Фарион и иосиф и сталин в юбке украинской лингвист

(На фото Ирина Фарион)

ФАРИОН И ИОСИФ И СТАЛИН В ЮБКЕ УКРАИНСКОЙ ЛИНГВИСТИКИ

Выходит так, что Ирина Фарион – «украинская националистка» требует во всех Православных Храмах, начиная с Софии Киевской, все надписи на непонятном ей языке замазать и осуществить писание на «украинской мове».
Казалось бы, в какую голову в ХХІ-м веке могла бы прийти такая идея националистического шовинизма? Такая «голова» нашлась. Такой «головой» оказалась «украинская» «националистка», член партии ВО «Свобода», доцент кафедры украинского языка Национального университета "Львовская политехника" -  Ирина Фарион.
Сам по себе национализм – явление вполне закономерное, обусловленное трепетным уважением к предкам и истории родной Земли. Возникающая общность людей, имеющих общих предков и Родину, рождает национальное чувство – природный национализм. В этом чувстве нет ничего зазорного и позорного. Мракобесием является гипертрофированный радикализм использования этого понятия в политических целях.
Ирина Фарион, как истинный «ариец», требует посадить в тюрьмы 5 миллионов «украинцев-дегенератов, которые не говорят на украинском языке»: «Тих, хто не володіє українською мовою, обов’язково посадять. Таких людей треба саджати у в’язницю хоча б на півроку, як це… роблять французи за застосування англіцизмів».
Что идейно объединяет Ирину Фарион с истинными «арийцами» - понятно, но, что же может связывать ее с Иосифом? На этот вопрос дает исчерпывающий ответ известный украинский писатель и публицист Олесь Бузина. Он разузнал, что на идише «фарион» означает – жулик. Это обстоятельство определяет кровную связь Ирины Фарион с Иосифом.
Со Сталиным Ирину Фарион объединяет крайний радикализм большевизма.
Я не исключаю того факта, что инородцы могут испытывать некоторый  дискомфорт в мононациональной среде, частенько они желают слиться с такой средой. При этом они стремятся стать католиками по святости выше Папы Римского. Средневековую инквизицию возглавил ни кто иной, как перекрещенный иудей из Испании. Конечно, ему инородцев-гоев палить на кострах было удовольствием и не вызывало никаких сожалений. Иосиф Джугашвили хотел быть русским больше, чем русские и поэтому стал Сталиным.
Истинно русским - Бланку Ленину, Бронштейну Троцкому, Ешуа-Соломону Мовшевичу Свердлову и другим «большевикам», стремившимися стать царями народов, было безразлично, сколько гоев-инородцев погибнет в организованной ими междоусобице гражданской войны и голодоморе. Главное для инородца – если существует какое-либо движение в народе, его необходимо возглавить и оседлать. А коли уже оседлал, то таким – такое, а другим пяти миллионам – тюрьма.
Сведения о том, кто ее родители и предки, Ирина Фарион хранит в глубочайшей тайне, как поговаривал великий Шекспир – «не возвратится путешественник – загадка воли»! Сколько  не ищи – до конца жизни не найдешь.
Для меня, у которого мои предки с фамилиями Козий, Квач, Крошко, Кузьменко и их потомками, которые прошли путь от Святослава сына Игорева через Запорожскую Сечь к казацким культурным традициям наших дней, Козак – означает: вольный воин (коз – вольный, ак – воин), Козий – означает вольный из вольных – вольнейший (коз – вольный, ий- превосходная степень) – ясно – Ирина Фарион – инородец!
А мы – украинцы – ужас Рима Вечного когорт:

Ой на гори, тай жнэци жнуть…

А по пид Горою – Яром – Долыною…

Козакы йдуть…

Попэрэду Дорошэнко… А позаду Сагайдачный…
Що промэняв Жинку… На Тютюн та Люльку…

Нэобачный…

Гэй… Долыною – Гэй… Шырокою… Козакы йдуть…


Здесь,
На границе
Меж
Лесов
И степью,
Вспаханной полями,
Вдоль рек,
Несущих жизни кровь,
Родились Анты –
Мы – Поляне…

И Готы
Аки Обра
Здесь почили…
И братский
С Гуннами
Союз мы заключили…

Царей народов
Поднимали мы на пики…
И стоны городов мы слышали
И крики…
С Аттилой
Мы стояли у ворот…
Мы – ужас
Рима вечного когорт…
Не греки –
Нам Варяги братья
И, по сему,
Чудные носим платья.
Не римский,
А варяжский мы носили меч
И головы Хазар
Летели с плеч…

Носили мы
Различные кафтаны –
Писали мы
Турецкому Султану…
На шаблю
Мы сменили Меч,
Чтоб шляхте
Головы сподручней было Сечь…
Мы не приемлем
Рабского полона…
Мы те,
Кто от Днестра до Дона…

Поляне мы –
Мы Росы…
А Росы –
Все Великоросы!


P.S. Иду на Вы!
А там – ПУСТЫРЬ. Кусты? –
Там в стороне – КРЕСТЫ!
И кровь твоя во мне течет –
В ней горечь той ТРАВЫ!

Иду на Вы! ...
Иду на Вы! ...
Иду на Вы! ...

Князем каждый может стать…
Кто в себе «иду на Вы» услышит! …
 
***

Нынче ветер злобно воет –
Конь копытом землю роет.
Он дрожит, беду почуяв –
В Диком поле враг ночует…

Поле – поле – сердцу воля –
Козаку лишь шашка – доля…
Веж дымок – из-под копыт
Птицей время полетит…

Кто вернётся – чарку выпьет…
Горсть земли – курган насыплет…

P.S.P.S. Соль земли от чумака
В капле крови козака...

P.S. P.S. P.S. К горизонту облака
По степи несут рога…
Воза скрип качнет мазницу –
Дивный сон квачу в ней снится:
Мазанки под очеретом,
Звуки песен поздним летом
И в тумане над лугами
Ивы мрачными стогами…
Два вола в ярме скучают,
Цоб – цобэ их направляет…
К горизонту облака
По степи несут рога…
Как проснётся квач, с мазницей
Будет целый день дразнится...


* Святослав – сын Игорев, в небеспечные времена детства и юности, отправленный в Новгород, воспитывался своим Дятькой – варягом…
Собираясь с Дружиной на неприятеля, Он всегда посылал верного гонца с вестью: «Иду на вы…»!

Украинская лингвистика творится в языке поэтами и писателями!
Ирина Фарион палец о палец ничего не сделала ни в лингвистике, ни в украинской культуре. Она не сделала ни одного перевода значимых произведений украинской культуры для их пропаганды в других языках и народах, когда читатель проходит путь от знакомства с произведениями украинской  культуры в переводе, до желания читать эти произведения на украинском языке.

На вопрос: Что ждет Ирину Фарион, и ей подобных,  в будущем? - давно ответил Тарас Григорьевич Шевченко (перевод мой – без комментариев):

Тарас Шевченко Банкет в Лысянке из поэмы Гайдамаки

БАНКЕТ В ЛЫСЯНКЕ

Смеркалось. Из Лысянки
Кругом засветили:
То ж там Гонта, Железняк
Люльки закурили.
Страшно, страшно закурили!
И в пекле не умеют
Курить так вот. Гнилой Тикыч
Кровушкой краснеет
Шляхетской, жидовской;
А над ним пылают
И хата, и дом их;
Так судьба карает
Вельможного и прочего.
Посреди базара
Стоят Гонта, Железняк,
Кричат: «ляхам кара»!
Кара ляхам, чтоб каялись!
И дети карают.
Стонут, плачут, один просит,
Другой проклинает;
Тот молится, исповедуя
Грехи перед братом,
Уже убитым. Не милуют,
Карают, завзято.
Как смерть лютая, не считаясь
С годами, красою
Шляхтяночки, жидовочки.
Течет кровь водою.
Ни калека, а ни старый,
Ни малое семя
Не остались - а молили
Они лихое время.
Все полегли, все покатом;
Ни души живой
Шляхетской и еврейской.
А пожар удвоен
Разгорелся, распалился
До самой аж тучи.
А Галайда, знай, кричит:
«Кары ляхам, сучьим!
Как безумный, мертвых режет,
Курит [люльку вяло].
«Дайте ляха, дайте жида!
Мало мне, всё мало!
Дайте ляха, дайте крови
Мне пролить с поганых!
Крови море ... мало моря ...
Оксана! Оксана!
Где ты? »- Крикнет - скроется
В пламени, в пожаре.
А тем часом гайдамаки
Столы вдоль базара
Поставили, несут блюда,
Где что похватали,
Пока свет чтоб повечерять.
«Гуляй!» - Закричали.
Ужинают, а вокруг них
Пекло всё краснеет.
В пламени, повешены
На стропах, чернеют
Панов трупы. Горят стропы -
И падают с ними.
«Пейте, дети! пейте, лейте!
С панами такими,
Может, ещё встретимся,
Еще раз погуляем».
И жбан одним духом
Железняк черпает.
«За прокляты трупы ваши,
За души проклятые
Ещё выпью! Пейте, дети!
Выпьем, Гонта, брат мой!
Выпьем, друг мой, погуляем
Мы с тобою в паре.
Где же Волох? Спой лишь
Нам, наш старый кобзарь! И
Не о дедах – мы не хуже
Ляхов здесь караем;
Не о горе - мы его
Не знали и не знаем.
Весёлую сбацай, старче,
Чтоб земля ломилась -
Про вдовицу молодую,
Как она томилась».

Авторское чтение перевода с Тарасом ШЕВЧЕНКО:
http://www.youtube.com/watch?v=0bDZKRktfXM


БЕНКЕТ У ЛИСЯНЦІ

Смеркалося. Із Лисянки
Кругом засвітило:
Ото Гонта з Залізняком
Люльки закурили.
Страшно, страшно закурили!
І в пеклі не вміють
Отак курить. Гнилий Тікич
Кров’ю червоніє
Шляхетською, жидівською;
А над ним палають /169/
І хатина, і будинок;
Мов доля карає
Вельможного й неможного.
А серед базару
Стоїть Гонта з Залізняком,
Кричать: «Ляхам кари!
Кари ляхам, щоб каялись!»
І діти карають.
Стогнуть, плачуть; один просить,
Другий проклинає;
Той молиться, сповідає
Гріхи перед братом,
Уже вбитим. Не милують,
Карають, завзяті.
Як смерть люта, не вважають
На літа, на вроду
Шляхтяночки й жидівочки.
Тече кров у воду.
Ні каліка, ані старий,
Ні мала дитина
Не остались — не вблагали
Лихої години.
Всі полягли, всі покотом;
Ні душі живої
Шляхетської й жидівської.
А пожар удвоє
Розгорівся, розпалався
До самої хмари.
А Галайда, знай, гукає:
«Кари ляхам, кари!»
Мов скажений, мертвих ріже,
Мертвих віша, палить.
«Дайте ляха, дайте жида!
Мало мені, мало!
Дайте ляха, дайте крові
Наточить з поганих!
Крові море... мало моря...
Оксано! Оксано!
Де ти?» — крикне й сховається
В полум’ї, в пожарі.
А тим часом гайдамаки
Столи вздовж базару
Поставили, несуть страву,
Де що запопали, /170/
Щоб засвітла повечерять.
«Гуляй!» — загукали.
Вечеряють, а кругом їх
Пекло червоніє.
У полум’ї, повітані
На кроквах, чорніють
Панські трупи. Горять крокви
І падають з ними.
«Пийте, діти! пийте, лийте!
З панами такими,
Може, ще раз зострінемось,
Ще раз погуляєм».
І поставець одним духом
Залізняк черкає.
«За прокляті ваші трупи,
За душі прокляті
Ще раз вип’ю! Пийте, діти!
Вип’єм, Гонто, брате!
Вип’єм, друже, погуляєм
Укупочці, в парі.
А де ж Волох? Заспівай лиш
Нам, старий кобзарю!
Не про дідів, бо незгірше
Й ми ляхів караєм;
Не про лихо, бо ми його
Не знали й не знаєм.
Веселої утни, старче,
Щоб земля ломилась, —
Про вдовицю-молодицю,
Як вона журилась».