая была не нужна. Вернее, Ему была нужна не такая. И все же, как было бы хорошо, если бы Она сейчас была рядом. Ему почему-то стало нестерпимо неловко за то, что Он пошел дальше, навстречу своему счастью, оставив Ее где-то там, позади, посреди неизвестности. Он даже не попрощался с Ней. Почему? Он сам этого не знал...
А кто знает, что с Ним будет дальше... Может быть написать Ей письмо? Она-то точно будет хранить его всю свою жизнь, до самой смерти. Как героиня романа «Два капитана». Он усмехнулся своим мыслям, опять заныла губа...
А что бы Он мог ей написать? Что?
Он потрогал пальцами край картонки, отмерил примерно по краю отступ, прицелился карандашом и нацарапал:
«Здравствуй!»
Обращение было каким-то нелепым. Но написать в данном случае «Привет!» было бы еще более диким…
Он вдруг представил Ее, одиноко стоящей у окна и смотрящей вдаль. Она была задумчивой и держала в одной руке сигарету. Нет, Она все-таки сильная. Ей все было ни по чем! К тому же Она была частью того рафинированного мира, которого Он всегда сторонился. Так пусть остается там, где Он Ее оставил. Какое-то странное чувство того, что Он обманывает сам себя, шевельнулось в Душе. Ладно, надо хоть что-то написать. На всякий случай. Если что-то случится… пусть это будет Ей подарком-компенсацией потери Его. Она подумает, что в последнюю минуту Он вспомнил о Ней. И будет этим гордиться. Ей всегда было нужно чем-то гордиться…
Он снова отмерил пальцами край картона. Отступил примерно и написал под словом «Здравствуй!»
«Наверное, я не должен тебе писать. Но сейчас я попал в беду и почему-то вспомнил о тебе. Когда попадаешь в беду, сразу вспоминаешь тех, кому сделал больно. Ты правильно сделала тогда, что уехала. Мы не подходим друг другу. И я не любил тебя. В тебе было много такого, что всегда мешало мне. Я знаю, ты меня любишь . Но любовь должна быть взаимной, иначе, нет смысла. Возможно, я полюбил бы тебя, если бы ты мне не мешала».
Картонка почти закончилась, а Он так и не написал того, что хотел. Самое главное, Он никак не мог понять, что же хотел написать Ей. Но написать было очень нужно. Он потянулся и ухватил пальцами ту коробку, от которой уже был оторван кусок. Коробка не поддавалась. Он дернул, и услышал, как на пол покатились банки… «Хоть от голода здесь не умру» - горько усмехнулся Он мысленно.
Оторвав новый кусок картона, он написал на нем ее имя, поставил восклицательный знак и написал ниже, наощупь:
«Я думал о тебе. Мне сейчас тяжело и я вспоминаю тебя. Ты всегда была мне другом. И, как никто другой, понимала меня, даже когда я был неправ. Прости меня. Я просто не мог поступить по-другому. Мне казалось, что это всерьез и надолго. Но я ошибся. Если бы на Ее месте была Ты, то дала бы мне второй шанс. А она – нет...»
Он снова задумался, картонка была небольшой. Многого на ней не напишешь. Он перевернул ее и написал с другой, чистой еще стороны:
«Ты никогда не понимала, как дорога для меня. Просто не умела видеть главное. И всегда делала перебор. А перебор - хуже проигрыша. Мне тоже жаль, что не случилось: ты так и не поняла, что было нужно мне. Вся эта суета и бытовуха пожирала тебя. Поэтому мы так и не дошли до главного. Может быть, тебе мешала твоя заумь. Она уводила тебя в неведомые тупики, из которых я не мог тебя вытащить. Ты могла и должна была стать главным в моей жизни: единственной, которую всегда искал. В тебе было все необходимое для этого. Но, потом уже не осталось тебя самой. Но я всегда буду помнить тебя. И надеяться, что будет шанс в другой жизни. Если бы я мог достучаться до тебя мысленно, я бы попросил сейчас твоей помощи… И кто знает…Может быть…»
От страшного треска, Он выронил карандаш, и закрылся рукой от яркого света, который внезапно хлынул из разбитого дверного проема. Звеневшие от тишины уши сразу же заложило от крика: «Эй,есть здесь кто живой?»
«Есть. Я!» - и Он поднял кверху руку, как бы обнаруживая себя и приподнимаясь.
«Вот уроды! – услышал Он – А кто-нибудь еще есть? Ты как, браток, можешь идти? Или тебе помощь нужна?» - вопросы сыпались, как горошины из высохшего стручка. Он только улыбался и молчал. Разбивший двери парень носил олимпийку с символикой Спартака. Он привстал, и, ковыляя на поврежденной и затекшей ноге, протянул руки и обнял своего спасителя: «Браток! Родной! Свои! Впеееерееед Спартак!»
«Вперед Спартак!» - как эхо ответил парень, и, поддерживая его под руку, помог выбраться из подвала.
Лежавшие на коленях картонки, упали на мокрый пол. Он дернулся было их поднять, но парень тянул Его наверх, и Он не стал нагибаться…
Позже Он узнал, что местные ребята-фанаты, зная, что хозяева ночного клуба похищают людей, занимаясь вымогательством, и что в этом им помогает местная милиция, сколотили свою команду и вынесли «ультиматум», против которого его обидчики еще долго не опомнятся. Ему повезло, что Он отделался легким испугом и небольшой травмой головы. Пусть еще одной из многих других… Еще одна зарубка... Ребята посадили Его на ближайший поезд и дали в дорогу еды и пива.
Он качался в такт перестука колес и думал о Ней. Нет, не о той, которую навсегда оставил в Ее бессильной злобе. А о Той, которая наверное в тысячный раз спасла Его, стоило Ему лишь только мысленно попросить Ее об этом. Наверное, стоило написать Ей. А лучше всего, взять и позвонить… И Он улыбнулся своим мыслям, покачав головой, сказав вслух с какой-то невероятной нежностью: «Нелепица моя. Суета сует»…