Азиопец Коромыслов часть III

Великий мыслитель Коромыслов пришел  себя.
Голова раскалывалась от чудовищной боли. Казалось внутри головы, что то взорвалось. В животе, что то неуютно ворочалось, во рту было ощущение словно туда набили крупномолотой соли.

Великий мыслитель Коромыслов открыл один глаз.

Он долго не мог понять, почему спит на полу на кухне, на старом матрасе, и чей соперничающий с  органной фугой Баха, храп доносится справа. Постепенно мысли Коромыслова улеглись и пришли в некое равновесие.  У него сегодня должен быть день Рождения, а послезавтра – Новый год, но уже не у него а  у всей страны. К нему приехал младший брат из Амстердама и дядя из Конотопа. Причем дядя приехал с канистрой самогона, а брат с однокурсником египтянином. Или египтянин приехал потом?  И почему он должен был оказаться невестой брата?

Коромыслов почесал бороду и пошел в уборную.
Из зеркала на него глянула еще более жуткая образина, чем вчера.  Настолько более жуткая, что Коромыслов её испугался, поскользнулся на залежах  литературы, упал, но смог подняться. Облокотясь на раковину, он  попытался спросить у образины о чем то, но она вела себя как обычное зеркальное отражение, то есть тупо повторяла все движения Коромыслова. Отражение так же как Коромыслов  сосало воду из под крана, и причесывалось пятерней…

Великий мыслитель Коромыслов обреченно уселся на унитаз. «Даже поговорить не с кем», - огорчился Коромыслов. Подложив под ноги стопки книг высотой , как положено не менее тридцати сэмэ, он погрузился в чтение вражеской литературы. На этот раз это была сага все того же Чохохбилина  «Японский городовой и русская революция».

-Да русская революция, была настоящей трагедией!- заявил вслух Коромыслов, и неверя ушам от радости услышал ответ: - «Да с чего вдруг?»

Образина в зеркале наконец то решила с ним поговорить.

- Да, русская революция была настоящей трагедией! – повторился  Коромыслов, словно отражение в зеркале его впервый раз плохо расслышало.

-Основа русской революции, борьба за так называемые «права человека» "Права человека" — это абсолютный суверенитет личности, почти крайний гнилой индивидуализм. "Общечеловеческие ценности" — это приоритет разума над душой, почти голый рационализм, деловой эгоизм…

-А Чингисхан тут при чем? –задумчиво спросила образина.

- Между прочим, доктор наук КАКА (Казахстанской Академии Консервативного Азиопства), Гульнары Белибердяева, являющаяся наследницей великого Чингисхана…

-Это которую ты Коле сватал? – осведомилось отражение.

-Именно, она- радостно подхватил Коромыслов, - раскрыла подлинно азиопскую сущность учения Чингисхана и актуализацию этого учения в деятельности Ивана Грозного, Сталина и Гитлера, как полностью отвергающих ложные идеи прав человека, и прочую атлантическую чепуху…

-Гитлера то с какого боку?

-Гитлер же великий азиопец! – воскликнул Коромыслов , и с жаром продолжил, - . Нападение Гитлера на СССР была великой азиопской катастрофой…

Неожиданно сзади раздалось аккуратное покашливание.

Коромыслов резко обернулся и увидел заглядывающего в дверь уборной дядю Панаса:

-Ты чи шо,   Онанизьмою занимаесси?

-Я! А… о..- Коромыслов заглотал ртом воздух которого резко стало не хватать.

-Да стоишь перед зеркалом со спущенными трусами и стонешь на всю хату!

Коромыслов только сейчас сообразил, что вставая к зеркалу с унитаза, так и оставил трусы спущенными на уровень щиколоток. Он так выразительно посмотрел на дядьку, что тот немедля закрыл дверь уборной.


Коромыслов надел трусы и чуть не обомлел от ужаса, на него из зеркала смотрел Адольф Гитлер.

- Так я великий азиопец, говоришь? – сказал Гитлер на чистейшем русском языке.

-Да…- начал было Коромыслов но замолчал от виденного, не каждый день в зеркале видишь настоящего Гитлера.

-Но кровь выше почвы!!!- нервно в своей исконной манере залаял фюрер и неожиданно исчез, как показалось из зеркала.

Коромыслов приблизился к зеркалу настолько близко словно пытался разглядеть там что то, чего еще не видел. На секунду там мелькнуло лицо Дугина с фингалом под глазом, а потом Гитлера, с растормашенной прической.

Коромыслов ошарашенно уселся на залежи туалетной литературы. В его зеркале дрались Дугин с Гитлером, и кажется Гитлер побеждал.
-Кровь выше почвы!!!- еще раз раздалось из зеркала, и Коромыслов на четвереньках (что бы Гитлер не увидел) пополз назад на кухню.

На кухне дядька Панас кипятил чайник.
-Що, простонавси?
-Вам не понять, Панас Тарасович, глубины моей экзистенциальной борьбы.
-Як не розумиты, як тоби з эМГэУ  выперли, и ты поихав до тётки Олеси, в Новочебурыхинк довчатыся в институт исследования угольной промышленности, так там у тебе щодня була такая екзистенцияльна боротьба, тильки с  дивчыною, а не с зеркалом.
-Не понять вам, Панас Тарасович…
-Що не понять, я шо, молодый не був?  Поки молоды в голови только гэта, як його, - секс, хочь с бабою, хочь с зеркалом…
-А что молодые? –спросил Коромыслов, пытаясь выгнать из головы всю эту фигню с Гитлером и Дугиным.
-Я глядев, сплять як сурки.


Коромыслов пошел в комнату. То что дядьке не показалось странным, Коромыслова ударило в самый глаз.

Его младшенький братик, и этот самый египтянин спали рядышком на диване. Это было бы ничего, если бы при  этом египтянин не пристроил свою чернявую голову на грудь Коли, и не обнимал его за талию. Довершало картину то, что оба они были совершенно голыми.

Коромыслов хрюкнул, и второй раз за неделю грохнулся в обморок.




Великий мыслитель Коромыслов пришел  себя.
Голова раскалывалась от чудовищной боли. Перед глазами плыли разноцветные круги, в животе мерзко урчало.
-А о аи оууууу-простонал Коромыслов, и попытался приподняться на локтях.
На Коромыслова озабоченно смотрели три лица:

1. Лицо младшего брата Коли, застигнутого Коромысловым за мужеложством, выражавшее озабоченность.

2. Гладок выбритое лицо   дяди Панаса из Конотопа, на котором было написано, что то типа «крепкий мужик не скоро окочурится».

3. Неизменно улыбчивое лицо молодого египтянина по фамилии Мубарек.

Мубарек был в одних белых трусиках. Брат Коля хотя бы в штанах. От дяди Панаса несло таким перегаром, что будь лето, дохли бы мухи.

С Коромыслова ручьями лился пот, пятки мерзли.

-Кажется на этот раз его тряхануло конкретно, - заключил брат Коля и стал звонить в скорую.

-Ааа оууу ыыыы!!!- промычал Коромыслов, вкладывая всю мощь ненависти и презрения к  атлантистам в это мычание.


Прошло три месяца.
Коромыслова выпустили из психиатрической больницы, где он лежал в одной палате со старичком казахом, считавшим себя Чингисханом.
 В обычной больнице с ним произошло чудо, вечером того же дня он встал, и пошел в кабинет глав врача рассказывать о своих диспутах с жуткой образиной в зеркале, Гитлером и Дугиным. То есть Коромыслова накрыл самый простой делирий.
После этого его переложили в спецклинику наркологии и психиатрии, а после в обычную психбольницу.
На улице была яркая оттепель. А Коромыслов шел в своем сером пальто, и с распушенной бородой (в клинике он переживал за неё больше всего), пугая детишек и собак своим видом.

Дома ждал его порядок, оставленный дядькой Панасом, и ни капли спиртного. Повинуясь неведомому инстинкту, Коромыслов включил старый заклеенный скотчем ноутбук, и в фейсбуке стал искать страницу человека похоронившего почти все его мечты, -Коли.
Там были мерзкие снимки Колиной и Мубарека свадьбы. Белые смокинги, торт, и невероятно толстая баба в черной рясе и белом пасторском галстуке.


-Кака такая бл…дь – хотел провопить Коромыслов, но смог только прошипеть.
Он пошел в свою уборную, из зеркала на него смотрел сильно постаревший  Алексей Атомович Коромыслов, не жуткая образине, не Дугин, не Гитлер, … даже не Чингисхан.

На полу не было залежей  низкопробной литературы, потому он опустился на унитаз, без привычной поставки под ноги на высоту тридцать сэмэ. Неожиданно с мерзким скрипом открылась дверца антресолей позади унитаза, в на затылок Коромыслову упала книга. Это была книга И. Кона «В поисках себя».